Апрель 1773 года в столице Российской империи Санкт-Петербурге и его пригородах выдался исключительно теплым и солнечным. По сему поводу славная императрица Екатерина Алексеевна соизволила часто совершать прогулки по любимому ею парку Царского Села. В окружении фрейлин и придворных она ходила по парку и вела беседы с людьми, домогавшимися ее общества. А домогались его многие – ведь знакомство с повелительницей империи могло стать началом стремительной карьеры, источником обогащения. Обыкновенно свиту императрицы составляли человек пятьдесят-шестьдесят. Екатерина была не против – она любила находиться в окружении придворных. Ближе всех на прогулке к ней находился ее нынешний фаворит – Александр Васильчиков. Он был приближен к императрице недавно, всего месяц назад, став заменой давнему другу Екатерины графу Григорию Орлову. Замена бессменного Орлова на никому не известного Васильчикова стала, безусловно, главным событием сентября для всего аристократического Петербурга.

В тот день в числе лиц, представленных императрице во время прогулки, оказались двое французов, только что прибывших в Петербург. Один представился как шевалье Николя де Ружен. Шевалье был высок, строен, держался изящно и с большим достоинством. Он произвел на Екатерину самое благоприятное впечатление. Шевалье сообщил, что прибыл из Швейцарии, из поместья Ферне, и привез императрице послание от тамошнего обитателя.

– Ах, так вы привезли мне письмо Вольтера! – воскликнула Екатерина. – Как это мило! Как вовремя! Когда я долго не получаю посланий от великого человека, жизнь становится мне скучна. А кто этот юноша, прибывший с вами?

– Это мой названый брат, Жан Полье, – ответил де Ружен. – Он живописец, одинаково успешно пишет как пейзажи, так и портреты, а также жанровые сцены.

– Что ж, это хорошо, – милостиво кивнула императрица. – Я чрезвычайно люблю все виды искусства. И все они у меня процветают. Моя предшественница, императрица Елизавета, основала Академию художеств, а я основала музей Эрмитаж и много других заведений.

– Да, я слышал о том, что ваше величество оказывает покровительство искусству, – почтительно склонил голову де Ружен. – Равно как и наукам, и литературе. Мой названый брат мечтает о том, чтобы писать портрет вашего величества.

– Что ж, возможно, я дам на это согласие, – улыбнулась Екатерина. – Подойдите, мой мальчик, я на вас посмотрю.

Жан Полье шагнул вперед и склонился в глубоком поклоне. Он был юн, строен, хотя не мог похвалиться тем же изяществом, как его старший товарищ.

– Я глубоко польщен, что могу лицезреть владычицу Севера, – сказал отрок на безукоризненном французском языке. – Ведь я столько слышал о достоинствах вашего величества! И я буду вдвойне рад, если мне будет дозволено писать ваш портрет.

– Если ты столь же талантлив, как и учтив, я дам свое согласие, – кивнула Екатерина. Затем, вновь повернувшись к де Ружену, сказала: – Расскажите, как поживает мой друг Вольтер? Над чем он сейчас работает?

– Больше всего времени он посвящает своему «Карманному философскому словарю», – доложил шевалье. – И дорабатывает свою последнюю трагедию «Танкред».

– А что, в своем «Философском словаре» мой ученый друг все так же нападает на христианство? – спросила императрица. – Если меня что и огорчает в его воззрениях, то именно это обстоятельство.

– Увы, это так, ваше величество, – вздохнул де Ружен. – Он признает существование высшего Разума, но настаивает, что этот Разум вовсе не вмешивается в дела людей. Однако он признает полезность религии для простого народа. Если хотите, я расскажу одну историю, которая хорошо описывает воззрения великого философа на этот предмет.

– Конечно, расскажите! – воскликнула Екатерина. – Мне интересна малейшая подробность из жизни моего друга.

– Как-то при мне Вольтера спросили о Боге. Прежде чем ответить, великий мудрец велел закрыть двери, а затем сказал так: «Бога нет, но я не хочу, чтобы мой слуга и моя жена об этом слышали. А то мой слуга меня зарежет, а жена начнет изменять».

Услышав эту историю, Екатерина от души рассмеялась. Смеялась она искренне, весело, и тут вслед за императрицей заулыбались и засмеялись и все окружающие (хотя лишь те, кто стоял рядом, могли слышать рассказ де Ружена).

– Какая прелестная история! – отсмеявшись, снова заговорила императрица. – Вы подарили мне минуты истинного веселья, а это дорогого стоит. Ну, теперь давайте мне письмо моего друга, я должна его почитать.

Шевалье с поклоном вручил своей собеседнице запечатанное письмо. Екатерина огляделась в поисках места, куда можно было бы сесть. Как назло, поблизости не оказалось ни одной скамьи. Однако выход нашелся. Из толпы придворных выдвинулся молодой человек в гусарском мундире и, поклонившись императрице, поставил на дорожку кресло. Откуда он его взял, было неведомо. С собой, что ли, всю прогулку нес? Но это было неважно. Важно то, что молодой человек был высок, румян, строен и оказался в нужный момент в нужном месте.

– Как твое имя? – с интересом спросила Екатерина услужливого юношу.

– Зорич, ваше величество, – ответил тот. – Семен Зорич. Поручик гусарского полка вашего величества.

– Что ж, Семен, ты очень мил, и я тебя отмечу. Но не сейчас, сейчас мне надо прочитать письмо.

Екатерина сломала сургуч, развернула послание и стала его читать. В это время придворные дружно отошли на некоторое расстояние от погруженной в чтение императрицы. Всем было известно, что она не любила, когда ей мешали во время чтения, отдаваясь этому занятию со всей серьезностью, чем резко отличалась от своей предшественницы Елизаветы. Пока императрица читала письмо, приближенные переглядывались, бросали исподтишка взгляды на двух героев дня: нового фаворита Васильчикова и услужливого юношу Зорича. Кое-кто даже начал шепотом обсуждать возможные перспективы молодого гусара.

Конец всем разговорам и перешептываниям положила сама Екатерина. Дочитав письмо, она сложила его, улыбнулась и, покачав головой, обратилась к де Ружену, стоявшему, как и остальные, в некотором отдалении:

– Подойдите сюда, милый шевалье. Еще раз хочу выразить вам свою признательность за то, что доставили это послание. Как интересно узнавать мысли великого философа!

– Можно ли осведомиться, о чем пишет господин Вольтер? – спросил князь Голенищев, стоявший рядом с де Руженом.

– Ах, мой друг так меня захваливает! Представьте, он называет меня северной Семирамидой! А еще пишет, что в моем лице само солнце знания переместилось с Запада, где оно обитало ранее, на Север. Ну, это уж он преувеличивает. А еще рассуждает о некоторых мерах, необходимых для развития в нашем отечестве разных производств и для налаживания денежного обращения. Скажите, шевалье, а разве наш общий друг хорошо разбирается в денежных делах?

– Да, ваше величество, – ответил де Ружен. – Господин Вольтер, еще живя в Пруссии, весьма успешно занимался банковскими операциями, так что составил себе изрядное состояние. И теперь он совершенно ни в чем не нуждается, разве только в общении с такой великой государыней, как ваше величество.

– Ах, все вы, французы, любите льстить! – довольно улыбнулась Екатерина. – Ладно, пора возвращаться во дворец, к делам и государственным заботам!

С этими словами она встала и решительно двинулась к дворцу. Свита послушно пошла за ней. Все знали, что Екатерина твердо придерживается определенного распорядка дня. Например, теперь, после прогулки, у нее было отведено время для изучения государственных бумаг и приема послов. По этому случаю во дворец загодя прибыли английский посол Гуннинг и прусский посланник барон Кунц.

Войдя в гостиную залу, Екатерина поманила к себе управляющего дворцовым хозяйством Саморукова и что-то негромко ему сказала. После этого по пологой лестнице (императрица терпеть не могла крутых подъемов, и это знали все архитекторы, которые строили по ее заказам) в сопровождении канцлера Бестужева поднялась в свой кабинет.

Придворные стали расходиться. Де Ружен решил, что ему тоже настало время покинуть дворец и вернуться в гостиницу в Петербурге, где он остановился. Но тут к нему подошел дворцовый управляющий и обратился к приезжему с такой речью:

– Милостивый государь! Извольте вместе с господином Полье, что прибыл вместе с вами, проследовать в отведенные для вас покои. Ее величество соизволила распорядиться, чтобы вам были отведены комнаты на первом этаже, в гостевом крыле.

– Как это мило со стороны ее величества! – воскликнул француз. – Жить под одной крышей с повелительницей столь обширной империи – огромная честь. Куда идти?

И они с Полье, следуя за управляющим, прошли в отведенные им покои.

Не успели французы обменяться мнениями о прошедшем приеме, как в дверь постучали и в комнату вошел человек, которого де Ружен уже видел во время прогулки – тот самый граф Голенищев, который спрашивал Екатерину о содержании письма Вольтера.

– Прошу меня простить, что нарушаю ваше уединение, – сказал гость, – но мне хотелось побеседовать с вами, шевалье. Мне, как и ее величеству, интересно все, что касается вашего великого друга Вольтера. Со своей стороны я надеюсь оказаться вам полезным. Ведь вы не знаете обычаев нашей придворной жизни. Возможно, я смогу сообщить некоторые сведения, которые вас заинтересуют.

– Весьма признателен вам за ваше предложение, граф, – ответил де Ружен. – Вы угадали: мне действительно нужен советчик, чтобы лучше узнать ваш двор и вообще все, что здесь происходит.

– В таком случае я предложу вам снова выйти на открытый воздух, – предложил граф. – Если мы проследуем в отдаленную часть парка, нам никто не помешает.

– Вы не будете возражать, если мой названый брат будет сопровождать нас в первой части нашей прогулки? – спросил шевалье. – Дело в том, что он хотел немедленно приступить к работе и начать писать вид здешнего великолепного парка и дворца. Он сядет работать, а мы с вами пойдем гулять и беседовать.

– Почему бы я стал возражать? – ответил граф. – Пусть господин Полье работает, он не будет нам мешать.

Жан Полье подхватил ящик с красками, мольберт и складной стул и поспешил за двумя собеседниками. Выйдя в парк, он огляделся, выбрал место, с которого открывался хороший вид на дворец, и принялся за работу. А де Ружен и граф Голенищев не спеша двинулись по аллеям парка.

– Так расскажите мне, шевалье, как поживает наш друг Вольтер? – заговорил граф, искоса поглядывая на собеседника.

Тот ответил не сразу. Сначала огляделся по сторонам и, убедившись, что в парке, кроме них, никого нет, произнес, доверительно понизив голос:

– Я должен сделать вам важное признание, граф. В последнее время я мало виделся с великим человеком, и даже в поместье Ферне не заезжал. Письмо Вольтера мне передали уже в Париже. Зато я часто виделся с другим великим человеком – я имею в виду короля Людовика.

– Вот как?! – воскликнул Голенищев. – Вы близки с королем?

– И весьма близок, – подтвердил де Ружен. – Я являюсь доверенным лицом короля, которому он дает разного рода деликатные поручения. Одно такое поручение его величества я выполняю и сейчас.

– То есть это король поручил вам передать императрице письмо Вольтера?

– Да, и это тоже. Его величество Людовик XV весьма поощряет эту переписку, хотя философ официально по-прежнему находится в опале. Потому его величество меня и послал. А также затем, чтобы я своими глазами увидел, что происходит в Российском государстве. Конечно, существуют рапорты нашего посланника, но он может чего-то не заметить.

– Что ж, интерес французского короля к нашему Отечеству понятен, – заметил Голенищев. – Наблюдается сближение России с Англией и Пруссией, и король Людовик опасается, что против него вновь может сложиться могущественная коалиция, как во времена Семилетней войны.

– Я вижу, граф, что вы мыслите весьма тонко, – согласился француз. – Да, король Людовик опасается растущего влияния Британии на политику ее величества Екатерины Алексеевны. Ему хорошо известно, как она доверяет английским послам. И нам бы хотелось, чтобы при дворе императрицы был человек, который понимал бы французские интересы. Его величество король всегда сможет вознаградить такого человека…

– Давайте пока не будем об этом говорить, – остановил его Голенищев. – Условимся, что мы пока просто беседуем как два светских человека. Вы хотите лучше узнать о положении дел в нашем государстве, а у меня есть понимание такого положения, и я готов им поделиться. Прежде всего хочу вам объяснить, почему императрица так благоволит английскому послу. Причина состоит в том, что ее положение непрочно и она нуждается в могущественном покровителе.

– Как же так?! – воскликнул де Ружен. – Екатерина повелевает огромной империей, у нее самая большая армия в Европе, и эта армия ей послушна. Почему же ее положение непрочно?

– Потому что она не имеет никаких прав на русский престол. Ее сын Павел – да, имеет, а она – нет и прекрасно это знает. Она не может сделать ничего, что могло бы вызвать недовольство дворян, особенно гвардии. Отсюда непрерывная череда дарений, подарков, раздача имений. Отсюда же и снисходительность ко всякого рода ворам и растратчикам. Народ при этом остается в небрежении, голодает, отягощен поборами. Оттого вспыхивают разного рода волнения. В прошлом году произошел известный бунт в Москве, получивший название Чумного, тогда суеверный народ поубивал множество знатных людей. Произошли также волнения казаков на далекой реке Яик. Неспокойно и в Запорожье, этом вечном источнике недовольства. Но самое опасное для императрицы – среди знатных людей тоже имеются недовольные, и там возникают заговоры.

– Вот это, признаться, интересней всего, – заволновался француз. – Расскажите мне подробней об этих заговорах. Кто в них участвует? Я понимаю, что вы можете не знать имен…

– Да, я не знаю имен, – кивнул Голенищев. – А и знал бы, не стал говорить – сами можете судить, как сие опасно. Но кое-какие соображения могу изложить…