25

Чили, конечно, шутил, когда спрашивал, хорошее ли это заведение, но она ничего не сказала и не ответила, кто будет оплачивать обед. Проходя мимо затемненного коктейль-бара, он понял, что обед на троих с вином будет стоить не меньше ста баксов.

Их провели к столику в центре передней части зала, а в восемь тридцать вечера ресторан был битком набит. Майкл хоть и сделал заказ, сам появился только после девяти. Потом минут десять он пробирался к столику, раскланиваясь с посетителями и пожимая протянутые руки. Вел себя вежливо, всем улыбался. Здесь к нему относились так же, как к Момо в клубе на Восемьдесят Шестой улице. Только Момо был бы в костюме, как и большинство посетителей, а Майкл был одет в свою кожаную летную куртку времен Второй мировой войны, наброшенную поверх темной футболки.

Сев за столик, он бросил взгляд на бокалы, заказал себе «Перье» и сразу же замахал рукой перед лицом:

– Извините, я очень вас обижу, если попрошу не курить?

Гарри торопливо загасил сигарету, уверив, что все в порядке и что он все равно собирается бросать. Чили еще раз затянулся и выпустил дым тонкой струйкой в сторону пустого стула и входа в зал, где стоял какой-то коротышка с темными блестящими волосами, к которому мгновенно подлетел метрдотель и залебезил, как только что лебезил перед Майклом – хотя парень явно не был кинозвездой, иначе Чили узнал бы его. Чили показалось, что у девяноста процентов парней в Голливуде темные волосы. Он обвел взглядом зал, и его догадка подтвердилась. Много темных волос разных оттенков на мужиках, много светлых волос разных оттенков на женщинах. Пожилые мужчины с молодыми женщинами и девушками – все, как он и ожидал. Майкл тем временем пояснил, что, согласно прочитанному им научному исследованию, курильщики реже занимаются спортом, чаще не пристегивают ремни безопасности в машине, чаще спорят и опаздывают на работу, в два и две десятых раза чаще жалуются на жизнь, не говоря уже о том, что они в два и шесть десятых раза чаще болеют бронхитом и эмфиземой.

– Было такое исследование? – удивился Гарри. – Надо обязательно изучить.

Метрдотель смотрел на них, а парень с темными блестящими волосами уже подходил к столику. Чили заметил, что он одет в темно-серую рубашку с галстуком, темно-серый же пиджак спортивного покроя и светло-серые брюки, похожие на пижамные. Цвета дерьмовые, а парень весь светится. Он отодвинул стул, сел, отогнал взмахом руки попытавшегося придвинуть стул к столу метрдотеля и, повернувшись спиной к Чили, наклонился к Майклу.

– Бадди… – несколько удивленно, как показалось Чили, промолвил Майкл.

Бадди должен был знать Гарри, но даже не взглянул в его сторону, лишь быстро заговорил:

– Они хотят, чтобы ты встретился с этим продюсером, о котором все время трендят. Представляешь? Парень – всего лишь писатель. Пишет книги, даже не сценарии, но хочет, чтобы продюсером была эта телка. Никогда ни о чем подобном не слышал.

– Мне нужен этот материал, – сказал Майкл.

– Не волнуйся, ты его получишь. Я сказал этому агенту типа: «Что за хрень, пистолет мне к голове приставляешь, да? Зачем нам эта телка?» Вопрос-то уже решенный. А еще сказал: «Ну а если у них с Майклом взаимное непонимание? Сколько фильмов она сделала? Три?» Один прошел неплохо, два других едва покрыли затраты.

– Мне нужна эта книга, – повторил Майкл.

– Майкл, ты ее получишь, как только мы покончим с этим долбаным спором. Будь он режиссером, я бы еще мог понять, что ему нужен продюсер, с которым он сможет работать. Но он же писатель, мать его. Я так и заявил его агенту: «Эй, знаешь, Майкл ведь не обязан приобретать опцион на эту книгу», а тот мне: «Ну а мы не обязаны ее продавать», а я ему: «На хрена он ее написал, если не хочет продавать?» Нет, ты когда-нибудь слышал что-нибудь подобное?

– Ты должен понять, из каких побуждений он так поступает. Писатель иногда долгие годы пишет книгу, и неизвестно, продастся ли она. Ради чего он работает?

– Ради денег. В надежде сорвать крупный куш. Продать ее Майклу Уиру. Ради чего же еще? Знаешь, как мы поступим? Согласимся на встречу. А когда эта телка заявится, попросим ее подождать. Я позвоню этому агенту и спрошу: «Мы договорились? Давай колись, мы договорились или нет? Если не договорились, я гоню эту телку домой». Уверяю, если так их подставить, договоримся минут через пять.

Чили смотрел, как Майкл играет коробком спичек, от которых никто никогда не прикурит.

– Решай сам.

– Я тебе позвоню, – пообещал Бадди. Встав из-за стола, он как будто только сейчас заметил Гарри.

– Эй, Бадди, как поживаешь? – Гарри не терпелось, чтобы его узнали.

Агент кивнул – замечательно, мол, – и бросил взгляд в сторону Чили, как бы говоря: «Что? Еще один? И откуда они берутся?» Майкл не стал представлять Чили, лишь еще раз повторил, что эта книга ему нужна. Бадди ответил, что она уже у него в кармане, и ушел.

– Итак… – начал было Гарри, но его перебил Чили, которому не терпелось задать Майклу вопрос:

– Как я понял, простите, что спрашиваю, если другой агент скажет «о'кей», вы заключаете сделку, верно? А с этой женщиной, продюсером, вы будете встречаться?

– Не знаю, – задумался Майкл. – Полагаю, нам придется поговорить с ней. Честно говоря, я этим не занимаюсь.

– Чил, Майкл тут ни при чем, – встрял Гарри. Майкл закивал:

– Всему виной игра мышцами, танцы агентов друг перед другом в надежде занять более высокое положение.

– Они танцуют, а женщина стоит в центре, не понимая, что происходит. Вы используете ее как заложницу, чтобы получить то, что хотите.

– Да перестаньте, мне нужна только книга.

– А если они скажут «нет», вы ее пристрелите? – осведомился Чили.

И улыбнулся.

Майкл шутки не понял.

– Ну почему все меня обижают? – взмолилась звезда.

Было уже темно, а Кэтлетт так и не смог поговорить с Медведем. Звонил несколько раз, вернувшись домой, но не услышал ни слова. Даже от автоответчика. Сейчас Кэтлетт стоял на крыше своего дома, смотрел в ночь и пытался мысли привести в порядок.

Его мысли вдруг переключились на прадедушку с кавалерийской шпагой, потому что тот, настоящий Бо Кэтлетт, тоже жил на горе и из окон его дома тоже открывался вид, но без освещенных бассейнов, без девичьего смеха в ночи, даже без холодных звуков музыки, доносившихся сейчас снизу. У настоящего Бо Кэтлетта был вид из окна, была шпага, была своя скво, но чем он занимался? Перед самой своей смертью бабушка Кэтлетта прошептала: «Он много чем занимался», – но не уточнила, чем именно. Мысли Кэтлетта плавно перешли на вестерны, он задумался, что там поделывают другие люди, не ковбои. Живут в маленьких городках с одной улицей, носят шестизарядные револьверы, куда-то вечно спешат, как статисты в кино. Каскадеров всегда сшибают с лошадей или с крыш, а еще они падают, ломая перила, с террас и балконов. Стоит только прикоснуться к перилам, и те сразу же ломаются, как будто плотники на Диком Западе не умели делать перила. В тебя стреляют, ты налетаешь на перила – и все, уже летишь…

Он сам стоял, прислонившись к перилам. Мысли вернулись из столетнего прошлого в настоящее.

Об эти перила можно биться всем телом. Они сделаны из калифорнийского красного дерева, крепко закреплены болтами. Вид примерно такой же, как с двенадцатого этажа отеля, в котором он однажды останавливался. Если упасть, как в кино, до бассейна не долетишь. Врежешься в склон на полпути, потом покатишься вниз, как по лестнице, и приземлишься среди кустов и дерьма – там, где прячутся койоты… Он смотрел вниз и раздумывал, а не пригласить ли сюда Чили Пал-мера.

Не знаю, как это случилось, офицер, перила почему-то сломались…

Кэтлетт взял телефон со стула, в двадцатый раз набрал номер и дозвонился. Вот черт! Услышал голос Медведя.

– Чем ты сегодня весь день занимался? – спросил Кэтлетт, решив говорить с Медведем холодно, не трепать себе нервы.

– Парень их одурачил.

– Ты говоришь о Чили Палмере? Это я знаю.

– А еще в новостях сообщили об аресте в аэропорту. Взяли парня из Майами, предположительно связанного с организованной преступностью.

– Ага, значит, ты новости смотрел? Как еще развлекался? Пару комедий случаем не поглядел вместо того, чтобы мне позвонить?

– Отвозил Фарру к матери в Коста-Месу. По тамошнему телевизору шел выпуск новостей. Я все и увидел. Потом посидел немного из вежливости, объяснил, почему всегда опаздываю с чеком. Вернувшись, захотел поесть. Подумал, что ты все равно уже переговорил с Гарри и все узнал. В сущности, мне наплевать, узнал ты или нет, я прекращаю работать на тебя и Ронни, завязываю.

– И это говорит человек, прыгавший с высотных зданий?

– Я прыгал на воздушные подушки. В твоих делах под задницу ничего не подложишь. У меня есть Фарра, я должен думать о ней.

– Ты и так только о ней думаешь. Даже продукт покупаешь только вместе с ней.

– Я завязал, Кэт. Ронни забрал два кило для Палм-Дезерт, остальное я привезу завтра утром, и мы в расчете.

– Ты серьезно все обдумал?

– Я размышлял об этом всю дорогу в Коста-Месу и обратно.

– Может, завтра поговорим? Сегодня у меня есть для тебя несложная работенка. Чили живет у той женщины, у Карен. Я хочу, чтобы ты открыл мне дверь.

– Я уже и так твой соучастник по одному делу. Хочешь войти в дом – выбей окно.

– А если у нее сигнализация?

– Отлично, значит, не выбивай.

– С тобой что-то случилось, да? Это падение с лестницы тебя так потрясло?

– И прочистило мозги. Здесь все по-другому, не так как в кино. Когда ставишь трюк, знаешь, что произойдет. А этот парень не привык валять дурака, он сразу приступает к делу. Может быть, ты с ним и говорил, да только ничего ты не понял.

– Угу. Послушай, Медведь, у меня тут идея возникла.

Как будто они по-прежнему друзья…

– Возьми пилу, нет, лучше гаечный ключ, и сделай так, чтобы мои перила на крыше сломались, как в кино. Понимаешь, о чем я? В парня стреляют, он пятится, перила ломаются, и он падает вниз. Только и нужно, что отвинтить болты, крепящие перила к полу. Потом я приглашу в дом Чили Пал-мера, предложу полюбоваться видом с крыши… А? Что думаешь?

– Кэт, это не кино, а настоящая жизнь.

– Ну, можно же сделать, верно? Ослабишь несколько болтов… Представляю себе картинку. Только как бы его в дом заманить? Нет, лучше пойду к той бабе и мочкану там. Поможешь мне?

Молчание в трубке, и только после долгой паузы раздался голос Медведя:

– Нет, не помогу.

– Уверен?

– Я же сказал тебе, что завязал.

– Не люблю оставаться в одиночестве.

– Не повезло.

– Настолько не люблю, что сразу сдам тебя, если меня возьмут. Может, мне срок скостят – за аса-взломщика и одного из наркокоролей Западного побережья. Догадываешься, о чем я? Скажу им, где ты живешь, где хранишь продукт. Копы очень любят про это слушать.

Снова молчание, а потом единственное слово, произнесенное совсем тихо:

– Почему?

– Потому, что я такой подленький говнюк. А ты как думал? – Кэтлетт повесил трубку.

Да, приятно было подшутить над Медведем, нагнать страху на мужика такого размера. Ладно, забыли о нем. С Йайо он справился без помощи Медведя, и с тем парнем на бензоколонке в Бейкерсфилде тоже, и с теми двумя кретинами, которые мешали ему работать. Одного он сделал на перекрестке у светофора, другого – на ступеньках крыльца. Не сидел, не разрабатывал план. Просто почувствовал необходимость и сделал. Сейчас надо поступить так же, а не думать о том, есть в доме сигнализация или нет. Гарри сказал, что Чили вошел в дом ночью. И ни слова о сигнале тревоги. Чили Палмер вошел в дом, включил телевизор, а Гарри, как настоящий мужчина, спустился вниз проверить обстановку, но без пистолета, потому что пистолета в доме нет…

Гарри потребовалось ровно две минуты, чтобы остановить свой выбор на норвежском лососе и скотче – так ему не терпелось поскорее перейти к делу. Пока Чили изучал меню, Майкл рассказывал о странном негативном влиянии отца на мотивацию его карьеры. Гарри готов был поспорить, что Чили, сколько бы он ни листал меню, все равно закажет мясо. Так и случилось: бифштекс с кровью, печеный картофель, фирменный салат, суп и полдюжины атлантических устриц. Да, еще порцию скотча. Майкл никак не мог закончить рассказ об отце, об этом тиране, всю жизнь торговавшем париками и настаивавшем на том, чтобы сын продолжил дело предков. Старший официант терпеливо ждал. Потом Майкл некоторое время изучал меню, хотя, Гарри снова готов был поспорить, ничего не собирался из него заказывать. Это было неписаное правило Голливуда – никогда не заказывать из меню. Следовало выдумать нечто необычное или объяснить, что блюдо следует приготовить именно так, как это делала мама, когда они жили в Куинсе. Семимиллионный актер в куртке, которую постеснялся бы надеть даже бродяга, как-то смущенно, почти извиняющимся тоном поведал официанту, что хотел бы заказать омлет с сыром и луком-шалотом, но только чтобы лук был лишь слегка подрумяненным. «Конечно, сэр», – кивнул старший официант. «Потом, я хотел бы приправить омлет легким томатным соусом, добавив в него немного чеснока, но, пожалуйста, без орегана». – «Конечно». – «И свежие бобы в томатном соусе». Гарри ужасно хотелось сказать: «Майкл, можешь заказывать все что угодно. Хочешь вареного козла? За ним пошлют, даже если его не окажется на кухне». Господи, что приходится терпеть от этих актеров… Вот бы можно было делать кино без них.

– В этом проекте меня особенно привлекает возможность сыграть достаточно банального и избитого героя совсем по-иному, так, как этого еще не делал никто, пойти наперекор сложившемуся стереотипу.

Гарри эти слова понравились. Жаль только, нельзя курить, чтобы насладиться услышанным сполна. Чили ел мороженое, такое впечатление, разговор его совсем не интересует.

– Подобным образом я подошел к роли Наполеона в «Эльбе», – продолжал Майкл. – По сценарию это суровый, мрачный человек, которому предначертано судьбой быть трагической фигурой. Я подумал, что именно таким мы всегда его представляли, с рукой, заложенной в шинель на груди. Но почему войска были так верны ему? Почему готовы были следовать за этим неврастеником с комплексом, названным потом его именем, в ад и обратно раз за разом, до самого Ватерлоо?

«В ад и обратно, – почему-то подумал Гарри, – в главной роли Оди Мерфи, 1955 год».

– И как я поступил? Попытался отделить историческую личность от человека, сделать зримой дихотомию, представить его, так сказать, в кулуарах, показать, как он занимается любовью, напивается, бузит, одним словом. – Майкл улыбнулся.

Гарри продолжал внимать.

– И знаете, я представил его в эти моменты жизни каким-то озорным. Может быть, потому, что он был маленького роста. Он был по-детски непосредственным в проказах и любви к жизни, он у меня постоянно шутит, передразнивает своих генералов. Я пью вино, курю гашиш, хихикаю, пару раз за фильм прихватываю Жозефину… Именно эту человеческую сторону чувствуют мои гренадеры, именно поэтому они любят меня, а не историческую личность, именно поэтому готовы умереть за меня.

– Конечно, – кивнул Гарри. – Показав его человеческую сущность, ты заставляешь зрителей сопереживать.

– А почему он так держал руку? – спросил Чили.

– Такая поза была модной в то время. Именно об этом я и говорю. Есть поза героя, которую замечает большинство людей, и есть живой человек, который смеется и плачет, занимается любовью. Думаю, романтический аспект крайне важен в нашей истории. Нашим героям не просто захотелось вдруг перепихнуться, все гораздо глубже. Они полюбили друг друга. В том, как они трахаются, есть доля глубокого уважения друг к другу. Понимаете, что я имею в виду? Этот аспект находится в полном противоречии с общепринятым типом героя.

– С момента его первого появления на экране, – подхватил Гарри.

Майкл даже не взглянул на него, он по-прежнему обращался только к Чили, наверное, потому, что тот уже говорил с ним о сценарии.

– И вот их жизнь в опасности, их преследует гангстер, и это не только усиливает напряжение, но еще и добавляет элемент тоски и сожаления в их любовь. Теперь у них есть ради чего жить, есть что терять.

– Гангстер? – переспросил Гарри.

Майкл – типичный актер на сцене – пропустил мимо ушей и этот вопрос. Господи, простой, прямой вопрос.

– Но я, естественно, должен учитывать и то, что сплю с чужой женой. Я понимаю, что тот тип трус и подлец… Кстати, чем он занимается?

– Он агент, а его жена – рок-певица. Он ее представляет, – пояснил Чили.

Майкл кивнул:

– Как Никки. Мне нравится. Занимается тем же, чем и моя подруга.

Гарри уставился на Чили. Тот ел мороженое и отказывался смотреть в его сторону.

– Мы еще работаем над концовкой, – сообщил Чили Майклу.

– Да? – несколько удивленно. – А я думал, вы уже принесли сценарий.

– У тебя был первый, черновой вариант, – решил вмешаться в разговор Гарри, в надежде хоть что-нибудь понять. – Ты его читал, я посылал его тебе домой.

Он увидел, как Майкл удивленно качает головой.

– В сущности, – продолжал Чили, – следует изменить концовку и добавить несколько эпизодов.

О чем это он? Майкл уже смотрит на часы.

– Илейн просила нас зайти завтра днем, в любое удобное время. Что скажете?

Гарри увидел, что Чили кивнул, и кивнул тоже.

– Пора бежать, – развел руками Майкл. – Надеюсь, вы внесете в сценарий их опасения по поводу денег. Это становится моральной дилеммой. Они пытаются объяснить логически, почему оставили деньги у себя, но в конце решают отказаться от них. – Он взглянул на Чили: – Что скажете?

– О каких деньгах мы говорим? – нахмурился Гарри.

Майкл наконец посмотрел на него, но как-то озадаченно.

– О трехстах тысячах, – ответил он. – Другие деньги там не упоминаются, я надеюсь. Поймите, я не пытаюсь казаться смешным и спрашиваю только потому, что не читал сценарий. Думаю, в конце концов они решат отдать деньги мужу, которого рано или поздно поймают. Нет, подождите. – Майкл замолчал на мгновение. – Сначала мужа находит гангстер, избивает его, пытается ограбить.

Но денег у мужа нет. Их каким-то образом забрали любовники. И вот мы видим эти бабки сваленными в кучу на кровати. Пусть там будет миллион. Почему нет? Гангстер, от вида которого у зрителей встают волосы дыбом, уже дышит им в затылок, но любовники не знают об этом. Назревает крутая финальная сцена. Но до того… Или после, это неважно, ростовщик принимает решение – деньги они оставить не могут.

– Ростовщик? – переспросил Гарри.

Майкл повернулся к нему:

– Гарри, посмотри на меня.

Гарри и так не спускал с него глаз.

– Неплохо, – похвалил Чили. – Уже начинает получаться.

Гарри повернулся к Чили, потом снова оглянулся на Майкла:

– Господи, значит, все это время…

Но Майкл уже не слушал его, вставал из-за стола:

– Понимаю, пока не прочитаешь сценарий, нужно молчать, но чувствую, что все получится. Я уже вижу себя в роли ростовщика. Мне даже страшно, настолько хорошо я его понимаю. Я готов сыграть его прямо сейчас, без подготовки.

– О чем я думаю? – спросил Чили.

Майкл широко улыбнулся:

– Ну, возможно, неделька на подготовку все же понадобится. Увидимся завтра? В «Тауэре». – Он уже отошел от стола, но остановился: – Чил, поработай над моральной дилеммой. Гарри? Помнишь, ты не дал мне роль в «Гнусных тварях»? Я даже рад, что так случилось, иначе я мог бы стать актером одного амплуа.

Майкл чуть ли не бегом двинулся к выходу, огибая столики и пожимая руки. Гарри проводил его взглядом, после чего повернулся к Чили:

– И все это время он говорил о твоем фильме.

Чили кивнул.

– Мы за этим пришли сюда?

Чили кивнул.

– Ты рассказал Майклу о своем фильме, когда с ним встречался? А о «Лавджое» даже не упомянул?

Чили доел мороженое.

– Гарри, – промолвил он, доставая сигареты, – давай закурим и выпьем после обеда по рюмочке. Что скажешь?