Глава 13. Ночной рейд

…Еще раз о ведьмах. Я уверен, что каждому индивидууму есть что сказать по данному вопросу. Проблема в том, что происходит подмена понятий и в итоге путаница, как результат излишней эмоциональности индивидуума… э-э-э… к примеру, мужского пола, полагающего ведьмой чуть ли не всех поголовно особ женского пола, что, разумеется, далеко не так. Попытаемся разобраться, господа. Итак, что такое настоящая ведьма? Подчеркиваю — настоящая!

Из лекции номер тринадцать дробь один эзотерического цикла чтений о непознанном и непознаваемом.

Автор, к сожалению, неизвестен.

Они встретились в полночь в маленьком парке недалеко от дома ясновидящей, по улице Садовая, восемь. На этом настоял Монах, сказав, что раз уж они имеют дело с ясновидящей, то лучшее время, чем полночь, даже трудно себе вообразить. Дом под номером восемь был трехэтажным, старинной застройки в стиле позднего классицизма, слегка облупленным, что неудивительно, принимая во внимание возраст. На втором этаже помещались три символических балкончика, причем средний подпирала полуобнаженная кариатида в виде пышной женщины в венке со стертыми чертами лица. Тут были два подъезда — один по центру, под выпуклым козырьком и облупившейся лепниной для жильцов, другой — попроще, привнесенный временем, принадлежал продуктовому магазину «Щедрый гном», о чем сообщала зеленая вывеска с бородатым гномом. Монаху название понравилось — прекрасно передана идея: маленький магазинчик, где есть все. Правда, дом в результате смещения центра тяжести потерял в солидности и казался слегка перекошенным, кривым и хромым; зато удобно. Магазин еще работал; его витрина светилась, и внутри как в аквариуме были видны беседующие продавщица и здоровяк в черном. Все остальные окна были темными, похоже, обитатели дома крепко спали. Монах прикинул, сколько здесь может быть квартир. Если бы не магазин, то девять, по три на этаж. С магазином — семь, скорее всего. Ясновидящая Анастасия до недавнего времени занимала квартиру под номером четыре, то есть на втором этаже.

Некоторое время они наблюдали за домом и переговаривались шепотом, короткими телеграфными фразами.

— Что установила экспертиза? — отстукал Монах. — Причина смерти? Что нового?

— Какой-то алкалоид, пока неясно. Непонятно, с чем она его приняла и сколько. Растительных ядов полно, но чтобы умереть, нужно очень постараться.

— Иногда не очень. Есть всякие. Любое лекарство яд. Как ее зовут?

— Тамила Владиславовна Сотник.

— Замужем?

— Понятия не имею. Интересно, они собираются торчать тут всю ночь? — спросил Добродеев, имея в виду людей в магазине. — Не жарко, однако.

— Район спокойный, тупиковый, покупателей нет. Сейчас закроются. Попрыгай.

Он оказался прав. Продавщица выключила в зале «большой» свет, оставив скромные светильники. Хлопнула дверь; до сидящих в засаде донеслись бас здоровяка и смех женщины. Закрыв дверь, они уселись в черный пикап, запаркованный у магазина, двигатель фыркнул, свет фар скользнул по окнам, и они уехали.

— С богом! — сказал Монах, поднимаясь. — Пошли. Готов?

— Готов-то я готов, — вздохнул Добродеев. — Но спрашиваю себя, куда я опять ввязался… и не нахожу ответа. Ты хоть понимаешь, что будет, если нас застукают?

— Думаешь, засада? Пробьемся.

— Вряд ли, но… всегда существует маленькое паршивое «но», которое включается вполне неожиданно и портит всю картину. В прошлый раз нам просто повезло.

— Согласен. Как говорят умные люди — никогда не нужно повторять удачный эксперимент. Значит, по домам и баиньки.

— Берешь на понт? — саркастически сказал Добродеев. — Ладно, поехали. Фонарь взял?

Кнопки на двери сработали безотказно, и Монах удовлетворенно крякнул. Они вошли в коридор. Лучи фонариков высветили запыленную лепнину потолка — бросался в глаза серпантин паутины, колеблющейся на сквознячке, — стертый мраморный пол с узорной мозаикой и широкую мраморную лестницу.

— Красивый дом, — прошептал Добродеев. — Чувствуется в нем какая-то тайна… Его бы почистить хорошенько.

Монах произнес что-то среднее между «умгу» и «ага». Они осторожно поднялись на второй этаж.

— Пришли, — сказал Монах. — Четвертая. Голосуем, Леша. Я — за.

— Вот только давай без балагана, Христофорыч. Снимай!

Монах, осторожно потянув бумажную полоску, отлепил ее с одной стороны. Достал из кармана спицу, ткнул в замочную скважину. Добродеев светил фонариком, Монах, громко сопя, ковырялся в замке.

— Все! — Он спрятал спицу в карман. — Прошу вас, господа! — Он толкнул дверь.

Добродеев похолодел, ожидая скрипа, и бросил взгляд на соседнюю квартиру.

Дверь бесшумно поехала от них, открывая черную пасть чужого жилья. Монах вошел первым. За ним, еще раз оглянувшись, ступил Добродеев. У него было чувство, что он, как глупый зверь, залез в ловушку и крышка сейчас захлопнется. Ну, Христофорыч, погоди!

В квартире было холодно и пахло сыростью. Просто удивительно, как быстро остывает жилье без человека, как быстро становится оно враждебным и настороженным. Добродеев поежился. Монах уверенно шел вперед. Первое помещение, крохотное, вроде кладовки, — приемная ясновидящей. Здесь с трудом помещались два креслица и диван. Сколько же у нее клиентов, подумал Добродеев, разглядывая комнату.

— Не думаю, — сказал Монах, — проследив его взгляд. Бутафория. Не так уж и много, во-первых, а во-вторых, она назначает время, и никто не ждет. Они не хотят друг друга видеть, так что тайна вклада гарантируется.

Он открыл дверь в соседнюю комнату. Это был кабинет, где свершалось таинство. Монах, пошарив по стенке, включил свет. Стоя на пороге, они рассматривали комнату. В неярком свете люстры с висюльками она напоминала грот. Стены, затянутые черным, черный ковер на полу, два консольных столика: на одном несколько старинных на вид фолиантов в кожаных переплетах и два шандала на пять свечей каждый; на другом — три стеклянных шара: красный, зеленый и черный, и три черные с золотом маски венецианского карнавала, из тех, что продаются в сувенирных лавках. В центре помещался большой стол на ножках-тумбах под черной, длинной, сбитой на сторону скатертью; на нем, как на прилавке старьевщика, были набросаны всякие магические предметы: маленькие светящиеся шарики, колода длинных узких карт, овальное зеркало с ручкой в виде когтистой лапы, черная полированная фигурка кота, похоже, из пластмассы или эбонита, с громадными зелеными глазами, опрокинутые янтарные фигурки мужчины и женщины и майоликовый подсвечник с огарком свечи. Еще тут был крошечный продолговатый предмет с непонятными знаками, висящий на перекладине деревянной виселицы в виде буквы «Г», оказавшийся при ближайшем рассмотрении пулей, по-видимому серебряной; рядом — металлический человечек внутри круга — символ микрокосма. На полу валялись, поблескивая стеклами, очки; несколько черных гладких камешков раскатились по полу. Добродеев наступил на один и чуть не грохнулся. Монах вовремя подхватил его под локоть и придержал.

— Черт! — сквозь зубы прошипел испуганный Добродеев. — Давай быстрее, как-то тут неуютно.

Вдруг висюльки на люстре качнулись, издав негромкое мелодичное звяканье. Добродеев отступил, по хребту его пробежала жаркая волна.

— Машина проехала, не бойся, — успокоил Монах. — Или ты случайно подпрыгнул. Как по-твоему, это хрусталь?

— Господи, какая разница! — выдохнул Добродеев, утирая пот со лба. — Я не прыгал!

— Никакой, ты прав. Стой смирно и не шевелись. Я думаю, она здесь не жила, это рабочее место, так сказать.

Он наклонился над предметами на столе — рассматривал, трогая некоторые спицей-отмычкой.

— Смотри, Леша, — сказал он вдруг. — А вот и наш знак!

— Где смотри?

— На зеркале. Если мне не изменяет память, это Гелиотроп!

Добродеев присмотрелся. На зеркале черным маркером были изображены два треугольника остриями вверх и вниз, слившиеся основаниями — они напоминали стилизованную восьмерку.

— Ты уверен? — спросил он недоверчиво. — Может, он тут всегда, был?

— Может, но не думаю. Этот знак нарисовал убийца. Очень сильный знак, вызывающий галлюцинации и помрачение сознания. Ясновидящая скончалась от сильного алкалоида или наркотика, что совпадает с заключением экспертизы. Когда она умерла, уже известно?

— Приблизительно. Эксперты говорят, ее нашли через сутки.

— Убийца отравил ее, нарисовал Гелиотроп и ушел. Я думаю, она была еще жива. Если бы ее нашли сразу, она бы не умерла.

— Они не знают, как яд попал в организм, — заметил Добродеев. — Нигде никаких следов, посуда чистая. Они предположили, что, возможно, ее отравили в другом месте, а умерла она через несколько часов здесь. В этот день она не работала, но почему-то пришла. Допустим, убраться.

Монах задумался. Потом сказал:

— Нет, Леша, убийца был здесь. Пришел, зная, что у нее выходной.

— Откуда ты знаешь?

— Я чувствую, Леша. У нас, волхвов, очень развито паранормальное чутье. Кроме того, знак.

Добродеев закатил глаза, но от иронического фырканья воздержался. Только и спросил:

— Почему же она открыла? Это был кто-то, кого она знала?

— Необязательно. Мне, например, тоже всегда открывают, у меня внешность, внушающая доверие. Зависит от харизмы. Кроме того, не забывай, Леша, что ясновидящая — фигура публичная, она рассматривает всех вокруг как потенциальных клиентов. Он позвонил, сказал: очень нужно, вопрос жизни и смерти, она и открыла. Я уверен, твои знакомые из полиции опросили соседей насчет незнакомцев в тот день.

— Ты сам сказал, что она публичная фигура, все ее клиенты — незнакомцы, — заметил Добродеев.

— Тоже верно.

— Как же он ее отравил?

Монах задумался и задрал голову к потолку, подергал себя за бороду.

— Она курила? — спросил он вдруг, принюхиваясь.

— Понятия не имею.

Монах потянул ящик консольного столика и внимательно рассмотрел содержимое. Там были какие-то бумажки, квитанции, открытки, буклеты… Выдвинул другой, подцепил спицей пачку сигарет:

— Она курила, Леша. Вот и пепельница.

— И что? Ты думаешь, она отравилась никотином?

— Нет, Леша, я так не думаю. Звягильский погиб, потому что его одежду облили раствором фосфора. О таком способе убийства знают немногие. Убийца — изобретательный человек. А теперь наша ясновидящая. Тем более нигде никаких следов яда. Добавь сюда знаки… Игни, Гелиотроп.

— И что? — спросил Добродеев. — Как же он ее… А сигареты при чем? Ты хочешь сказать, что яд был в сигаретах?

— Скорее всего, Леша. Если пропитать сигареты ядом, то они превращаются в орудие убийства. Тем более когда некому прийти на помощь. Он дождался, когда ей станет плохо, закрыл дверь и ушел. Но сначала нарисовал знак…

— Зачем? Опять демонстрация? Соперник из конкурирующей фирмы?

— Не знаю. И в первом и во втором случае имеет место демонстрация. Он не просто убивает, он демонстрирует нечто, и эти знаки — его личное клеймо. И обрати внимание, Леша, как он выбирает своих жертв! Необычные люди, правда? Известный актер, ясновидящая…

— Ты говорил, убийца может быть женщиной, — вспомнил Добродеев.

Монах пожал плечами:

— Может.

— А если это сатанинский культ? — спросил Добродеев. — Союз ведьм?

И снова Монах пожал плечами.

— А какой яд?

— Любой. Бледная поганка, дурман, даже ландыш. Все против человека…

— А что делать? — спросил Добродеев.

— Можно подбросить сигареты полиции… Шучу! — сказал он, видя, что Добродеев собирается возразить. — Не будем суетиться. Я уверен, они в конце концов догадаются. Возможно, уже догадались, там не дураки сидят. Кроме того, не исключено, что я ошибаюсь. Дело не в этом, Леша. Дело в знаке. Знак — то, что объединяет два убийства. И вот это надо бы им подсказать.

— Как?

— Элементарно. Твоего графомана пока выведем из игры, тут нужна фигура повесомее. Узнай, кто ведет дело. Возможно, Поярков, с которым ты паришься в бане, он там самый крутой. Попроси показать тебе фотки с мест последних убийств, ты лицо заинтересованное как представитель прессы, кроме того, свидетель убийства Звягильского. Поярков тебе не откажет. Тем более интерес прессы всегда льстит. И во время дружеской беседы между прочим обрати его внимание на знаки. Не мне тебя учить законам интриги. Знаки на первый взгляд никакие, кто не знает, пройдет мимо. Но! — Монах поднял указательный палец. — Они тут недаром, Леша. У них свое назначение. А потому мы проделаем оперативный вброс информации. Ты скажешь, что узнаешь ведьмовские знаки… якобы, ах, и что бы это значило? Вот эти странные знаки? На стене в гримерке и на зеркале, ах, как необычно волнительно! Что-то связанное с ведьмами, не иначе. А ты давно интересуешься ведьмами, собираешься писать, у тебя полно свидетельских материалов, а также коллекция сплетен и слухов. Твой друг Поярков будет счастлив, поверь. Но не зарывайся, он может попросить показать свидетельские материалы. На всякий случай сообрази что-нибудь путное. В нашем деле, Леша, нужно быть готовым к любой гадости и любой неожиданности. И еще: прокалываются на мелочах, как правило. Например, в шпионских романах шпион, выдающий себя за некую особу, не знает, к примеру, сколько было золотых зубов у престарелой тети их семейного садовника, и тут-то его цап-царап за шкирку.

— А некая особа знает, по-твоему?

— Вряд ли, ей по фигу, но для развития сюжета необходимо на чем-то его прихватить. Не суть. В любом романе суть — любовная интрига. Ты, как писатель, должен знать.

— Любовная интрига? — обалдел Добродеев. — При чем здесь любовная интрига?

— Везде, Леша, присутствует любовная интрига, это закон драматургии. Возможно, наша ясновидящая была влюблена. Все всегда вертится вокруг любви. Особенно принимая во внимание, что жизнь — это театр, а люди в нем актеры. Кто сказал, не помнишь?

— Шекспир, кажется, но я не понимаю…

— Шекспир! — воскликнул Монах, хлопая себя по лбу ладонью. — Конечно! Куда ни сунешься, всюду Шекспир, просто удивительно. Но вернемся к нашим баранам, Леша. Поярков! — Монах помотал пальцем перед носом Добродеева. — Вот в чем вопрос!

— Я попробую, Христофорыч, — с сомнением произнес Добродеев.

— Ну и ладненько. А теперь пошли отсюда.

Они постояли в прихожей, прислушиваясь. За пределами квартиры все было тихо. Монах осторожно приоткрыл дверь, и они выскользнули на лестничную площадку. Монах тыкал спицей в замочной скважине, пока не щелкнул язычок замка, после чего, поплевав на бумажную полоску, приладил ее обратно. С чувством облегчения они покинули офис ясновидящей.

— Может, секта? Заявляет о себе, — предположил Добродеев уже на улице.

— Может, — согласился Монах. — А может, дымовая завеса. Или театральный занавес.

— Занавес?! В каком смысле?

— Пока неясно, Леша, мало исходных данных. Занавес в смысле театр, спектакль. Ты же сам сказал про театр, почему-то именно это пришло тебе в голову. Кроме того, обрати внимание на антураж: Шекспир, подмостки, ведьмы, проклятая пьеса в первом случае, и мистика, свечи, янтарные фигурки, старинное зеркало и волшебное животное во втором, и сюда как нельзя более вписываются знаки. — Он помолчал. — Надо бы поговорить с родными ясновидящей, если таковые имеются. С соседями пообщаться тоже не помешает. И здесь, и там, где она жила. Узнать, не было ли скандалов, угроз, может, она прокляла кого-нибудь или сглазила. Или, наоборот, не сняла порчу, и он отомстил. Я думаю, ты прав — убийца бывал здесь раньше, он пришел в знакомое место.

— Ты веришь в сглаз? — спросил Добродеев. — Какое еще волшебное животное?

— Моя вера или неверие ничего не меняют, — туманно ответил Монах. — Что мы можем знать наверняка, если речь идет о вере? Волшебное животное — это эбонитовый кот. Вернее, кошка. Женщины и кошки как-то ближе к ведьмовству.

Добродеев промолчал, соображая, что Монах имел в виду.

— По домам? — спросил Монах. Он вспомнил Жорика и его семейство и вздохнул.

— Ну… да, наверное… — промямлил Добродеев, которому тоже не хотелось домой.

— У меня идея, — объявил Монах. — А почему бы двум членам Клуба красивых и умных не пойти куда-нибудь в укромное местечко и не принять за успех нашего… э-э-э… успешного предприятия?

Он вдруг поднял палец, призывая к тишине, и тут же глухо и сипло ударили часы на площади. Четыре раза, потом, после паузы, еще один. Час ночи.

— Как, Леша?

— Согласен, — ответил Добродеев.

И они отправились в укромное местечко. Людей на улицах почти не осталось, мокрый от тумана асфальт блестел в свете неярких фонарей; из щелей выкуривался неубедительный белесый туманец и висел рваными клочьями над тротуаром. Не хватало только привидений…

— Ну и что ты об этом думаешь? — спросил Добродеев, поднимая рюмку с водкой.

Друзья расположились в скромном ночном баре с громким названием «Дикий Запад». Кроме них, тут сидели несколько квелых личностей, похожих на бомжей, да одна потрепанная ночная птичка, пили пиво.

— Твое здоровье, Леша. — Монах одним глотком опрокинул водку, потянулся за бутербродом. — Жаль, «Тутси» до часу, у Митрича обстановка поинтереснее. Что я думаю? — повторил он. — Пока мы можем быть уверены только в одном: мы имеем дело с одним и тем же персонажем. С выразительным почерком — магические знаки, зрелищность, необычный способ убийства. И зачем-то ему нужно заявить об этом на весь мир. Что, в свою очередь, позволяет судить о том, что это система, Леша. А главный постулат развитой теории систем полагает, что все не только система, но и часть еще большей системы.

— И что? — спросил сбитый с толку Добродеев.

— Пока не знаю. Параллельные реальности, возможно.

— Это ты мне как волхв? — Добродееву показалось, что Монаха заносит после визита к ясновидящей и рюмки водки.

— Как волхв, — не стал спорить Монах.

Они замолчали и налегли на бутерброды.

— Ты сказал, что ему важно заявить о себе на весь мир, так? То есть ему не важно, кого убивать? — уточнил Добродеев.

— Похоже, что так. Хотя… черт его знает!

— Тогда это психически неполноценный тип. Ты сказал, дымовая завеса, — вспомнил Добродеев. — Что ты имел в виду?

— Есть у меня одна мыслишка, Леша… хиловатая, правда. Нужно подождать…

— Ты хочешь, чтобы он убил еще кого-нибудь?

— Упаси боже! — вскричал Монах. — Мы сделаем все, что сможем. Завтра же… уже сегодня ты выйдешь на следователя, если повезет, это будет Поярков, и подсунешь ему знаки. Я думаю, у них информации по неформальным группам побольше, чем у нас, да и возможностей тоже. Шила в мешке не утаишь — кто-то что-то видел, слышал или подслушал… соседи проявляют бдительность — глядишь, и нарисуется картинка. Главное, заинтересовать клиента и дать ему пинка в нужном направлении. Да, и еще одно. Нам нужен домашний адрес ясновидящей. Это вопрос к твоему графоману, Леша. Можно завтра? Хочется наведаться к ее настоящим соседям. И поговорить с домашними, если таковые имеются. — Он замолчал и нахмурился. — Лично я не ужился бы с ясновидящей.

— Почему?

— Если она настоящая ведьма, Леша, то вопрос не засчитан. Подумай сам почему.

— Видит тебя насквозь, — догадался Добродеев.

— А еще может превратить в жабу.

Добродеев приподнял бровь.

— Или в хомяка.

— Мне с тобой? — спросил Добродеев после паузы.

— Не нужно, Леша. Справлюсь один.

— Тебе могут не открыть, народ сейчас всего боится, — заметил Добродеев.

— Мне откроют, Леша. Люди обычно мне доверяют. В смысле, я внушаю доверие. Кроме того, не факт, что откроют, если нас будет двое. Может, наоборот. Посмотрим. На тебе висит Поярков, действуй напористо, но аккуратно. Говорят, он мужик хитрый. И запомни: мы ввязались в поиски неизвестного, и черт его знает, что обнаружим на выходе. Но, как бы там ни было, мы его… — Монах сжал кулак. — Мы его скрутим, Леша. Оно даже не подозревает, с кем связалось! За успех!

Они выпили.

— Если оно человек… — пробормотал Монах и потянулся за бутербродом.