Глава 38
Гимн Света сел на краю кровати, уставившись в пол перед собой. Он тяжело дышал, и на его лбу блестели капли пота.
Лларимар взглянул на младшего писца, опустившего перо на бумагу. По углам спальни толпились слуги. По требованию Гимна сегодня его разбудили необычно рано.
– Ваша милость? – спросил Лларимар.
«Неважно, – подумал Гимн. – Мне снится война, потому что я о ней думаю. Не потому, что это пророчество. Не потому, что я бог».
Но сон казался таким реальным. Во сне он стоял на поле боя, без оружия, а вокруг умирали солдаты. Он знал их, каждый из них был ему близок – и один друг умирал за другим.
«Но война с Идрисом будет совсем не такой. Там будут сражаться наши безжизненные».
Ему не хотелось признавать, что его друзья во сне не носили яркие цвета. Он смотрел на битву глазами не халландренского солдата, а идрисского. Может, именно поэтому вокруг такая резня.
«Именно идрисцы нам угрожают. Это они взбунтовались и откололись, основав второе королевство в пределах Халландрена. Их надо усмирить.
Они это заслужили».
– Что вы видели, ваша милость? – снова спросил Лларимар.
Гимн закрыл глаза, и перед ним возникли другие образы, те, которые повторяются снова и снова. Блестящая красная пантера. Буря. Лицо молодой женщины, которое поглощала тьма, словно пожирая заживо.
– Я видел Аврору, – сказал он, говоря только о последней части сна. – Ее лицо. Красное и разрумянившееся. Я видел тебя, ты спал. И я видел короля-бога.
– Короля-бога? – с волнением в голосе уточнил Лларимар.
Гимн кивнул.
– Он плакал.
Писец записал услышанное. Лларимар, вопреки обыкновению, не требовал подробностей. Гимн встал, изгоняя образы из разума, но игнорировать слабость в теле он не мог. Наступил день питания, и ему придется или взять дыхание, или умереть.
– Мне понадобятся урны, – сказал Гимн. – Две дюжины, по одной на каждого бога, раскрашенные в их цвета.
Лларимар отдал приказ, даже не поинтересовавшись, зачем.
– А еще нужны камешки, – добавил Гимн, когда слуги начали его одевать. – И много.
Жрец кивнул. Одевшись, Гимн вышел из комнаты, чтобы снова насытиться душой ребенка.
* * *
Гимн кинул камешек в урну перед собой, и тот слабо звякнул.
– Хороший бросок, ваша милость, – похвалил стоявший позади кресла Лларимар.
– Пустяки, – ответил Гимн, швыряя другой камешек.
Тот пролетел немного мимо урны, и слуга выскочил, чтобы его подобрать и опустить в ту емкость, в которую он должен был попасть.
– Похоже, это у меня от природы, – заметил Гимн. – Я каждый раз попадаю.
Получив свежее дыхание, он почувствовал себя гораздо лучше.
– Истинно так, ваша милость, – кивнул Лларимар. – Обращаю ваше внимание на то, что приближается ее милость богиня Аврора Соблазна.
– Хорошо. – Гимн метнул еще один камешек и на сей раз попал. Разумеется, урны стояли всего в нескольких футах от него. – Я покажу ей, как здорово кидаю камешки.
Он сидел на зеленой траве внутреннего двора, обдуваемый прохладным бризом. Его шатер поставили как раз рядом с воротами. Его взгляд упирался в глухую стену, которая загораживала вид на город. Все эти стены нагоняли тоску.
«Если уж нас здесь заперли, – подумал он, – то могли бы хоть обеспечить приятный обзор».
– Что, во имя Радужных Тонов, ты делаешь?
Гимну не нужно было оборачиваться, чтобы представить, как Аврора, подбоченившись, стоит позади него. Он кинул следующий камешек и заметил:
– Знаешь, мне всегда казалось это странным. Когда мы божимся, то призываем в свидетели цвета. Почему бы не использовать наши же имена? Мы вроде бы боги.
– Большинство богов не любят, чтобы их именами клялись, – ответила Аврора, усаживаясь рядом с ним.
– Тогда, на мой взгляд, они слишком напыщенны. – Гимн метнул камешек, промахнулся, и слуга подобрал его. – Лично мне бы польстило, если бы моим именем клялись. Гимн Света Смелый! Или – во имя Гимна Света Отважного! Хотя, пожалуй, это трудно выговаривать. Может, стоить сократить до простого – Гимн!
– Клянусь, – сказала богиня, – ты с каждым днем ведешь себя все более странно.
– Нет-нет, – поправил он. – Вот сейчас ты ничем не поклялась. Разве что ты предлагаешь, чтобы мы вставляли в выражения личное местоимение? «Ты»! То есть, ты хотела сказать – «что, во имя Тебя, ты делаешь?»
Она тихо фыркнула в ответ.
Гимн посмотрел на нее.
– Я точно такого не заслужил. Я вообще только начал. Тебя рассердил кто-то другой.
– Всематерь, – пояснила она.
– По-прежнему не дает приказы?
– Теперь она вообще отказывается со мной говорить.
Гимн метнул камешек в урну.
– Ах, знала бы она, чего лишается, отказывая тебе во встрече! Какого освежающего чувства раздражения!
– Я не раздражаю других! – возразила Аврора. – Я была с ней предельно учтива.
– Тогда, полагаю, в этом и проблема, – сказал Гимн. – Дорогая моя, мы – боги и быстро устаем от своего бессмертного существования. Мы определенно жаждем крайностей в эмоциях – неважно, хороших или плохих. Абсолютная ценность эмоции важнее, чем ее положительная или отрицательная природа.
Аврора помолчала. Гимн последовал ее примеру.
– Гимн, дорогой, – наконец заговорила она. – Что, во имя Тебя, это означает?
– Сам точно не знаю, – признался он. – Слова просто вылетели изо рта. Однако я могу представить, что это значит. Причем в числах.
– С тобой все хорошо? – поинтересовалась она вроде бы с искреннем участием.
Перед его мысленным взором вспыхнули образы войны. Его лучший друг, человек, с которым он сейчас не знаком, умирает, пронзенный мечом.
– Я не знаю, – ответил он. – В последнее время случалось немало странного.
Аврора опять немного помолчала.
– Хочешь отправиться ко мне во дворец и порезвиться? Меня это всегда бодрит.
Гимн улыбаясь швырнул камешек.
– Ты неисправима, дорогая моя.
– Ради Тебя, я же богиня вожделения, – сказала она. – Я должна соответствовать роли.
– Когда я сверялся с титулами, – заметил Гимн, – ты была богиней честности.
– Честности и честных чувств, дорогой мой, – мягко поправила она. – И, позволь заметить, вожделение – одно из честнейших чувств. Но все-таки, что же ты делаешь с этими дурацкими камешками?
– Считаю, – объяснил он.
– Считаешь свои глупости?
– Их. – Гимн кинул еще один камешек. – И считаю проходящих через ворота жрецов в цветах каждого бога и богини.
Аврора нахмурилась. Уже наступил полдень, и в воротах толпилось множество входящих и выходящих слуг и артистов. Но жрецы и жрицы мелькали лишь изредка, ибо им полагалось являться к своим богам рано утром.
– Каждый раз, как входит жрец конкретного бога, – пояснил Гимн, – я бросаю камешек в урну, которая ему соответствует.
Аврора проследила за тем, как он кинул очередной камешек и промахнулся. Согласно распоряжениям господина, слуги подобрали камешек и бросили в нужную урну – фиолетовую с серебром. Поодаль через лужайку к дворцу своего бога спешила жрица Искателя Надежды.
– Теряюсь в догадках, – наконец признала Аврора.
– Да все просто, – улыбнулся Гимн. – Видишь кого-то в пурпуре – кидай камешек в урну того же цвета.
– Да, дорогой, – кивнула она. – Но зачем?
– Чтобы проследить, сколько жрецов каждого божества вошло во двор, конечно, – объяснил Гимн. – Так, они уже почти не появляются. Тушкан, ты посчитаешь?
Лларимар поклонился, подозвал нескольких слуг и писцов и приказал им опустошить урны и посчитать количество камешков в каждой.
– Дорогой мой Гимн, – сказала Аврора. – Я искренне прошу прощения, что в последнее время обходила тебя вниманием. Всематерь грубо игнорирует мои предложения. Если твой рассудок повредился от недостатка моего внимания…
– Благодарю, но мой рассудок вполне неповрежден, – ответил Гимн, который, вытянув шею, наблюдал за подсчетами слуг.
– Тогда ты, вероятно, неимоверно скучаешь, – предположила богиня. – Наверное, мы сможем найти какой-то способ тебя развлечь.
– Я хорошо развлекаюсь, – он улыбнулся, даже не дождавшись конца подсчетов.
В урне Звезды Милосердия оказалось меньше всего камешков.
– Гимн? – позвала Аврора.
Ее игривый настрой почти исчез.
– Я сегодня рано созвал жрецов, – сказал он, взглянув на нее. – И приказал им занять место здесь, перед воротами, еще до восхода. Мы уже шесть часов считаем жрецов.
Лларимар принес Гимну список богов с количеством вошедших в ворота жрецов в соответствующих одеждах. Бог Смелости просмотрел листок и кивнул своим мыслям.
– На службу к некоторым богам явилось более сотни жрецов, к прочим – едва ли с десяток. В том числе и к Звезде Милосердия.
– И? – поинтересовалась Аврора.
– И, – продолжил Гимн, – я отправлю своих слуг к дворцу Звезды Милосердия наблюдать, считать и отслеживать жрецов там. У меня уже есть подозрения о том, что они там обнаружат. У Звезды Милосердия жрецов не меньше, чем у нас. Они просто приходят во Двор другим путем.
Аврора с недоумением взглянула на него, а потом наклонила голову.
– Тоннели?
Гимн кивнул.
Аврора со вздохом откинулась назад.
– Что ж, ты хотя бы не безумен и не поглощен скукой. Ты просто одержим.
– С этими тоннелями что-то неладно, Аврора. И это связано с убитым слугой.
– Гимн, у нас есть гораздо более серьезные проблемы! – Богиня покачала головой, прижав ладонь ко лбу, словно у нее заболела голова. – Я даже не могу поверить, что ты все еще этим озабочен. Нет, честно! Королевство готовится к войне, твоя должность при дворе впервые приобретает вес, а ты думаешь о том, как жрецы попадают ко двору?
Он ответил не сразу, но наконец произнес:
– Послушай, давай я объясню тебе свою точку зрения.
Дотянувшись до земли, он поднял маленькую коробку и показал ее Авроре.
– Коробка, – констатировала она. – Аргумент дивной убедительности.
Гимн снял крышку, достал маленькую серую белку и посадил ее на ладонь. Та сидела совершенно неподвижно, глядя перед собой, а ветерок раздувал ее мех.
– Безжизненный грызун, – сказала Аврора. – Это уже гораздо лучше. Я прямо-таки чувствую, как соглашаюсь.
– Тот, кто вломился во дворец Звезды Милосердия, выпустил зверька, чтобы отвлечь слуг, – объяснил Гимн. – Дорогая моя, ты знаешь что-нибудь о перехвате контроля над безжизненными?
Она пожала плечами.
– Я тоже не знал, – кивнул он. – Пока не потребовал у своих жрецов проделать это с белкой. Судя по всему, если у тебя нет нужных управляющих фраз, то, чтобы их обойти, надо потратить несколько недель. Я даже не представляю, как это делается, – как-то при помощи дыхания и пыток, насколько я понял.
– Пыток? – переспросила Аврора. – Безжизненные не чувствуют боли.
Гимн пожал плечами:
– В любом случае, мои слуги сделали это для меня. Чем сильнее и опытнее пробуждающий, который создал безжизненного, тем сложнее обойти приказ.
– Вот почему нам нужны приказы Всематери, – заметила Аврора. – Если с ней что-то случится, то ее десять тысяч солдат будут для нас бесполезны. На перехват контроля над столькими безжизненными уйдут годы!
– Приказы есть еще у короля-бога и нескольких жриц Всематери, – напомнил Гимн.
– О, и ты думаешь, что он нам так просто их отдаст? При том, что нам не дозволено даже разговаривать с ним?
– Я просто указываю на то, что одно убийство не сокрушит всю нашу армию. – Гимн поднял белку. – Но дело не в этом. Дело в том, что создатель белки имел немало дыхания и знал, что делает. Кровь зверька заменили на ихорный спирт. Швы наложены идеально. Приказы, контролирующие грызуна, были невероятно сильными. Перед тобой чудесный образец биохроматического искусства.
– И? – спросила она.
– И он выпустил белку во дворце Звезды Милосердия. Она отвлекла слуг, и он смог пробраться в тоннели. За преступником последовал кто-то еще – и этот второй убил человека, не дав ему рассказать об увиденном. Что бы ни было в тоннелях, куда бы они ни вели – но на эту тайну не жалко потратить дыхание. Не жалко убить ради нее.
Аврора покачала головой:
– Я все еще не могу поверить, что тебя вообще волнуют такие вещи.
– Ты сказала, что знаешь о тоннелях, – говорил Гимн. – Я послал Лларимара поспрашивать – другие о них тоже знают. Говорят, они служат хранилищами под дворцами. Их строили в разное время по распоряжениям разных богов.
– Но, – продолжал он с воодушевлением, – они также идеально подходят для тайной операции! Сам двор находится вне юрисдикции городской стражи. Каждый дворец сам по себе словно маленькая страна! Если расширить несколько погребов и соединить тоннели с чужими, пробить стены, чтобы тайно приходить и уходить…
– Гимн, – остановила его Аврора, – если бы внизу действительно творилось нечто такое секретное, разве стали бы жрецы ходить по этим тоннелям во двор? Разве это не показалось бы подозрительным? Я имею в виду, что если ты это заметил, то их нетрудно обнаружить.
Гимн помолчал, слегка покраснев.
– Ну разумеется, – сказал он. – Я так помешался на том, чтобы быть полезным, что забыл о том, кто я такой. Большое спасибо за напоминание о том, что я идиот.
– Гимн, я не имела в виду...
– Нет, все правильно. – Он поднялся. – К чему эти хлопоты? Мне нужно напоминать, кто я такой. Гимн Света, бог, который сам себя ненавидит. Самый бесполезный из когда-либо обретавших бессмертие. Но вот ответь мне на один вопрос.
Аврора помедлила.
– Что за вопрос?
– Почему? – спросил он, глядя на нее. – Почему я ненавижу то, что я бог? Почему я поступаю так легкомысленно? Почему я подрываю свой же авторитет? Почему?
– Я всегда считала, что тебя просто забавляет контраст.
– Нет, – ответил он. – Аврора, я был таким с самого первого дня. Очнувшись, я отказывался верить, что я – бог. Отказывался принять свое место в пантеоне и при дворе. С тех самых пор я вел себя соответственно. И, должен заметить, с годами я стал куда умнее. Но не в этом дело. На чем нужно сосредоточиться, так это на вопросе – почему?
– Не знаю, – призналась она.
– Я тоже не знаю. Но тот, кем я был раньше, – он пытается выбраться. Он нашептывает мне раскопать эту тайну. Предупреждает, что я – не бог. Побуждает меня относиться ко всему этому легкомысленно. – Он покачал головой. – Я не знаю, кем я был – никто мне не говорит. Но я начинаю кое-что подозревать: я был человеком, неспособным просто сидеть и позволять необъяснимым вещам ускользать в глубины памяти. Я был человеком, ненавидящем тайны. И я только сейчас начинаю понимать, сколько при дворе тайн.
Аврора выглядела захваченной врасплох.
– А теперь, – сказал Гимн, – прошу меня извинить, у меня есть важное дело.
Он встал и пошел прочь от шатра, а слуги поспешили за ним,
– Какое дело? – настойчиво спросила богиня, поднимаясь.
Он оглянулся.
– Повидаться со Всематерью. Надо кое-что уладить с приказами для безжизненных.
