Глава 24
— Так, кто убил Текарэ? — требовал правитель Мацумаэ. — Скажи мне, кто?
Так как и Урахенка, и вождь признавались в убийстве, Сано стало очевидно, что кто-то из них двоих невиновен, но он не знал, кто. Он понял, что у него остается лишь один козырь в этой игре жизни и смерти, и наступило время его использовать.
Тут Хирата неохотно сказал:
— Я думаю, Урахенка пытался убить меня, в тот день мы ходили охотиться на оленей. Если один из них виноват, это он.
Это был козырь Хираты, который он держал про себя, подумал Сано, вероятно, потому что он не был уверен в намерениях Урахенки и его вины. Теперь же он хотел выгородить вождя. Но вождь, казалось, встревожился, тогда, как Урахенка посмотрел на Хирату с выражением благодарности и произнес фразу, которую все поняли без перевода:
— Это был я.
— Ну, этого достаточно, — сказал Гизаемон. — Не нужно больше ничего слышать. Давайте просто казним его и покончим с этим.
Перед тем, как Сано согласится с этим, ему нужно было получить доказательство того, что Урахенка виноват:
— Почему бы не позволить человеку рассказать все самому?
Правитель Мацумаэ зашатался, схватился за голову обеими руками, и застонал. Он споткнулся около хранилища, едва не задев огонь. В нем проявился образ Текарэ. Ее черты проглядывали через его кожу. Они пылали гневом на Урахенку. — Так это ты, муж, убил меня? — с недоверием спросил голос, причудливо сочетавший Текарэ и правителя Мацумаэ, одновременно высокий женский и низкий мужской.
Физически это было невозможно, но Сано это видел. Это было на самом деле. Хотя все присутствующие были так же потрясены, как и Сано, но мужчины эдзо не казались удивленными, они видели такое и раньше. Но Урахенка отшатнулся, его лицо побледнело. Видимо, впервые дух, овладевший Мацумаэ, говорил лично с ним:
— Текарэ?
— Да, это я. Как ты мог это сделать?
Урахенка замер, словно потерял дар речи.
— Отвечай мне!
Когда он заговорил, голос Текарэ воскликнул в недоверии. Правитель Мацумаэ потребовал:
— Почему вам понадобилось избавиться от нее?
Урахенка ответил двум лицам, находившимся в одном теле. В ответ Текарэ выпалила вопрос на местном языке, в то время как правитель Мацумаэ сказал:
— Ее сестра! Ты убил ее, чтобы мог жениться на Венте?
Вот это сюрприз, подумал Сано. Здесь был мотив, о котором он никогда не слышал. Сознавая, к этому времени, что туземцы были связаны между собой, он никогда не думал о возможной связи, романтическом романе между этим человеком и подругой Рейко. По-видимому, Рейко тоже не знала об этом.
Урахенка снова заговорил, на этот раз с вызовом. Текарэ кричала на него так громко, что она заглушила слабый голос правителя Мацумаэ. Гизаемон сказал:
— Она спрашивает его, как он мог любить ее тупую сестру, обычную, серую мышку. Она же ничто по сравнению с Текарэ. Текарэ была шаманка, самая красивая женщина всех племен. Как он мог хотеть Венте вместо нее?
Сано подумал, это был еще один момент, который он недооценил в туземцах, считая их слишком простыми, чтобы участвовать в запутанных отношениях, которые присущи японцам. Прелюбодеяние были общими для всех культур, и вызывало такие же эмоции.
Текарэ проклинала Урахенку. — Она говорит, что он обманул ее, — сказал Гизаемон. — Он сломал их брачные обеты. Он жалкий, ничтожный обманщик. Правитель Мацумаэ выхватил кнут у капитана Окимото и начал лупить им Урахенку. Шипы рвали его кожу, когда он отвечал.
— Он не любит ее потому, что она относилась к нему неуважительно и бросила его, предпочитая японских мужчин, — переводил Гизаемон.
— Не сваливай вину на Текарэ! — кричал правитель Мацумаэ. — Меня не волнует, что ты хотел, чтобы ее сестра грела ночью твою постель!.
Текарэ же в образе правителя, указывая на Урахенку, трясла головой, стучала рукой в грудь и кричала:
— Ты был моим мужем. И я никогда, ни от чего своего не отказывалась! Сано не нужен был перевод, чтобы это понять. Урахенка, рассердившись, закричал на жену:
— Ты была японской шлюхой. Вот почему я должен был убить тебя! Его мотив был так же понятен, как мотив японского мужа, оказавшегося в его положении.
— Как ты смеешь называть ее шлюхой? — завизжал правитель Мацумаэ, избивая Урахенку, который продолжал оправдываться. Пронзительный голос Текарэ с ним спорил.
— Она сердится, потому что ее муж говорит, какая Венте хорошая, какая добродетельная, а Текарэ нет, — переводил Гизаемон. — Урахенка говорит, что когда вождь решил приехать в городе Фукуяма и привести ее домой, Урахенка не хотел ее возвращать. Он пришел, чтобы убить ее. Он бросил торжествующий взгляд на Сано:
— Кажется, это был он.
Сано тоже начал так думать. Может быть, если бы он глубже покопался в личных отношениях туземцев, узнал бы об Урахенке и Венте раньше. Может быть, не умерли бы все эти люди, может быть, правитель Мацумаэ не объявил бы войну.
Правитель Мацумаэ схватил Урахенку за бороду:
— Скажи мне, как ты это сделал. Текарэ ему ядовито подпела:
— Прежде, чем я убью тебя, скажи мне это.
Урахенка смотрел на происходившие с правителем Мацамуэ превращения с таким ужасом, что предпочел бы умереть на месте, чем общаться со своей женой. Он говорил. Правитель Мацумаэ перевел его слова для себя, пытаясь верить им, но не разрывать раны ревности и злобы, терзавшие Текарэ, что сидела в нем. — Ты убегал из лагеря каждую ночь. Ты поджидал возле замка, когда она выйдет. Ты следил за ней, когда она шла к горячему источнику. — Он рыдал. — Тебе пришла в голову мысль устроить ловушку для нее.
Правитель Мацумаэ уронил кнут и начал бить Урахенку кулаками. Он и Текарэ выли:
— Убийца!. Их личности, голоса, языки смешались. — Ты украл мою жизнь. — Ты убил мою любимую. Вместе они кричали:
— Сейчас ты умрешь!.
В истерике правитель Мацумаэ выхватил меч:
— Отведите его на казнь. Я сам отрублю ему голову.
— Ну, вот и все, сказал с облегчением Гизаемон.
Шагнув вперед, он схватил Урахенка за веревки вокруг его запястий и поднял его на ноги. Урахенка не сопротивлялся, он смотрел мрачным взглядом человека, чья судьба предрешена.
— Он не сказал ничего, что доказывает, что он виновен — запротестовал Сано, хотя Урахенка и признал себя виновным.
— Все кончено, почтенный канцлер, — сказал Гизаемон. — Вы должны признать, что вы не правы.
Вождь, который наблюдал за допросом со стоическим терпением, сейчас задал вопрос. Ответил правитель Мацумаэ на местном языке. Гизаемон засмеялся и сказал:
— Мой племянник отказался отменить войну. Его не волнует, что варвары подумают, что он заставил их поверить, что он согласиться отменить свой приказ. Он хочет, чтобы все они разделили наказания за преступление, совершенное их соплеменником.
Аветок покачал головой. Сано удивило то, что правитель Мацумаэ отказался заключить мир. Комната наполнилась смехом Текарэ. Она издевались над вождем, в то время как голос Мацумаэ вторит ей:
— Ты такой жалкий, такой слабый. Когда я был молодой, ты не защитил меня от японцев, которые напали на меня. Ты был слишком труслив, чтобы бороться за свои права управлять нашей собственной землей.
Капитан Окимото поднял вождя на ноги, готовый отправить его на смерть. Сейчас наступил последний шанс Сано разыграть свой последний и единственный козырь, чтобы добиться установления истины.
— Текарэ! — Крикнул он. — Слушайте меня!.
Она и правитель Мацумаэ продолжали бушевать на ее мужа:
— Ты не хотел, чтобы я жила лучше тебя. Поэтому я должна была умереть.
— Урахенка не единственный человек, которого вы обидели, который хотел тебя убить, — сказал ей Сано.
Правитель Мацумаэ поднял меч:
— Я не собираюсь ждать окончания церемонии. Я убью тебя сейчас!.
Сано бросился и схватил его. Солдаты схватили Сано, потянув его назад. Он держался за правителя Мацумаэ, который повернулся к нему и дрался с ним. Сано видел только один блестящий, огненный свет в глазах правителя Мацумаэ — Текарэ. Когда она зарычала, лицо Мацумаэ полностью принадлежало ей. Его тело стало мягким и гибким, как у молодой женщины. Сано был изумлен, он думал, что он касался призрака. Когда Текарэ оторвалась от него, его руки почувствовали ее силу. Он вырвался от солдат и стоял между Текарэ и Урахенкой.
— Убирайся с дороги! — сказала Текарэ, а голос правителя Мацумаэ повторил ее слова на японском языке. Его рука замахнулась мечом на Сано.
— Не стоит во всем верить вашему мужу, — сказал Сано. — Настоящий убийца, который тебя убил, совсем другой.
Воины бросились на Сано, отбили его и оттащил его от Урахенки. Но Текарэ нахмурилась, ее внимание привлекла последняя фраза. — Другой? Кто?.
— Ты находишься внутри него, — сказал Сано.
Текарэ удивленно подняла брови правителя Мацумаэ. Она посмотрела на тело человека, в котором находилась, а потом рассмеялась. — Не будь смешным. Правитель Мацумаэ влюблен в меня. — Она подняла руку и погладила его по лицу. — Он поклонялся мне.
— Сначала, — согласился Сано, — пока ты не стала плохо обращаться с ним.
— Кто это сказал?.
— Он сам и сказал. — Сано вытащил книгу, которую имел при себе. — Это дневник правителя Мацумаэ. В нем он правдиво рассказывает о своих отношениях с вами. Слушайте… — Он листал книги, и зачитывал отрывки: ". Я замечаю, как другие мужчины смотрят на Текарэ. А она улыбается им? Они смотрят на нее слишком долго?".
Солдаты выпустили Сано и слушали с напряженным, встревоженным вниманием, как будто голос их хозяина говорил через него, и он был облечен властью правителя Мацумаэ. Но Гизаемон потребовал:
— Где ты это взял?.
— Из комнаты правителя Мацумаэ. — Сано заметил, как удивился Гизаемон. Как если бы он не знал, какие отношения были между его племянником и Текарэ. Или он просто не знал, что правитель Мацумаэ вел дневник? Но сейчас нельзя было отвлекаться на Гизаемона.
— "Мои худшие опасения оправдались, — продолжал он, по страницам дневника. — Я увидел Текарэ и молодого солдата"… "Они осмелились заниматься любовью прямо передо мной, как будто меня там не было!" … "Она улыбнулась мне, когда я лежал беспомощным и в ужасе, а …".
— Но это была всего лишь игра, мы играли. — Текарэ как будто удивилась, что правитель Мацумаэ может иметь единомышленников. — Ревность взволновало его. Ему понравилось.
— Не в соответствии с этим — Сано стал читать дальше, — "Я злился на нее. Я пригрозил отправить ее обратно в племя, если она будет так себя вести. Но она сказала, что если я сделаю это, я никогда ее больше не увижу. И я сам знаю, что мои угрозы никуда не годятся. Я в ее власти". Это не звучит, как если бы правителю Мацумаэ понравилась ваша игра.
— Он любил меня, — потрясенно, но уже не уверенно сказала Текарэ.
— По его собственным словам "Теперь я боюсь Текарэ так же, как и люблю ее. Она околдовала меня злыми чарами, сделала меня собственной жалкой тенью, я должен освободиться от нее, но как?"…"я должен уничтожить ее, прежде чем она полностью разрушит меня".
— Он бы не мог причинить мне боль. — Текарэ смотрела на руки правителя Мацумаэ, сгибая их, как будто она не могла поверить, что он использовал их против нее. — Он не мог.
— Вы не имели столько власти над ним, как вы думали. Вот что он написал. — Сано продолжил читать, — "Ночью я лежу с открытыми глазами, планируя ее смерть. Может, я должен отравить ее еду. Или установите ловушку с луком на дороге, которой она ходит. О, боги, дайте мне волю к действию!"
Сано подчеркнул последние слова, а затем повторил:
— Ловушку с луком.
Изумление охватило присутствующих солдат, очевидно, что подобная идея никогда не приходила им в голову. Глаза Хираты наполнились надеждой. Он посмотрел на вождя Аветока, который слушал, как будто понимая все, что говорил Сано и не был удивлен.
— Вы говорите глупости, — сказал Гизаемон.
— Этого не может быть! — воскликнула Текарэ возмущенно. — Правитель Мацумаэ не писал эту книгу!
— Не верите мне на слово. Давайте спросим у него, — предложил Сано, — правитель Мацумаэ, ты здесь?
Текарэ застыла, как будто ток молниями проходил через нее. Ее лицо потемнело. Слабые пятна огня зажглись в каждом из ее глаз.
— Что вы имеете сказать в свое оправдание? — спросил Сано правителя Мацумаэ.
Мужская осанка вернулась в тело правителя Мацумаэ, но прежде чем он успел ответить, он закричал на себя голосом Текарэ:
— Это книга твоя?
Он увидел в руках дневник Сано, как будто боялся, что она его укусит:
— Да..
— Ты написал эти вещи?
— Да… Нет, — он запнулся.
— Что это? — спросил Сано одновременно с Текарэ. — Тебе не нравилось так много во мне?
— Нет! Я просто запутался, строчил глупые вещи. Я любил тебя всем сердцем.
— Ты планировал устроить ловушку для меня. Ты?
Полный страха взгляд правителя Мацумаэ был направлен внутрь себя. — Я-я не знаю.
— Конечно, он этого не делал. — сказал Гизаемон Сано. — После того как он сходит с ума от горя от смерти женщины, после того как он позволяет расследовать ее убийство, как вы можете обвинять его?
Горе не единственная вещь, которая сводит людей с ума. Вина тоже. Сано подумал, что правитель Мацумаэ пытался справиться с ней, наказывая других за свое преступление.
Текарэ наклонилась вперед, угрожающе человеку, телом которого она обладала. Два духа внутри него создавали иллюзию, что его тело было разделено на двух отдельных людей:
— Как ты можешь не знать? Знаешь ли ты, убил ли ты меня?
Правитель Мацумаэ попятился в тщетной попытке избежать ее:
— Я имею в виду, я не помню!
— Вы сознательно забыли, что убили Текарэ потому, что вы не хотите, чтобы она это узнала. — Эта теория имела такой же смысл для Сано, как и все, что произошло в Эдзо. — Вы боялись того, что она сделает, если узнает.
Гизаемон выплюнул зубочистку, с отвращением глядя на Сано. Но ярость Текарэ свидетельствовала о том, что правитель Мацумаэ сделал это:
— Это был ты!
Господин Мацумаэ споткнулся, он отпрянул от противника внутри себя:
— Этого не было, моя возлюбленная. Я не мог, я бы не стал бы.
— Ты убил меня?
— Нет! — Но отказ правителя Мацумаэ прозвучал слабо, так как его воля была подорвана.
Сано призвал:
— Вспомните, что вы самурай. Возьмите на себя ответственность за свои действия. Положите конец этому безумию. Если он не мог убить правителя Мацумаэ своими руками, он согласился бы принудить его совершить ритуальное самоубийство.
Правитель Мацумаэ начал бить по своему собственному лицу. Голос Текарэ изрыгают проклятия:
— Ты убил меня! Убийца!
Его кулаки били по своей груди и животу. Все остальные стояли в шоке, а он упал и корчился, в то время как дух Текарэ закричал:
— Ты заплатишь за мою жизнь своею! Умри!
Пытаясь удавиться, он сдавил руками свое горло и бился головой об пол. Его тело тряслось. Задыхаясь, он хватал ртом воздух.
— Остановите его! — приказал Гизаемон солдатам, которые побежали на помощь его племяннику. — Прежде, чем он убьет себя!
