Тренч, архиеп. Дублинский

«Чудеса Господа нашего Иисуса Христа»

Чудесное воскрешение дочери Иаира следует у евангелистов Марка и Луки непосредственно за возвращением Господа нашего из той восточной стороны озера, которую Он оставил, когда тамошние жители, виновные в противоборстве своему собственному благу, просили Его удалиться от их берегов (). У евангелиста Матфея этому чуду предшествуют другие события — исцеление расслабленного, его собственное призвание и некоторые беседы с фарисеями.

Два евангелиста, Марк и Лука, называют отца воскрешенной по имени — Иаир и точнее определяют его звание: он был начальник синагоги. Это, без сомнения, была синагога в Капернауме, где теперь находился Иисус (). По евангелисту Матфею, Иаир приходит к Нему, говоря: «Дочь моя теперь умирает, но приди, и возложи на нее руку Свою, и она будет жива» (). У других же евангелистов представляются важные варианты: «маленькая дочь моя (θυγα’τριον, filiola) при смерти» (); «у него была одна дочь, около двенадцати лет, и та была при смерти» (). Эту разницу не трудно согласовать с изложением святого Матфея. Когда отец оставил свою дочь, она была при последнем издыхании; он не знал, считать ли ее живою или мертвою; он знал только, что когда он от нее уходил, силы ее до того упали, что ее почти нельзя было считать живою; и теперь, не имея верного сведения о ее смерти, он затруднялся, говорить ли о ней, как о покойнице, или нет, а потому в одну минуту мог выразиться так, в другую минуту иначе. Странно, что подобное обстоятельство, столь естественное, столь сообразное с действительною жизнью и описанными событиями, было выставлено некоторыми как противоречие между Евангелиями.

Тогда Господь, слух Которого внимает голосу всех удрученных, тотчас «встав пошел — за Ним и ученики Его». За ними отправилась также и толпа, слушавшая Его учение и с любопытством и нетерпением жаждавшая видеть, что Господь сделает или чего не сделает. На пути совершилось чудесное исцеление женщины, страдавшей кровотечением; но об этом лучше сказать особо, ибо это чудо совершенно отделяется от настоящего рассказа, хотя имеет к нему отношение; ибо эта обстановка Господа, разговор Его с учениками, а потом с женщиною, все это долженствовало быть болезненным испытанием для убитого горестью отца, когда была дорога каждая минута, когда смерть вытряхивала последние немногие песчинки из часового сосуда, измерявшего жизнь его дочери; — испытание, в своем роде подобное тому, которое вынесли сестры Лазаря, видя, что их возлюбленный брат близился к могиле, а Господь, несмотря на то, медлил. Но сколь ни болезненно было для отца это испытание, мы не замечаем в нем никаких признаков нетерпеливости, и это, без сомнения, вменилось ему в заслугу. Между тем как Господь говорил с женщиной, «приходят от начальника синагоги и говорят: дочь твоя умерла, что еще утруждаешь Учителя?» (). Евангелист Лука упоминает об одном, вероятно, нарочитом вестнике, с которым шли другие, так как люди вообще очень любят сообщать поразительные известия, не исключая даже и печальных.

Надежда на действительную помощь от Христа, которую они могли питать прежде, теперь погибла. Те, которые, может быть, верили, что Он был в состоянии воспламенить последнюю искру угасающей жизни, не имели, однако, более крепкой веры, не чаяли большего, не думали, что Он силен возжечь искру жизни и после того, она уже вовсе потухла. Может быть, и надежда исчезла бы и не совершилось чудо за отсутствием необходимого того условия, веры, если бы милосердый Господь не видел опасности и не предотвратил готового возникнуть в нем неверия. Иисус, «услыхав слова сии, тотчас говорит начальнику синагоги: не бойся, только веруй» (). В этом тотчас выражается истинное милосердие. Господь говорит в же самый момент, не давая времени проникнуть сомнению в душу отца, а еще более не допуская устами его высказаться неверию, которое могло бы помешать исцелению, но предупреждая его словами ободрения и надежды.

И вот Он берет с Собою троих из Своих апостолов: Петра, Иакова и Иоанна, тех самых троих, удостоенных не в одном только этом случае быть свидетелями дел, от которых другие были устраняемы. Мы здесь впервые находим такое избрание в среде избранных, и факт этот, в особенности когда мы припомним торжественную знаменательность подобного же избрания при других обстоятельствах (), знаменует новую эру в жизни Господа. Дело, к которому Он теперь приступал, было необычайно, столь таинственно, что только эти трое, цвет и венец апостольского сонма, были достойными свидетелями оного. Родители присутствовали тут, но совершенно по иным причинам. Лишь с апостолами и родителями, а не с кем другим, «Он приходит в дом начальника синагоги и видит смятение и плачущих и вопиющих громко», как повествует святой Марк (); или, по Матфею, «свирельщиков и народ в смятении» (). Здесь, как и везде, Он является утешающим и вносящим мир. «И вошед, «говорит им: что смущаетесъ и плачете? Девица не умерла, но спит! И смеялись над Ним».

Говорит о смерти о сне, это образ, употребительный во всех языках и у всех народов. Чрез это не отрицается действительность смерти, но скрытно подтверждается, что за смертью последует воскресение, как пробуждение следует за сном. Нетрудно усмотреть, почему Господь употребляет здесь этот образ выражения. Во-первых, ради отца: слова эти служат подкрепления его колеблющейся веры, которая при виде этих знаков сетования, при виде доказательств того, что все кончилось, могла совершенно угаснуть; она снова укрепляется словами: «не бойся, только веруй». Он, Владыка жизни, опускает страшное слово: «она умерла», и заменяет более кротким, обещающим пробуждение: «она спит». В то же время в Своем святом смирении, которое побуждает Его при всяком возможном случае удалять от наблюдения чудные дела Свои, Он чрез это слово, имеющее двоякое значение, как бы завесою укрывает от взоров толпы то дело, которое намеревался совершить.

Теперь, сказав это, Он изгоняет толпу плакальщиков, и делает это по двум причинам. Во-первых, присутствие их было неуместно и излишне: они собрались плакать о покойнице, а она не умерла, или, во всяком случае, смерть в ней должна была так скоро уступить возвращающейся жизни, что и не заслуживала этого имени; это были только сон и пробуждение. Такой причины было достаточно. Но еще более того, неистовое и шумное выражение скорби одних, смешанное с притворными наемными воплями других (; ; ; ), нимало не соответствовало духовному настроению, которое приличествовало свидетелям столь святого и страшного таинства, от которого были удалены даже некоторые апостолы, — не говоря уже о грубости и насмешках (ср. ), с которыми было принято заявление Господа, что отроковица теперь оживет. Такие насмешники не должны быть свидетелями священного действия; к ногам их не следовало бросать жемчуг. Подобное же удаление всех было предложено Петром, с верою помолившимся о воскрешении Тавифы, хотя это произошло по другим причинам (; ср. ).

Теперь в доме водворилась тишина. Две души — верующая и надеющаяся, подобно погребальным факелам, горели у одра умершей — отец и мать. Представителями Церкви были три главные апостола. И вот совершается торжественное пробуждение, совершается без всякого усилия со стороны Того, Кто есть Владыка живых и мертвых. «И взяв девицу за руку». это была не более как отроковица лет двенадцати (; ср. ), «говорит ей: девица, тебе говорю, встань». Евангелист Марк сохранил для нас, вероятно слышанные им из уст Петра, подлинные слова Господа на языке, на котором Он их произнес: «Талифа куми», как в другом случае было произнесено: «еффафа» (). И при этом слове, и прикосновении этой руки «возвратился дух ее, она тотчас встала» () «и начала ходить» (). Затем, чтобы подкрепить эту жизнь, только что в ней возвратившуюся, и чтобы доказать, что она была не привидение, а возвратилась от смерти к действительной человеческой жизни (ср. ; ; ), и являя полное спокойствие Своего духа как в малом, так и в великом, «Он велел дать ей есть». Эта предосторожность была очень необходима, так как родители в минуту своего восторга могли легко об этом забыть. Но упоминание об этом святой Марк по своему обыкновению предпосылает замечание о глубоком впечатлении, произведенном чудом на зрителей. «Они пришли в великое изумление» (ср. ). То же повествует евангелист Лука, но с меньшею силою и упоминая лишь об изумлении родителей.