По огромной спальне плывет протяжный звук старинных напольных часов.

Мадам Гали Легаре встает одновременно с седьмым ударом. Высокое стрельчатое окно приоткрыто, из парка веет свежестью, но эта прохлада и мягкий утренний свет заставляют Гали вздрогнуть. Она вспоминает, что сегодня пятое июня, ее день рождения. И что самое примечательное — круглая дата, юбилей. Вечером будут гости, совсем немного, только избранные. Гали никого не приглашала. Но слишком многие помнят о том, что сегодня ее день! Можно ждать приятных сюрпризов.

Она медленно идет в сторону ванной комнаты, на ходу заглянув в массивное зеркало. Мадам Легаре довольна: возраст не лишил ее ни блеска глаз, ни прелестной фигуры. Гали останавливается, неторопливо снимает тончайшую шелковую ночную рубашку, бросает на узорчатый персидский ковер и смотрит на себя в зеркало, загадочно улыбаясь. Каштановые волосы, миндалевидные серые глаза. Она знает, что иногда они меняют цвет и становятся пронзительно-зелеными, как изумруды в ее любимых серьгах.

Неожиданно раздалась мелодичная трель телефонного звонка. Гали это не понравилось, но она все-таки подошла к аппарату. Кто это может быть в такую рань?

— Хеллоу, — сказала она в трубку. Разговор был довольно коротким. Ранний звонок из телефона-автомата парижского куратора стал приятной неожиданностью. Гали улыбнулась. Этот жесткий человек с годами становился мягче и сентиментальнее. И его поздравление стоило дюжины других.

И тут же в памяти всплыла Москва. «Боже! Когда это было…»

Та встреча с Барковым Анатолием Ивановичем состоялась не в гостиничном номере, а на конспиративной квартире, предназначенной для общения сотрудников Лубянки с ценными агентами.

Гали ничего особенного не ждала от этой встречи.

Она миновала прихожую дома из числа тех, что остались островками века модерн, и оказалась в круглом зале, где, казалось, никого не было.

Куратор возник перед ней неожиданно, поднявшись с кресла с высокой спинкой, стоявшего перед широким светлым окном. В руках он держал словарь Брокгауза и Эфрона, который тут же аккуратно положил на стол.

— Здравствуйте, Галина Наумовна, — произнес он. — Рад вас видеть.

Она ответила на приветствие.

— Устраивайтесь поудобнее. — Анатолий Иванович усадил Гали в мягкое кресло рядом с журнальным столиком. — Хотите минеральной или сока?

— Нет, спасибо. Пока ничего не хочу. А вот руки помыла бы с удовольствием.

Вернувшись в гостиную, Гали увидела на столике бутылку «Нарзана» и два стакана.

— А не пора ли нам поразмять косточки? — заговорщически подмигивая, начал разговор Анатолий Иванович.

— Все будет зависеть от веса того, кто будет их разминать — мгновенно парировала Гали, приготовившись услышать что-то интересное.

— Кто о чем, а шелудивый о бане… Нет, на этот раз я Вам предлагаю другую игру… интеллектуальную.

Анатолий Иванович положил на стол чистый лист бумаги и стал рисовать фигуры людей, соединяя их стрелками. Прошло два часа. Каминные часы пробили 8 вечера, когда Анатолий Иванович закрыл за Гали входную дверь.

Маргарет Маккой, супруга американского дипломата, любила лето. Прелесть русской зимы ей удалось оценить лишь на третьем году жизни в России: жестокий мороз (подумать только, минус десять-пятнадцать градусов по Цельсию!) заставлял эту уроженку юга дрожать от холода каждой клеточкой. Даже шерстяные носки и теплое белье не спасали ее от острой боли в низу живота, начинавшейся иногда через тридцать минут пребывания под открытым небом…

Где уж тут любоваться искрящимся снегом, деревьями в инее, пушистыми шапками снега на елях и прочими красотами. Два года потребовалось для того, чтобы ее организм привык к новому температурному режиму. И однажды, в канун нового, тысяча девятьсот семьдесят шестого года, Маргарет вдруг поняла, что мороз и скрип снега под ногами ее совсем не угнетают.

Войдя с предновогодними покупками в дом, она обнаружила, что зимняя прогулка на этот раз подарила ей бодрость, аппетит и румянец, а не озноб. И ощутила прелесть зимнего вечернего пейзажа, который скорее напоминал лунный ландшафт, а не слащавую рождественскую открытку с альпийским видом. Маргарет по-детски обрадовалась — так радуются дети, найдя на дороге монетку.

Но она была здравомыслящей женщиной и потому нашла привычное клише для своего состояния: «Наконец-то я акклиматизировалась». Но радость ее быстро сменилась озабоченностью: «Наверное, дома мне придется снова привыкать к нашему климату!» — вздохнула Маргарет. Таков удел людей, все время контролирующих свои эмоции: они не умеют просто наслаждаться жизнью.

А вот в московский июнь Маргарет влюбилась сразу, даже ее рассудочность была здесь бессильна. Она с радостью встретила этот чудесный месяц после долгой, беспросветной, холодной и темной зимы, которая никак не кончалась, вопреки календарным срокам…

Когда в конце апреля с неба снова посыпался снег, она была готова удавиться от тоски. Ей казалось, что она уже насквозь промерзла и даже душа ее заледенела. В середине мая было холодно, как в ее родном Канзасе под рождество. И когда она уже совсем отчаялась, наступил наконец ласковый московский июнь… Даже бураны из тополиного пуха, поднимающиеся в это время на улицах, не могли погрузить ее в привычное дурное настроение. И семейные поездки за город на уик-энд доставляли ей истинное наслаждение.

Но только не «рабочие поездки» мужа, которые маскировались под прогулочные. Маргарет понимала, что вышла замуж за «рыцаря плаща и кинжала».

Она гордилась своей принадлежностью к этому тайному ордену. Она радовалась успехам мужа в его тайной войне с коммунизмом. Это учение Маргарет, воспитанная в католической семье, ненавидела со школьной скамьи и готова была пожертвовать в борьбе с ним даже своим здоровьем. Но все-таки страх за мужа и судьбу своих детей, который она испытывала каждый раз во время таких поездок, был непреодолим. «Святая дева Мария, — молилась она в ночь перед выездом, — спаси моего мужа от слуг дьявола. Окружи его небесной защитой. Спаси и сохрани. Спаси и сохрани».

Люди из Лэнгли довольно часто используют своих жен для проведения разведывательных операций. Перед выездом в Москву жены проходят краткосрочные курсы подготовки, где их обучают приемам обнаружения наружного наблюдения, броскам писем в почтовые ящики в «мертвых зонах» и многому другому.

Маргарет по природе не была трусихой. В студенческие годы активно занималась в спортивном клубе, умела постоять за себя. Но здесь, в Москве, где каждый второй, с кем ты общаешься, может быть агентом или даже офицером КГБ, ее часто сковывал страх. Даже дома, в квартире на Кутузовском проспекте, она не могла чувствовать себя в безопасности. КГБ повсюду имел большие уши. Когда Маргарет, забывшись, начинала сплетничать за ужином, перемывая косточки подругам по несчастью, Пол молча поднимал палец вверх и показывал на потолок. С этим еще как-то можно было мириться, но в спальне, в постели… Воображение рисовало ей картины одна омерзительнее другой. Она физически чувствовала присутствие третьего человека. Несмотря на свое пуританское воспитание, Маргарет считала секс самым большим подарком Создателя. И в студенческие годы, хотя и не была супер-моделью, не упускала случая переспать с понравившимся парнем. Пол, сутками пропадающий на работе, приходил, как говорят русские, «вымотанный». Молча ужинал. Смотрел советские телеканалы и начинал клевать носом. Он редко проявлял инициативу, все реже прижимал ее к себе, гладил по попе, теребил соски. Единственное, что спасало положение, так это готовность его «Джонни» отвечать на ласки Маргарет. «Как интересно устроен организм мужчины, — думала она, убирая посуду после ужина в шкаф. — Голова спит, глаза закрыты, а член, разбуженный ее ласками, стоит, как вкопанный». Притушив свет и включив психоделическую музыку, Маргарет, сделав пару глотков бренди, некоторое время рассматривает обнаженное тело мужа, распластавшегося на спине, на широкой кровати…

— Мой славный Джонни, — говорит она, аккуратно садясь верхом. — Иди к своей мамочке…

Пол тихо постанывает в полусне. «Интересно, что ему сейчас снится? Может быть, он сейчас представляет себя с его любимой Мэрилин Монро? Ну и пусть…» И вот, в момент наивысшего экстаза, когда из ее горла вот-вот вырвется нечленораздельный крик, ей видятся на темном потолке спальни красные воспаленные глаза кагэбэшника, впивающегося в нее своим плотоядным взглядом. Видение настолько реально, что у нее внутри все холодеет. И вместо того чтобы, обмякнув, рухнуть рядом с Полом, она лихорадочно ищет халат и прячет в него свое неудовлетворенное тело.

— Святая Дева Мария! — стонет Маргарет. — Дай мне силы дотянуть еще два года до конца этих мучений.

Она забивается в угол ванной комнаты и начинает тихо плакать.

Утром она бодро подставила под контрастный душ свое длинное, жилистое тело, быстро выскочила из-под неласковых струй и растерлась махровым полотенцем, которое было чуть мягче власяницы. Отражение в зеркале могло бы погрузить в траур любую женщину: сложения Маргарет была, мягко говоря, астенического… Халат она надевала, прежде чем водружала на нос очки в широкой роговой оправе, поэтому собственное отражение не портило ей настроение с утра пораньше. Наконец, обретя зрение, Маргарет бралась за фен и плойку, укладывая свои измученные перманентом и осветлениями волосы в некое подобие ангельского венчика.

«Боже, ну просто огромная стрекоза!» — подумал Пол Маккой, едва проснувшись. Над ним нависала Маргарет с подносом для завтрака, облаченная в атласный халат персикового цвета с широкими рукавами.

— Доброе утро, дорогой!

— Доброе утро, спасибо, крошка, — Пол приветствовал жену радостной улыбкой. — Ты прекрасно выглядишь! Наверно, выспалась?

— Как обычно. Ты же знаешь, со снотворным я сплю хорошо. А как ты?

— Хорошо. М-м-м… Что у тебя в сэндвичах?

— Рубленый бифштекс, сладкий перец, свежий огурец, сыр и местный хрен вместо кетчупа… Что, очень остро?

— Да нет, мне очень нравится этот местный хрен. Можешь делать с ним.

— Хорошо, дорогой. Пойду, принесу апельсиновый сок.

Маргарет Маккой была от природы наделена волей, твердым характером, самодисциплиной, математическим складом ума и жертвенностью. Считается, что талант и ум жены идут на пользу мужу. Давным-давно, говоря Полу «да», Маргарет с трепетом представляла, какие лица будут у школьных подруг, когда она скажет, что стала женой будущего дипломата. Этих подруг, дочек фермеров и жен владельцев автозаправочных станций, Маргарет не видела уже лет десять: теперь ей приходилось общаться с такими же, как она, женами дипломатов. Она могла спокойно отдавать все силы индейкам, пирогам, брюкам и сорочкам мужа.

— Мардж, ты еще не одета? — раскрасневшийся Пол Маккой вышел из душа, шаркая ногами в шлепанцах. — Что ты делаешь на балконе? Надо бы поторопиться.

— Да, Пол. У меня уже почти все готово!

— Ну, так одевайся!

Пол уже сосредоточился на более серьезных делах, а потому, быстро надев приготовленный накануне вечером костюм, решительно направился к входной двери. Несколько ценных указаний супруге, своему стойкому оловянному солдатику, и дверь за ним захлопнулась. Оставшись одна, Маргарет вздохнула с облегчением и, перед тем как выйти, не спеша допила апельсиновый сок.

Этот милый городок Звенигород супруги Маккой навещали уже несколько раз. Маргарет успела наизусть запомнить дорогу от Москвы до Звенигорода. Посетила этот варварский храм — несмотря на то, что ей, католичке, в таких местах надо бы бывать пореже… Изучила все меню единственного в городе ресторана, перепробовала все блюда по третьему кругу и уже слышать не могла о бифштексе по-деревенски и люля-кебабе. Путь до Звенигорода занимал почти полтора часа. Однако сегодня время летело куда быстрее ярко-зеленых кустов и перелесков за окном автомобиля. Вид ожившей после зимы природы размягчил Маргарет и погрузил ее в какие-то странные грезы.

Резкий звук тормозов вернул Маргарет к действительности.

— Черт возьми этих русских, — выругался Пол. — После войны сменилось, уже считай, два поколения, а они все еще ведут себя на дорогах, как будто мчатся в танках на Берлин!

— Что случилось, Пол?

— До вот, какой-то лихач захотел меня обогнать справа, и я чуть не врезался в тормозящий автобус.

— Где мы? — спросила Маргарет, окончательно возвращаясь в действительность.

— Уже подъезжаем к Звенигороду. Марджи, я же тебя просил, посматривай в зеркало заднего вида. Проснись!

— Хорошо-хорошо, не волнуйся, я уже записала три номера, но они больше не появлялись.

— Странно, я тоже не обнаружил ни одной машины КГБ, меня это беспокоит. Они же не могут нас выпустить из Москвы просто так, без наблюдения. Или они опять придумали что-то новенькое? Если ты помнишь, в прошлую поездку они нас ждали у въезда в Звенигород. Может быть, и на этот раз они не хотят мозолить нам глаза?

— А мы сделаем так — сегодня нам нужно попасть в Дюдьково. После Дюдькова мы заедем в Звенигород с тыла. Пусть ребята не обижаются.

Не доезжая Дюдькова, Пол остановил машину на берегу Москвы-реки.

— Давай немного разомнем ноги, — предложил Пол.

Он осмотрелся и заспешил в кусты. Маргарет тоже было направилась в сторону кустиков, но, спохватившись, вернулась к машине. Сумку ни в коем случае нельзя было оставлять без присмотра. Пол вернулся и посмотрел на часы:

— У нас есть еще пятнадцать минут до начала работы.

Теперь и Маргарет могла отлучиться от сумки…

Все было спокойно. К одиннадцати часам солнышко уже высушило росу. С противоположного берега реки слышны были звонкие голоса купающихся ребят. Остановившаяся перекусить супружеская пара наслаждалась бутербродами.

Убрав за собой остатки еды и упаковав мусор в пакет, Пол и Марджи сели в машину и направились в сторону Звенигорода намеченным маршрутом. Ровно в одиннадцать Пол нажал кнопку на металлической застежке сумки. Внутри нее бесшумно заработало чудо американских «специалистов по подковыванию блох». В непроницаемой системе противокосмической обороны Москвы выгрызалась очередная маленькая дырочка. В эти тридцать — сорок минут, в течение которых дипломат объезжал объект, где-то там, в космосе, чаша весов, на которых круглосуточно определялся Всевышним паритет сил СССР — США, чуть-чуть склонилась в пользу янки. Надолго ли?

Когда Маккой подъехали к Звенигороду, дело было сделано. Теперь можно было спокойно гулять по городу, проверяя наличие «наружки», для отвода глаз купить сувениры и зайти в местный ресторан.

Единственный в Звенигороде ресторан «Лесные дали» принял их гостеприимно: официантка, обладающая хорошей памятью жительницы небольшого городка, встретила их, как старых знакомых. Полу это совсем не понравилось, и он беспокойно заерзал на стуле.

— Опять к нам? Я вижу, вам тут понравилось! — Маргарет заметила, что официантка успела не только запомнить их, но и скопировать ее прическу: белый накрахмаленный кокошник обрамляли такие же, как у нее, обесцвеченные завитки. — Чего желаете? Могу предложить щи зеленые из щавеля.

— Что такое «щавель»? — поинтересовалась Маргарет.

— Щавель? — официантка явно растерялась, — ну… это…. Растение такое съедобное.

— Вроде спаржи?

— Я не знаю, что такое спаржа. Такого у нас нет… А то можете картошечку молодую взять, молодая картошечка пошла! — на добродушное лицо официантки вернулась безмятежная улыбка. Судя по налитым бокам и, видимо, с трудом застегнутой блузке на груди, покушать она любила…

— Мне бифштекс, пожалуйста, — прервал Пол их диалог на тему кулинарии.

— «По-деревенски», как давеча?

— Да. И борщ.

— Украинский? С чесночными пампушками?

— Да!

— А на гарнир — молодую картошечку?

— Да! «Нарзан» принесите, пожалуйста, в первую очередь. Надеюсь, и с остальным вы тянуть не будете? — Пол привычно заставил себя улыбнуться.

— А я, — добавила Маргарет, — пожалуй, возьму эти щавелевые щи.

— А на второе что будете?

Маргарет никак не могла решить, и Пол не выдержал:

— Мардж, дорогая, ты же знаешь это меню наизусть!

Официантка поняла, что Пол торопит жену, и бросила на него неодобрительный взгляд: «Дама заказывает, а он… Да какая может быть суета в таком деле, как обед?!».

— Возьмите карпа в сметане, — посоветовала жрица общепита, — очень вкусно!

— Пожалуй!

— Живых привезли, в кадке плавают! — с гордостью произнесла официантка перед тем, как отбыть в сторону кухни.

В ожидании заказа Маргарет пыталась вспомнить, как будет карп по-английски, что такое «карп в сметане» и ела ли она когда-нибудь такую рыбу у себя на родине. Громкий скрип двери, впустившей новых посетителей, прервал кулинарно-этнографические размышления миссис Маккой.

Блестящая пара приковала к себе профессиональное внимание официантки. Даже мистер Маккой забыл о своем голоде и раздражении, так поразила его прелесть молодой дамы, впорхнувшей в обходительно открытую ее молодящимся кавалером дверь. «Спасибо, Анри», — произнесла она по-французски, удостоив своего спутника легкой улыбкой. Улыбка не сразу сошла с ее пухлых, ярких и сочных губ. Ярких и сочных от природы, без помады — это не могла не отметить Маргарет, которая, как всякая женщина, безошибочно отличала естественные краски от самого искусного макияжа.

Незнакомка шла почти неслышно, каким-то образом умудряясь не стучать высокими белыми «платформами», выглядывающими из-под вельветовых джинсов. Ее грациозный стан напоминал силуэт скрипки, высокая грудь слегка подпрыгивала в такт шагам. Плавно и чувственно покачивающиеся бедра, прямая спина вызывали ассоциации с восточной танцовщицей. Легкий ветерок из открытых окон теребил роскошные темные с золотисто-рыжим отливом волосы, свободно распущенные по плечам.

Рассеянно потягивая «Нарзан», Пол незаметно осматривал посетителей ресторана, и незнакомка, к сожалению Маргарет, не стала исключением. Настроение Маргарет испортилось безнадежно — вновь прибывшая пара заняла места за соседним столиком у окна, и на этом месте прекрасная незнакомка оказалась под очень выгодным освещением, что явно было заметно и Полу.

Выручила официантка, принеся наконец-то заказ. Обслужив супругов Маккой, она подошла к столику французов. Полу не осталось ничего иного, как заняться борщом и бифштексом. Со стороны соседнего столика доносились уже привычные названия: «щавель», «карп». Француженка хорошо говорила по-русски, а ее спутник еле-еле. Официантка нашла в них более благодарных, чем чета Маккой, собеседников. Кроме щей из щавеля и карпа в сметане, те заказали еще маринованные грибочки и пирожки с капустой: как все иностранцы, они считали своим долгом попробовать русскую национальную кухню.

Маргарет от нечего делать стала исподтишка рассматривать странную пару и невольно прислушиваться к обрывкам фраз, доносившимся от соседнего столика. Спутника прекрасной француженки звали Анри, ему было лет пятьдесят. Увлечение дамой, которую он называл Гали, было написано на его лице. И неудивительно — сексуальность чувствовалась в каждом ее движении.

— Пол, тебе не понравился бифштекс? — осторожно спросила Маргарет.

— С чего ты решила? Отличный бифштекс.

— Ты про него почти забыл. Может быть, у тебя опять болит желудок? — спросила Маргарет. — Кстати, как вульгарна эта француженка! А ее спутнику явно за пятьдесят. Староват для нее, — продолжала она, понизив голос, чтобы ее не услышали за соседним столиком, — хотя у французов это, может быть, в порядке вещей.

— Он не француз, а бельгиец. А может быть, вообще датчанин, — так же тихо ответил Пол.

Под аккомпанемент уже привычного дверного скрипа в зал ввалилась группа проголодавшихся иностранцев — шумных туристов, приехавших на экскурсию из Москвы. Стуча стульями и громко обмениваясь репликами, они рассаживались за столики. Появились и неизменные фарцовщики, слетающиеся на иностранцев. Двое местных парней и девица пытались что-то выменять у «форинов» на ушанки, матрешки, ложки и прочую русскую экзотику. Обед подходил к концу, официантка поставила перед супругами чашки с дымящимся кофе. В зал вошел высокий мужчина и прогремел на весь ресторан хорошо поставленным басом:

— Чья черная «Волга» с дипломатическими номерами? Мне нужен водитель черной «Волги» с дипномерами.

— В чем дело? Это моя машина, — Пол слегка напрягся, отодвинул стул и направился к водителю. — Насколько я знаю, парковка на этом месте разрешена.

— Я — шофер автобуса. Я, это… развернуться не могу. Ваша машина там встала, а я боюсь ее зацепить, площадка мала. Отогнать бы метра на два, а?

Пол последовал за водителем автобуса. Тем временем француженка, что-то шепнув своему спутнику, потянулась за сумочкой. «Пока Пола нет, успею сбегать в туалет, — решила Маргарет, — кажется, эта француженка тоже собирается. Что ж — составлю ей компанию». Миссис Маккой и француженка поднялись из-за своих столиков почти одновременно, и, прихватив сумочки, направились в туалет. Француженка, грациозно покачивая бедрами, сняла сумочку от «Hermes» с плеча и взяла ее в руки. Маргарет почему-то сделала то же самое со своим кожаным «ящиком Пандоры».

В вестибюле, около дверей в туалет, в клубах табачного дыма о чем-то оживленно болтали двое парней. Как только дамы поравнялись с ними, те, как по команде, рванули у них из рук сумки и скрылись за дверью мужского туалета. Нападение было неожиданным и молниеносным! Несколько секунд женщины не могли оправиться от шока: они стояли, удивленно и растерянно глядя друг на друга. Француженка бессильно опустила руки вдоль туловища, а Маргарет держала руки около груди, как будто все еще прижимая свое утраченное сокровище. Она молча смотрела на француженку, отказываясь верить в происшедшее.

Первой опомнилась красавица: она бросилась на дверь с буквой «М», за которой скрылись похитители. Разумеется, дверь была заперта, но дама то изо всех сил пинала ее и сердито колотила по ней кулачками, то рвала ручку, выкрикивая ругательства и угрозы на двух языках. Вслед за ней пришла в себя и миссис Маккой.

Маргарет на ватных ногах побежала в зал. Происходящее напоминало кошмарный сон: от страха ноги подгибались и не слушались. В глазах потемнело, в ушах звенело. Когда она попыталась позвать мужа, горло как будто сдавила невидимая рука.

— Пол! Пол! — Маргарет не узнала свой голос, это было нечто между воем и хрипом. — Сумка! Сумка!..

Но Пола на месте не было.

— Милицию! Срочно милицию! — в зал вбежала француженка.

Выглядела она, как ни странно, прекрасно. Правда, раскраснелась от гнева, но этот румянец был ей очень к лицу. Обедающие повскакивали со своих мест и смотрели на кричащую женщину. Сбежались официантки, вскочил с места ее спутник Анри.

— Меня ограбили! — объявила француженка драматическим контральто.

В этот момент в зал вернулся Маккой. Увидев жену, он сразу все понял: губы Маргарет дрожали, глаза были вытаращены, левое веко судорожно дергалось. Руки Маргарет были пусты.

— У нас украли сумки. Их двое! Они в мужском туалете. Скорее! — француженка перешла на спокойный, деловой тон.

Зато Анри разволновался не на шутку:

— С тобой все в порядке? Что случилось?

— Скорей в мужской туалет, они там закрылись.

Несколько человек, возглавляемых Анри и Маккоем, ринулись к туалету. На несчастную дверь навалились всем миром, и когда, изрядно мешая друг другу, ее все-таки открыли, в туалете, конечно, уже никого не было. Пусто и тихо: лишь бесстрастно журчала вода, текущая из неисправного бачка, да лучи полуденного солнца, пробивавшегося сквозь листву, издевательски бликовали на писсуаре.

Когда преследователи хором испустили вздох разочарования, в туалет заглянул дежурный старшина милиции. Это был среднего роста и в меру упитанный мужчина, который с большим достоинством исполнял свои обязанности блюстителя порядка. На ходу он что-то дожевывал. Видимо, страж порядка очень кстати подкреплялся на кухне ресторана, что и позволило ему оказаться в нужном месте в нужное время.

— Успокойтесь, граждане, успокойтесь. Посторонних прошу немедленно покинуть место происшествия. Что здесь случилось?

— Как же я теперь улечу? Меня не выпустят из этой жуткой страны! Больше я сюда ни ногой! — бурно возмущалась француженка.

— Мою жену обокрали! Украли сумку двое молодых людей, они были здесь, все их видели. Надо их немедленно найти и вернуть наши вещи, — Маккой пытался перекричать, в меру своих скромных вокальных возможностей, темпераментную француженку.

— Что ж, пройдемте в отделение, напишете заявление, составим протокол.

— Какое отделение? Нужно вернуть сумку немедленно, слышите, немедленно! — вышел из себя Пол. — Я дипломат, сотрудник американского посольства. Мою жену обокрали. Я сейчас буду звонить в ваше министерство иностранных дел. Это безобразие! Они не могли далеко убежать. Что вы стоите? Я хочу говорить с вашим начальником, — Маккой, неплохо выучивший русский язык, сейчас с трудом подбирал нужные слова из-за охватившего его волнения.

— Там был мой паспорт! — вторила ему француженка, пуская в ход слезы.

— Граждане иностранцы! — старшина повысил свой голос до командирских децибелов. — Прошу без паники. Можете звонить в министерство. Да только пока вы будете дозваниваться, они с вашими сумками уйдут. А чтобы их ловить, мы должны знать их приметы, во что они одеты и все остальное. Я должен также составить протокол и задокументировать кражу личных вещей, — грозно сдвинув брови, старшина многозначительно посмотрел на Пола, а потом, смягчившись, добавил: — Идемте, идемте, здесь недалеко. Напишете заявления…

Усмиренные Пол, Маргарет, француженка и Анри гуськом последовали за «блюстителем порядка». Остальные, бурно обсуждая происшествие, вернулись кто к своей остывшей еде, а кто к служебным обязанностям.

Отделение милиции, и правда, располагалось в пяти минутах ходьбы от «Лесных далей». Чрезвычайное событие собрало у входа чуть ли не всех находившихся в отделении: как же, ограбление двух иностранок! Строгий молодой капитан налил Маргарет, француженке и их спутникам воды из графина и лишь потом стал задавать вопросы.

— Пожалуйста, дайте ваши паспорта и в заявлениях укажите содержимое похищенных сумок, — произнес он вежливо, но твердо.

— Мой паспорт! — опять запричитала француженка, залпом осушила стакан с водой и продолжила: — Паспорт, обратный билет на самолет, деньги. Я через два дня должна возвращаться в Париж, через два дня! Как я теперь попаду домой?!

— Успокойтесь, мадам, успокойтесь. Вы уедете домой. А вы чего лишились? — обратился капитан к жене дипломата. Маргарет смотрела на него пустыми глазами, из которых непрерывным потоком текли крупные слезы.

Капитан невольно проникся сочувствием:

— Мадам, — обратился он к ней более мягко, — что было в вашей сумке?

— Что? — Маргарет растерянно взглянула на Пола. — Так, ничего особенного. Носовой платок, лекарства, всякие женские принадлежности: зеркальце, помада, пудреница… Немного денег, фотоаппарат «Kodak».

— Больше ничего? — переспросил милиционер Маргарет, у которой был такой вид, как будто она лишилась миллиона долларов.

— Нет, больше ничего, — подтвердила Маргарет, снова переведя взгляд побитой собаки на Пола.

— Кстати, — вмешалась в их разговор француженка, видимо, привыкшая оставлять за собой последнее слово, — это была очень дорогая сумочка! От «Hermes», коллекционная — вы понимаете, сколько она стоит, мсье?

В соседнем кабинете пронзительно зазвенел телефон, через минуту зашел дежурный и деловито зачастил:

— Товарищ капитан, двух парней, похожих по приметам, видели на железнодорожной станции, около касс.

— Хорошо. Сообщите их приметы линейным отделениям милиции на железной дороге. Что ж, граждане. Вы пока свободны, — обратился капитан к потерпевшим. — Когда найдем преступников, сразу вам сообщим.

Милицейский «газик» с двумя старшинами, стрельнув пару раз для важности выхлопной трубой, набирая скорость, двинулся в сторону железнодорожного вокзала. Пол, призвав на помощь все свое хладнокровие, курил сигарету у входа в дежурную часть. Маргарет, окаменев, сидела на улице, на видавшей виды скамейке, уставившись в одну точку.

— Стоит ли так убиваться по какому-то фотоаппарату? — услышала она вдруг голос подруги по несчастью. Француженка наклонилась и участливо заглядывала в глаза. Маргарет не сразу ответила, ворча про себя: «Эта потаскуха хочет мне показать, что может стойко переносить удары судьбы». Но правила приличия заставили ее все же произнести:

— Нет, нет, фотоаппарат здесь ни причем. Я просто очень испугалась. Мой муж — сотрудник посольства США, и вы знаете, это неприятно, когда появляется полиция…

Неожиданно из-за спины француженки показалось лицо Пола.

— Делать здесь больше нечего, мы уезжаем.

Маргарет с трудом поднялась на одеревеневших ногах. Пол взял ее под руку и направился к своей машине.

— Господин Маккой, — услышал он голос лейтенанта, — погодите уезжать. Если они не успели сесть в электричку, их сейчас привезут сюда, и, может быть, вы будете нужны для опознания.

«Да, так я вам и поверил», — подумал про себя дипломат. Но делать было нечего, он сел с Маргарет в машину и стал ждать.

— Что от тебя было нужно этой француженке?

— Ничего, просто она хотела подбодрить меня.

Через полчаса вернулся «газик». Подойдя к открытому окну, за которым был виден дежурный, старшина развел руками.

— Все понятно. Ждать больше нечего, — и Пол решительно надавил на педаль газа.

За два года до похищения в провинциальном ресторане дамской сумочки произошло событие исторического масштаба: в 1975 году тридцать шесть стран подписали Хельсинские соглашения. Началась эпоха детанта — разрядки международной напряженности. Советские диссиденты подняли голову. Им удалось в атмосфере «братания» Востока и Запада превратиться из случайного собрания недовольных советской властью в общественное движение. Западные инакомыслящие тоже ликовали: их симпатии к Советскому Союзу теперь не нужно было скрывать. У Центрального разведывательного управления США и разведок стран НАТО были свои причины радоваться подписанным соглашениям — теперь для дипломатов были сняты ограничения в посещении многих ранее закрытых районов, например, в Московской области. В те годы Москва была надежно защищена тройным кольцом противоракетной и противокосмической обороны. И, когда под щелканье фотокамер дипломаты стран НАТО пожимали руки улыбающимся мидовцам, подмосковные автотрассы уже утюжили посольские автомобили, оснащенные новейшей разведывательной аппаратурой. Западные разведки не могли поверить в свалившееся на них счастье. Русские сами открыли им шлагбаумы на пути к своим стратегическим секретам.

Политбюро КПСС мало беспокоил тот факт, что на реорганизацию системы защиты военных объектов в новых условиях потребовалось бы два-три года. Ничего, рассуждали престарелые лидеры, люди Андропова немного попотеют и справятся.

ЦРУ, РУМО (Разведуправление министерства обороны) США, конечно, очень интересовали радиочастоты, на которых работали ракетные комплексы и станции наведения русских. Как только зима сменилась теплыми весенними деньками, из здания посольства США по выходным начали выезжать тяжело груженные легковые автомашины. Сотрудники с домочадцами ехали отдыхать: от традиции проводить уик-энд за городом они не собирались отказываться даже за океаном. Впрочем, денек мог быть совсем не солнечным и не теплым. Остановить «туристов» мог разве что сильный мороз, но отнюдь не дождь или пронизывающий ветер. Да и места для пикников они выбирали несколько неожиданные, демонстрируя самые оригинальные предпочтения. Кого может привлечь, например, загаженный перелесок в двадцати метрах от городской свалки? Умопомрачительные запахи, оглушительное карканье потревоженных непрошенными визитерами ворон, прекрасный вид на величественные горы мусора — замечательные декорации для какой-нибудь антиутопии на тему последствий ядерной войны и экологической катастрофы. Но янки находили эту местность превосходной, расстилали тонкие одеяла, жен и детей усаживали в круг и с энтузиазмом уплетали сэндвичи и чизбургеры. Через час-полтора компания с не меньшим энтузиазмом сворачивала пожитки и убиралась восвояси.

Впрочем, эти люди не были ни сумасшедшими, ни романтиками: выбираемые ими места были ой как не просты. Особо засекреченный объект противокосмической обороны страны, расположенный аккурат на противоположном конце свалки, и был главной целью, ради которой стоит потерпеть и вонь, и мусор, и непогоду. А в багажниках машин, в тяжелых чемоданах туристов, находилась техника для регистрации частот, излучаемых этим объектом.

Военная, а тем более разведывательная техника, имеет обыкновение обгонять свое время. И вскоре любителям загородного отдыха больше не нужно было гнуться под тяжестью чемоданов. К 1977 году техники ЦРУ создали настоящее электронное чудо — устройство для регистрации частот, которое было настолько миниатюрным, что легко помещалось в дамской сумочке. В той самой верной коричневой спутнице миссис Маккой, супруги сотрудника резидентуры ЦРУ в Москве Пола Маккоя, и разместилась электронная «блоха». Приемник не требовал от своей хранительницы особых усилий: он работал в автоматическом режиме.

У Маргарет, на самом деле, было две дамские сумочки, абсолютно одинаковые внешне. Одна из них находилась в полном распоряжении Маргарет, и она с ней появлялась в обществе. Естественно, у нее было еще несколько сумок, которые она подбирала под цвет костюма и обуви.

Поэтому коричневая сумка не привлекала к себе особого внимания.

Вторая сумка находилась в сейфе Пола в резидентуре и охранялась денно и нощно, как и все другие «отмычки» к секретам страны пребывания. Внутри этой сумки и находилось электронное устройство, замаскированное в двойном дне. Перед выездом на разведоперацию Пол вместе с женой подъезжал к зданию посольства, где обычный дамский аксессуар заменялся сумкой «с начинкой». Возвращаясь с задания, чета снова заезжала в посольство, сумку с секретом Пол прятал в сейф, возвращал жене «чистую» сумочку, и только после этого супруги Маккой ехали домой.

Маккой объезжали объект противокосмической обороны, расположенный в окрестностях этого излюбленного иностранцами «маленького русского городка». Дипломатическая «Волга» не приближалась к объекту ближе, чем на два — три километра: это почтительное расстояние было более чем достаточным для «обитателя» сумочки. Так длилось до того памятного дня, когда она, изрядно пугавшая своим содержимым миссис Маккой, не исчезла в руках подмосковных «рвачей» — воров, специализирующихся на кражах дамских сумок.

В первые минуты после кражи «рвачи» вели себя абсолютно нормально для воришек на любом конце света. Пока ошеломленные женщины приходили в себя, они быстро заперли дверь туалета, в котором скрылись. Разумеется, они не стали ждать, пока персонал ресторана и добровольцы во главе со старшиной милиции взломают дверь: под дружные крики миссис и мадам по ту сторону двери они ловко улизнули в открытое окно. Туалет находился на первом этаже, больших трудностей на пути к отступлению они не встретили.

Анатолий сидел в «Волге» рядом с водителем и терпеливо ждал. Сейчас от него уже ничего не зависело. События, большие и маленькие, совершались как бы сами собой. Ему оставалось только ждать и слушать треск и попискивание радиостанции, включенной в машине на «прием». Водитель, Николай Харитонович, курил папиросу за папиросой. Зная, что шеф не курит, он открыл окно со своей стороны и время от времени махал рукой, разгоняя дым. Весельчак и балагур Игорь Горовой, невероятный выдумщик и душа любой компании, сидевший за водителем, коротал время по-своему: из него, как из рога изобилия, сыпались рассказы из практики.

— А вот, у меня был случай, — начал он очередной рассказ.

Но в это время сквозь треск помех Анатолий услышал: «Беркут, беркут, пять, пять, пять!»

— Заводи, Харитоныч! — прошептал почему-то Барков и оглянулся. К машине из-за поворота быстрым шагом приближались «рвачи», Сергей и Валерий. Под легкой курткой, прижимая к животу, Валера Захаров нес то, ради чего затевалась эта операция.

— Все в ажуре, Иваныч! — выпалил Захаров, захлопывая за собой дверь. Переводя дыхание, он протянул Анатолию коричневую сумку.

Через тридцать минут радиостанция вновь ожила: «Беркут», двадцать четыре, повторяю, двадцать четыре. Конец связи». Это означало, что иностранцы не солоно хлебавши двинулись в сторону Москвы.

— Поехали, только не спеша. Сначала в отделение милиции, посмотрим, что иностранцы написали в своих заявлениях, а затем в Москву.

— Анатолий Иваныч, давай доложимся сначала нашему шефу, а потом уже пойдем к вашему. Иначе нам несдобровать, — попросили «воры», роль которых талантливо сыграли ребята из «наружки» — 7 Управления КГБ.

Во вместительном салоне «Волги» стало тесно и шумно. Напряжение, накопившееся за несколько часов ожидания, сменилось мощным выбросом энергии. Смех вспыхивал по поводу и без. Особенно потешались над Валерой, который, выбираясь из дома, порвал брюки.

— Попроси вместо медали, причитающейся тебе за операцию, брюки из брезента, чтобы в следующий раз не расцарапать гвоздем задницу. — Все от души рассмеялись.

Каждому хотелось потрогать, рассмотреть, подержать в руках эту чертову сумку с электронной начинкой. — Ладно, Валера, — добродушно согласился старший группы, — будь по-твоему. Николай Харитонович, сначала в наружку, а потом в «Голубой особняк».

— Что теперь будет? Нас отправят домой? — жалобно скулила миссис Маккой, забившись на заднее сиденье. За рулем Пол Маккой напряженно молчал, однако его молчание и было главной причиной слез бедной Маргарет: она боялась этой тяжелой тишины, которая действовала на нее сильнее самых жестоких слов и крика.

Пол пытался трезво обдумать ситуацию: «Скорее всего, это сработал КГБ. Но причем здесь эта французская пара? На КГБ не похоже, слишком тонко и театрально. Лубянка действует проще, грубее. Остается маленькая надежда, что это были обыкновенные карманники, которые «специализируются» на иностранцах. Сам регистратор излучений — просто железная коробка с одним единственным тумблером «on/off». Ни винтов, ни гаек, можно только разломать и все», — сознание угодливо подсказывало успокаивающие аргументы, которые быстро рассыпались перед картинами будущего, нарисованными безжалостным воображением. Самые гнетущие из них: объяснение с резидентом и возможные последствия — досрочный выезд из страны.

Что он скажет резиденту? Уж лучше бы чекисты его избили, ограбили, даже сломали руку и пару ребер в придачу, тогда было бы хоть какое-то оправдание. На одного напали трое. А здесь… При всей своей изобретательности Пол никак не мог найти достойного оправдания. «Черт меня дернул послушаться резидента. А ведь это он настоял, чтобы аппаратура была в сумке у жены. Мол, если с тобой, Пол, что и случится, техника останется целой. Вот и получай теперь «подарочек» ко Дню независимости — я целехонек, а сумка, как говорят русские, накрылась «медным тазом», — злорадно думал Маккой. Что бы ни случалось в его жизни, виноватым был кто угодно, но не он сам.

«Ругать жену бесполезно, аппаратуру этим не вернешь», — подумал мистер Маккой, но не смог удержаться и набросился с упреками на свою супругу.

— Я же тебя просил не отходить от меня ни на шаг. Могла бы подождать немного.

— Я увидела, что эта француженка… ну, за соседним столиком, тоже собирается в дамскую комнату. Я и подумала, что ничего не может случиться, я же не одна иду. Ты же знаешь, у меня цистит, я не могу долго терпеть, появляются боли…

— Мардж, ты забыла о том, что у тебя в сумке? Ты спрашиваешь, что с нами будет? Возможно, нас отправят домой. Возможно, сегодня моя карьера рухнула бесповоротно. Только потому, что Мардж Маккой захотела пи-пи и не сочла нужным потерпеть. Только потому, что для Мардж Маккой весь мир вертится вокруг ее болячек. А теперь скажи мне, все то, что с нами произойдет из-за твоей дурацкой беспечности, соизмеримо с этими болями?

— Нет, это ты скажи мне, — Мардж перестала плакать, вдруг с удивлением обнаружив, что перед лицом грядущих потрясений она перестала бояться Пола, — что и когда за последние десять лет было соизмеримо с моими болями? Тебя вообще не интересовали мое здоровье, мои чувства, мои интересы. Может быть, и крушение брака тебя волнует меньше, чем поломка заднего колеса?

— Нашла время выяснять отношения, — Пол был настолько удивлен эскападой бессловесной Маргарет, что даже растерялся.

— У нас никогда не было времени на выяснения отношений. Да и какие у нас отношения? Спасибо, Пол, что терпишь меня рядом. Ведь это — все, что может дать женщине такой жалкий неудачник, как ты! — Маргарет прорвало, и она высказала мужу все, что последние десять лет доверяла лишь своему отражению в зеркале над раковиной в ванной комнате.

Чекисты вернулись из Звенигорода около пяти часов вечера. Сумка Маргарет была спрятана в черный дерматиновый рюкзак с потертыми углами, который Анатолий, войдя в кабинет, сразу же засунул в сейф. Не успел Анатолий закрыть его, как раздался телефонный звонок. Эбонитовая трубка насмешливо пропела голосом Гали: «С чего начинается Родина?»

— Анатолий Иванович, а вы завтра не забудете вернуть мне деньги, которые мы потратили на обед в ресторане Звенигорода? А Анатолий, то есть, простите, Анри, такой славный… Можно я с ним немного пофлиртую?

— Нет, нельзя. У него жена и двое взрослых детей. И два ордена «Красной звезды», — зачем-то добавил Анатолий.

— О, это так возбуждает, — насмешливо-томным голосом промурлыкала Гали.

— Завтра с утра я жду тебя на старом месте часиков в десять. Хорошо если бы ты уже подготовила мне подробный отчет о работе. Ты поняла, о чем я?

— Да, конечно, хотя сегодня я, по-моему, заработала пару «отгулов»….

— Не скромничай, я думаю, что даже больше.