Ксения

Господи, как же ей было страшно! Выстрелы глухо звучали за стеной, на черной лестнице было темно, холодно и сыро. Пахло крысами. Сплошная достоевщина. Но страшней всего то, что Иван бросил их тут и отправился, безоружный, обратно в квартиру. И лицо у него в тот момент было безмятежно-спокойное. Пугающе отрешенное. Будто всю жизнь не хирургом работал в районной больнице, а каким-нибудь коммандос в горячих точках. Ксюша еще что-то причитала, пыталась схватить его за руку, повторяя, что он не может, не имеет права вот так оставлять их тут, одних. Но Маша выдохнула и кивнула: иди. И держала Ксюшу, пока не захлопнулась дверь и она не услышала звук передвигаемой тяжелой мебели.

– Это оттого, – Ксюша, оставшись в темноте, нащупала Машину руку, – что я отказалась замуж за него выходить. Он доказать мне решил…

Машина узкая ладонь дрогнула в ее руке. Ксюша всхлипнула, по-детски шмыгнула носом.

– Его убьют, а я буду виновата! Что я за идиотка такая?! Зачем себя накрутила? Какая, к черту, разница, кто там был его дедом! Он-то ведь совсем не такой, да?

Маша молчала. Ксюша прислушалась: из квартиры не доносилось ни единого звука. «Это хорошо? – хотела она спросить у Маши. – Или наоборот?» А Маша вдруг сказала, но что-то совсем непонятное:

– Что это у твоего Ивана с руками?

– Что ты имеешь в виду?

– Розовые пятна. Лишай? Экзема?

– Я… – впервые задумалась на эту тему Ксюша. – Я не знаю. Вряд ли что-нибудь заразное, нет? Иначе кто б ему дал оперировать?

– Да, – Машин голос звучал тихо. – Это может быть и витилиго. А если это витилиго, то все вообще лишено смысла…

Ксюша уже открыла было рот, чтобы потребовать объяснений – не время и не место говорить загадками, – как раздались выстрелы. Один, второй… Ксюша зажмурилась и чуть не заскулила: Иван, Иван, Иван. А в квартире снова все стихло.

– Я могла сделать его счастливым, – прошептала она, стараясь не разрыдаться. Думала, сказала про себя, а получилось – вслух. – Как я прощу себя, если уже слишком поздно?

– Пойдем! – резко потянула ее за руку Маша. Нащупывая ступеньки, они стали спускаться вниз. Где-то на улице истошно завыла полицейская сирена. Это жители дома наконец услышали выстрелы. – Скорей! Мы должны его застать!

Маша уже бежала вниз, а Ксюша ужасно боялась навернуться и упасть. Вспотевшая от страха ладонь отказывалась скользить по старому дереву перил.

– Маша, подожди меня! – крикнула она.

Его вносили на носилках в машину «Скорой помощи». Ксюша даже не сразу поняла – кто этот полуседой хорошо одетый мужчина с залитыми кровью грудью и руками. Главное, не Иван. И не Андрей.

– Он умирает, – сказала Маша. – Он умирает и даже не понимает, насколько все было бессмысленно.

Но Ксюша ее не слышала. На нее обморочной волной накатило облегчение: Ваня жив. И Машин Андрей жив. Она села на поребрик, обхватила острые колени руками и стала ждать. Кто-то накинул ей на плечи теплую куртку. Но она даже не повернула головы, чтобы поблагодарить, а продолжала гипнотизировать дверь парадной. Вот сейчас он выйдет, думала Ксюша. А она скажет: прости меня. Мне на все наплевать стало в этом мире, даже на музыку, когда я поняла, что ты можешь умереть. Потому что ты и есть – моя музыка. Просто спускайся уже скорей из этой чертовой квартиры!