32. Флоренция, около 1500 г.
Сегодня произошло нечто ужасное. Проснувшись, мы обнаружили, что пропал Салаи. Его постель была еще теплой, но ни в доме, ни в саду его не оказалось. Lo straniero тоже поначалу нигде не было, и мы предположили, что они ушли вдвоем, что весьма удивило нас, поскольку до сих пор они избегали друг друга. Однако вскоре lo straniero вернулся с кувшином свежего козьего молока и сказал, что ничего не знает о Салаи. Мы уже было утешились, решив, что Салаи, который проявлял в последнее время все бо́льшую ревность по отношению к lo straniero, просто сбежал, когда с улицы донесся громкий крик.
Три крестьянина принесли к нам тело, и только по одежде я понял, что это Салаи. Они нашли его на пути к полям. Он был без сознания, но внешне совершенно невредим. За исключением лица. Оно совсем почернело, и сначала я подумал, что оно испачкано землей, однако потом я почуял запах гари и копоти. Все лицо его обгорело, и, присмотревшись внимательнее, я заметил обнажившееся мясо. Крестьяне предположили, что он шел в темноте с факелом и споткнулся.
Редко доводилось мне видеть Леонардо в таком ужасе. Он тут же уложил Салаи в постель, осторожно умыл его и принялся плакать и причитать:
– Только не мой красавец Салаи! Только не его лицо! Он был так красив! Так прекрасен!
Не знаю, что больше потрясло его: возможная потеря любимца или разрушение подобной красоты. Казалось, даже lo straniero был потрясен. Он молча сидел на своем стуле перед кувшином козьего молока, не в силах пошевелиться. Если Салаи очнется, я не уверен, оставит ли его Леонардо у себя. Без своей красоты он – всего лишь никчемный дьяволенок.
