60
Шарко оторвал взгляд от экрана, испустив глубокий вздох.
Николя сидел за его спиной на диване, механическим жестом гладя Былинку. Он позвонил Франку час назад, в слезах, таким надтреснутым голосом, что Шарко едва его узнал. Франк разбудил мать Люси, сказав, что уходит по срочному делу, и велел никому не открывать ни под каким видом.
До прихода коллеги Николя обошел соседей по дому в тщетной надежде: никто ничего не видел, ничего не слышал.
Шарко размышлял вслух, нервно расхаживая по комнате.
– Он взял ключ, забрал Камиль и преспокойно запер за собой дверь. На видео Камиль лежит у входа, она, должно быть, сама открыла нападавшему. Чтобы войти, он, наверно, позвонил или постучал в дверь. Камиль вышла, она наверняка была осторожна. Она не открыла бы кому попало при нынешней ситуации. Решила, что это ты? Или, может быть, он выдал себя за одного из нас… «Мадам, мне надо с вами поговорить о Николя Белланже… Случилась беда…» Что-нибудь в этом роде. Она открывает, и тут… – Он задумался. – Он, наверно, следил… знал, что Камиль одна.
Николя спустил кошку на пол и поднял на друга красные от слез глаза.
– Я больше не увижу ее, Франк. На этот раз все.
Шарко сел рядом и протянул ему стакан неразбавленного виски. Он налил заодно и себе. Было пять часов утра.
– Не говори так, всегда надо надеяться. Поверь мне.
Николя пригубил виски, глядя пустыми глазами.
– У меня с самого начала было дурное предчувствие. Как будто… я знал, что произойдет. Я все время думаю о ней. О том, как ей, должно быть, сейчас страшно… Ты видел, что он сделал с Феликсом Бланше. Он… изрезал ему лицо, забил рот землей. Ты мог убедиться, там, в канализации… Цепи, фотографии, вонь… эта убитая семья. – Он глубоко вдохнул и с мукой выдохнул: – На ее месте должен был быть я. Она тут ни при чем.
Шарко отпил глоток виски. Ему это тоже было нужно.
– Сегодня мы поймаем Человека в черном. И вырвем Камиль из его когтей.
Николя вскочил, расплескав виски из стакана. Он принялся расхаживать по комнате, как Франк несколько минут назад.
– И что мы будем делать? Спокойно ждать? У нас ничего нет, Франк! Ни ДНК, взятой в канализации, ни отпечатков. Только жалкое свидетельство бомжа.
– ДНК, возможно, есть где-нибудь здесь.
Николя покачал головой:
– И что будут делать криминалисты? Порежут на кусочки ковер и станут изучать под микроскопом? Я был неосторожен, я… хватался за все руками. Я же не мог знать, когда пришел. А потом я… не помню…
Он кинулся к столу и ткнул листками в грудь Шарко. Список рабочих канализации…
– Список из трехсот сорока двух чертовых имен, вот что у нас есть. На, взгляни. Только мужчины, от двадцати до сорока, все обретаются в парижских предместьях. Что мы будем с этим делать? Допрашивать их одного за другим, являться к каждому с обыском, чтобы посмотреть, нет ли у них маскарадного костюма и стальных когтей? У нас нет в запасе недель. Теперь это вопрос часов.
Шарко обмахнулся шестью листками. Фамилии, имена, возраст, адреса. Николя прав. Допрашивать всех этих людей, работающих в службе канализации, – очень непростая процедура, которая потребует средств и времени. И потом, они ничего не знают о человеке, переодетом птицей. Никаких физических характеристик, ни единого следа. Он может быть любым из них. Возможно, его вообще нет в этом списке.
Николя смотрел на коробочку на журнальном столике – циклоспорин, пресловутое лекарство против отторжения, которое Камиль должна была принимать дважды в день. У нее могут быть серьезные проблемы, если она пропустит прием.
– Я не смогу остаться один, Франк. Это не укладывается в голове. Она – вся моя жизнь. Она стала ее смыслом.
Дрожащей рукой он взял «Полую иглу» и открыл на том месте, где была закладка.
Говорил Арсен Люпен.
Николя прочел про себя:
«Не плачь, малыш. Таких ударов следует ожидать, когда бросаешься в битву очертя голову, как это сделал ты. Худшие катастрофы подстерегают нас… Такова наша судьба борцов. Надо все принимать мужественно».
