Глава 26
Реванш

В конце 2005 года я с радостью оставил Сакраменто в нескольких тысячах миль позади, сев в самолет и отправившись в Китай, в давно запланированное турне, посвященное проблемам двусторонней торговли. Я возглавил делегацию из семидесяти пяти калифорнийских бизнесменов — работающих в сфере высоких технологий, выращивающих клубнику, занятых в строительстве и торговле, — и в течение шести дней мы объехали самую быстроразвивающуюся экономику в мире, пропагандируя сильные стороны нашего штата. Для меня эта поездка была очень важной — не только потому, что она явилась отрадной переменой после горечи поражения на специальных выборах, но и потому, что само зрелище преобразований в Китае помогло снова увидеть все в перспективе. Масштабы строительства поражали. Я понял, что у меня на глазах обретала форму новая сверхдержава, и почувствовал, какие проблемы это создает и какие новые возможности открывает перед Америкой. И, конечно, для такого прирожденного торговца, как я, было здорово снова путешествовать по миру, продвигая калифорнийские товары в Азии. Наша торговая делегация принесла Калифорнии маленький, но очень символичный успех. Впервые мы получили возможность поставлять калифорнийскую клубнику напрямую в Пекин, как раз к Олимпийским играм, которые должны были состояться там в 2008 году.

Когда я возвратился в Калифорнию, главным вопросом в повестке дня стали кадровые перестановки. До губернаторских выборов 2006 года оставалось меньше года, поэтому время для крупных перемен было не самым подходящим. Однако перемены назрели. Теперь я уже гораздо лучше разбирался в политике Калифорнии, я лучше знал главных действующих лиц, и мне были нужны не просто умные, опытные люди, но единая сплоченная команда. После специальных выборов опросы общественного мнения показывали, что только 27 процентов избирателей по-прежнему считает, что Калифорния движется правильным путем, а мой собственный рейтинг снизился до всего 38 процентов. Мне также были нужны люди напористые, которых не парализовали бы временные неудачи и которые видели бы черный юмор в том факте, что мой рейтинг теперь был почти таким же низким, как и рейтинг законодательной власти.

Я уже решил, кого хочу видеть новым главой своей администрации: Сюзен П. Кеннеди. Она, как ее тотчас же охарактеризовала пресса, была маленькой крутой светловолосой лесбиянкой, не расстающейся с сигарой, — самый неподходящий выбор, какой я только мог сделать. Сюзен не только была закоренелой демократкой и в прошлом активисткой за право на аборты, но она также работала помощником главы администрации Грея Дэвиса. Сюзен ушла с этого поста, недовольная общим параличом, охватившим Капитолий штата.

Я проникся уважением к Сюзен, еще когда она была комиссаром коммунальных компаний, потому что хотя она и была демократкой, она всегда выступала за отмену всевозможных предписаний, ограничивающих рост бизнеса. Время от времени Сюзен присылала меморандумы с убийственно четкими комментариями относительно проблем, стоящих перед моей администрацией. Она была в отчаянии, так как считала, что нам угрожает опасность безрассудно растратить историческую возможность перемен.

После недолгих предварительных обсуждений я, вернувшись из Китая, предложил Сюзен возглавить мою администрацию. Прежде чем согласиться, Сюзен приехала к нам домой, чтобы поговорить со мной и с Марией. В беседе были затронуты многие темы, в том числе то, с чем предстоит столкнуться Сюзен, имея дело с республиканцами, членами моего штаба.

— Я сделаю все возможное, чтобы избежать кровопролития, что лишь замедлит наше продвижение и еще больше испортит вашу репутацию, — сказала она. — Но вы должны разрешить мне рекомендовать любые необходимые перемены. И в случае борьбы вы должны будете поддержать меня на все сто процентов.

— Я вас поддержу; мы будем работать вместе, — обещал ей я.

Наконец я задал вопрос, который всегда задают в конце собеседования при приеме на работу:

— У вас есть ко мне какие-нибудь вопросы?

— А то как же, — сказала Сюзен. — Какое наследие вы хотите оставить после себя как губернатор?

Я долго молча смотрел на нее, прежде чем ответить. Будучи губернатором, приходится постоянно выслушивать самые разные вопросы. И я понимал, что Сюзен прекрасно знает, чего уже успела добиться моя администрация и какие цели мы перед собой ставим. Но в конце концов я решил, что эта невысокая отважная женщина, возможно, действительно хочет понять, что для меня самое главное. «Я хочу строить, — сказал я. — Я хочу видеть повсюду строительные краны». В самом ближайшем времени численность населения штата должна была перевалить за пятьдесят миллионов, а у нас не было для этого достаточно дорог, мостов, школ, водопровода, связи, железных дорог и электростанций.

Говоря о строительстве, я возбудился, и Сюзен тоже возбудилась, и не успели мы опомниться, как уже оба взахлеб говорили о поездах, кранах, автострадах и сталелитейных заводах. «Я видела по телевизору, как вы говорили об этом во время своего визита в Китай, — сказала Сюзен. — Вы сказали, что нам нужно мыслить не мелко, как Микки-Маус, а категориями облигаций на пятьдесят или даже на сто миллиардов долларов, и тут ваше окружение поспешило перевести эти цифры в нечто более скромное. Что ж, это чушь собачья, и вы были абсолютно правы!»

Вот когда я понял, что мы сработаемся. Когда я заговорил об инфраструктуре, Сюзен не закатила глаза, подобно многим. Она разделяла мою точку зрения относительно того, что количество шоссе, мостов, плотин, дамб и железных дорог штата не соответствует растущему населению. Калифорния до сих пор жила наследием губернаторов пятидесятых и шестидесятых годов, которые строили дороги и гидросооружения, помогая подпитывать экономику штата. Как следствие, у нас была система, рассчитанная на восемнадцать миллионов человек, а не на пятьдесят миллионов, которые должны были жить в Калифорнии к 2006 году. Сюзен не обходила стороной проекты, которые завершатся только через много лет после того, как я оставлю свой пост.

Вместо того чтобы завершить собеседование, я раскурил новую сигару.

— Калифорния ни в коем случае не должна и дальше следовать тем же курсом, — согласилась Сюзен.

— Мы должны полностью перестроить все, — сказал я.

— Однако в Сакраменто никто так не думает.

И это была правда. Я уже успел выяснить, что политики умеют мыслить лишь категориями маленьких приращений. «Правило большого пальца» в Сакраменто гласило, что выпускать облигации на сумму свыше десяти миллиардов долларов нельзя, поскольку избиратели ни за что не одобрят цифры в два знака перед нулями. Вот почему демократы говорили о том, чтобы в этом году попросить 9,9 миллиарда. А затем они распылят средства между всеми заинтересованными группами и скажут: «Два миллиарда долларов на школы, два миллиарда на дороги, два миллиарда на тюрьмы» и так далее. И неважно, что на такие крохи ничего не построишь!

Сюзен сказала, что ей больно видеть, как мои помощники спешат опровергнуть меня, когда я начинаю говорить о своих больших планах. В Китае один из моих советников сказал журналистам: «Нет, нет, нет! На самом деле губернатор вовсе не имел в виду пятьдесят или сто миллиардов. Он просто размышлял вслух».

Также Сюзен верно указала на то, что уже давно не давало мне покоя: рассказывая о своих планах, я часто чувствовал, что надо мной смеются. Мои слова не воспринимали всерьез, и это была серьезная проблема. Я говорил: «Нам нужен миллион домов с солнечными батареями на крышах», и мои помощники вели себя так, будто я преувеличивал ради красного словца — будто на самом деле я имел в виду всего сто тысяч батарей. Но я действительно имел в виду миллион! Калифорния — огромный штат, и были все основания вести речь о миллионе солнечных батарей.

Нередко, предложив какую-нибудь идею, я слышал, что это уже чересчур, и, кроме того, ошибочно в политическом плане. И до сих пор у меня в окружении не было никого, с кем можно было бы на профессиональном уровне обсудить эти большие замыслы, отточить их, довести до ума. Сюзен любит повторять, что считает меня величайшим двигателем в мире, и ее задача заключается в том, чтобы построить соответствующее шасси, на котором этот двигатель сможет развить максимальную скорость. Наконец у меня появился единомышленник.

Прежде чем пригласить Сюзен на работу, я обзвонил всех, выясняя, какой будет реакция. Поэтому я заранее знал, что реакция будет не слишком хорошей. Мой выбор потряс многих, и в первую очередь моих собратьев-республиканцев. Они увидели только то, что Сюзен демократка и в прошлом активно боролась за легализацию абортов. Они не понимали, что хоть она и демократка, ее категорически не устраивает нынешнее положение дел и она хочет перемен.

Как правило, реакция на назначение Сюзен была следующей: «Ты это не сделаешь!», на что я отвечал: «Сделаю. Без вопросов. Я так решил, и я так сделаю». Пару раз мне пришлось объяснять, что хоть ее фамилия Кеннеди, она не имеет никакого отношения к семейству Кеннеди и Тедди на самом деле не прибирает штат к рукам. Кое-кто поговаривал даже о том, чтобы на первичных выборах 2006 года выставить против меня кандидатом от Республиканской партии актера Мела Гибсона, чей противоречивый фильм «Последнее искушение Христа» вызвал большой переполох в стане религиозных консерваторов.

Руководители калифорнийского отделения Республиканской партии попросили меня встретиться с ними в гостинице «Хайятт-ридженси», расположенной прямо напротив Капитолия. Они с ходу потребовали, чтобы я пересмотрел свое решение. Один из партийных лидеров заявил, что если я не приглашу на должность главы своей администрации кого-нибудь другого, республиканцы не будут со мной работать. «Мы ей не доверяем и не будем приглашать ее на наши совещания, посвященные выработке стратегии действий». Весь смысл заявления сводился к следующему: «В конце концов вы останетесь совсем один».

Я ответил, что они принимают решения как лидеры партии, но я должен принимать решения как губернатор. За подбор кадров отвечаю я, а не они. И еще я добавил, что законодатели-республиканцы наверняка найдут общий язык с Сюзен, поскольку она потрясающий человек.

Неофициально Сюзен приступила к работе незадолго до Дня благодарения. Первый же ее ход оказался очень мудрым. Вместо кадровых перестановок Сюзен сосредоточилась на главной цели — возрождении штата. Собрав всех основных членов команды, она попросила их подготовить всю информацию о развитии дорожной сети, гидросооружений, жилищного строительства, тюрем и школ. Сюзен спросила, какой, по их видению, станет Калифорния через двадцать лет. И сколько это будет стоить. Кое-кто возразил, что эти идеи чересчур амбициозные, однако Сюзен сказала: «Я вас слышу. Но давайте отбросим сомнения и просто займемся планированием».

Вскоре необходимые материалы были подготовлены. Общая стоимость предложенных проектов составила около пятисот миллиардов долларов. Вот сколько денег из федерального бюджета, бюджета штата, местных бюджетов, а также частных средств нам требовалось для построения Калифорнии 2025 года. Полтриллиона долларов. Эта цифра была настолько ошеломляющей, даже для нас, что мы боялись к ней подойти. Поэтому мы сократили временной интервал до десяти лет и попросили наш штаб повторить расчеты. На этот раз у них получилось 222 миллиарда долларов, из которых взнос штата должен был составить 68 миллиардов в облигациях с общей гарантией. Эти цифры по-прежнему оставались огромными. Если Калифорния попробует одолжить на свою перестройку такие деньги, это без преувеличения станет самым рискованным предприятием за всю историю штата. Однако мы предложили схему, по которой этот заем должен был быть распределен на все десять лет, и тогда долг уже получался вполне приемлемый. До сих пор лидеры Калифорнии не брали на себя ответственность за планирование инвестиций в важнейшие проекты, оставляя их на прихоть горстки заинтересованных групп, которые собирали подписи и «продавали» средства, полученные от займов, тем, кто был готов финансировать избирательные кампании. В результате избиратели год за годом одобряли выпуск облигаций с общей гарантией на десятки миллиардов долларов, однако бо́льшая часть этих средств расходовалась на всевозможные мелочи, и ничего существенного не строилось.

Когда речь заходит о расходовании денег налогоплательщиков, я становлюсь очень прижимистым, но в то же время я ярый сторонник инвестиций в будущее. И мне пришлось разъяснять это законодателям, и в первую очередь республиканцам, которые не видели разницы между строительством и пустой тратой. Потраченные деньги пропадают бесследно. Чтобы это прочувствовать в полной мере, сравним строительство дома и покупку нового дивана. В случае с домом инвестиции приносят доход. Но диван обесценивается в ту самую минуту, когда его забирают из мебельного магазина. Вот почему я всегда повторяю, что в дом деньги вкладываются, а на мебель они тратятся.

На самом деле строительная инфраструктура — это один из всего трех способов обеспечить то, чтобы вложенный доллар приносил пользу и по прошествии ста лет. Первое и самое главное — строительство общественных сооружений, которые простоят так долго. Второе — это инвестиции в то, что будет использоваться и через столетие. И, наконец, третье — вкладывать деньги в образование своих детей и внуков, чтобы они, ощутив все блага образования, в свою очередь обеспечили образованием своих детей и внуков. Успешное решение этих трех задач и есть мудрое инвестирование в будущее. И в этом случае, может быть, тебя даже будут помнить потомки.

Для меня лицезрение картины всех этих школ, дорог, транспортных развязок, мостов, портов и гидросооружений, в которые можно будет вложить 68 миллиардов долларов, было райским наслаждением. Я попросил Сюзен и остальных членов своего штаба приниматься за работу и составлять четкий план. Я надеялся, что Калифорнии придется по душе мысль построить что-то для будущих поколений, и я был уверен в том, что смогу подать эту мысль в лучшем виде.

Наше решение сосредоточиться первым делом на основных проектах развеяло страхи моих помощников и способствовало укреплению морального духа. Люди встрепенулись и снова принялись за работу. И, как выяснилось, менять нам почти никого не пришлось. Кадровая перетряска проходила более плавно, и в конце концов мы пригласили на ключевые места лишь несколько новых человек. На должность своего пресс-секретаря я взял Адама Мендельсона, блестящего, изобретательного республиканца, в прошлом работавшего у Уотта Фонга, предыдущего казначея штата. Ключевое место секретаря кабинета занял Дэн Данмойер, консервативный республиканец с большим опытом работы в Сакраменто. Мы также пригласили нескольких помощников, с которыми уже работала Сюзен, во главе с Дэниэлом Зингейлом, демократом, специалистом в области здравоохранения, одно время бывшего советником Грея Дэвиса. Он также работал и с Марией. Быстро сплотившаяся команда стала единственной по-настоящему двухпартийной администрацией в истории штата. И у всех было одно и то же видение будущего Калифорнии — то же самое, что и у меня.

Поскольку приближались губернаторские выборы, мне также требовались новые политические консультанты. Я обратился за помощью к Марии. Одним из ее главных талантов было умение находить одаренных людей — она унаследовала это от своего отца. И даже несмотря на то, что у нее не было связей в республиканских кругах, действуя за кулисами, она завербовала нескольких влиятельных республиканцев, не имевших ничего против моей точки зрения по нескольким вопросам, идущей вразрез с позицией партии. Мы пригласили Стива Шмидта, принимавшего участие в кампании по переизбранию Джорджа Буша-младшего, и Мэттью Доуда, главного стратега его избирательных кампаний. Шмидт откровенно высказался о моих плачевных шансах на переизбрание. На одной из первых же встреч с участием моих старших советников и Марии он заявил, что опросы общественного мнения показывают растущее недовольство избирателей мною. Непрерывно увеличивалось количество тех, кто считал, что губернатором выбрали не того человека, и, определенно, все сходились в том, что рядовые избиратели не должны принимать решения за меня. Однако в словах Шмидта была и светлая сторона: люди меня любили. Он посоветовал следующее: «Будьте скромным. Извинитесь за ошибки и откажитесь от таких политических трюков, как то представление со строительным молотом». Когда Шмидт закончил, я несколько раз глубоко затянулся сигарой. Я мыслю образами, и мне потребовалось тридцать секунд, чтобы явственно представить, каким должен быть губернатор. Наконец я сказал: «Я смогу сыграть эту роль».

Когда 5 января 2006 года я поднялся на трибуну в большом зале Капитолия, чтобы выступить с докладом о положении дел в штате, я был уже более хорошим губернатором. Я больше не был тем напористым, воинственным консерватором, каким меня преподносили на специальных выборах. Я выглядел прагматичным и основательным, настроенным идти вперед.

Я посчитал нужным начать с извинения. «Я много размышлял о том, что произошло в прошлом году, о тех ошибках, которые я совершил, об уроках, которые были мне преподаны, — сказал я. — Я слишком торопился. Я не прислушивался к голосу большинства жителей Калифорнии, не желавших референдума. Я потерпел поражение и усвоил этот урок. И народ, за которым всегда остается последнее слово, недвусмысленно сказал: довольно вражды, довольно риторики, нужно искать общие точки и решать проблемы вместе. И вот сейчас, обращаясь к своим собратьям-калифорнийцам, я заявляю: ваш голос был услышан».

Я пошутил насчет своего рейтинга, опустившегося еще ниже, до тридцати с небольшим процентов, и насчет того, что люди начинают задаваться вопросом: «А не лучше ли ему вернуться в кино?» Но я сказал, что по-прежнему считаю эту работу лучшей из всех, какими мне когда-либо приходилось заниматься, и вот теперь я стою здесь, перед законодателями штата, счастливый, полный надежд — и помудревший.

Я расхвалил все то, в чем была наша общая заслуга, от сбалансированного бюджета, которого удалось добиться без повышения налогов, до запрета продажи в школах газированных напитков, чипсов и прочего мусора. Я напомнил о тех больших свершениях, которые были достигнуты — реформа системы компенсационных выплат наемным работникам, финансирование исследований стволовых клеток, рефинансирование долга штата, новые законы, делающие работу правительства штата более прозрачной и понятной.

И затем я выложил большие цифры: сотни миллиардов долларов инвестиций, необходимых для поддержания роста Калифорнии в будущем. В качестве первого шага я представил составленный моей командой план, рассчитанный на ближайшие десять лет. Мы назвали его «Планом стратегического развития». Я попросил законодателей представить избирателям те 68 миллиардов долларов в облигациях с общей гарантией, которые должны были нам понадобиться.

На следующий день газеты вышли с идеальными заголовками: «Губернатор говорит: будем строить!» Я удивил многих законодателей, предложив нечто такое значительное и далекое от политических распрей. Разумеется, хватало скептицизма с обеих сторон. Демократы заявляли: «Да, звучит все хорошо, но как это сделать?», а республиканцы спрашивали: «И как он собирается за все это платить?» И все же многие представители обеих партий и профсоюзов подходили ко мне и говорили: «Отлично, давайте начнем сначала». Я понял, что выбрал правильный путь.

Приближались выборы, и мы хотели донести до избирателей три тезиса. Арнольд — народный избранник, а не партийная шлюха. Он не боится браться за серьезные проблемы. Сегодня вам живется лучше, чем жилось при Грее Дэвисе. И чтобы донести эти тезисы, мы прибегали к испытанной стратегии: каждый раз, добившись какого-нибудь успеха, мы выходили к людям и громко заявляли о своей победе.

А тем временем за кулисами не прекращалась работа по налаживанию отношений. Нам нужно было помириться со всеми теми влиятельными группировками, с которыми нас рассорил мой референдум. И не нужно было забывать о том, что совсем недавно эти группировки потратили 160 миллионов долларов на то, чтобы устроить мне хорошую взбучку. Сюзен повесила у себя в кабинете доску, на которой были перечислены все эти группировки, а Шмидт окрестил этот список «коалицией обиженных». Разумеется, в него входили госслужащие: профсоюзы учителей, пожарных, медсестер и тюремных охранников, а также все основные индейские общины, связанные с игорным бизнесом, и так далее. Также в список входили группы, обыкновенно тяготеющие к республиканцам: полицейское начальство, шерифы, ассоциации производителей и союзы мелких предпринимателей.

На самом деле, за одним-единственным исключением — Торговой палаты Калифорнии — все влиятельные политические группировки штата намеревались или не поддерживать меня, или решительно бороться за мое переизбрание. И, как я уже узнал на своей шкуре, они обладали силой блокировать предложения и тормозить перемены. Если мы хотели чего-либо добиться, нам нужно было выбирать себе противников.

Мы одного за другим обрабатывали наших друзей и нейтрализовали врагов. Бесконечно помогало то, что экономика Калифорнии наконец снова переживала подъем, поэтому в казначейство потекли миллиарды долларов налогов, на которые никто не рассчитывал. Решив давнишнюю тяжбу с учителями, мы постоянно встречались с пожарными, полицейскими и шерифами, чтобы успокоить их относительно пенсий. В некоторых случаях на налаживание отношений уходили месяцы. Ключевым профсоюзам предстояло в скором времени подписывать новые контракты, поэтому мы не торопились с переговорами, рассчитывая на то, что профсоюзы, увидев мой растущий рейтинг, поймут, что высока вероятность моего переизбрания на второй срок — а в этом случае им придется иметь дело со мной еще четыре года.

Как обычно, труднее всего было договориться о сотрудничестве с демократическим большинством в законодательном собрании штата. Этого мы добились, взявшись за ту работу, где демократы не могли нам возражать, такую как инвестиции в инфраструктуру и охрана окружающей среды. Такой подход не оставил им выбора: противодействуя мне, они покажут себя оппортунистами, в то время как я буду пытаться двигать штат вперед. Поэтому им не оставалось ничего другого, кроме как работать со мной, добиваясь прогресса в вопросах, близких сердцам их избирателей. Демократы осознали, что если губернатор-республиканец затевает какое-то крупное дело, нужно пользоваться моментом и, как это было во время поездки Никсона в Китай, срочно вскакивать на подножку уходящего поезда.

После сложных переговоров, продолжавшихся несколько месяцев, демократы избрали путь сотрудничества. В мае мы получили большинство в две трети голосов, необходимое для принятия закона об облигациях. Мое предложение о 68 миллиардах долларов было переработано и урезано до 42 миллиардов. Потребовалось еще два года, чтобы договориться о финансировании преобразований в системе тюрем и строительстве новых гидроузлов, но, в конце концов, мы добились и этого. Несомненно, это был наиболее амбициозный инвестиционный проект за всю историю Калифорнии. Пресса окрестила его «историческим». Теперь пакет предложений еще должен был получить одобрение избирателей в ноябре, но уже одно то, что его приняли законодатели — то, что вся Калифорния объединилась по такому ключевому вопросу, затрагивающему весь штат, — стало главной общенациональной новостью.

Я знал, как именно преподнести избирателям нечто такое скучное, как «инфраструктура». Мы представили все с позиции обычного человека, не заостряя внимание на объемах облигаций и инфраструктуре. Вместо этого я ездил по штату и говорил избирателям о том, как они злятся, стоя в бесконечных пробках, как сокрушаются о том, что не могут побывать на футбольном матче с участием детей или просто поужинать в кругу семьи. Я напоминал о том, как они недовольны переполненными классами и школами, временно устроенными в неподготовленных зданиях, в которых приходится учиться их детям.

После урагана «Катрина», обрушившегося на Новый Орлеан в 2005 году, было уже значительно проще убеждать людей в том, какими ненадежными являются старые дамбы Калифорнии. В доисторические времена вся срединная часть штата представляла собой огромное внутреннее море, и сейчас эти районы очень напоминали Голландию. Если бы не дамбы, защищающие от наводнений, океан беспрепятственно хозяйничал бы в этой Луизиане Западного побережья. Всего одно сильное землетрясение могло разрушить всю систему, что привело бы к затоплению расположенных в низинах долин и лишило бы питьевой воды десятки миллионов человек, проживающих в южной части штата.

У меня также были большие планы по завершению строительства системы водоснабжения штата: требовалось провести канал с севера, где воды с избытком, на юг, где ее не хватает. В начале шестидесятых годов прошлого века губернатор Пэт Браун, отец Джерри, начал этот честолюбивый монументальный проект, призванный навсегда решить проблему воды. Но Рональд Рейган, вступив в должность в 1967 году, свернул все работы, поэтому данная проблема, как это было и прежде, продолжала беспокоить жителей Калифорнии.

Чтобы эффективно преподнести пакет избирателям, я пригласил руководство обеих фракций законодательного собрания совершить вместе со мной поездку по штату. Это было нечто невиданное: демократы и республиканцы делали что-то вместе! Еще более поразительным было то, что законодатели-демократы участвовали в кампании по переизбранию губернатора-республиканца. Мой соперник от Демократической партии Фил Ангелидас был в бешенстве. Однако законодатели смогли объявить о победе, и они видели, как положительно реагируют на происходящее жители штата. Они настолько привыкли слышать: «Ваш рейтинг в унитазе, вас никто не любит, вы впустую тратите деньги, думая только о себе, вы спелись с профсоюзами, вы спелись с бизнесом…» И вдруг они почувствовали себя победителями. Они одобрили проект выпуска облигаций, и люди говорили: «Ого, это действительно здорово. Республиканцы и демократы наконец-то работают вместе!»

Затор наконец был прорван. Поступательный импульс одобрения проекта выпуска облигаций двигал нас вперед, обещая очень продуктивный год. Летом мы приняли бюджет на 2006–2007 финансовый год объемом в 128 миллиардов долларов, включавший в себя значительное увеличение финансирования школ, а также выплату двух миллиардов долларов в счет погашения долга. Мы сделали это без извечных проволочек и препирательств: впервые за многие годы бюджет был принят в срок. После упорной борьбы мы договорились о давно назревшем повышении минимальной заработной платы. Мое предложение о «миллионе солнечных батарей» в сентябре стало законом, вылившимся в 2,9 миллиарда долларов поддержки жителям Калифорнии, решившим оснастить свои дома солнечными батареями. Это способствовало внедрению новых технологий и созданию дополнительных рабочих мест, а через десять лет общее количество электричества, получаемого за счет солнечной энергии, должно было составить 3000 мегаватт — достаточно, чтобы отказаться от старых электростанций, работающих на угле.

В 2006 году мы совершили смелый политический шаг: был принят основополагающий закон об изменениях климата, одной из важнейших проблем современной Америки. Закон о предотвращении глобального потепления предписал Калифорнии в ближайшие пятнадцать лет ограничить, а затем резко сократить выбросы в атмосферу соединений углерода, на 50 процентов к 2020 году и на 80 процентов к 2050 году. Этот закон стал первым подобным законом в стране, и политики и борцы за охрану окружающей среды единогласно предсказывали, что ему повсеместно будут чинить препятствия. Британский премьер-министр Тони Блэр, помогавший уговорить демократов, наблюдал за церемонией подписания по спутниковой связи. Представитель Лейбористской партии, он убедил Фабиана и остальных демократов в том, что это делается ради общего блага. Мы получили официальное поздравление из Японии.

Чтобы Калифорния смогла достигнуть таких агрессивных целей, требовалось нанести удар по проблеме парниковых газов со всех сторон. Закон должен был оказать влияние не только на десятки секторов промышленного производства, но также на наши автомобили, дома, автострады, города и фермы. Как заметила «Сан-Франциско кроникл», это могло привести к расширению сети общественного транспорта, более плотной жилой застройке, посадке миллиона молодых деревьев и крупным инвестициям в исследования в области альтернативных источников энергии.

Закон о борьбе с глобальным потеплением стал сенсацией не только потому, что Калифорния занимала второе место в Америке после Техаса по выбросу парниковых газов, но также и потому, что мы выбрали курс, радикально отличный от того, что предлагали Конгресс и президент Буш. В вопросах изменения климата трения между Калифорнией и Вашингтоном существовали задолго до моего прихода в Сакраменто. Грей Дэвис подписал закон, требующий от производителей автомобилей, желающих продавать свою продукцию в Калифорнии, сократить к 2006 году выброс вредных веществ легковыми автомобилями почти на треть и повысить эффективность потребления горючего с двадцати семи миль на галлон до тридцати пяти миль на галлон. На выхлопы легковых автомобилей в нашем штате приходилось больше 40 процентов всех выбросов парниковых газов. Однако Управление охраны окружающей среды при президенте Буше не позволило нам принять так называемый «закон выхлопной трубы». Автомобильные гиганты с такой яростью набросились на наши экологические инициативы, что даже объединились вместе и подали иск на штат Калифорнию — и меня! Они старались изо всех сил помешать нам, однако в конечном счете победили все-таки мы. Президент Барак Обама, вступив в должность в 2009 году, распространил калифорнийские стандарты на всю страну, и автопроизводители согласились на компромисс, обязывающий их к 2016 году повысить эффективность потребления горючего всех автомобилей, предназначенных для продажи на территории Соединенных Штатов, до тридцати пяти миль на галлон, что означает сорокапроцентное увеличение по сравнению с нынешними двадцатью пятью милями на галлон.

Я никогда не делал тайны из своего недовольства тем, как медленно волочит ноги президент Буш в вопросах изменения климата, и мы с ним напрямую обсуждали это. Уроженец Техаса, Буш считал себя великим борцом за охрану окружающей среды, поскольку он вывел из оборота несколько акров земли. Однако хотя его администрация предлагала способы сокращения выброса парниковых газов, глава Управления охраны окружающей среды постоянно ставил нам палки в колеса. Для меня любая деятельность подразумевает привлечение широких масс. Многие экологи, рассуждающие о глобальном потеплении, ограничиваются лишь обозначением проблемы. Это действенный способ внушить людям чувство вины и безнадежности — которое никому не понравится. К тому же, трудно думать о белом медведе на льдине, когда у тебя нет работы и тебе приходится беспокоиться о медицинской страховке и учебе детей. Я продвигал Закон о противодействии глобальному потеплению в Калифорнии как выгодный для бизнеса — не только уже существующего, но и нового, развивающегося. На самом деле мы хотели построить совершенно новую индустрию чистых технологий, что обеспечило бы создание рабочих мест и развитие новейших технологий, которые позволили бы нам стать образцом для подражания всему миру.

Достигнуть согласия по всем вопросам было очень непросто, и Закон о противодействии глобальному потеплению получился далеким от совершенства. Кипели жаркие споры как внутри моей команды, так и с законодателями и заинтересованными группами. Однако мы разрешали противоречия, выслушивая друг друга и обсуждая преимущества того или иного варианта. Мы встречались с ведущими экологами и видными учеными. Мы говорили с автопроизводителями, с энергетическими корпорациями, с коммунальными службами, с представителями сельского хозяйства и транспорта. Во время работы над законом о смене климата я беседовал с главами компаний «Шеврон», «Оксидентал» и «Бритиш петролеум», заверяя их в том, что никто не собирается на них нападать. Мы боролись с проблемой, которую никто не мог предвидеть сто лет назад, когда индустриальный мир перешел на нефть и природный газ.

Я хотел, чтобы нефтяные гиганты прониклись нашими идеями и поддержали принятие закона. Нам было необходимо, чтобы они начали работу по достижению поставленной цели — сократить к 2020 году выброс парниковых газов на 30 процентов. Я говорил: «Для этого нужно инвестировать в биотопливо, солнечную и другие виды энергии, которые не приводят к загрязнению окружающей среды и не имеют побочных эффектов».

Я также усиленно трудился над тем, чтобы убедить членов своей собственной партии. Нет никакого противоречия в том, чтобы быть одновременно республиканцем и экологом. В конце концов, именно Тедди Рузвельт основал первые национальные парки, а Ричард Никсон создал Управление по охране окружающей среды и выступал за принятие закона о чистом воздухе. Рональд Рейган и в должности губернатора, и в должности президента подписывал законы, направленные на охрану окружающей среды, в том числе исторический Монреальский протокол, связанный с защитой озонового слоя планеты. А первый президент Буш проводил пилотные программы по борьбе с кислотными дождями. И мы сейчас продолжали эту традицию.

Мы были настолько плотно заняты работой над Законом о противодействии глобальному потеплению и другими важными реформами, что у нас почти не оставалось времени на проведение нормальной избирательной кампании. Но это не имело значения. Существенный прогресс по главным вопросам, волнующим как демократов, так и республиканцев, был гораздо действеннее любых лозунгов и рекламных плакатов, — и именно на это мы делали основной упор нашей предвыборной стратегии.

Предвыборный комитет я образовал еще в 2005 году по одной простой причине: те, кто поддержал мою программу действий, хотели быть уверены в том, что они не тратят впустую деньги и время на человека, который долго не задержится во власти. Они говорили: «Зачем мне вкладываться в Арнольда, если через год он уйдет и его место займет демократ, который меня накажет?» Юнис прислала мне 23 600 долларов — максимальный взнос, который согласно закону могла сделать ее семья. «Пожалуйста, только не говори Тедди. Я ему столько никогда не давала, даже когда он выдвигался в президенты».

Не все в моей семье с радостью отнеслись к моему решению переизбраться на второй срок. Мария снова узнала об этом из газет и очень расстроилась. И, со свойственным ей едким чувством юмора, она нашла способ донести это до меня: прислала мне свою фотографию в красивой рамке, приписав внизу: «Зачем ты снова идешь на выборы, когда дома тебя ждет вот это?» Близко познакомившись с американской политикой, Мария знала не понаслышке, как она разрушает отношения. Она думала: «Арнольд вкусил власть — и, как это часто бывает, попался на крючок. Возможно, далее он будет баллотироваться в Сенат». Получив фотографию, я улыбнулся, однако мне хотелось довести до конца начатое. Первоначально я собирался поработать один срок, решить основные проблемы и уйти. Однако теперь я успел убедиться в том, что за три года это не осуществить.

К счастью, судьба послала мне слабого противника. Демократы выставили против меня Фила Ангелидаса, главного ревизора штата. Это был очень толковый человек и добросовестный работник, но как кандидат он был очень слабым. Вся его кампания была упрямо основана только на одном — на повышении налогов. Это позволило мне во время теледебатов выдать лучшую импровизацию: «По тому радостному блеску у вас в глазах, который я вижу, когда вы говорите о налогах, чувствуется, что вам просто доставляет удовольствие повышать их. А теперь повернитесь к зрителям и так прямо им и скажите: „Мне доставляет удовольствие повышать налоги“». Опешивший Ангелидас ничего не смог ответить — точно так же, как когда я во время тех же теледебатов спросил у него, какой, на его взгляд, самый смешной момент этой избирательной кампании.

Разумеется, когда борешься за губернаторское кресло, подобные импровизации могут больно ударить по тебе самому. У меня были большие неприятности, когда я отозвался о своей знакомой Бонни Гарсии, члене законодательной ассамблеи из Индио, как о «горячей штучке», поскольку у нее в жилах текла «смесь черной и латиноамериканской кровей». Я сказал это во время двухчасовой закрытой встречи со своими помощниками, однако мои слова попали в Интернет — неотредактированными. Мы лихорадочно готовили большое выступление, и пресс-секретарь записывал все, чтобы не упустить ни крупицы здравых предложений. Бонни — жаркая латиноамериканка; как и я, она становится страстной и резкой, когда увлекается какой-то идеей. И вот я заявил, что эта страсть обусловлена на генетическом уровне. «Кубинцы, пуэрториканцы — все они очень горячие», — сказал я. Бонни напомнила мне Серхио Оливу, кубинского тяжелоатлета-чемпиона, с которым я состязался за титул мистер Олимпия в далеких семидесятых. Он был очень упорным соперником, горячим, страстным.

Адам, отвечавший у меня за связи с общественностью, привык выслушивать от меня разные дикости. Однако в этот раз именно его люди неумышленно выложили неотредактированную запись на сервер, где хранились наши публичные заявления. Помощники Фила Ангелидаса быстро обнаружили эту запись и передали все неполиткорректные места газете «Лос-Анджелес таймс».

Мой предвыборный штаб поспешил минимизировать ущерб. Мои люди разыскали Бонни, которая любезно приняла мои извинения и даже попыталась обратить случившееся в шутку. (Впоследствии газеты опубликовали ее остроумное замечание: «Я не стану вышвыривать его из своей постели!») Я позвонил всем знакомым влиятельным латиноамериканцам и чернокожим, начиная с Фабиана Нуньеса и Алисы Хаффмен, президента калифорнийского отделения Национальной ассоциации прогресса цветного населения, которые оба отмахнулись от моего заявления, сказав: «Арнольд есть Арнольд, и нечего на него обижаться». Вместо того чтобы дать Ангелидасу возможность сливать в прессу нелицеприятные выдержки небольшими порциями, Адам выложил на всеобщее рассмотрение всю двухчасовую неотредактированную запись. В конце концов средства массовой информации вынуждены были признать, что мы очень эффективно разобрались с «Магнитофоногейтом», не дав скандалу разрастись и существенно повредить избирательной кампании.

На мой взгляд, Ангелидас держался слишком уж негативно. Он яростно критиковал меня, но в то же время не предлагал четкой альтернативной картины того, каким должно быть будущее Калифорнии. И поэтому ему не удавалось разжечь огонь в сердцах избирателей. Я же без труда говорил о будущем убедительно: достаточно было только перечислить свои достижения на посту губернатора.

7 ноября 2006 года жители Калифорнии переизбрали меня с убедительным перевесом в 17 процентов голосов. И они приняли все предложения о выпуске облигаций — одобрили план стратегического развития и выделили 42 миллиарда долларов, на которые можно было начинать строительство Золотого штата двадцать первого века.