68. Флоренция, около 1500 г.
Они ненасытны. Наше маленькое имение стало центром настоящего паломничества. Я пытался образумить Леонардо, но он пылает страстью. А lo straniero раззадоривает его как только может. Он снова грозился покинуть нас. Уже несколько недель он не читал мой трактат. И хотя девушек, которых они рисуют, слишком много, они все никак не успокоятся. Словно ищут ту, единственную.
– Сколько картин нарисовали вы оба? – спросил я Леонардо, когда он сегодня пришел на обед и поспешно проглотил едва ли не целого козленка.
– Что ты имеешь в виду? – с удивлением спросил он.
– Женщины, чьи портреты вы пишете. Сколько картин вы нарисовали и где они хранятся? Я ни одной не видел!
Леонардо, обгладывая косточку, лишь с недоумением покачал головой. И прежде чем уйти, унося под мышкой большой кувшин пива, он сказал, что они рисуют одну-единственную картину.
Одну-единственную! Разве это можно вообразить? А как же толпы девиц, осаждающих нас не первую неделю? И все это – ради одной-единственной картины?
И, словно этого всего недостаточно, Леонардо и незнакомец запланировали еще кое-что. Не знаю, как это назвать, но сегодня вечером Леонардо сообщил мне, когда пришел за остатками козленка, что устроит помост во внутреннем дворике. Как для казни! Только на этих подмостках будут расхаживать девушки в своих лучших платьях. Леонардо и lo straniero хотят выбрать самых красивых из них для портрета. Избранница получит право называться reginetta di bellezza.
– Что за фиглярство в нашем доме! – ругался я. Но потом явился lo straniero, и сказанное им показалось мне разумным.
– Мы выберем ту, которая больше всего соответствует Божественной пропорции. Остальные увидят ее красоту и небесную сущность, и природа будет стараться создать в будущем больше подобных ей.
– Подать природе пример? Мы ведь всего лишь люди! – удивился я, а lo straniero ответил мне улыбкой:
– Вот именно!
– А что насчет уродливых? – спросил Салаи. И от однозначности его слов мне стало неуютно.
– Им следует прятаться. Представьте себе материал, созданный по канонам красоты: он может успешно скрывать огрехи природы, – ответил lo straniero, не поддавшись на провокацию.
– Маска – красивее того, кто ее носит? – усмехнулся Салаи. – Маскироваться – это так по-человечески. Где же при этом Божественное?
Lo straniero улыбнулся еще мягче и ангельским голосом посоветовал Салаи самому надеть маску на свое изуродованное огнем лицо.
– Лучше уж подняться в небо по лестнице, чем не подняться вовсе! – добавил он. Салаи расплакался и убежал.
Давно уже понятно, что им с lo straniero не стать друзьями. Но я молюсь, чтобы они не стали врагами, поскольку Салаи поистине непредсказуем.
