Эпилог
XLIX
Таковы были мои сицилийские беседы, которые продолжались три дня и столько же ночей и кончились так же, как начались. Но я должен отметить, что и после конца случилось еще нечто.
Я вернулся к матери, чтобы проститься с нею, и застал ее в кухне, где она мыла ноги какому-то мужчине.
Мужчина сидел спиной к двери и был очень стар, а она, стоя на коленях, мыла ему старые ноги в тазу.
— Я уезжаю, мама, — сказал я. — Автобус уже пришел.
Мать подняла голову:
— Так ты не поешь с нами?
Мужчина не оглянулся ни после моих, ни после ее слов. Волосы его совсем поседели, он был очень стар, сидел, потупив голову, словно глубоко задумался или заснул.
— Спит? — вполголоса спросил я у матери.
— Нет. Плачет, дурачок, — ответила она. И прибавила: — Он всегда так. Плакал, когда я рожала, и сейчас плачет.
Вполголоса я воскликнул: — Как? Это отец?
А он не обращал на нас внимания.
Я подошел ближе, чтобы посмотреть ему в лицо, но он закрыл его рукой. Во всяком случае он казался мне слишком старым, и на миг я подумал, что это мой дед. И еще подумал, что это, может быть, мамин бродяга.
— Он только что вернулся? — спросил я вполголоса.
Мать неодобрительно тряхнула головой.
— Плачет, — сказала она. — Не знает, что я счастливая. — Но тут она оставила старческие ступни в тазу и, поднявшись на ноги, отвела меня в сторону. — Кстати, ты меня обманул с этой Корнелией, — сказала она. — Ведь ее Гракхи пали не на поле чести.
— Не на поле чести? — воскликнул я, по-прежнему вполголоса.
— Нет, — продолжала мать, — я посмотрела в ваших детских книжках, пока тебя не было дома.
— Ладно, — сказал я и поцеловал ее в висок. — Пока.
— А ты не хочешь с ним поздороваться? — спросила мать.
Я поколебался, глядя на старика, потом сказал:
— Поздороваюсь в другой раз. Оставь его в покое.
И на цыпочках вышел из дому.
Во избежание превратных и ложных толкований предупреждаю, что как главный герой этих «Бесед» не имеет никаких автобиографических черт, так и Сицилия, которая его окружает и сопровождает, стала Сицилией чисто случайно: просто название «Сицилия» звучит для меня приятнее, нежели Персия или Венесуэла. Кроме того, я полагаю, что все рукописи находят в бутылках.
notes