99

В большом офисе в последние несколько часов все резко ускорилось.

Адамчак, польский врач, безусловно опознал Джоша Рональда Саважа, несмотря на маску на его лице и разницу в возрасте между человеком на фотографии и реальным Саважем. Ламордье в ту же минуту передал информацию на самый верх, главе государства. Все службы, от служб антитеррора до разведки, объединяли усилия и обобщали данные, чтобы найти этого человека как можно скорее.

Франк явился в контору в семь часов утра и узнал новость от Николя перед кофейным автоматом, еще не успев зайти в общий зал. Джош Рональд Саваж… Южноафриканец, вероятно уже убивший тысячи человек в ходе южноафриканской биологической программы.

Шарко поднес чашку с кофе к губам:

– Ты как, держишься?

Николя выпил напиток в несколько глотков и сполоснул чашку. Он не спал всю ночь и выглядел взвинченным, как бык на арене.

– Теперь-то я не отступлюсь. Бертран ночь напролет рылся в бумагах Эрве Кремье. У нас есть и серьезный след, касающийся Человека-птицы. Я сообщил Ламордье, он должен зайти.

– Сегодня что, Рождество?

– Идем.

Франк почти бегом последовал за шефом и вошел в офис. Казю так и сидел на своем месте со вчерашнего дня. Рубашка его была помята, волосы взъерошены. На столе были разложены листки со списком рабочих канализации.

– Валяй, расскажи ему, – сказал Николя.

– Коллеги могли еще долго перелопачивать этот список. Кристофа Мюрье, тридцати четырех лет, там нет. Он больше не работает в канализации, уже два года.

Шарко нахмурился:

– Кристоф Мюрье? Кто это?

Казю протянул ему фотографию:

– Нашел среди бумаг с процесса в одном из четырех ящиков.

Шарко внимательно всмотрелся в снимок. Сухой профиль, впалые щеки, зато шея мощная, с выступающими жилами. Орлиный нос. Пронзительные черные глаза и выпирающие под футболкой бицепсы. Природная сила.

– Мы просветим тебя коротко, – сказал Николя. – Около трех лет назад Кремье выписал своему пациенту, Кристофу Мюрье, свидетельство о производственной травме. Документ связывал глубокую депрессию, которую переживал в то время Мюрье, с его работой в канализации. С этой бумагой в руках, по совету Кремье, Мюрье подал претензию в соответствующие инстанции и потребовал у одного из подрядчиков мэрии компенсацию в пятьдесят тысяч евро за «моральный ущерб».

– Составляя эту бумагу, Кремье прекрасно знал, что посягает на парижскую мэрию, – добавил Бертран Казю. – Но у него были свои убеждения, и он был уверен в своей правоте. Была битва адвокатов, и в итоге мэрия и субподрядчик выиграли. Они утверждали, что врач не имел права связывать психологические страдания с условиями работы. Иными словами, Кремье полез не в свое дело.

– Кристоф Мюрье не добился никакой компенсации, ни сантима. Кремье же сначала получил предупреждение от сообщества врачей. Но он не отступился, попер на рожон, и в результате его исключили. Запретили заниматься медициной до конца дней.

Николя протянул Шарко листки. Копии медицинских справок. Все касалось Кристофа Мюрье.

– Через несколько месяцев после исключения Кремье вновь проявил интерес к Мюрье, в частности – к его психиатрическому досье. Ему удалось раздобыть конфиденциальную информацию. Заключение отменное.

– Через несколько недель после проигрыша в инстанциях Мюрье зарезал собаку, он изловил ее на автомобильной свалке своего дяди, у которого жил. Он прикончил пса длинным охотничьим ножом. А потом отрезал себе язык, вот так, одним ударом.

Бертран Казю изобразил жест. Шарко поморщился.

– Мюрье провел несколько месяцев в психиатрической больнице с тяжелой депрессией и суицидальными мыслями. Из-за своего увечья он не мог говорить. Погрузился в молчание… Можно держать пари, что Кремье не раз его навещал. Этих двоих связал процесс, они вместе потерпели крах: один потерял работу, свое кредо, все свои убеждения, а другой вновь оказался во власти психологических отклонений, присущих ему с детства.

Казю встал.

– В этом досье содержится полный профиль Мюрье, можно сказать, что Кремье сделал за нас всю работу. Сирота, вырос у дяди, который держал автомобильную свалку, рука у дяди тяжелая, кочевая юность… Очень рано проявились признаки жестокости, например по отношению к животным.

Шарко вздохнул:

– Случай из школьного учебника.

– Учился спустя рукава, но парень далеко не глуп. Судя по записям и исследованиям Кремье, Мюрье проявляет склонность к биологии, читает много книг по медицине, в частности о препарировании. Но он интересуется также сатанизмом, оккультными науками, ритуальными жертвоприношениями. Выпускной клапан, убежище… Он верит в дьявола, прячется под его крыло, когда ему плохо, ходит на кладбища. Вокруг свалки и на соседних улицах пропадают собаки и кошки.

В две тысячи первом Мюрье по объявлению устраивается на работу в канализацию, – продолжал Казю. – Ему двадцать два года, он крепок, здоров, не боится темноты. Несмотря на бурное детство, у него нет судимостей. На первый взгляд он чист. Разумеется, никому не пришло в голову копнуть глубже или поинтересоваться его психическим здоровьем. И вот он под землей, в темных туннелях.

– Он чувствует себя там как рыба в воде, – сказал Шарко. – Крысы, темнота, одиночество…

– Все это ему очень подходит. Кто знает, что он на самом деле делает там, внизу? Он работает, не поднимая волны, много лет, до этого пресловутого процесса и встречи с Кремье, из-за которой все и рухнуло.

Он вздохнул и посмотрел на доску, где была нарисована схема со стрелками.

– Очевидно, Эрве Кремье, сам попавший под влияние Человека в черном, завербовал Мюрье, чтобы сделать его своим орудием. Исполнитель – безмолвный, действенный, лишенный чувств. Убийца, знающий канализацию как свои пять пальцев, похищает клошаров и заковывает их в цепи. Он готов даже съездить в Польшу, чтобы истребить целую семью. Он…

Воспоминание о подземных штольнях не дало Николя договорить. Он вздохнул, подошел к доске и написал под квадратиком «Человек-птица» «Кристоф Мюрье». Под квадратиком «Человек в черном» – «Джош Рональд Саваж». Потом прикрепил магнитом фотографию Мюрье. Всмотрелся в его лицо с невыразимой ненавистью в глазах. Шарко же смотрел на фото Джоша Рональда Саважа.

– Я жду санкции прокуратуры, которая должна прийти с минуты на минуту, и мчимся в Масси. Там обретается Мюрье, насколько нам известно. Мы прижмем этого сукина сына и, надеюсь, вскоре доберемся и до Саважа.

Тут открылась дверь. Вошли окружной комиссар и Александр Жакоб с серьезными лицами. Ламордье закрыл за собой дверь, глубоко вдохнул и выпалил:

– Наша радость последних часов оказалась, к сожалению, недолгой. Потому что новости скверные. Очень скверные.