Глава 34

Солнце всплыло через серое небо рассвета, как капля крови упавшая в океан из ртути. Звон храмовых колоколов отражался от холмов, пробуждая Эдо. За мостом Нихонбаси поток горожан, спешащих на работу смешался с крестьянами, которые тащили корзины с овощами на базар. По берегам канала, рыбаки выгружали свой улов из лодок. Кричали слетевшиеся чайки. В толпе у входа на рыбный рынок бродил продавец новостных листков.

— Призрак и его любовница обезврежены! — восклицал он. — Читайте здесь всю захватывающую историю!

Клиенты с нетерпением расхватывали его листки, обменивая их на монеты. Возле основания моста, толпа любопытных собрались в месте, где выставлялись головы казненных преступников в качестве предупреждения для граждан. Сегодня тут были установлены две отрубленные головы. Одна принадлежала женщине, ее длинные черные волосы развевались на ветру. Другая имела выбритое темя, за которым торчал самурайский пучок волос. Их сморщенные лица уже четвертый день клевали птицы. Их рты и пустые глазницы были открыты. Вокруг них жужжали мухи, откладывая личинки в кровавые раны. На носа, щеках и бровях были видны голые кости. Только повешенные над ними таблички, указывали, кем они были.

— Прочитайте женщины, убийца Югао была ранена при задержании, предстала перед судом и была казнена, — читал мужчина, — убийца Кобори, погиб в ожесточенной схватке.

Мальчишки крутились возле голов, смеялись и плевались в них. Один швырнул камень, который, отскочив, попал в мужчину. Мальчишки рванули прочь.

Из ворот замка Эдо, выходили чиновники: пешком, на конях, или в паланкинах. Они занимались своими делами в административного округу Хибийя, уверенные в том, что им больше не угрожает Призрак и они находятся в безопасности. Ветер, покрыл улицы пеплом от погребальных костров тех, кто погиб в схватке с Кобори. Черные драпировки на воротах замка отдавали дань доблести погибших.

Внутри усадьбы канцлера, Масахиро стоял в саду. Мальчик был одет в белое кимоно и штаны, его босые ноги стояли в траве. Маленький деревянный меч висел в ножнах, заткнутых за пояс. Лицо у него было торжественное и сосредоточенное. Вдруг черты его лица, исказившись, приобрели ожесточенное выражение. Он резко выхватил меч и, с грозным выкриком, сделал выпад и рубанул по невидимому противнику.

— Это было очень хорошо, — сказал Сано, когда Масахиро жадно смотрел на него, ожидая оценки. Теперь попробуй вот так.

Тоже в белую одежду, он достал свой учебный деревянный меч и продемонстрировал ряд приемов. Масахиро повторял их не совсем умело, но Сано гордился, что его первенец заинтересовался боевыми искусствами. Он получал удовольствие от цветущих возле пруда ярких фиолетовых ирисов, сладкого аромата жасмина, утренней прохлады и звучания голоса Рейко, говорящей что-то слугам в доме.

Он наслаждался тем, что был жив.

Четыре дня прошло с тех пор как он победил Кобори и шесть с того момента, когда Призрак проник в его спальню. Каждую ночь, ложась спать, Сано боялся, что не увидит следующего рассвета. Каждую минуту он ждал внутренний взрыва энергии, который остановит его сердце и потушит его сознание. Он видел, что Рейко тревогой наблюдает за ним, ожидая, что умрет. Тем не менее этого не произошло, хотя он страдал от нанесенных Призраком тяжелых ранений.

К тому времени, когда он вернулся домой после битвы, он был так измучен, что упал в обморок в воротах. На следующее утро он был настолько покрыт синяками и ушибами, что не мог двигаться. Его моча была красной от крови. Рейко кормила его бульоном из ложки, потому что жевать он не мог. Он еле дышал. Врач поил его лекарственными зельями и массажировал, священники читали над ним молитвы. Срочные вызовы от правителя Мацудайры и сегуна остались без ответа. Сано отказались от руководства правительством в то время, когда лежал на, как он считал, смертном одре

… Пока он не начал приходить в себя. Вчера он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы встать с кровати и есть твердую пищу. Сегодня он мог двигаться без сильной боли. Синяки посветлели. Среди не было ни одного, которое указывало бы на полученное от Призрака прикосновение смерти, Сано пришел к убеждению, что последние произнесенные слова Кобори были ложью, с целью отомстить, запугав его. Теперь наслаждался каждый моментом жизни, как редким, дорогим подарком. Когда он дал Масахиро первый урок по боевому искусству, Сано мысленно поблагодарил богов за то, что не дали прервать связь между отцом и сыном. Он радовался, что будет жить, чтобы вести своего маленького сына по пути к зрелости, что может защищать, что увидит, как сын станет благородным самураем, прославит свое и станет отцом своих детей. Но такое счастливое время не могло продолжаться вечно. Важные обязанности не могли ждать.

— Вот и все на сегодня, Масахиро, — сказал он. Они вложили мечи в ножны. — Мы сразимся мечах завтра? Спросил Масахиро.

— Да, — пообещал Сано, — завтра.

Возле небольшого храма на дороге, ведущей к магазинам Гинзы, собралась толпа. Сыщики Араи и Иноуэ вывели двух самураев из числа повстанцев, которые скрывались в этой святыне. Хирата следовал верхом на лошади с другими сыщиками, которые только что изъяли у повстанцев боеприпасы, бутылки с зажигательной смесью. Когда он проезжал мимо, глядя на зрителей, Хирата заметил резкие перемены, что произошли за последние нескольких дней.

Городская жизнь и торговля нормализовались, Кобори был убит. Положение Сано укрепилось, также как и собственное положение Хираты. Тем не менее, не он все еще был в плену у своего больного тела. Он по-прежнему сидел в стороне, когда другие люди действовали, как он во время поединка с Кобори. Его память о той ночи запечатлела позор от собственной беспомощности. Казалось, и дальше ему придется продолжать этот безрадостный путь, потому что он не встретил снова Оцумо, хотя каждую свободную минуту посвятил его поиску. Оцумо мог уже покинуть Эдо.

Но Хирата не стал предаваться жалостью к самому себе. У него была его положение, семью и доброе имя. Ему, по-прежнему, снилось, что он мог сражаться и побеждать, а также воспоминания о его прошлых победах. Хирата считал, что ему повезло.

Когда он уехал вперед от своих людей, которые конвоировали пленных, Хирата обернулся и увидел знакомую фигур, которая хромая приближалась к нему. Это было Оцумо.

Хирата почувствовал, как его лицо засветилось от радостного изумления. Он слез с коня и бросился навстречу священнику. 

— Привет! — обратился он.

— Что? О, это ты, — сказал Оцумо.

Огорчение на лице старика выглядело комично. Хирата засмеялся, радуясь от встречи с Оцумо, что он не возражал против того, что не был рад ихней встрече. 

— Я везде вас искал. Я уж подумал, вы покинули город. Разве это не удивительно, что мы столкнулись друг с другом?

— Иногда мы находим, что мы хотим, когда уже не ищем этого, — сказал Оцумо и ехидно добавил, — а иногда мы натыкаемся на то, чего мы не хотим, как бы мы ни старались этого избежать.

Хирата был слишком счастлив, интересоваться, где Оцумо прятался от него:

— Некоторым из нас просто везет больше, чем другим.

Оцумо неохотно кивнул. 

— Я слышал, что канцлер Сано победил предавшего меня ученика. Я ему чрезвычайно обязан за это.

— Он вам очень благодарен за ваши советы, — сказал Хирата. — Они помогли ему победить Кобори. — Я рад, что оказался полезен.

Хронически плохое настроение Оцумо смягчилось, хотя и не намного.

— Вы помните, что вы сказали, когда мы виделись прошлый раз? — спросил Хирата. — Что если мы снова встретимся, вы согласитесь быть моим учителем?

Оцумо поморщился. 

— Да, я действительно сказал это. Прожив восемьдесят лет, я должен был знать достаточно, чтобы держать рот на замке.

— Ну, мы здесь, — сказал Хирата, открывая широкие руки, будто принимая священника, их окружение и этот благословенный день. — Это признак того, что я предназначен для того, чтобы вы обучили меня мистическим боевым искусствам.

— И кто я такой, чтобы игнорировать знак судьбы?

Оцумо закатил глаза к небу.

— Боги, наверное, сыграли со мною шутку.

Теперь, когда мечты Хирата начинали сбываться, он оживился. Он словно увидел огромный резервуар энергии, которой мог завладеть. 

— Когда мы начнем свои уроки?

— Мы не можем знать, сколько времени у нас осталось на этой земле, — сказал Оцумо. — Все, что нам наверняка известно это настоящий момент. Мы должны начать свои уроки сразу.

Теперь, когда Хирата добился желаемого, он чувствовал у него еще остались неотложные дела. 

— Было бы удобнее, начать через несколько дней. У меня есть работа, которую надо закончить. Когда я закончу, вы сможете переехать в мое поместье в замок Эдо, и...

Оцумо взмахнул рукой:

— Ты теперь мой ученик. Я твой хозяин. Я решаю, когда я буду обучать тебя и где. А сейчас пойдем, пока я не передумал.

Его взгляд пронзил Хирата.

— Или у тебя другие планы?

В душе Хираты произошла внутренняя борьба, будто космические силы перенаправляли его жизнь. Привязанность к Сано и сегуну еще управляла им, но он признал себя подчиненным Оцумо. До этого момента он никогда не думал о том, что его обучение может повлечь конфликт интересов, и о том, что физические и духовные проблемы могут стать преградой в овладении тайных знаний мистических боевых искусств. И все же он не мог противиться своей судьбе также, как Оцумо.

Хирата подозвал сыщиков, которые бы остановились, поджидая его:

— Идите вперед без меня.

Он повернулся к Оцумо, который смотрел на него со скудным утверждением, будто он прошел первое испытание. 

— Я готов. Пойдем.

Внутри замка Эдо, вдоль широкой дороги, по краям которой росли кедры, медленно продвигался строй самураев. Все они были одеты в красивые, церемониальные доспехи. Каждый из них на вытянутых руках нес по большой коробке, завернутой в белую бумагу. Сегун шел во главе процессии, правитель Мацудайра шел по его правую руку, Сано шел слева от него. За ними шли десять одетых в белые одежды и черные шляпы священников. Некоторые держали зажженные факела, другие били в барабаны и гонги. Процессия дошла до широкой площади в парке замка, покрытой белым гравием. Облака медленно плыли в пасмурном небе, было прохладное утро, тусклое, как сумерки. Процессия двинулась вниз по пути к новой святыни, которую сегун приказал заложить.

Поправляясь, Сано днем и ночью слышал грохот работы бесчисленных лесорубов, которые вырубали площадку. Теперь он увидел, что храм посвятили памяти людей, которые погибли сражаясь с Кобори. Это было деревянное здание, изогнутая крыша которого нависала над дорогой, что вела к этому храму. Решетка закрывала вход в помещение, чтобы никто не тревожил души умерших. Возле храма стояли каменные фонари, а перед ним — низкий столик, на котором установили поднос с конусами для очищающего дыма из металлического чана. Здание не было большим, но его оформление показывало, что ни средств, ни труда на его постройку не жалели. Многие мастеров работали без перерыва, чтобы закончить храм на сегодняшний день, который астрологи посчитали благоприятным временем для проведения этой мемориальной церемонии.

Священники зажгли каменные фонари, воскурили в чане благовония. Ароматный дым поднимался в воздух. Они читали молитвы, били в барабаны, отбивая медленный, звучный ритм, а когда сегун приблизился к святыне, зазвонили колокола. Он остановился у стола, где он положил коробку, в которой находилось сорок девять лепешек из пшеничной муки заполненных подслащенной красной пастой боба — подношение мертвым, символическое число костей в теле одного убитого солдата. Сегун склонил голову, а потом бросил благовония через конуса в чан. Правитель Мацудайра шагнул вперед и повторил ритуал. Затем была очередь Сано. Когда он отдавал дань памяти погибшим воинам, его охватили эмоции.

Это был позор с примесью благодарности, что сам он остался жить. Это казалось не справедливым, что один человек выжил в то время, как так многие другие погибли, командир был здесь во плоти, в то время как многие его солдаты умерли. Скорбь причиняла ему боль еще и потому, потому что их смерть предшествовала его победе. Он присоединился к сегуну и правителю Мацудайре, которые стояли рядом с храмом и наблюдал за другими самураями, которые воздавали почести погибшим. Всего их было семьдесят четыре, каждый из них чтил солдата, которого убил Призрак. Здесь были члены совета старейшин, другие важные чиновники и родные погибших. Но тридцать человек были тяжело ранены и стали калеками, в том числе капитан Накаи, по-прежнему, был парализован, несмотря на лечение у лучших врачей, которые были в Японии. Вина за них доставляла Сано больше беспокойства, чем травмы от побоев, которые ему нанес Кобори.

Церемония медленно подошла к концу. Музыка смолкла, священники ушли. Члены процессия задержалась вокруг святыни, собравшись небольшими группами, разговаривая вполголоса. Генерал Исогай подошел к Сано подошел и сказал:

— Поздравляю вас с победой.

— Большое спасибо, — сказал Сано.

— Я должен извиниться за недостойное поведение моих солдат. — горькое чувство разочарования генерала затмевал его веселый вид. — Как только я разыщу дезертиров, они будут вынуждены совершить сеппуку. 

— Может быть, это слишком тяжелые наказания, особенно при таких необычных обстоятельствах, — сказал Сано. — Они были хорошими, храбрыми солдатами. Призрак изгнал ум из голов.

Он уже простил Марумэ и Фукиду, что они покинули его во время схватки. Он также запретил им совершить ритуальное самоубийство, хотя они умоляли, чтобы искупить свой позор. 

— Я не хочу платить большим количеством человеческих жизней на счет Кобори. И нам нужны эти люди.

Генерал Исогай упрямо возразил:

— Я должен поддерживать дисциплину. Сеппуку является стандартным наказанием за дезертирство. Создание исключений ослабит моральный дух армии. Этого нельзя допустить. Но, если вы приказываете, чтобы я пощадил дезертиров… ?

Сано крепко задумался, прежде чем неохотно сказал:

— Нет.

Хотя он имел право сделать так, как хотел, но он был так же связан кодекса чести самурая, как генерал Исогай. Изменив кодексу, он не только нарушит собственные принципы, но сделает себя открытым для атак недругов:

— Делай, как должен.

Тем не менее, предстоящую смерть дезертиров была для него такой же потерей, как гибель солдат от рук Кобори.

Когда генерал Исогай отошел, Еритомо спешно подошел к Сано. 

— Позвольте мне выразить, как я рад, что вы победили Призрака. В

 глазах Еритомо светилось восхищение. Сегун присоединился к ним. 

— Ах, Сано-Сан. Вы спасли всех нас от Призрака. Я чувствую себя намного лучше.

Он вздохнул и обмахиваться. Затем его глаза расширились от ужаса, когда он взял пристальный взгляд на Сано:

— Боги, но Ты ужасно выглядишь. У тебя, синяки по всему лицу! Их вид делает меня больным. Я приказываю тебе, ах, носить макияж, чтобы покрыть их.

Сано подумал, что ничто из сказанного сегуном, не могло удивить его больше. 

— Да, ваше превосходительство.

— Пойдем, Еритомо, — засуетился сегун, казалось, он подумал, травмы Сано были заразные. Еритомо жестом извинился перед Сано. К Сано подошел правитель Мацудайра:

— Почтенный канцлер. Приятно видеть вас на ногах.

— Мне тоже приятно встретить вас, — отозвался Сано, но подумал, что в течение четырех дней, пока Сано отсутствовал на службе, правитель Мацудайра, вероятно, еще больше укрепил свое положение.

Правитель Мацудайра поднял брови и удовлетворенно кивнул, будто читал мысли Сано. Он выглядел спокойным, теперь, когда его режиму больше не угрожал убийца, владеющий мистическими боевыми искусствами. 

— Теперь у меня намного меньше проблем, чем они было несколько дней назад.

Он посмотрел на старейшин Ихару и Като, которые стояли с несколькими из своих сторонников. Они смотрели на него с негодованием. Если кое-кто захочет напасть на меня, то им придется делать это самостоятельно, не полагаясь на Кобори. Кроме того, я получил нескольких новых союзников, в то время как они потеряли свой козырь, который вы. Это была хорошая работа, Сано-Сан. Сано поклонился в благодарность за похвалу, хотя она была ему неприятна. Семьдесят четыре человека были мертвы и он сам чуть не погиб, а правителя Мацудайру заботило только, как уничтожение Призрака укрепит его режим.

— Но не стоит слишком сильно задирать нос, — предупредил его господин Мацудайра. — У вас есть еще шансов сделать неверный шаг. И есть очень много людей, которые хотели бы этим воспользоваться, чтобы занять освободившееся место.

Прежде, чем отойти, он взглядом обратил внимание Сано на группу людей, стоявших у святыни. Начальник полиции Хосина слонялся с краю толпы около сегуна. Его черты пылали яростью, он как раз направлялся к Сано. Однако, еще до того, как он подошел к Сано, тот был окружен высокопоставленными чиновниками, которые приветствовали его, спрашивали о здоровье и приветствовали его возвращение к работе на высоком посту. Некоторые из них были из тех, кого Хосина завербовал в борьбе за власть. Сано заметил, что ранее старательно избегали его, когда его положение было шатким, сейчас же, они опасались, что он отомстит за проявленную ими нелояльность по отношению к нему. Это был явный признак того, что кампания Хосины против него не имела успеха.

Хосина протолкался путь сквозь толпу и остановился рядом Сано, где, простояв какое-то время, пробормотал:

— На этот раз ты победил. Но я еще не закончил.

После этого он пошел прочь.

Сано почувствовал, что его мир снова обрел знакомое, шаткое равновесие. Сано почувствовал внезапную, острую необходимость поговорить с Рейко, прежде чем его вихрь государственных дел поглотит его. Хотя она ничего не говорила ему, чтобы не повредить его выздоровлению, он чувствовал, что она глубоко расстроена результатами своего расследования.

— Простите меня, — сказал он чиновникам.

Он сделал знак сыщикам Марумэ и Фукиде, которые проложили ему путь через толпу к воротам.

Грозовые тучи повисли чуть выше сосен, которые окружали кладбище в районе храма Зойо. Ряды каменных столбов установленных на могилах украшали портреты покойных и цветы. На кладбище не было никого, кроме небольшой группы, которая собралась вокруг пустого участка.

Рейко, лейтенант Асакай и ее другие охранники наблюдали за копающими свежую могилу рабочими. Его лопата вынимала темную и сырую, из-за только что окончившегося сезона дождей, землю. Запах свежей земли и сосен никак не мог успокоить охватившее Рейко горе.

Вдалеке загремел гром. Могильщик закончил свою работу. Рейко нагнулась и подняла черную керамическую урну, что стояла рядом с могилой, в которой находился пепел Тамы. Она плавно опустила урну в яму. Затем Рейко опустилась на колени и, склонил голову, пробормотала молитву за духом девушки. — Да переродишься в лучшую жизнь, чем та, которую покинула.

Ее ждал тихий и мрачный эскорт. Рейко прошептала в могилу:

— Мне очень жаль. Пожалуйста, прости меня.

Она поднялась, могильщик засыпал могилу, слегка уплотнив землю, и ушел. Лейтенант Асакай установил на могиле каменную табличку, на которой было написано Тама. Рейко оставила на могиле рисовые лепешки, кувшин с водой и букет цветов. На кладбище заморосил дождь. Лейтенант Асакай раскрыл зонт над головой Рейко и отдал его ей. Рейко задержалась, не желая уходить. Она никак не ожидала, что так остро будет переживать из-за смерти человека, которого едва знала. Казалось странным, что смерть незнакомого человека может изменить твою жизнь.

Она услышала, как копыта ударов за оградой кладбища. Подняв глаза, она увидела в ворота вошел Сано, а за ним сыщики Марумэ и Фукида. Сано подошел и встал рядом с нею у могилы, в то время как его люди присоединились к эскорту Рейко, который стоял под соснами. Дождь усилился, заливая могилы и подношения умершим. Рейко прижалась к Сано, укрыв его от дождя своим зонтом.

— Слуги сказали, что я найду тебя здесь. — Сано смотрел на нее с беспокойством. — Что происходит?

— Я только что похоронила пепел Тамы. Больше это было некуда сделать. — объяснила Рейко. — Я сходила в дом, где она работала, спросила, были ли у нее родственники. Ее хозяева сказали, что нет. И они не были заинтересованы в том, что позаботится о ее захоронении. Так что я провела ее похороны на следующий день после ее смерти. Никто не пришел, кроме моего отца.

Рейко был огорчена смертью Тамы, которая была так одинока в этом мире, а судья Уэда очень сожалел, что дело об Югао имело такие последствия. 

— И не было никого, кто бы позаботился о могиле Тамы, кроме меня.

Сано кивнул в знак одобрения. 

— Хорошо, что ты позаботилась об этом.

— Это далеко не достаточно, но больше ничего я сделать не могу. — Чувство вины не оставляло Рейко. — Ты предупреждал меня, что власть опасна. Ты сказал, что вещи, которые даже если мы делаем хорошие вещи, они все равно могут иметь плохие последствия. Ты был прав. Я злоупотребила властью, и виновна в смерти невинной девушки.

— Это произошло потому, что Тама показала Югао, что слишком много знает и опасна для нее, — заметил Сано. — Если бы она молчала, Югао бы отпустил ее обратно в город, прежде чем я прибыл с солдатами.

— От Тамы нельзя было бы ожидать, чтобы она знала чего нельзя говорить, — сказала Рейко. Она была простой крестьянской девушкой, это я должна была предвидеть все риски.

— Ты не могла знать всего, что произойдет. Пожар, из-за которого Югао убежала из тюрьмы был непредвиденным обстоятельством. Рейко была благодарна, что Сано не стал ей выговаривать за то, что она не последовало его совету, но она сама не могла простить себя: — Ты предупреждал меня, что может произойти то, чего я не ожидаю. Я не послушала.

— Твое расследование дало хороший результат, — напомнил ей Сано. Если бы ты не задержала казнь Югао, то она бы не сбежала из тюрьмы, то я мог бы еще не найти Кобори. Он все еще мог убивать людей.

— Может быть. Но этого мы знать не можем. В чем я уверена, так это то, что если бы я не задержала казнь Югао, то она не смогла убить Таму.

— Ты сделала все, что могла, чтобы спасти ее. Ты рисковала своей собственной жизнью.

— Мне это не удалось. Я жива, а Тама мертва.

Теперь Рейко признала проблему, что беспокоила ее больше всего.

— А ведь я занялась расследованием не только потому, что хотела узнать правду или служить справедливости. Я жаждала приключений. Я нашла их, а Тама поплатилась за это.

Рейко увидела, что ее слова задели Сано за живое, он сказал:

— Ты не единственная, кто руководствовался личными мотивами. Когда правитель Мацудайра приказал мне разыскать убийцу, я был рад отвлечься от моих ежедневных скучных дел. Я тоже хотел приключений, как и ты.

— Но тебе приказали, — сказала Рейко, оправдывая его поведение, но не свое собственное. — Ты хотел спасти жизни и наказать убийцу.

— Правда, но я также хотел, сохранить свое собственное положение, которого я бы лишился, если бы потерпел неудачу. Моя собственная честь была поставлена на карту. И ты не единственная у кого расследование пошло не так.

Разбитое лицо Сано искривилось.

— Я неумело повел своих солдат на задержание Кобори и многие из них погибли.

— Это другое дело, — запротестовала Рейко. — Эти солдаты были самураями. Война и сражения их обязанность.

— Они просто мертвы, как мертва Тама, — сказал Сано. — А я жив.

Они стояли, объединенные отрезвляющим фактом, что они выжили в то время, как те, кто бы служил им, погибли, что легло камнем на их души. Дождь продолжал идти, омывая могилы, на кладбище появились лужи.

— Что мы будем теперь делать? — спросила Рейко.

— Мы сделаем выводы из того, что произошло.

Искупление казалось невозможным, но Рейко хотела его.

— Я брошу заниматься расследованиями преступлений, — поклялась она. — Я отправлю себя под домашний арест, где я никому не смогу вреда.

Но ее порыв заметно ослаб, пока она говорила. Она должна похоронить все свои навыки, опыт и задор вместе с пеплом Тама! 

— Ну, что же, — сказала она себе самой, — это небольшая плата.

— Я не могу уйти из мира, — сказал Сано сожалением. — У меня еще есть обязанности, которые я должен выполнять. Я не могу отказаться от использования моей власти. Я не могу не принимать решения, даже если они могут оказаться ошибочными.

Он сделал паузу, глубоко задумавшись. 

— И я все равно хочу использовать шанс творить хорошее, использовать власть и положение, чтобы служить чести. — Определившись, он заговорил увереннее, — так что ничего не изменилось.

Рейко сказала:

— Но действовать нужно только, когда уверен, что не ошибаешься?

— Это нельзя предвидеть. Боги не освобождают нас от неудач и ошибок. Мы только знаем, какие последствия могут быть от наших действий или от нашего бездействия, — рассуждал Сано. — Однако, если слишком много опасаться последствий тоже плохо так, бездействие может быть куда хуже, чем действия. Если бы я не добрался до Кобори, он бы мог совершить убийство правителя Мацудайра, режима мог быть ослаблен и Японии, возможно, началась гражданская война. Если бы ты не связалась с Югао, я никогда бы не поймал его. События связаны неведомой нам невидимой нитью. Я не могу не думать, что все это должно было случиться так, как это произошло, что мы должны были сделать так, как мы сделали, а не иначе. Я не могу не верить, что мы выжили с определенной целью.

Рейко была настроена более скептически, но она также жаждала верить в это:

— Какой целью?

— Я не знаю. Может быть, если мы должны будем ответить на вызовы, которые встретятся на нашем пути в будущем, они будут вести нас к нашей судьбе.

Рейко задумчиво улыбнулась:

— Я никогда не думала, что моя судьба будет зависеть от небесных явлений или странных видений. Сано усмехнулся. 

— Я сомневаюсь, что мы можем выбирать, как раскроется наша судьба. Богам трудно угадать, как мы поступим в той или иной ситуации.

Их беседа согрела Рейко. Она начала верить, что ее жизнь была сохранена с определенной целью, и она будет иметь возможность сделать лучше в следующий раз. Она надеялась, что, когда перед ними возникнут проблемы, то она и Сано будут готовы встретиться с ними.

Он смотрел вокруг на покрытое лужами кладбище. 

— Так или иначе, я не думаю, мы найдем нашу судьбу здесь. Мы должны вернуться обратно в замок Эдо.

Она кивнула. Вместе они оставили могилу Тама. Дождь продолжал лить, и они, оба уже достаточно намокли так, как зонт служил им недостаточной защитой. Вдали блеснула молния, а когда до них докатился раскат грома задрожала земля.