Бретт Свенсон – футуролог из Индианаполиса и соавтор Джорджа Гилдера. Несколько лет назад Свенсон основал исследовательскую фирму под названием Entropy Economics. «Энтропия, – говорит Гилдер, – это процесс, посредством которого предприниматель переводит свою идею в практическую плоскость». То есть, предприниматели находятся в постоянном поиске идей с высокой степенью энтропии, которые кардинально изменят нашу жизнь, – таких, как лекарства от рака, электронные планшеты или инновации в сфере транспорта.

Предприниматели стремятся улучшить нашу жизнь и, как правило, надеются заодно разбогатеть. Однако воплощение идей в приемлемой для рынка форме требует экономической среды с низкой «энтропией» – то есть, стабильной, открытой и предсказуемой. Эта книга рассказывает именно об этом – об экономической среде с низкой «энтропией». Желания людей не имеют границ, и удовлетворить эти желания легче, когда политики не чинят препятствий производству. В наши дни правительство стало «высокоэнтропийтным» барьером для производства. Я намерен доказать, что нам необходимо пересмотреть политику в отношении налогов, правительственного регулирования, торговли и денег. Во всех четырех сферах нам нужна максимальная свобода от вмешательства государства, чтобы достичь максимального экономического роста.

Я доказал (1) что налоги – это штраф, налагаемый на работу и инвестирование в новые компании. Кроме того, сами по себе государственные расходы – это налог на нас. Изъятие ресурсов из частного сектора лишает предпринимателей капитала, а работников – зарплат. (2) Государственное регулирование не может приносить пользы, потому что контроль осуществляют наименее талантливые и понимающие в данной области люди. Они пытаются предвидеть то, что трудно спрогнозировать даже лучшим умам. (3) Торговля – это причина, по которой люди каждый день ходят на работу, чтобы получить то, чем они не обладают. Налог на импорт – это налог на саму цель труда, он мешает производительности, которую поощряет свободная торговля. И наконец (4) деньги позволяют производителям измерять ценность того, чем они торгуют и во что инвестируют (в следующей главе мы поговорим об инвестициях). Когда единица измерения нестабильна, экономика теряет способность подавать точные ценовые сигналы, которые формируют экономическую активность.

Гилдер и Свенсон хотят, чтобы налоги, регулирование, торговля и деньги были параметрами низкой «энтропии», максимально ненавязчивыми и незаметными. Этого же хочу и я. Если существенно ограничить вмешательство государства в экономику, предприниматели смогут эффективно воплощать в жизнь концепции с высокой «энтропией», которые повысят уровень нашей жизни. Самые ужасные экономические решения правительства – результат денежной политики, основанной на принципиально ошибочном понимании инфляции и дефляции.

На конференции, организованной в 2009 г. Applied Finance Group, Свенсон показал участникам старую, 1989 г., рекламу десктопа Tandy 5000, «самого мощного компьютера всех времен!». Он стоил $8499, и это без монитора и мышки. Этот компьютер, когда-то поразивший всех, теперь, конечно, не выдержал бы никакой конкуренции. Сегодня самый простой компьютер Dell работает бесконечно быстрее, предлагает намного больше возможностей, а мышь и монитор включены в его цену $449,99. В 2000 г. телевизор с плоским пятидесятидюймовым экраном с высоким разрешением стоил $20 000. Сегодня такой можно купить за $549,99.

Рыночная экономика изобилует подобными историями. Первый мобильный телефон Motorola DynaTAC 8000X, о котором мы говорили в седьмой главе, продавался в 1983 г. за $3995. Мы с улыбкой и любопытством смотрим на технологические реликвии 1980-х гг., зная, что пройдет совсем немного времени, и мы будем с иронией отзываться о шестом iPhone, который покажется нам примитивным и слишком дорогим.

В 1970-е гг. видеомагнитофон Sony Betamax был роскошным аппаратом, за который пришлось бы заплатить $1000. Однако кассеты VHS вытеснили бетамаксовский формат, они больше понравились покупателям. Современные потребители только посмеются над самим процессом вставки видеокассеты в громоздкий видеомагнитофон для того, чтобы посмотреть фильм. Теперь у нас есть DVD-плееры и потоковое видео. Плеер HDMI DVD от Sony стоит меньше $50 на Walmart.com, включая доставку.

Все эти примеры говорят нам, что роскошные игрушки, которые сегодня доступны только богачам, – это всего лишь предварительный показ того, чем не сегодня, так завтра сможет пользоваться каждый из нас. Причем это случилось бы раньше, если бы правительство позволило экономике иметь низкую «энтропию». Эти истории также демонстрируют нам, что богачи, которые обеспечивают капитал для воплощения в жизнь идей предпринимателей, – это своего рода подопытные кролики для потребителей. Приобретая новинки современной техники по высоким ценам, они превращаются в «венчурных капиталистов», побуждая предпринимателей задуматься о том, как продавать больше этих товаров по более низким ценам. Но что все эти примеры неуклонно снижающихся цен говорят нам об инфляции и дефляции? Почти ничего.

Чему нас действительно учат эти истории, так это тому, что снижающиеся цены отнюдь не приводят к дефляции и кризису, а, напротив, порождают новые потребности. Как писал Милль, «жизнь весьма благосклонна к появлению новых желаний, предоставляя возможности для их осуществления». Когда телевизоры с высоким разрешением экрана дешевеют до нескольких сотен долларов, это означает, что потребители уже хотят чего-то новенького. На рынке уже появились телевизоры сверхвысокой четкости по розничной цене примерно $25 000, но можно с уверенностью утверждать, что через несколько лет цена на них резко упадет.

Само по себе снижение цен не ведет к дефляции, потому что сбережения не могут повредить спросу. Когда цены на телевизоры падают, это высвобождает деньги для чего-то нового, для желаний, которые раньше были недостижимы, – и цены на такие новые товары вырастают непомерно. А если сэкономленные на телевизорах деньги не будут потрачены на другие потребительские товары, они будут доступны посредством сбережений кому-то еще – например, потребителю, нуждающемуся в краткосрочном кредите, или предпринимателю, который придумал способ, как производить и продавать телевизоры сверхвысокой четкости за $500.

Когда речь заходит о Федеральной резервной системе, можно часто услышать, что ее управляющие боятся дефляции. Их постоянная озабоченность проблемой потребления заставляет представителей ФРС волноваться из-за того, что снижение цен заставит потребителей отложить на потом покупки, а это приведет к дальнейшему падению цен и общему ослаблению экономики. Это иллюзия. Если деньги сберегают, это не значит, что их не тратят, как полагают в ФРС. Сбережения всего лишь смещают покупательную способность к другим. Как мы узнали из шестой главы, банки «берут в долг» деньги у вкладчиков в форме депозита или долгового обязательства и мгновенно превращают этот долг в кредит или активы.

Снижение цен – нормальное явление рыночной экономики, которое никак не мешает потреблению. Первый iPhone продавался по $500, но сегодня клиенты могут купить гораздо более продвинутую модель у провайдеров беспроводных услуг за более низкую цену. Потребители хорошо знают, что цены имеют свойство снижаться, особенно в мире технологий, где конкуренция очень высока. Однако, несмотря на долгую историю снижения цен на различные товары, покупатели выстраивались в очередь, чтобы купить первый iPhone, точно так же, как совсем недавно они выстраивались в очередь, чтобы купить iPhone 6.

Билет на первый в истории американского футбола матч за Суперкубок в 1967 г. стоил $12. В 2014 г. при номинальной цене $1000 билет на игру за Суперкубок в среднем продавался за $3552. Не это ли называют инфляцией? Многие экономисты, вероятно, и в самом деле считают, что это инфляция, но это не так.

Если спрос на определенные товары, например, билеты на Суперкубок, взлетает так, что цена на них существенно поднимается, у потребителей остается меньше денег на другие товары, что заставляет снижать цены на эти другие товары. Цены всегда зависят от множества факторов, таких как предпочтения потребителей и увеличение производительности. Следовательно, подъем и снижение цен многое может рассказать о состоянии рынка, но они ничего не расскажут вам об инфляции или дефляции, суть которых – изменение стоимости денег.

Если вдруг выяснится, что апельсины серьезно снижают риск сердечно-сосудистых заболеваний, спрос на апельсины стремительно взлетит. Но если люди будут больше тратить на апельсины, у них останется меньше денег на другие товары, цены на которые в результате снизятся. Это никакая не инфляция, это просто изменения в желаниях потребителей. Сегодня можно купить видеомагнитофон для VHS кассет за бесценок, потому что он никому не нужен, но никто же не называет это дефляцией. Более того, рынок всегда приспосабливается к изменчивому спросу. Если растущий спрос на комнаты в отеле Лас-Вегаса приведет к росту цен, рынок подаст предпринимателям сигнал о том, что в Лас-Вегасе нужно построить больше отелей. Цены, независимо от направления их движения, – плохой показатель инфляции или дефляции.

А как насчет глобализации, как насчет того, что развивающиеся страны окажутся в глобальной капиталистической системе? Самым впечатляющим проявлением глобализации стал отказ Китая от догм коллективизма и его вступление в рыночную экономику. Разве появление на мировом рынке сотен миллионов китайских потребителей, жадных до товаров, которыми мы десятки лет пользовались на Западе, не должно привести к резкому взлету цен? Бен Бернанке, до недавнего времени бывший председателем совета управляющих Федеральной резервной системы США, кажется, считает именно так.

В своей речи в Стэнфордском институте исследования экономической политики в марте 2007 г. Бернанке высказал мнение, что «кажется, нет никаких оснований для выводов о том, что повсеместная глобализация значительно снизила уровень инфляции». Его основным аргументом было то, что все эти новые работники повысили спрос на товары и услуги, тем самым подняв цены на них.

Но Бернанке упустил из виду то, что спрос зависит от предложения. Тот, кто сегодня едет в Китай, видит, как некогда бедные люди наслаждаются образом жизни среднего класса или скорее даже верхушки среднего класса при соответствующем уровне потребления. Но китайский спрос на товары и услуги – результат того, что сами китайские рабочие обеспечивают мировую экономику огромным количеством товаров и услуг. Увеличение спроса и увеличение предложения уравновешивают друг друга, нейтрализуя давление на цены, происходящее от пополнения рабочей силы.

Смешно, что некоторые экономисты утверждают, что китайцы недостаточно потребляют, что показывает, насколько жульнической стала профессия экономиста. Сколько раз нужно повторять, что сбережения обеспечивают капитал для предпринимателей и что акт сбережения сдвигает покупательную способность от одного человека к другому? Это чистейшая форма перераспределения денег – факт, который ускользает практически от всех экономистов.

Есть и такие, кто утверждает, что выбор Китаем капиталистического пути приведет к дефляции. Предшественник Бернанке в ФРС Алан Гринспен писал в своей книге «Век турбулентности» именно об этом: «Растущий уровень миграции рабочей силы в ориентированные на экспорт прибрежные провинции вызвал снижение темпа роста зарплат (и цен) в развитых экономиках». Несомненно, китайцы производят все виды товаров, которыми мы пользуемся, но они это делают не для того, чтобы оставаться бедными. Китайцы, как и все другие, производят товары, чтобы потреблять самим. Китайское производство приводит к величайшему росту спроса на товары, будь то через их собственное потребление или через сдвиг уровня потребления к другим через сбережения.

Каждый день, когда китайцы ходят на работу, американцы получают от этого выгоду. Но, как я уже подчеркнул, снижение цен на определенные товары (включая те, что сделаны в Китае) – это не дефляция. Напротив, снижение цен открывает дорогу новым запросам, которые раньше не существовали вообще. Нельзя измерять инфляцию с помощью цен на потребительские товары.

В профессиональной среде принято считать, что экономический рост – это источник инфляции. Эту теорию легко опровергнуть, но она очень популярна, особенно в ФРС, так что мы обратимся к ней позже.

Теория о том, что инфляция – это результат превышения общего спроса над общим предложением, выражена кривой Филлипса. В своей речи в 2008 г. бывший вице-председатель Федеральной резервной системы Дональд Кон сказал: «Модель, выраженная кривой Филлипса, остается сущностью того, что большинство исследователей и политиков, включая меня самого, думают по поводу колебаний инфляции». Кон также добавил: «Возвращение общего уровня инфляции обратно на низкий уровень, соответствующий стабильности цен, может ассоциироваться с серьезным повышением уровня безработицы за короткий срок». Ясно? Федеральная резервная система полагает, что когда уровень безработицы оказывается слишком низким, ее задача – организовать экономический спад, чтобы сдержать инфляцию.

Кон прав в том, что он далеко не одинок в своем мнении, что экономический рост – это причина инфляции, и это серьезное обвинение как против ФРС, так и против экономистов вообще. В «Веке турбулентности» Гринспен настаивает на том, что растущая экономика и снижающийся уровень безработицы – это источники инфляции. «Активный рост, общий оптимизм и высокая занятость, – пишет он, – вот причины опасаться инфляции».

Бернанке вторит Кону и Гринспену. В 2003 г. он говорил в своей речи о возможности будущей инфляции, предупреждая, что «эффективный спад в экономике может быть меньшим, чем нам кажется, и неблагоприятная экономическая ситуация из-за инфляции может возникнуть быстрее, чем мы сейчас ожидаем». В статье, опубликованной в The Wall Street Journal в июле 2005 г., за несколько месяцев до его назначения председателем совета управляющих ФРС, Бернанке утверждал: «Мы достигли максимального уровня занятости, который можно поддерживать не создавая давление инфляции». Но что из всего этого правда?

Начнем, пожалуй, с занятости. Бернанке, Гринспен и Кон официально заявляют, что, по их мнению, если уровень безработицы слишком низок, это запускает инфляцию. С первого взгляда кажется, что это не лишено смысла. Предполагается, что в условиях дефицита рабочей силы работодатели вынуждены будут предлагать более высокие зарплаты имеющимся и потенциальным работникам, а с повышением стоимости рабочей силы увеличатся цены на товары.

Но эти предположения не выдерживают критики при внимательном рассмотрении. Во-первых, количество потенциальных работников не бывает постоянным. Если растущий спрос на рабочую силу приводит к повышению зарплат, работники, которые раньше были «на скамейке запасных», тоже захотят предложить свои услуги. Недавно, например, рост зарплат в «нефтяных» штатах, таких, как Техас и Северная Дакота, привлек много хороших работников из других штатов.

Ведущий Fox Business News Лу Добс специализируется на критике американских компаний, которые перевели свой бизнес за рубеж. В шестнадцатой главе я писал, что аутсорсинг и офшоры приводят к тому, что в США появляется более cовременная и высокооплачиваемая работа. Но даже если оставить это в стороне, пока американские компании имеют возможность пользоваться избыточным предложением рабочей силы из других стран, высокий спрос на рабочую силу на американском рынке труда никак не отразится на зарплатах американцев. Говоря проще, когда политики утверждают, что снижение безработицы в США приводит к инфляции, они игнорируют тот факт, что американские компании получают доступ к рабочей силе со всего мира.

Кроме того, рынки вводят новшества, связанные с дефицитом рабочей силы. Большинство американцев больше не контактируют с людьми, покупая билеты в кино или на самолеты, или делая банковский вклад или снимая деньги со счета. Все больше и больше магазинов и продуктовых супермаркетов вводят самообслуживание покупателей на кассах. Вдобавок к этим изменениям численность работающих в США увеличивается за счет иммиграции.

После того как Бернанке в 2006 г. возглавил совет управляющих ФРС, в целом ряде пресс-релизов Комитета по операциям на открытом рынке ФРС были предложены вариации на тему следующего утверждения: «Пока ФРС ожидает снижения уровня инфляции, высокий уровень утилизации ресурсов обеспечивает потенциал для поддержки инфляционных факторов». Тут руководство ФРС высказывает мысль о том, что если экономика начнет расти, чрезмерно высокий спрос истощит возможности производства, что приведет к росту цен.

Поначалу это может показаться логичным, поскольку предложение и спрос обычно влияют на цены. Но производственные возможности, как и рабочая сила, – непостоянная величина. Угрожающий дефицит производственных возможностей – это сигнал для производителей, что пора улучшать эти возможности, которые, по мнению ФРС, являются постоянной величиной. Кроме того, производители постоянно совершенствуют технологии, чтобы выжать больше выгоды из уже имеющихся активов. Сравните сегодняшние фордовские заводы с заводами Ford Motor Company начала ХХ в. Производство стало более эффективным.

И наконец, американские компании имеют доступ к мировым производственным ресурсам, что позволяет им сделать конечный продукт таким, каким его желают видеть потребители. Когда ФРС выражает обеспокоенность по поводу того, что производство в Америке может привести к инфляции, они тем самым утверждают, что производственный потенциал страны ограничивается полусотней штатов. А это не так.

Утверждение, что экономический рост, позволяющий людям работать и богатеть, порождает инфляцию, основано на предположении, что экономика США, как и любой другой страны, изолирована, словно остров в океане. Но мировая экономика настолько взаимосвязана, что ни повышение зарплат, ни рост производительности не приводит к повышению цен. А если бы и приводили, повышение цен в одной сфере просто-напросто снижает спрос в другой. Таким образом, экономический рост касается прежде всего производства. Идея о том, что эффективная экономическая деятельность может вызывать инфляцию, противоречит базовому закону экономики, который гласит, что спрос порождается предложением.

А как насчет самого популярного «показателя» инфляции – индекса потребительских цен (ИПЦ), рассчитываемого Бюро трудовой статистики США? Показатели ИПЦ меняются в зависимости от уровня цен на корзину потребительских товаров и услуг, которые покупает средняя семья. Конечно, уже само описание показывает, почему этот способ не годится для измерения инфляции. Если люди больше платят за билеты на футбольный матч, у них остается меньше денег на одежду и сигареты. А если усовершенствование производства сделает телевизоры с плоскими экранами дешевле, у людей будет больше денег, чтобы покупать кроссовки Nike или новый продукт Apple.

Если ИПЦ рассчитывается, опираясь на высокотехнологическую продукцию, например, компьютеры и мобильные телефоны, он будет ниже, чем если бы за основу был взят бензин или мясной фарш. Еще больше искажает картину так называемый «базовый ИПЦ», который не учитывает цены на еду и энергию. Эти товары, оцениваемые в долларах и, следовательно, дорожающие каждую минуту на сырьевых рынках, наиболее чувствительны к изменениям стоимости доллара. Однако при расчете уровня инфляции их не учитывают. ИПЦ, рассчитанный исходя из цен на бензин и продукты питания, рассказал бы больше об инфляции за последние десять или больше лет, чем все компьютеры и телефоны вместе взятые.

Хуже всего, что производители могут повышать цены, номинально не повышая их. В 2009 г. банка арахисового масла Skippy стала меньше, что уменьшило ее содержимое на 9 %, однако цена ее не изменилась. Стив Форбс, который каждый день посещает Starbucks и покупает их выпечку, заметил еще в 2009 г., что, хотя цены там не меняются, сами булочки и печенья стали меньше.

А теперь давайте подумаем о том, что компьютер Tandy 5000 стоил $8499 в 1989 г., а намного более мощный современный Dell можно купить меньше чем за $500. Поскольку нельзя объективно сравнить эти два компьютера, выходит, что использовать эти потребительские цены для измерения инфляции весьма трудно. Точно так же оснащенность электронными устройствами BMW 535i, произведенного в 2015 г., заметно лучше, чем у модели 2012 г., не говоря уже о модели 2009 г. Измерение тенденции повышения цен по значению потребительской корзины вызывает куда больше вопросов, чем дает ответов.

Таким образом, индекс потребительских цен является именно таким, каким хотят его видеть бюрократы в правительстве. В 2011 г. в The Wall Street Journal писали: «47 % потребительской корзины в Индии, по которой рассчитывается ИПЦ, приходится на еду. В Китае эта доля равна 34 %». Смею вас заверить, что если бы американский индекс потребительских цен был столь сильно ориентирован на еду и бензин («то, что мы все покупаем»), инфляция в США была бы сейчас очень высока.

Цены на товары и рабочую силу все время то повышаются, то понижаются по самым разным причинам. Попытки «предсказать» инфляцию или дефляцию с помощью цен на компьютеры и телевизоры, уровня безработицы, глобализации или величины потребительской корзины, составленной правительством, – занятие для идиота. Хуже того, это может быть опасно. Все знают, что ФРС, постоянно думающая о потреблении, хочет, чтобы уровень инфляции, выраженный в виде индекса потребительских цен составлял 2 % в год. Серьезно? Так значит ФРС хочет, чтобы цены выросли вдвое за 36 лет? Население не должно поддерживать подобные стремления.

Инфляция – это снижение цены доллара – ни больше ни меньше. А лучшая единица измерения цены доллара – это цена золота, просто потому, что оно оценивается в долларах, и потому, что это сырье, на которое мало влияют колебания спроса и предложения. Золото стабильно, поэтому субъекты рынка выбрали именно его, чтобы стабилизировать цену денег.

В июле 2001 г. за доллар можно было купить примерно 1/266 унции золота. Осенью 2014 г. за доллар можно было купить примерно 1/1200 унции золота. Доллар существенно обесценился за эти тринадцать лет, что означает, что мы переживаем серьезную инфляцию. В следующей главе мы увидим, какие проблемы это создает.