Леонтий, архиепископ Варшавский.

Слово в Неделю 5 по Пятидесятнице. Слова и речи

Когда Господь Иисус Христос вступил в страну Гергесинскую, Его встретили два несчастных, одержимых бесами. Бесноватые, по внушению злых духов, хотели, быть может, устрашить Иисуса Христа так же, как они устрашали всех проходивших путем тем, но вместо того сами устрашились, встретившись с Сыном Божиим. «И се, возописта глаголюще: что нам и Тебе, Иисусе Сыне Божий? пришел еси семо прежде времене мучити нас» ().

В этих словах истинно верующий христианин ясно видит доказательство бытия злых духов, как потому, что оно заключается в Евангелии, которое составляет непреложное свидетельство истины, так и потому, что бесноватые сами по себе и сами от себя не могли говорить так, частью по незнанию Иисуса Христа, о Котором, конечно, и не слыхали они, а главным образом по неестественности речи. Прилично ли и естественно ли людям, в первый раз видевшим Иисуса Христа и не имевшим о Нем понятия, говорить, что Он пришел прежде времени мучить их? В устах людей, каковы бы они ни были, подобные слови не имеют смысла. Итак, в несчастных бесноватых говорили, очевидно, злые духи, власть которых над людьми пришел разрушить Спаситель наш. Впрочем, в слове Божием и Ветхого, и Нового Завета столько есть прямых и ясных указаний на существование злых духов, что было бы крайне странно называющимся христианами сомневаться в нем. Что ж, однако, нередко приходится слышать?

Некоторые христиане говорят, что под бесноватыми, о которых упоминает Евангелие, надобно разуметь людей, одержимых особенною нервною болезнью, физическою же, но только такою, которой названия евреи не умели придумать, а отнюдь не злыми духами. Но если это была болезнь естественная, то почему же она не названа так, тогда о других болезнях в Евангелии прямо говорится? И ужели Спаситель — воплощенная истина, Сын Божий, мог говорить несправедливо, приспособляясь только к понятиям иудеев? Ужели Он, обличавши суеверия фарисейские, мог умолчать о таком важном суеверии? Напротив, в слове Божием прямо сказано, что Иисус Христос «исцелял всех, обладаемых диаволом» (), — что Сын Божий того и пришел, — «да разрушит дела диавола» (), который, чрез грехопадение прародителей по его же наущению, получил власть над грешниками. Власть эту уничтожил Иисус Христос Своим искуплением и дарованием искупленным средств побеждать козни древнего духовного врага человеков — в истинно христианской вере с ее таинствами и правилами благочестия. Но христианин своим неверием и грехами дает к себе вновь доступ злым духам, которые действуют теперь хитрее, как слабейшие, против времен дохристианских, но тем не менее вредоносно, гибельно для спасения верующих. Злые духи стараются приноровляться к страстям и наклонностям нашим; пользуясь ими, они закрывают свои козни от нас как бы каким покрывалом. Но христиане, внимательные к себе, старающиеся стяжать праведность, ведущие борьбу с дурными наклонностями, ясно замечают ухищрения злых. духов, видят их козни и искушения и не без усилий побеждают их верою в Господа, молитвою, постом, трезвением и бодрствованием над собою.

Говорят еще: под злыми духами надобно разуметь олицетворения наших грехов и страстей. Но ведь это, во-первых, совершенно противно слову Божию, а во-вторых, ясно противоречит опыту. Мы не одобряем зла, осуждаем грех и в себе, и в других; самые закоренелые злодеи весьма часто вдруг изменяют свою жизнь и с отвращением смотрят на свои прежние дела. Что ж это значит? То, что зло и грех произошли первоначально не от человеков, как и утверждает Священное Писание, что зло в нашей природе произошло извне, именно чрез искушение от диавола. Конечно, грех усиливается наклонностями нашей поврежденной природы, созданной доброю; иначе мы любили бы зло. После сего странно было бы олицетворять наши страсти именем злых духов.

«Воскресное чтение», 1816

«И моли Его (Иисуса Христа) весь народ страны Гадаринския отити от них» ().

Когда Господь наш Иисус Христос, посетив страну Гергесннскую или, что то же, Гадаринскую, исцелил двух бесноватых, «лютых зело», изгнав из них бесов, которые потом, по Его же позволению, вошли в стадо свиное и потопили его в озере Геннисаретском, то, узнав о таком чуде, «весь град изыде в сретение Иисусови. Без сомнения, всякий подумал бы в эти минуты, что народ идет принести благоговейную благодарность великому Чудотворцу; но народ сей и говорит и делает совсем противное: «и видевше Его молиша, дабы прешел от предел их».

Как объяснить такой поступок гадарян? В нем представляется такая странность, что не вдруг можно понять настоящий смысл его. К какому роду людей причислить сей народ, который в одно и то же время и смиряется пред Иисусом Христом, и восстает против Него, оказывает к Нему и почтение, и неприязнь, молит Его, но самою мольбою хочет изгнать Его из страны своей? Враги ли это или чтители Его? Не чтители; ибо не желают Его присутствия у себя, не признают Его благодеяния, не чувствуют не только любви, но и благодарности к Нему; но как назвать их и врагами, когда они не досаждают Ему, не ропщут на Него, не поносят, не преследуют Его, а приходят к Нему с покорною мольбою? Какое же чувство руководило, когда они шли в сретение Иисусу Христу и старались скорее удалить Его от себя?

Святой евангелист Лука замечает при сказании о сем поступке гадарян, что весть о чуде, совершенном Иисусом Христом, произвела ужас в сердцах их, и страх заставил их говорить то, что говорили они Господу (). Чего же убоялись они? Когда является величие и сила Божия, тогда человек не может не ощущать трепета в сердце своем; это испытывали на себе и самые благочестивые люди. Так, апостол Петр одержим был ужасом о многой ловитве рыб по одному слову Христову () и сказал в этом случае почти то же, что и Гадаринские жители: «припаде к коленома Иисусовама, глаголя: отыди от мене, яко муж грешен есмь, Господи». Сей страх происходит в сердце человека от глубокого сознания собственного его недостоинства пред лицем Божиим и есть плод истинной веры; в нем совокупляются благоговение, любовь и смирение, и потому чувство сие приятно Богу. Но не такой страх обладал гадарянами. Они сознают свое бессилие пред могуществом Иисуса Христа; но в этом сознании нет благоговейного умиления, которое свойственно в сих случаях душе истинно смиренной. Они видят в Иисусе Христе силу и власть выше человеческих, но не показывают даже и желания узнать, откуда в Нем сия власть и сила. В мнимом смирении своем пред Иисусом Христом они ищут только средства удалить Его от себя. Итак, это не страх веры, в котором заключается любовь к Устрашающему нас величием и силою Божественною, но страх неверия или суеверия, который возбуждает в человеке одно только желание — удалить от себя предмет устрашающий.

Теперь поступок гадарян понятен для нас. Они жили в невежестве духовном, не имели истинной веры и не помышляли о духовном просвещении своем. Преданные обыкновенным заботам и желаниям мирским они так привыкли к этому порядку жизни, что почитали его самым лучшим и естественным. Посему, когда явился к ним Господь Иисус Христос и показал пред ними Божественную силу Свою, то они убоялись Его присутствия, тем более что чудо Господне соединено было с вещественною потерею для них. Если бы в них было желание и потребность истинной веры, то они забыли бы о потере своей и, благоговея пред величием Чудотворца, чаяли бы в Нем небесного посланника для просвещения своего; но им представлялось совсем другое, именно, что в присутствии такого Лица никому нельзя считать себя безопасным, что при Нем может нарушиться порядок их жизни и деятельности и пр. Кто Он был и с какою целью посетил их, об этом они не заботились узнать; им желалось только поскорее успокоиться от страха своего и возвратиться к привычному образу жизни, потому «и молиша Его, дабы прешел от предел их». Явление это тем замечательно для нас, хотя и не так явно, но совершенно таким же образом нередко бывает и между нами.

И мы так привыкаем иногда к жизни плотской, чувственной, в сердце нашем образуется холодное равнодушие ко всему, превышающему вещественные потребности наши. Тогда мы начинаем любить мнимый покой души, который на самом деле есть начало ее омертвения. В нас не только нет желания объяснить себе нравственное состояние наше, но напротив — мы стараемся обходить все вопросы, вызывающее ум наш к помышлению о предметах, выходящих из обыкновенного круга вещей, и удалять от себя случаи, неприятно пробуждающие совесть нашу. По нашим поступкам трудно судить о нас, кто мы, враги ли веры, или послушные чада ее: ни вражды, ни любви к ней мы не показываем на деле. Но Господь не терпит сего расположения в людях () и, по бесконечному благоутробию Своему, Сам посещает нас того, чтобы пробудить душу нашу от усыпления и благоволит совершать пред нами или над нами чудеса Своего могущества. Иногда десница Господня видимо открывается над нами в поражающих нас несчастиях; иногда слово Божие, живое и действенное, острейшее паче меча обоюдуостра, проходит даже до разделения души и духа нашего и строго судит помышления и мысли сердечные в нас; иногда другим образом является нам Господь в силе и величии Своем. Как же сретаем мы Его в сих случаях? Трепет объемлет сердца наши; но в этом трепете нет истинного страха Божия. Нам тяжело в присутствии Господнем, потому что мы не можем с тою беспечностью о душе проводить день за днем, к какой получили сильную привычку; мы поневоле должны изменить обычный образ деятельности, или, лучше, оставить обычную дремоту свою и бдеть за собою непрестанно. Поэтому мы желаем, чтобы посещение Господне не продолжилось и, не испытуя цели его, молим, подобно гадарянам, да прейдет от предел наших невидимый, но страшный Посетитель наш, чтобы все пришло у нас в прежний порядок, чтобы нам не страшно было возвратиться ко всем привычкам нашим и идти беззаботно тем путем, каким шли прежде. Так истинно бывает с людьми, заматеревшими в той жизни по плоти, которой вся цель ограничивается возможным спокойствием и благополучием на земле.