«Воскресное чтение», 1814

Евангельская история представляет нам умилительнейший пример покаяния в лице жены грешницы, омочившей миром и слезами ноги Спасителя, — пример, достойный глубокого изучения ,для всех обремененных грехами и желающих разрешиться от сей тяжести.

Первое, что особенно поражает в сем покаянии, это совершенное забвение той ложной стыдливости и того малодушного страха, которые, к сожалению, так часто останавливают покаянные порывы нашего сердца вопросом: «Что скажут люди, что скажет свет?» Жена грешница не заботится о том, что мог подумать о ее поступке и фарисей, воззвавший Спасителя на вечерю и совозлежавшие с ним, и множество других свидетелей ее грешной исповеди, но, как говорит блаженный Симеон Богослов, «уведевши, где обитает Спаситель, приходит дерзновенно на вечерю фарисея». Кто истинно сокрушается чувством собственной греховности, которую раскрывает перед ним совесть, тот не заботится о людских мнениях и пересудах; истинный стыд подавляет в нем ложную стыдливость, и как о ложно кающихся можно сказать с блаженным Августином, что «их более занимает мнение света, нежели правда Божия возбуждает к покаянию»; так об истинно кающихся можно повторить слова того же блаженного учителя: «они перестают краснеть перед судом света и стыдятся только перед судом истины».

Далее, жена грешница, тяготимая в своей совести, не ищет заглушать упреки ее новыми обаяниями греха, как делают многие, устрашаясь первого шага, открывающегося пред ними скорбного пути покаяния, но усильно ищет и обретает врача для недугов своих. Не без смущения и страха она приближается к Нему и приближается столько, сколько позволяло ей чувство собственного недостоинства: «ста при ногу Его созади плачущися» (). От гнева ярости Божией она убегает под покров Его бесконечного милосердия к грешникам, — не дерзает стать прямо пред лицем Небесного Судии и Врача, но становится «созади»; для нее, конечно, было бы невыразимым блаженством, если бы Он заговорил или даже воззрел на нее; но она не дерзает и помыслить об этом; и то уже для нее много, что Он не гонит, терпит ее у ног Своих!.. Так истинно кающийся ищет и стремится всегда приближаться к Богу, но творит сие не без смущения и страха о собственном недостоинстве и с полным сознанием своей неправды и правды Божией. Чуждый фарисейских притязаний на праведность, он «издалеча стоит и «ни очи свои возводит на небо» (). Лукаво не измышляет «вины о гресе своем» (), но смиренно молит благого и милосердого Бога только об одном: не отвергать; не исключать его из числа членов Царства Своего: «несмь достоин нарещися сын твой, сотвори яко единаго от наемник твоих»! ().

Евангельская история замечает потом, что жена грешница, «ставши при ногу Его созади плачушися, начать умывати нозе Его слезами и власы главы своея отирати, и облобызаше нозе Его, мазаше миром» (): — умилительные и трогательные явления величайшей любви к Богу! Лобызание грешницею ног Спасителя, орошение их драгоценным миром и в особенности употребление, которое она сделала из своих власов — обыкновенного предмета роскоши и тщеславия жен — показывали ясно, что она теперь «вменяла «вся уметы быти, только «бы приобресть Христа» (). Без подобной всецелой и нераздельной любви невозможно и истинное покаяние; ибо нельзя служить вместе и Богу, и мамоне; надобно, по слову Спасителя, «возлюбить Бога всем сердцем, всею душою «и всею мыслию» (), и пожертвовать Ему однажды и навсегда всеми греховными привычками, наклонностями и страстями, как бы дороги нам и любезны они ни были.

Кто отказывается от подобной жертвы, тот показывает, что у него есть предмет, который он предпочитает Богу, или иначе, тот отказывает Ему в своем сердце, и не только отказывает, но и отдает его этому предмету предпочтительно пред Богом! Напрасно некоторые думают извинять себя тем, что они приносят Богу другие жертвы. Они точно приносят, или готовы принести их; но при этом разделе жертв отдают Богу то, что не столько драгоценно для них и с чем не трудно было им расстаться, а самое любимое и дорогое овча оставляют при себе; но на это-то дорогое овча и нужно прежде всего вознести нож, ибо истинная любовь к Богу обязывает нас приносить в жертву Ему самое лучшее и драгоценное для нас — ту привычку, наклонность или страсть, которая наиболее преобладает в душе нашей и наиболее ей любезна. Так поступила жена грешница, величие любви которой засвидетельствовал Сам Спаситель: «отпущаются греси ее мнози, яко возлюби много» ()!

Но в то время, как грешница, оправданная и примиренная и с правосудием Божиим и сама с собою, уносила в сердце своем небесную радость и утешение, воззвавший Господа на вечерю фарисей снедаем был суетными и горькими помыслами. Он не умел оценить ни великого раскаяния грешницы, ни милосердия к ней Спасителя. Трогательная картина покаяния прошла пред очами его, не возбудив в душе ни одного трогательного чувства или помысла; она пробудила только таившиеся в ней и гордость, и неверие, и недостаток любви к ближнему. Надменный своею праведностью, гордый фарисей хотя и воззвал Спасителя на вечерю к себе, но сделал это не по чувству уважения и любви к Нему; ибо не оказал Спасителю и обыкновенных знаков радушия и усердия: «внидох в дом твой, воды на нозе Мои не дал еси... лобзания Ми не дал еси... маслом главы Моея не помазал еси» (). Как же должна была возмутиться гордость его при виде Спасителя, предпочитавшего покаяние грешницы этой мнимой праведности и дозволявшего жене не только прикасаться к Нему, но и лобызать ноги Его и отирать их власами! Теперь она перешла в нем в совершенное неверие: «Сей аще был Пророк, видел бы кто и какова жена прикасается Ему, яко грешница есть» (): вот умозаключение неверия и жестокосердия! Вместо того чтобы радоваться обращению грешницы и сколько можно способствовать ему, лукавое сердце фарисея завиствует дарам благости Божией, явленным ей; нравственное улучшение грешницы возбуждает в нем только подозрительность и негодование; для него было бы приятнее, если бы Господь отверг ее от Себя и оставил коснеть по-прежнему в тине греха, — потому что сердце фарисея совершенно чуждо было той ангельской любви, которая радуется о грешнике кающемся () и которая, по слову апостола, «милосердствует, не завидит... не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине... вся любит, вся терпит» ().