Глава 9. Хохол.

Я охренел от неожиданности, когда его увидел. Тесен мир! Те-сен, несмотря на его бесконечность. Не то, чтобы Игоря Сидорова я меньше всего ожидал встретить в уссурийской тайге, в этой глуши во-обще человека встретить практически невозможно, если конечно че-ловек этот не за тобой сюда явился. Я был дико рад встрече с Игорем.

Мы обнялись.

– Игореха!

– Лешка!

– Что ты тут делаешь?

– Егерь я, говорил уже. Запоминается легко – егерь Игорь, – ска-ламбурил он. – А вот какого хрена здесь ты делаешь? Все воюешь?

И с кем, если не секрет?

– Эх, знать бы! – почесал я макушку. – Тут, блин, Игореха, такая история! Как в голливудском блокбастере! Мы убегаем, нас догоняют.

Убить хотят. За что? Понятия не имею. Короче, вляпались мы в какое-то говно. Но греха на нас нет… Правда, нет, не сомневайся… Вот, знакомься, друзья мои по несчастью. Это Денис, майор Рубан, ты его помнить должен.

– Помню. – Игорь и Рэбэ пожали друг другу руки.

– Это Славка, – представил я Гуинплена Игорю. – Он тоже в Чеч-не воевал. В обеих компаниях поучаствовал.

Гуинплен закинул калаш за спину и подошел к нам, поздоровал-ся с

Сидоровым.

– Игорь, – сказал я. – То, что мы с тобой здесь встретились – это не просто так, это судьба. А потому, ты нам помочь должен.

– А ты сомневался, что я помогу? Ты, Леха – просто мудак.

Па-тентованный. Наше воинское братство тем и сильно, что каждый из нас в трудную для друга минуту всегда на помощь приходит. Скажи только, что я должен для вас сделать?

Я посмотрел на своих товарищей – грязные, потные, уставшие, в изорванных камуфляжах – страх божий!

– Нам бы передохнуть малость, подхарчиться и укрыться где-нибудь, пока нас ищут. А потом выбраться отсюда, куда-нибудь по-ближе к цивилизации, дальше – сами разберемся.

– Хорошо, – сказал Игорь. – Пошли на кордон, там отдохнете и все толком расскажете.

– Веди, Иван Сусанин. Мы в твоих руках.

Жилище егеря оказалось совсем рядом, мы в этом направлении и шли, сами бы на него наткнулись, если бы не встретили Игореху. Ко-гда мы подходили к подворью, непривычно пахнуло чем-то деревен-ским. Во всех деревенских дворах запах особый, если даже хозяева скотину не держат, все равно – особый. То ли землей так пахнет, то ли пересохшими на солнце бревнами сруба, то ли еще чем-то труднооп-ределяемым. Давненько я такого запаха не вдыхал своими ноздрями, с самого детства. И еще я запах конского навоза унюхал.

Спросил Игореху:

– У тебя что, лошадь есть?

– Была старая кляча, – отмахнулся Игорь. – Тигр покалечил. Сдохла.

Другую заводить не стали. Где тут в тайге сена много раздо-будешь?

Полянки есть конечно, но у нас с батей и так дел хватает. У нас теперь вместо лошади УАЗик, в нем и лошадиных сил поболе и сена не надо. Мы даже на козлике нашем бревна из тайги возим. При-цепим за комель к форкопу, а к тонкому концу колесную пару примас-тырим, и везем… А что, навозом припахивает?

– Ага.

– А я уже принюхался, – пожал плечами Игорь. – Не замечаю.

Залаяли собаки.

– Охотничьи? – спросил я.

– Универсальные. Сука беременная мне от прежнего хозяина досталась. Троих щенков принесла. Теперь уже взрослые. Я их два года лично дрессировал. Все умеют – и зверя загонять, и дом охра-нять и нас с батей.

– Значит, ты здесь вдвоем с отцом живешь?

– С отцом, – кивнул головой Игорь. – Он в Манжурск уехал по де-лам, скоро вернуться должен, если пропустят. На вас, небось, облаву объявили? В таких случаях Манжурск военными подразделениями блокируется. Никого не пропускают. Ни туда, ни сюда. Так что, батя может надолго в городе застрять.

– А что, часто такие, как мы по тайге бегают?

– Не часто, но бывает. То зэки с зоны подорвутся, то солдатики из армии дезертируют…

– Мы не зэки, – заверил я Игоря.

– Ну, а на дезертиров вы не похожи, – успокоил он меня. – Не тот возраст… Ребятки! – это он уже своим собакам так: 'Ребятки!'. -

Это свои. Свои! Не трогать! Заходите, мужики. – Игорь открыл калитку. – Не бойтесь, кусать не будут, обнюхают только.

Три свирепых на вид молодых пса и недоверчивая матерая сука окружили нас с четырех сторон. Я интуитивно прикрыл руками клубни, но собачки на мое достоинство не покушались, им было достаточно моих пыльных ботинок и изорванных штанов. Каждая псина по разу подошла к каждому из нас, обнюхали, запомнили наши запахи и под-бежали к хозяину, радостно заглядывая ему в глаза.

– Свои, – еще раз повторил Игорь и повернулся к нам: – Идемте в дом.

Дом егеря почернел от времени, но выглядел очень внушитель-но.

Сруб был сделан из толстенных лиственничных бревен, а при-стройка, играющая роль сеней – из теса. Доски еще не успели почер-неть, видимо ее делали не особенно давно.

– Пристройку к дому сам мастерил? – спросил я Игоря.

– Нет. Это прежний хозяин делал. Мы с батей здесь ничего не достраивали. Нам с ним вдвоем много места не нужно. Того, что есть – за глаза. Вон, видишь? – Игорь указал на крытый вольер для псов. -

Это мы с батей для наших собачек соорудили. А дом, сортир, конюш-ня

– это все от прежнего хозяина, который тут до нас егерем работал.

Конюшню мы теперь как сарай используем и инструмент там храним.

– Ты так и не женился? Была же у тебя, кажется, подруга или не-веста? Я помню, ты рассказывал… – Я оборвал себя, увидев, как пом-рачнело лицо моего товарища.

– Была. Теперь нет. Потом расскажу… Проходите в дом, сейчас что-нибудь пожрать сварганю. Умывальник там, в сенях.

Пока мы умывались, Игорь собирал на стол холостяцкий обед – сало, хлеб, чугунок с холодной вареной картошкой, четыре банки ту-шенки.

На потухшей и остывшей печи стояла огромная сковорода с жареной рыбой.

– Мы с батей не гурманы. Пища у нас простая, незатейливая. Иногда борщ варим, когда охота есть. Но такое редко бывает. Основ-ная пища

– рыба. Тут ее уйма. С прошлой осени бочка с соленой ке-той стоит.

Новой еще нет пока. Скоро пойдет, а пока только ленок. – Игорь кивнул на сковородку. – Если хотите прошлогодней кеты, я в по-греб слажу, достану. Хотите?

– Я сейчас все хочу! – ответил я за всех. – Когда я голодный мне кажется, что я все, что дадут, съем. У нас со вчерашнего вечера кроме сырых грибов, дикого винограда и орехов ничего во рту не было.

– Понятно. – Игорь, взяв тазик, висевший на стене, направился в сени, бросил мне на ходу: – Печь затопи. Надо чайку вскипятить и ры-бу погреть.

Когда он вышел, я занялся печью, а Рэбэ подошел к окну. Слав-ка -

Гуинплен сидел на лавке, вытянув ноги и уперев затылок в черное бревно стены. Его глаза были закрыты, казалось, что он спит.

– Не спалиться бы нам здесь, мужики, – сказал Рэбэ. – Японец с

Носорогом возьмут, да нагрянут сюда, на кордон. Да еще бойцов с со-бой приведут. Сами головы сложим, и Сидоров не за хер погибнуть может.

Я задумался. А ведь он прав!

– Ты прав, Рэбэ, – согласился я. – Мы Игореху подставляем. За-чем ему наши проблемы? Семена-дальнобойщика и его агрегат ис-пользовали в своих интересах, нет теперь Семена. Игоря не надо в наши игрища затягивать. Я его смерть никогда себе не прощу… Ухо-дить нам надо.

– Может быть, хоть пожрем? – подал голос Гуинплен. – Не спать я долго могу, а не жрать не могу. Силы восстанавливать надо, кало-рии организм требует. Давайте поедим и дальше пойдем.

– А куда? – спросил я Рэбэ. – В Уссурийск, что ли?

Скрипнула дверь, и Рэбэ не ответил на мой вопрос. Может быть, не хотел говорить при Игоре, он-то не был так хорошо знаком с ним, как я, не знал, что Игореха – кремень. А может быть, Рэбэ просто не знал, что отвечать, еще не решил. На пороге стоял Игорь Сидоров с тазиком в руках, из которого торчал веером кетовый хвост. Капли туз-лука падали на пол. Игорь взглянул на малохольные язычки пламени, лениво ползающие в топке по березовым полешкам, и, поставив таз с рыбой на стол, сам занялся растопкой. Через минуту поленья в печи затрещали.

– Поедим, будете отдыхать, – объявил Игорь, передвигая сково-роду на огонь, а на вторую конфорку ставя черный от копоти алюминиевый чайник. – Ко мне на кордон никто без разрешения не зайдет. Только с санкции прокурора. Так что, можете не опасаться неожиданного визита своих преследователей. – Игореха говорил так, словно слышал наш разговор. – И незаметно проникнуть сюда никто не сможет, собачки его вмиг почуют и лай поднимут. А отдохнуть вам надо, я же вижу в каком вы состоянии.

– Бывало и похуже, – возразил Рэбэ.

– Бывало, – согласился Игорь, переворачивая шкворчащие куски рыбы.

– Но все-таки отдохнуть вам надо. По тайге гулять уставшему – смерть. В тайге зверья полно всякого: рыси, медведи, тигра встретить можно. В тайге всегда на чеку надо быть, чтобы реакция не подвела…

Это точно, подумал я, дикие звери – это опасно. Чтобы им в ла-пы не попасться, надо, чтобы реакция была отменной. Но те, что на нас охоту объявили, те пострашнее медведей и тигров будут. У них кроме зубов и когтей, еще кое-что имеется.

– Все, садимся. – Игорь поставил сковородку на середину стола.

Я почесал макушку, оглядел стол, который с голодухи казался мне просто царским и, сглотнув слюну, спросил:

– А выпить у тебя ничего не найдется? Думаю, граммов сто пять-десят мне бы сейчас не помешало.

– Нет. Мы с батей выпиваем очень редко, по праздникам только, да на день рождения. Поэтому спиртного в доме не держим.

– А что так? – поинтересовался я. – Чтобы не смущало?

Игорь не ответил.

– Ну, что ж, и так пойдет, – сказал я и накинулся на еду, как голый на…, ну, в общем, все мы принялись с жадностью запихивать в себя все, что лежало на столе. Через несколько минут на нем остались только хлебные крошки и рыбьи кости.

– Чай без сахара, – сообщил нам Игорь. – Закончился. Батя при-везти из города должен был.

– Пойдет! – махнул рукой я.

Чай был шибко запашистый, на лесных травах, целебный, не-бось.

– Теперь рассказывайте, мужики, какая беда с вами приключи-лась? – предложил Игорь. – Потом и подумаем сообща, что дальше делать.

Рассказывать стал я. С того самого момента, как подписал роко-вой контракт и до момента нашей с Игорем встречи. Подробно расска-зывал

– о лагере, о инструкторах, о тех, кого мы в лагере оставили по-гибать, даже о Семене рассказал, хоть мне и стыдно было вспоминать о безвинно погибшем шофере. Короче говоря, все, как есть рассказал. Едва я закончил свой рассказ, на дворе дружно залаяли

'ребятки' и до меня донесся звук приближающегося автомобиля. Мы схватились за автоматы, но Игорь нас успокоил:

– Это батя возвращается.

– Ты почем знаешь? – не поверил я.

– Я слышу, как ребятки лают, – ответил Игорь. – Радостно. На чу-жых они иначе лают. Да и голос нашего 'козлика' узнаю… Пойду встречу, ворота открою, заодно предупрежу, что у нас гости. Кстати, батя еще кое-кого привести должен был.

– Кого это, кое-кого? – без энтузиазма в голосе спросил я.

– Батин фронтовой друг. По Афгану. С сыном. Свои люди, не ссыте.

Игорь пошел открывать ворота. Мы встали по сторонам оконных проемов, оружие на всякий случай привели в готовность.

Пыльный УАЗик въехал во двор. Из машины вышли трое – два мужика в возрасте, один из которых был повзрослевшей копией Игоря, и бородатый мужчина лет тридцати, явно не атлетического телосло-жения.

Борода у него была не такой, как у Игоря. У Игоря она росла, как попало, и давно уже скучала по ножницам, у мужчины, вылезшего с заднего сидения УАЗика, борода была ухоженной, стильной, я бы даже сказал. И очки у него были стильные – слегка затемненные, в тонкой золотистой оправе. Мы молча наблюдали за тем, как Игорь по-вторил процедуру знакомства своих 'ребяток' с новыми людьми, по-сле чего отец стал знакомить Игоря со своими друзьями.

– Инзарин, – коротко представился пожилой.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – по-военному поздоровался Игорь и пожал протянутую руку.

Ого! Генерал?!

– Андрей, – представился бородатый и добавил: – Инзарин.

Игорь поздоровался и с ним, потом повернулся к отцу и сообщил ему неожиданную новость:

– Батя, у меня тоже гости.

– Вот как? – удивился Сидоров старший. – Что за люди? Уж не те ли, кого вся красная армия в тайге ищет? Все входы и выходы в Ман-журск перекрыли?

– Они.

– Надеюсь, ты знаешь, что ты делаешь?

– Батя, это мои друзья. Я с ними в Чечне воевал, по крайней ме-ре, с двоими из них.

– С ними вместе? Не против них?

– Нет, батя, это наши.

– Сколько их, наших этих?

– Трое. Было четверо, одного убили.

Я видел, как Сидоров старший бросил цепкий взгляд в сторону дома, по окнам, словно очередью из автомата полоснул.

– Слышь, Хохол, – тихо сказал мне Рэбэ, – этот парень с бородой сильно на тебя смахивает. Не находишь?

– Не нахожу, – ответил я и, увидев, что все четверо, двое

Сидо-ровых и двое Инзариных, идут к дому, опустил свой автомат на пол, прислонив его к стенке. – Вы бы, мужики, тоже пушки убрали.

Неудоб-но как-то.

Рэбэ пожал плечами и последовал моему примеру. Гуинплен то-же прислонил автомат к стене, но я заметил, что на предохранитель он его не поставил. Мы снова уселись за стол и взяли в руки кружки с остывшим чаем.

– Слышь, Гуинплен, – в полголоса позвал Рэбэ.

– Чего?

– Я только сейчас заметил: где твой арбалет?

– Черт, – ругнулся Славка. – Там оставил… Возле Выкидыша…

Рэбэ покачал головой.

Сидоров старший на правах хозяина этого дома вошел первым. Игорь стоял за его спиной.

– Привет честной компании, – сказал Сидоров старший. – Спаси-бо, что навестили. Куда путь держите?

Рэбэ встал из-за стола и ответил:

– Конкретно мы еще не решили, э-э-э…, простите, как мне к вам обращаться?

– Михаил Иванович, – подсказал Сидоров старший.

– Мы, Михаил Иванович, шкуры свои спасаем. Нам сейчас глав-ное – уйти подальше. Когда в безопасности окажемся, тогда и решать будем, что дальше делать. Здесь, на кордоне, не задержимся. Мы бы сюда и не пришли, Игоря в лесу встретили, он нас и пригласил. Прого-ните – уйдем немедленно, в обиде не будем.

– Раз Игорь вас сюда привел, значит, вы гости, а гостей прого-нять не в моих правилах. Ну-ка, лучше расскажите-ка свою историю. Почему вас, как волков обложили. Что такого вы натворили?

Михаил Иванович, Игорь и старший Инзарин уселись на лавку напротив нас. Андрей встал у печки, закурил.

– В том-то и дело, что ничего…, – начал рассказывать Рэбэ. -

Может быть, и натворили бы со временем…, да не успели. Поняли, куда вляпались, когда жаренным запахло, и сбежали. Но живыми нас отпускать не хотят.

– Какое отношение вы имеете к вооруженным силам? – спросил доселе молчавший генерал Инзарин.

– Теперь никакого, – ответил Рэбэ. – Кто в запасе, – я понял: Рэбэ имел в виду меня, – кто уволен вчистую. Лично я по контузии.

– Тогда почему на вашу поимку воинскую часть бросили? – за-думчиво произнес Инзарин. Похоже было, что этот вопрос он задает самому себе, но ответил Рэбэ:

– Понятия не имею. Контракт мы не с Министерством Обороны заключали, с фирмой частной. Хотя…наши работодатели какое-то от-ношение к армии все же имели. Меня, например, с ними военком свел.

– И меня через военкомат вербанули, – встрял я.

Инзарин мельком взглянул на меня и хотел задать Рэбэ сле-дующий вопрос, но вдруг снова повернул голову в мою сторону и по-смотрел на меня более внимательно. Лицо генерала стало каким-то задумчивым и немного растерянным. Он словно силился что-то вспомнить. Может быть, перепутал меня с кем-нибудь из своих знако-мых? Обознался, решил я, сто пудов обознался, я-то его никогда пре-жде не встречал, память на лица у меня хорошая, я даже чурбанов запоминаю.

– И что же это за люди…ваши работодатели? – спросил Михаил

Иванович.

– Затрудняюсь ответить, – сказал Рэбэ. – Нам они ни своих зва-ний, ни фамилий, ни имен не сообщали. Они даже между собой друг друга по прозвищам называли. Японец, Химик, Пуля. Старшего мы как Носорога знали.

– Как, как? – переспросил Михаил Иванович.

– Носорог.

Михаил Иванович ударил кулаком по столу.

– Не обознался я, Олег, – радостно сказал он Инзарину старше-му. -

Там, на дороге. Это ведь я его увидел. У вертушки он стоял. Я его сразу узнал, только сомневался. Помнишь, тебя еще пытал, не уз-нал ли ты кого?

– То есть, ты хочешь сказать, что тот, у вертолета, старший лей-тенант Рогулис?

– Он, гнида! Носорог!

– Постой, Миша. Не делай поспешных выводов. Я слышал, что Рогулис вроде бы сразу после Афгана в Литву свою подался. Может быть, это другой какой-нибудь Носорог? Может быть, совпадение?

– Парней преследует Носорог. Раз, – стал загибать пальцы Миха-ил

Иванович. – Я видел Рогулиса-Носорога и узнал его. Два. Рогулис – сволочь. Три. И всегда занимался темными делишками. Четыре. Какое тут может быть совпадение?

– И все же! Как выглядел ваш Носорог? – спросил Инзарин у Рэ-бэ.

– Похож на прибалта или на немца. Голова седая, с залысинами.

– Говорит с акцентом, – снова встрял я и снова поймал на себе пристальный задумчивый взгляд генерала Инзарина.

– А у него с носом все в порядке? – спросил Михаил Иванович и ткнул пальцем себе в переносицу. – Вот тут шрама нет?

– Есть, – вспомнил я.

– Это я ему нос сломал, – радостно сообщил Михаил Иванович.

– А тебя за эту драку чуть в рядовые не разжаловали и под три-бунал отдать запросто могли, – напомнил ему генерал Инзарин.

– Ну не отдали же! Только со званиями тормозить стали. Да и драки-то никакой не было. Так, врезал легонько нехорошему человеку по физиономии. Кстати, свидетелей у Рогулиса не было. Его слово против моего.

– Скажи спасибо нашему командиру полка, это он тебя прикрыл. Ведь ты не простому старлею по рже дал, ты своей кувалдой офицеру особого отдела нос размозжил.

– Хорошо он меня прикрыл, – усмехнулся Сидоров. – На смерть отправил. Тебя, кстати, тоже, Олег Алексеевич. Как мы в том бою под

Кандагаром живыми остались – уму не постижимо! Ну, да лад-но…оставим воспоминания на потом и вернемся к нашим беглецам.

Мне становится все интересней и интересней эта их история.

Давай-те-ка, все с начала и поподробней.

Рэбэ принялся рассказывать, а я стал разглядывать Инзарина младшего, который продолжал стоять у печки. Что там Рэбэ говорил, что этот интеллигент смахивает на меня? Да ничего общего! Хиляк и белоручка. Генеральский сынок! Стоит эдак скромненько, очечки свои носовым платочком протирает. Подует на дымчатые стеклышки и трет.

Тьфу, бля! Как это Рэбэ умудрился нас сравнить?

Закончив протирать очки, Андрей (так, кажется, он представился

Игорю) поднял голову, и наши глаза встретились. Глаза у него не бы-ли близорукими, очки он видимо носил для форса, они оказались яр-ко-синими, прям как у меня. Я заметил, что лицо Андрея вытянулось от удивления, и вдруг…меня как ушатом холодной воды облили.

…Я всегда стригся коротко, очень коротко, часто под ноль. И бо-роды никогда не носил. Кроме одного-единственного раза. Однажды что-то на меня нашло, хандра какая-то напала. Лень было, что бы то ни было делать и жрать совершенно не хотелось. У меня тогда прере-рывчик случился между первым и вторым контрактом в Чечню. Я тогда после госпиталя дома отлеживался. Рана дурацкая – в задницу, я, может быть, и не ел почти ничего, потому, что на унитазе сидеть больно было. А тут еще девушка моя решила замуж выйти. Но не за меня. Не скажу, что я по второму поводу печалился больше, чем по первому, но все равно – неприятно, стыдно даже. Вернулся с войны герой в жопе с дырой, а его невеста за другого замуж вышла! За того, у которого с пятой точкой никаких проблем. Так что, отлеживался я дома, с дивана почти не вставал, а цифры на кнопочках пульта от те-левизора стерлись напрочь. Когда понимал, что если есть не буду – сдохну, нехотя брел к холодильнику, выпивал стакан кефира, которым запасся заранее, ел засохший в камень сыр и грыз сухарики. Месяц или около того я такую интересную жизнь вел. Телефонный шнур из розетки выдрал, дверной звонок отключил, когда в дверь стучали – не подходил, выключал телевизор, молчал и притворялся, что меня нет дома. Или кричал с дивана: идите, мол, все в жопу, никого не хочу ви-деть! И к зеркалу я не подходил. Во-первых – не хотел даже свое от-ражение видеть, во-вторых – чтобы соблазна не было выйти из дома и дойти до парикмахерской. Через месяц меня отпустило. Жить захотел, бабу захотел, выпить и закусить чем-нибудь вкусненьким захотел.

Пошел в ванную, посмотрел на себя и понял – даже до парикмахер-ской дойти, надо, чтобы я хоть чуть-чуть на человека стал похожим. У меня борода густо растет, а на левой щеке – проплешина, дефект во-лосяного покрова. Стал я себя бритвой править, как умел.

Кривовато получилось, но…

Сейчас, глядя на Андрея, я узнал себя, того, которого я увидел в зеркале – похудевшего, гривастого, с бородой. Е мое! Копия! Одно ли-цо!

– К-как тебя зовут? – спросил Андрей, споткнувшись на первом слове.

Я с трудом перевел дыхание.

– Алексей.

– Алексей?

И тут я понял, что все дружно замолчали и заинтересованно смотрят на нас с Андреем. Только в глазах Инзарина старшего был не просто интерес, его прежняя растерянность во взгляде сменилась не-доумением, граничащим с паникой.

– А фамилия? – нетерпеливо спросил Андрей. – Какая у тебя фамилия?

– Демиденко.

– Как Демиденко? Почему Демиденко?

– Это фамилия моего приемного отца, – сказал я. – Его звали

Его-ром Федотовичем. Я – Алексей Егорович Демиденко.

– А мама? Тоже приемная?

– Да. Они с отцом меня трехмесячным из дома малютки взяли. А почему ты спрашиваешь? – задал я глупый вопрос, глупый, потому, что я уже все понял и почти не сомневался в том, что мы с Андреем не просто очень похожи друг на друга, что мы родственники, может быть, братья.

– Последний вопрос, если не возражаешь, – попросил Андрей.

– Бред…, – пробормотал генерал. – Этого не может быть.

– Какой вопрос? Спрашивай, – предложил я Андрею.

– Ты когда родился? И где? – Андрей одел очки, подошел к столу и сел на край скамьи, рядом с отцом, напротив меня.

– Но этого не может быть, – повторил генерал.

– Где – не знаю, – ответил я Андрею. – Дом малютки в Кулунде был, в Алтайском крае. А родился я первого мая семьдесят пятого го-да.

Это было на квадратике клеенки написано. Там мое имя стояло и дата рождения. Клеенка к моей ноге привязана была. – Я вспомнил, что совсем недавно рассказывал мою историю Славке Гуинплену.

– Андрюха родился в Павлодаре? – спросил у генерала Инзарина

Михаил Иванович. – Ты ведь в семьдесят пятом в Казахстане служил?

– Да. В северном Казахстане, – ответил Олег Алексеевич. – В со-рока километрах от Павлодара. А родила Валентина Андрея первого мая одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года в третьем роддоме города Павлодара. У нее двойня была… Второй ребенок мертвым родился.

– А ты в этом уверен папа? – спросил Андрей. – Может, врачи перепутали? Может быть, это не Алешка мертвым родился?

– Кулунда рядом, – заметил Михаил Иванович. – От Павлодара до

Кулунды по железной дороге – рукой подать.

– Но этого не может быть. Я же видел трупик своего второго сы-на!

– Все новорожденные – близнецы, только письками и отличают-ся, – возразил Сидоров. – Да ты глянь на них, Олежка! Андрюха, сними свои пижонские очки. Нет, ты только посмотри, Олег, это ж… Алексею немножко шевелюру отрастить, а Андрюхе твоему чуть-чуть поднака-чаться – не отличишь одного от другого. Тут и генная экспертиза не нужна.

– Ну, бля! – тихо выматерился молчаливый Гуинплен. – Санта-Барбара какая-то. Сплошные знакомцы и родственники. Бразильский сериал.

– Санта-Барбара – американский сериал, – так же тихо поправил его

Рэбэ, и добавил философски: – Всякое в жизни бывает.

Да, всякое бывает, мне ли не знать! Но поверить, что вот так, не-ожиданно, я нашел своего родного отца, да еще и брата-близнеца, мне было трудно. Где-то в глубине моего сознания жила надежда, что рано или поздно это случится, но сам я никогда не планировал за-няться поисками своих родных. Эта надежда поселилась во мне не так давно, десять лет назад, после смерти мамы…

Мы жили в Кулунде, даже не в самой Кулунде, в поселке Бубен-цово, в шестидесяти километрах от районного центра. Это позже я пе-реехал в Бийск, после того, как отслужил срочную. Продал родитель-ский дом, добавил туда мамины сбережения и купил однокомнатную квартирку в

Бийске. Зачем я уехал из Бубенцово? Жил бы сейчас спо-койно, без риска и стрессов, работал бы механизатором или комбай-нером, распахивал бы кулундинские степи. Женился бы на ядреной алтайской крестьянке, детей бы настрогал…

Папа рано умер. Пить он всегда умел, пьянел редко, только по-сле литра самогонки. Но умереть ему пришлось все же от когтистой руки

Зеленого Змия. В тот раз он выпил много больше литра. Лег спать, а проснуться не сумел. То ли самогонка была некачественная, то ли слишком много ее было, но сердце у него остановилось. Было ему в ту пору шестьдесят пять. А мне тогда только двенадцать испол-нилось.

Остались мы с мамой одни. Хозяйство у нас большое было, даже слишком большое – лошадь с жеребенком, куры, гуси, индюшки с индюками, три коровы, телочка, поросята. Дом был большой, огород. При советской власти нас бы называли кулаками. Только тянули все это мы втроем – папа Егор, мама Лиза, да я помогал, как мог. Но меня родители щадили, любили сильно… После папиной смерти нам тяжко стало, особенно маме. Поначалу крутилась она, пыталась все сохра-нить в целости и сохранности, мне передать, чтобы и я богачом был, когда вырасту и хозяином всего этого стану. Потом помаленьку стали мы с мамой от живности избавляться. Часть съели потихоньку, часть продали, оставили только самую малость, без чего в деревни прожить нельзя – корову, да кур.

Видать, мама надорвалась, заболела она сильно. Мне уже во-семнадцать скоро должно было стукнуть, по весне – в армию, если от-срочку не дали бы…

Врач, который маму в районной больнице осматривал, пригла-сил меня к себе в кабинет и сообщил свой диагноз:

– Рак матки. Опухоль неоперабельная. Мужайся парень.

– Рак? С чего это вдруг? – Я тогда в этих делах мало что сообра-жал, считал, что рак – заразная болезнь, вот и недоумевал – где это мама могла заразиться раком? Где!? Мама только дома да в огороде всегда находилась. Даже в магазин я ходил. К нам соседи, и те, редко заходили. У всех дел полно… О том, что мама очень скоро умереть может, я даже не сразу и уразумел. Думал, полечат ее, и мы снова бу-дем вместе.

– У нерожавших женщин такое заболевание очень часто случает-ся, – сказал доктор. – По статистике – в два раза чаще, чем у рожав-ших.

– У нерожавших? – не понял я. – Как это, у нерожавших? А я? Меня в капусте, что ли нашли?

Доктор посмотрел на меня внимательно и промолчал.

– Нет, вы мне скажите, – настаивал я. – Что все это значит? Вы сказали, что мама моя не рожала. Значит, я не ее сын?

– Ну-у-у, может быть, я ошибся? – промямлил доктор.

– Ничего себе ошибочки? – возмутился я.

– Прости, парень…

В районной больнице мама и умерла. Через две недели.

Перед смертью она мне во всем призналась. Сказала, что я не родной сын, ни ей, ни отцу моему, что своих детей у нее не было нико-гда и быть не могло, что Егор ее любил, потому к другой и не ушел, согласился ребенка чужого взять и воспитывать, как своего родного.

Может быть, поэтому мама его за выпивки прощала. Может быть…

Остался я один-одинешенек.

Вернулся в свое Бубенцово и маму в гробу привез. Схоронил на нашем деревенском кладбище. Рядом с папой. Спасибо соседям, по-могли.

А что дальше делать – не знаю. Один в огромном доме с огоро-дом, конюшней, коровником и прочими надворными постройками. Слава богу, время призыва в армию подошло, я бросил все это хозяй-ство на попечение все тех же соседей и ушел на военную службу. Да-же с какой-то радостью ушел. А как вернулся из армии снова в этот большой и пустой дом, невмоготу мне там жить стало…

Продал я его к чертовой матери. Цену дали хорошую, потому, что желающих его купить много нашлось. Достал из тайника мамины сбережения. Молодец все-таки мама была, как чувствовала, что день-ги обесцениваться станут, покупала на всю нашу выручку от продажи мяса, яиц, молока всякие золотые украшения. Всю жизнь свою она эту коллекцию собирала, словно знала – мне они пригодятся… Не так, чтобы очень много было этого добра, но, вкупе с деньгами за дом, мне с избытком хватило и на квартиру в Бийске, и на обстановку и на пер-вое время пожить безбедно. Но долго я наслаждаться обеспеченной гражданской жизнью не смог. Скучно мне стало. Один я был, как перст.

Ни родных, ни друзей, все друзья-приятели в армии остались. А те, что в Кулунде да в Бубенцово были, так они уже все переженились давно. В таких поселках, как Бубенцово, молодежь от скуки рано на себя брачные оковы надевает. А что там еще делать? Только детей.

Поболтался я по злачным заведениям, потаскал девок в свою холостяцкую квартиру, да и надоело мне все это. А на Кавказе война.

А я тут, в Бийске, от скуки маюсь. Короче, пошел я в военкомат и в

Да-гестан, контрактником. Меньше года я гражданским и побыл…

Стал я вечным солдатом.

Солдатом удачи.

Жалею ли я, что продал отчий дом? Иногда да! Иногда вспоми-наю его основательность и фундаментальность. Не страшны были ему ни мороз, ни буря, ни проливные дожди. Если бы землетрясение случилось, думаю, все дома, что рядом стояли, разрушились бы, а он бы устоял, до того был прочный и ладно подогнанный бревнышко к бревнышку. И дом, и другие постройки, и забор. Если где должна быть шелка, она была, но ровная и такой ширины, как и положено, а где ее быть не должно, ее и не было. Дом этот строил мой отец. Со своим отцом Федотом. Ну, не вдвоем, конечно, помогал, наверное, кто-нибудь. Отчий дом казался мне, да и теперь кажется вечным. Больше ничего вечного или хотя бы постоянного в моей жизни не было. Все было временным – временные казармы и землянки, временные успе-хи и поражения, временные командиры и временные товарищи по оружию, временные подруги – боевые и те, которых я цеплял в мо-менты своих отпусков. Даже квартира моя в Бийске и та была времен-ной, потому, что жил я в ней время от времени.

А иногда я ни о чем не жалею. Я – свободный человек, не свя-занный никакими клятвами и обязательствами. Если я выбрал что-то, то это я выбрал сам. И обязательства, под которыми я подписался – временные.

Опять же – временные! Закончился контракт, закончились и мои обязательства. И окружают меня такие же свободные люди, солдаты удачи… Понимаю, что не все живут так, есть и другие. Я смотрю телевизор и вижу людей, живущих в больших домах. Они классно проводят время, оттягиваются на пленэре с барбекю, скотчем и грудастыми телками, носят дорогие костюмы от Кардэна с галстука-ми и бабочками, не то, что я – комуфлу. Они имеют кучу друзей, при-ятелей, партнеров, любовниц, любовников и, как следствие – еще большую кучу проблем, которые им приходится решать постоянно, все время, свободное от удовольствий. Я знаю, что эти люди есть, и до-пускаю, что таких много, но отношусь я к ним, как к инопланетянам. Я их не встречал. Ни таких людей, ни инопланетян.

Только по телевизо-ру. Может быть, мы живем в разных мирах? Тогда, они точно – ино-планетяне. Мне они не нравятся. И жизнь мне их не нравится. Я рад, что у меня ничего нет, кроме собственной, продырявленной в несколь-ких местах, шкуры. Я рад, что у меня нет жены, детей. Я рад, что меня некому жалеть и изводить меня дурацкими советами. Я рад, что я один…

А вот оказалось, что я не один. Я не понял еще рад я этому об-стоятельству или нет. Только что я думал, что радуюсь тому, что я один, и вдруг пришлось усомниться в своих мыслях. А может быть, со-всем неплохо найти неожиданно своих родителей и брата? Ну вот, уже проблемы начинаются, приходится голову ломать. Я прислушался к себе, проснулись ли во мне родственные чувства к этим двум мужи-кам, сидящим напротив меня, один из которых здорово на меня похож. Вроде бы пока нет. Может, позже…?

– А у тебя родинки нет на ягодице? – спросил у меня Андрей.

– Где? – не понял я.

– На правой ягодице у меня родинка. Большая, размером с пятак.

– У меня на жопе дырка от пули, – сообщил я ему. – Именно спра-ва.

Можешь считать это совпадением, а можешь – судьбой.

– И все-таки мы с тобой братья, – торжественно сказал Андрей. – Я это чувствую. Я всегда чувствовал, что ты не умер.

– Я тоже, – сказал я и добавил: – чувствовал, что я не умер. Что жив пока.

– Ты не веришь, что мы братья? – удивился Андрей, услышав иронию в моем голосе.

Я пожал плечами:

– Не знаю.

– Но ведь столько совпадений?

– Ну и что? – Я повторил слова Рэбэ: – Всякое в жизни бывает. – И взглянул в грустные еврейские глаза своего командира.

Рэбэ мне подмигнул. Не знаю, что он мог бы мне сказать, что по-советовать? Порадоваться за меня, что я вот так внезапно обрел се-мью? Да какую? Папа – генерал! Наверняка связи на верхах имеются.

Такой папа помочь может выпутаться из сложной ситуации, в которую я попал… В которую мы помали. Мама, оказывается, у меня жива, здорова! Братан-близнец есть. Это же замечательно, иметь брата. Я вспомнил, что, когда был маленьким, хотел, чтобы у меня брат был.

А какая разница, вдруг подумал я! Брат или не брат, все равно – жизни у нас разные, даже не параллельные, если и пересеклись они сегодня, в этой тайге, в этом домике егеря, дальше один хер – в раз-ные стороны разойдутся.

Лицо у Андрея Инзарина было как у обиженного ребенка, он мог вот-вот расплакаться, я даже слезы заметил в уголках его глаз. Мои глаза были совершенно сухими. И никакого комка в горле, курить только хочется…

А как там генерал Инзарин Олег Алексеевич, претендент на роль моего отца? Я увидел, что пальцы его рук мелко дрожат и что-то ищут на столе. Я подсунул ему пачку сигарет. Он вытащил сигарету, стал ее разминать. Он смотрел на меня с грустью и с надеждой, так мне пока-залось.

Мне стало их немного жалко, но только самую малость. Я что, такой черствый? Или даже жестокий? Может быть, моя жизнь сделала меня таким жестоким? Война? А может, я такой от рождения? А любил ли я своих родителей? Тех, которые меня усыновили и воспитали? Маму любил, жалел ее, помогал изо всех сил. А может, просто жалел? Видел, как она упирается, и жалел. Может быть… Не знаю… А отца?

Отца-то уж точно, полюбить не успел, слишком рано он нас с мамой покинул…

А эти? Кто они мне? Чужие, в общем-то, люди…

Михаил Иванович чиркнул спичкой о коробок, поднес зажженную спичку к сигарете, которую держал в зубах генерал.

– Нет. – Олег Алексеевич покачал головой и положил сигарету на стол, отодвинул ее от себя. – Бросил, значит, бросил. Возврата нет.

Молодец, позавидовал я генералу. Вот, какой должна быть сила воли!

Не закурить даже в такой ситуации!

– Ну, хорошо! – бодро сказал я. – Братья, так братья. Позже раз-беремся. Приеду в Кулунду, весь тамошний дом малютки на уши по-ставлю. Сейчас о другом надо подумать!

– Да, да, – согласился со мной Михаил Иванович. – Я эту гниду,

Носорога, на чистую воду выведу. Поможешь, Олег? Есть у тебя кто из высшего командного состава?

Олег Алексеевич кивнул головой в ответ, но смотрел он на меня.

– Ложитесь-ка вы, ребятки спать, – сказал Михаил Иванович. – День у вас не из легких был. А мы тут с Олегом Алексеевичем поду-маем, что дальше делать. Спите, и не волнуйтесь – здесь с вами ни-чего не случится. Игорь, постели, что есть…