Первый, кого я вижу, – Дамбо.

Так я понимаю, что умер.

«Куда ты, туда и я, сержант».

Что ж, Бо, на сей раз, похоже, это я иду за тобой.

Сквозь мерцающий туман вижу, как он достает из аптечки холодный компресс и разламывает пломбу, чтобы смешать лекарства. Все делает с таким серьезным лицом – маска озабоченности, – как будто на его плечах лежит груз ответственности за судьбу всего мира. Я сильно соскучился по нему.

– Холодный компресс? – удивляюсь я. – Черт, на небесах ставят компрессы?

Он взглядом велит мне заткнуться и не мешать. Потом вкладывает компресс мне в руку и требует, чтобы я прижал его к затылку. Уши Дамбо в мерцающем тумане кажутся не такими большими, как раньше. Наверное, это такая награда на небесах – маленькие уши.

– Нельзя было бросать тебя одного, Бо, – признаюсь я. – Прости меня.

Дамбо исчезает в тумане. Интересно, кого я увижу после него. Чашку? Кекса? Может, Кремня или Танка. Надеюсь, это не будет мой старый сосед по комнате, Крис. Или я увижу родителей? Сестру? При мысли о том, что я снова ее увижу, у меня сосет под ложечкой. Дорогой Господь, у нас и на небесах есть желудок? Чем же здесь кормят?

В поле зрения появляется совершенно незнакомое лицо. Это черная девушка, моя ровесница, с идеальными, как у модели, скулами и прекрасными глазами. Правда, в них нет тепла, и они блестят, как полированный мрамор. На девушке форма с сержантскими нашивками на рукавах.

Проклятье. Покамест жизнь после смерти такая же удручающая, как и до нее.

– Где она? – спрашивает девушка.

Она садится передо мной на корточки и кладет руки на колени. Худощавая, как бегунья. Длинные тонкие пальцы, хороший маникюр.

– Могу кое-что пообещать, – говорит девушка. – Я не буду морочить тебе голову, если ты не будешь морочить голову мне. Где она?

Я трясу башкой:

– Не понимаю, о ком ты говоришь.

Холодный компресс дарит приятные ощущения, но больше ничего приятного в происходящем нет. До меня начинает доходить, что я, возможно, вовсе не умер.

Девушка достает из нагрудного кармана смятый листок бумаги и бросает его мне на колени. О господи, это скриншот с видеокамеры. Рингер лежит на больничной койке, у нее отовсюду торчат трубочки. Наверное, это сделали, когда Вош загружал в нее двенадцатую систему.

Я смотрю на сержанта:

– Никогда в жизни не видел этого человека.

Сержант вздыхает, берет листок и убирает его обратно в нагрудный карман. Она смотрит на поблескивающие в свете звезд бурые поля. Туман чуть поднимается. Сломанные деревянные перила, выцветшая белая стена фермерского дома и силуэт силосной башни у нее за плечом. Нетрудно догадаться, что мы на веранде.

– Куда она направилась? – спрашивает девушка. – И что она намерена предпринять, когда доберется до места?

– Судя по этой картинке, она не скоро сможет куда-то податься.

«Дети. Что вы сделали с Меган и Наггетсом?»

Я крепко сжимаю губы, чтобы случайно не задать ей этот вопрос. Меган у них, в этом можно не сомневаться, она была со мной, когда мне на голову обрушилась гора Рашмор. Но не факт, что они схватили Наггетса. Возможно, он все еще прячется в яме.

– Тебя зовут Бенджамин Томас Пэриш, – доводит до моего сведения сержант. – Прозвище Зомби, в прошлом – рекрут, в настоящем – сержант пятьдесят третьего отделения, который осенью стал Дороти, а после уничтожения лагеря «Приют» подался в бега. Все из твоего отделения погибли или пропали без вести. Все, за исключением рядовой, фотографию которой я тебе только что показала. Марика Кимура, прозвище Рингер. Она угнала наш вертолет и теперь направляется на север. Мы думаем, что знаем, куда именно, но хотим выяснить, зачем и что она собирается предпринять, когда доберется до цели.

Сержант ждет. Я думаю, она ждет, что я заговорю первым. Полное имя Рингер – Марика Кимура. Почему я узнаю ее имя, а потом и фамилию от совершенно незнакомых людей?

Пауза затягивается. Сержант делает вид, будто готова ждать вечность, хотя мы оба знаем, что у нее в запасе не так много времени.

– Я не Дороти, – в итоге говорю я. – Один из нас Дороти, но это не я.

Сержант качает головой:

– Парень, ты так далеко зашел, что мне тебя и в гребаный телескоп не разглядеть. – Она берет меня за подбородок длинными пальцами и сжимает. Крепко сжимает. – У меня кончилось терпение, а у тебя кончается время. Каков план, сержант? В какую игру играет Рингер?

Черт, а она сильная девка. Я с трудом открываю рот:

– В шахматы.

Она еще секунду сжимает мой подбородок, потом отпускает и презрительно фыркает. Машет рукой, и из парадной двери фермерского дома выходят двое. Один высокий, второй – маленький. Маленький – это Наггетс.

Сержант встает и привлекает к себе Наггетса, она ставит его перед собой и держит за плечи сильными руками.

– Говори.

Наггетс, не отрываясь, смотрит мне в глаза.

– Скажи что-нибудь, – приказывает она.

Я молчу.

Тогда она достает из кобуры пистолет и приставляет к виску Наггетса. Наггетс даже не морщится. Он не скулит и не плачет. Его тело неподвижно, как и взгляд, а тот говорит мне: «Нет, Зомби. Нет».

– Сделай это, и посмотрим, что ты получишь, – предлагаю я.

– Я убью их обоих, – обещает сержант. – Сначала его, потом девчонку. – Она приставляет ствол к затылку Наггетса.

Я сначала не понимаю, а потом жалею, что понял. Если она спустит курок, мозги Наггетса полетят мне в лицо.

– Ладно. – Я стараюсь говорить спокойно, насколько это возможно в таких обстоятельствах. – Тогда убей и меня. Мы все погибнем, а тебе придется объяснять этот неприятный инцидент своему командиру.

А потом я выбиваю ее из колеи, что, впрочем, и является моей целью. Гениальный прием, который всегда срабатывал безотказно – с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. Я улыбаюсь. Включаю на полную «особую улыбку от Пэриша» и спрашиваю:

– И что же это было до прибытия их корабля? Спринт? Угадал? Или марафон? Лично моя игра – футбол. Крайний игрок. Не очень шустрый, но с руками у меня порядок. – Я киваю. – Да, с руками у меня порядок. – Смотрю через голову Наггетса ей в глаза. – Что с нами стряслось, сержант Спринтер? – В ее глазах мерцают серебряные искры. – Что они с нами сделали? Могла бы ты всего год назад представить, что сумеешь выстрелить в голову ребенку? Я тебя не знаю, но мне почему-то кажется, что нет. Можешь называть меня Дороти, но я сомневаюсь, что хотя бы десять человек из семи миллиардов могли бы такое представить. А теперь мы запихиваем им в горло бомбы, угрожаем вышибить мозги, как будто это самое обыденное дело на Земле – не сложнее, чем одеться или почистить зубы. Интересно, что будет дальше. То есть после того, как ты дойдешь до этого уровня, – сможешь ли ты опуститься еще ниже?

– Что и следовало доказать, – отвечает сержант и пытается передразнить мою особую улыбку от Пэриша. – Начинаешь нести бред от Дороти.

– Марика отправилась туда, где была сделана эта фотография, – сообщаю я и выключаю улыбку.

У Наггетса округляются глаза: «Зомби! Нет!»

– Когда она туда доберется, – продолжаю я, – она найдет мудака, который отымел нас всех – ее, тебя, меня, всех в этом полушарии. Она найдет его и убьет. А потом, возможно, перебьет всех рекрутов с промытыми мозгами. А когда вы вернетесь назад – если успеете вернуться до того, как эта большая зеленая херня начнет срать зелеными кирпичами смерти, – она убьет вас.

Я снова включаю улыбку. Ослепительную и неотразимую. По крайней мере, так в былые времена ее характеризовали все мои знакомые.

– А теперь опусти пистолет, сержант Спринтер, и валим отсюда.