Глава 26
Проснувшись, Гимн Света сразу выбрался из постели, потянулся и с улыбкой сказал:
– Прекрасный день.
Слуги с неуверенным видом застыли у стен.
– Что? – Гимн вытянул руки. – Давайте, пора одеваться.
Они поспешили к нему. Вскоре пришел Лларимар. Гимн часто задавался вопросом, насколько же рано тот встает, поскольку, когда сам Гимн просыпался, его жрец всегда уже был рядом.
Лларимар смотрел на него, подняв бровь.
– Вы сегодня бодры, ваша милость.
Гимн пожал плечами:
– Просто почувствовал, что пора вставать.
– На целый час раньше обычного.
Гимн вскинул голову. Слуги продолжали его одевать.
– В самом деле?
– Да, ваша милость.
– Ну надо же, – только и сказал Гимн, кивая слугам, которые, полностью облачив его, отступили в сторону.
– Тогда перейдем ко снам? – спросил Лларимар.
Гимн помедлил, а в его сознании пронеслись образы. Дождь. Буря. Шторма. И блестящая красная пантера.
– Не-а, – ответил он, направляясь к двери.
– Ваша милость...
– Поговорим о снах потом, Тушкан, – бросил Гимн. – У нас есть более важная работа.
– Более важная работа?
Гимн дошел до двери и с улыбкой развернулся:
– Я хочу вернуться во дворец Звезды Милосердия.
– Но зачем?
– Понятия не имею, – радостно ответил Гимн.
Лларимар вздохнул:
– Хорошо, ваша милость. Может, сначала посмотрим картины? Люди заплатили большие деньги за возможность узнать ваше мнение, и они с нетерпением ждут, что вы скажете об их участи.
– Хорошо, – согласился Гимн Света. – Но давай побыстрее.
* * *
Гимн воззрился на картину.
Красное на красном, оттенки столь трудноуловимые, что художник должен был обладать как минимум третьим возвышением. Жесткие, яростные красные тона, схлестнувшиеся подобно волнам – волнам, что лишь отдаленно напоминали людей, но как-то передавали образ столкнувшихся армий лучше детальных реалистичных картин.
Хаос. Кровавые раны на кровоточащей коже и обагренная кровью униформа. В красном было так много жестокости. В его собственном цвете. Гимн как будто бы сам присутствовал при этом – он ощущал, как отображенное на картине смятение потрясает его, дезориентирует, подавляет.
Волны людей приближались к фигуре в центре. К женщине, изображенной несколькими размытыми мазками кисти, но тем не менее различимой. Она стояла высоко, будто на вершине схлестнувшихся волн, застывших в момент столкновения солдат, ее голова откинута назад, а рука поднята.
И она сжимала абсолютно черный меч, вокруг которого красное небо становилось темнее.
– Битва при Сумеречных Водопадах, – тихо сказал стоявший позади Лларимар. – Последнее сражение Всеобщей войны.
Гимн кивнул. Откуда-то он это знал. Лица многих солдат имели серый оттенок. Безжизненные. Именно во время Всеобщей войны их впервые во множестве выпустили на поле боя.
– Я знаю, что вы недолюбливаете батальные сцены, – продолжил Лларимар. – Но…
– Эта мне нравится, – перебил жреца Гимн. – Очень.
Лларимар замолчал.
Гимн Света не сводил глаз с картины, на которой перетекающие красные тона были выполнены столь тонко, что создавали скорее ощущение войны, чем ее изображение.
– Возможно, это лучшая картина из всех, что попадали ко мне.
Жрецы на другой стороне комнаты принялись неистово записывать. Лларимар обеспокоенно уставился на него.
– Что? – спросил Гимн.
– Ничего, – ответил Лларимар.
– Тушкан… – Гимн пристально посмотрел на жреца.
Тот вздохнул:
– Я не могу ответить, ваша милость. Не могу нарушать ваше впечатление от картин.
– В последнее время многие боги стали одобрять батальные сцены, верно? – спросил Гимн, вновь поворачиваясь к полотну.
Лларимар не ответил.
– Возможно, это еще ничего не значит, – сказал Гимн. – Наверное, мы просто реагируем на споры при дворе.
– Да, пожалуй, – согласился Лларимар.
Гимн Света замолчал. Он знал, что Лларимар не считает, что «это ничего не значит». В его представлении Гимн не просто высказывал свои впечатления от картин, а предсказывал будущее. Что он предрек сейчас, одобрив изображение войны в таких ярких, жестких красках? Была ли это его реакция на сны? Но прошлой ночью он наконец-то не видел снов о войне. Да, ему снился шторм, но это не то же самое.
«Не стоило говорить», – подумал он. И все же отзывы на картины казались единственно важным его занятием.
Он воззрился на яростные мазки краски. Каждая фигура намечена несколькими треугольными штрихами, но они были прекрасны. Может ли война быть прекрасной? Как он может видеть красоту в том, как серолицые сталкиваются с живыми, как безжизненные убивают людей? Эта битва даже не была решающей. Она не определила исход войны, хотя в ней и погиб лидер Панского Союза – королевств, объединившихся против Халландрена. Конец Всеобщей войне положила дипломатия, а не кровопролитие.
«И мы в самом деле думаем о том, чтобы все начать заново? – подумал Гимн, по-прежнему завороженно глядя на красоту. – Не приведет ли к войне то, что я делаю?
Нет. Нет, я буду осторожным. Я помогаю Авроре укрепить фракцию. Это лучше, чем позволить событиям проходить мимо меня. Всеобщая война началась именно потому, что королевская семья проявила неосторожность».
Картина продолжала его притягивать.
– Что это за меч? – спросил Гимн.
– Меч?
– Черный. В руке у женщины.
– Я… я не вижу меча, – признался Лларимар. – Честно говоря, я и женщины не вижу. Для меня картина состоит только из широких мазков кисти.
– Ты сказал, что это битва при Сумеречных Водопадах.
– Это название картины, ваша милость, – пояснил Лларимар. – Я решил, что вы так же озадачены, как и я, поэтому сказал, как художник ее назвал.
Оба замолчали. Наконец Гимн Света отвернулся и отошел от картины.
– Хватит на сегодня живописи. – Он помедлил. – Не сжигайте эту картину. Сохраните для моей коллекции.
Лларимар с поклоном принял приказ. Двинувшись прочь из дворца, Гимн постарался приободриться, и это ему удалось, хотя воспоминание об ужасной и прекрасной сцене осталось в сознании. Оно смешалось с памятью о последнем сновидении, в котором сталкивались ветра бури.
Но даже это не могло омрачить его настроение. Кое-что изменилось. Кое-что воодушевило его. При Дворе Богов случилось убийство.
Он не знал, почему оно его так интригует. Это событие следовало воспринимать как трагическое или расстраивающее. Но всю свою жизнь он ни в чем не знал недостатка. Ответы на его вопросы, любые развлечения по его капризу. По воле случая он стал гурманом. И лишь в двух вещах ему было отказано: в знании о его прошлом и свободе покинуть двор.
Эти ограничения в ближайшее время не исчезнут. Но здесь, в пределах двора, в таком безопасном и комфортном месте, что-то пошло не так. Какая-то мелочь. То, что проигнорировало большинство возвращенных. Никому не было до этого дела. Значит, никто не станет возражать против расспросов Гимна?
– Вы поступаете очень странно, ваша милость, – заметил Лларимар, догнав его на лужайке.
Слуги следовали за ними беспорядочной толпой, пытаясь раскрыть огромный красный зонт.
– Я знаю, – ответил Гимн. – Думаю, все мы сходимся в том, что я всегда был довольно странным для бога.
– Должен признать, что это правда.
– Значит, я веду себя как обычно, – заключил Гимн. – И со вселенной все в порядке.
– Мы правда идем во дворец Звезды Милосердия?
– Да, именно. Как думаешь, она будет раздражена? Это может оказаться занятным.
Лларимар только вздохнул:
– А вы уже готовы поговорить о снах?
Гимн ответил не сразу. Слуги наконец раскрыли зонт и подняли над ним.
– Мне снился шторм, – сказал он. – Я стоял посреди него, и мне было не за что ухватиться. Меня хлестали дождь и ветер, отталкивали назад. Они были так сильны, что земля уходила из-под ног.
Лларимар выглядел встревоженным.
«Еще признаки войны, – подумал Гимн. – По крайней мере, он их так понимает».
– Что-то еще?
– Да. Красная пантера. Она блестела, отражая свет, будто была сделана из стекла или чего-то похожего. Она ждала посреди шторма.
Лларимар пристально посмотрел на него:
– Вы не выдумываете, ваша милость?
– Что? Нет! Мне действительно это снилось.
Лларимар вздохнул, но кивнул младшему жрецу, и тот поспешил записать сон под диктовку. Они вскоре достигли желтого с золотом дворца Звезды Милосердия. Гимн Света помедлил перед зданием, вдруг осознав, что еще никогда не наносил визита другому богу, не отправив сначала гонца.
– Желаете послать кого-нибудь, чтобы объявить о вашем прибытии, ваша милость? – поинтересовался Лларимар.
Гимн колебался.
– Нет, – наконец сказал он, заметив пару стражников у парадного входа. Они были мускулистее обычных слуг, и на поясах у них висели мечи. Гимн предположил, что это дуэльные клинки, хотя никогда раньше их не видел.
Он подошел к стражникам.
– Ваша госпожа дома?
– Боюсь, нет, ваша милость, – ответил один. – После полудня она отправилась навестить Всематерь.
«Всематерь? – удивился Гимн. – Еще одна богиня, владеющая приказами для безжизненных. Дело рук Авроры?»
Он скучал по болтовне со Всематерью – может, стоит к ней потом заглянуть. К несчастью, она его люто ненавидела.
– Ладно, – сказал Гимн стражнику. – Неважно. Мне надо осмотреть здесь коридор, место, где прошлой ночью произошло нападение.
Стражники переглянулись.
– Я… не знаю, можем ли мы пропустить вас, ваша милость.
– Тушкан! Они мне могут запретить?
– Только если получили прямой приказ от Звезды Милосердия.
Гимн Света перевел взгляд на стражников, и те неохотно отошли в сторону.
– Да все в порядке, – заверил их бог. – Ваша госпожа попросила меня позаботиться кое о чем. Вроде того. Идем, Тушкан?
Лларимар последовал за ним в коридор. Гимн снова ощутил странное удовлетворение. Непонятные ему инстинкты побуждали его искать место, где погиб слуга.
Доски пола уже заменили, и его обостренное возвышением зрение с легкостью видело разницу между новой и старой древесиной. Гимн прошел немного дальше. Доску с посеревшим пятном тоже убрали и заменили совершенно неотличимой новой.
«Интересно, – подумал он, – но ничего неожиданного. И... есть ли тут еще такие пятна?»
Он двинулся дальше и оказался прав, заметив еще один участок новых досок в форме правильного квадрата.
– Ваша милость? – прозвучал новый голос.
Гимн поднял голову и увидел того самого немногословного молодого жреца, с которым он говорил вчера.
– А, отлично, – улыбнулся Гимн. – Я надеялся, что придешь именно ты.
– Вас не удержат никакие запоры, ваша милость, – произнес жрец.
– Я слышал, что это лечится незрелыми фигами, – сказал Гимн. – Мне надо поговорить со стражниками, которые видели злоумышленника.
– Но зачем, ваша милость? – спросил жрец.
– Потому что я с причудами, – объяснил Гимн Света. – Пошли за ними. Мне нужно поговорить со всеми слугами и охранниками, которые видели убийцу.
– Ваша милость, – с неловкостью произнес молодой человек, – городские власти уже разобрались. Они решили, что преступник намеревался украсть картины Звезды Милосердия, и посчитали своим долгом...
– Тушкан, – оглянулся Гимн, – этот человек может игнорировать мои требования?
– Лишь ценой великой опасности для души, ваша милость, – ответил Лларимар.
Жрец наградил их сердитым взглядом, но все же послал слугу исполнить просьбу Гимна Света. Сам бог опустился на колени, и несколько слуг тревожно зашептались: они явно посчитали такую униженную позу неподобающей.
Гимн Света не обратил на них внимания и пригляделся к квадрату нового дерева. Он был больше, чем два других, которые заменили, и цвета на нем лучше соответствовали остальному полу. Просто квадратный участок доски, чуть-чуть отличающийся от соседних. Без дыхания – причем мощного – Гимн бы даже не заметил различий.
«Это люк! – с внезапным изумлением понял он. Жрец не сводил с него глаз. – Этот участок не новый, как те замененные, он новый только по сравнению с другими досками».
Гимн прополз по полу, намеренно игнорируя люк. И опять какой-то инстинкт заставил его промолчать об этом открытии. Откуда у него такая неожиданная подозрительность? Это влияние зловещих снов и образов с картины? Или что-то еще? Он чувствовал, что проникает в глубины своей души, высвобождая оттуда настороженность, в которой раньше не нуждался.
Как бы там ни было, он отодвинулся от этого места, притворившись, что не заметил люка, а смотрит, не застряли ли в дереве какие-нибудь нитки. Он подобрал одну, явно из одеяния слуги, и внимательно рассмотрел.
Кажется, жрец немного расслабился.
«Он знает о люке, – подумал Гимн. – И… возможно, нарушитель тоже знал?»
Он поползал еще немного, к неловкости слуг, пока не явились люди, за которыми он требовал послать. Гимн встал – слуги тут же отряхнули его одеяние от пыли – и направился к прибывшим. В коридоре стало тесно, поэтому Гимн вывел всех под открытое небо.
Там он оглядел группу из шестерых мужчин.
– Назовите себя. Вот ты слева, ты кто?
– Меня зовут Гагарил, – ответил тот.
– Сочувствую, – сказал Гимн.
Мужчина покраснел:
– Меня назвали в честь отца, ваша милость.
– А что он такого совершил? Неожиданно много времени провел в таверне? Ну ладно, как ты в это впутался?
– Я стоял на воротах, когда вломился нарушитель.
– Ты был один? – уточнил Гимн.
– Нет, – сказал другой мужчина. – С ним был я.
– Хорошо. Вы оба, отойдите вон туда.
Он указал на лужайку. Стражники переглянулись и пошли туда, куда их направили.
– Подальше, чтобы вы нас не слышали! – крикнул им Гимн.
Они кивнули и послушались.
– Отлично, – Гимн повернулся к остальным. – Вы четверо кто такие?
– На нас злоумышленник напал в коридоре, – пояснил один из слуг, указывая еще на двоих. – На нас троих… Был еще один. Которого убили.
– Ужасное невезение, – согласился Гимн, указывая на другой участок лужайки. – Идите. Отойдите, пока не перестанете меня слышать, и ждите.
Все трое поплелись прочь.
– А теперь ты. – Гимн упер руки в бока и повернулся к последнему – невысокому жрецу.
– Я видел, как нарушитель бежал, ваша милость, – доложил тот. – Я выглянул в окно.
– Очень вовремя, – сказал Гимн, указывая на третий участок лужайки, достаточно далеко от остальных.
Тот ушел. Гимн Света повернулся к жрецу, который, очевидно, был главным.
– Ты сказал, что злоумышленник выпустил безжизненное животное?
– Белку, ваша милость, – подтвердил жрец. – Мы ее схватили.
– Принеси ее мне.
– Ваша милость, она совсем дикая, и… – он осекся, поймав взгляд Гимна, и жестом подозвал слугу.
– Нет, – возразил Гимн. – Не слуга. Иди и принеси сам.
Жрец недоуменно вытаращился на него.
– Да, да, – подтвердил Гимн, отсылая его взмахом руки. – Знаю, это оскорбление твоего достоинства. Может, тебе стоит подумать об обращении в остреизм. А пока иди.
Жрец с ворчанием ушел. Гимн повернулся к собственным слугам и жрецам:
– Все остальные ждите здесь.
Они смиренно кивнули. Похоже, начали привыкать, что он обходится без них.
– Пойдем, Тушкан, – позвал Гимн, направляясь к стражникам, отосланным на лужайку первыми.
Лларимар поспешил догнать бога, который широкими шагами приближался к двум мужчинам. Оказавшись за пределами слышимости остальных, Гимн произнес:
– А теперь расскажите, что вы видели.
– Он подошел к нам, притворившись сумасшедшим, ваша милость, – сказал один из стражников. – Выступил из тени, бормотал что-то сам себе. Но он только притворялся и, когда подошел вплотную, оглушил нас обоих.
– Как? – спросил Гимн.
– Он затянул на моей шее лохмотья с пробужденной куртки, – пояснил стражник и кивнул на товарища. – А ему дал под дых рукоятью меча.
Второй стражник задрал рубашку, открыв большой синяк на животе, потом повернул голову и показал второй – на шее.
– Придушил нас обоих, – подтвердил первый. – Меня кистями, Франа – сапогом по шее. Только это мы и помним. Когда очнулись, он уже исчез.
– Он вас придушил, – сказал Гимн, – но не убил. Просто придушил так, чтобы лишить сознания?
– Это так, ваша милость, – подтвердил стражник.
– Опишите его, – попросил Гимн.
– Крупный, – начал стражник, – со всклокоченной бородой. Не слишком длинной, но и не подстриженной.
– Не грязный и не вонючий, – уточнил другой стражник. – Похоже, ему просто все равно как он выглядит. Длинные волосы до плеч, давно не чесанные.
– В лохмотьях, – добавил первый. – Везде заплаты, ничего яркого, но и темного тоже. Просто… приглушенные цвета. Сейчас, если подумать, понимаю – как-то не по-халландренски.
– И он был вооружен? – спросил Гимн.
– Да, мечом, которым меня ударил, – сказал второй стражник. – Большой такой, не дуэльный клинок, а скорее вроде восточного меча. Прямой и очень длинный. Он его прятал под плащом, и мы бы это заметили, если б он не шел так странно.
Гимн кивнул:
– Благодарю. Стойте тут.
Развернувшись, он направился ко второй группе.
– Это очень интересно, ваша милость, – заметил Лларимар. – Но я не вижу смысла.
– Мне просто любопытно, – ответил Гимн.
– Простите, ваша милость, – возразил Лларимар, – но вы никогда не отличались любопытством.
Гимн продолжал идти. Он не раздумывал над своими действиями. Просто поступал по наитию. Приблизившись к следующей группе, он спросил:
– Вы те, кто видел злоумышленника в коридоре, верно?
Слуги кивнули, один оглянулся на дворец Звезды Милосердия. На лужайке перед зданием стояла пестрая толпа жрецов и слуг из свит Гимна Света и Звезды Милосердия.
– Расскажите, что произошло, – велел Гимн.
– Мы шли по коридору для слуг, – начал один из них. – Нас уже отпустили на вечер, и мы собирались выйти в город, в ближайшую таверну.
– Затем мы увидели в коридоре незнакомца, – продолжил другой слуга. – Он был не из дворца.
– Опишите его.
– Здоровяк, – сказал один, а остальные кивнули. – В лохмотьях, с бородой. Выглядел неряшливо.
– Нет, – возразил другой. – Одежда старая, но сам человек не был грязным, просто одет небрежно.
Гимн кивнул:
– Дальше.
– Ну, говорить особо нечего, – ответил слуга. – Он напал на нас. Кинул пробужденную веревку на беднягу Таффа, и она его мгновенно связала. Мы с Раривом бросились за помощью, Лолан остался.
Гимн Света взглянул на третьего слугу:
– Ты остался? Почему?
– Чтобы помочь Таффу, конечно, – ответил тот.
«Лжет, – подумал Гимн. – Слишком нервничает».
– Действительно? – спросил он, подходя ближе.
Слуга опустил взгляд:
– Ну, по большей части… я хочу сказать, там еще был меч…
– О, да, – заметил другой слуга. – Очень странное дело – он кинул в нас мечом.
– Не выхватил его? – переспросил Гимн. – Кинул?
Они покачали головами.
– Он швырнул его в нас прямо в ножнах. Лолан его поднял.
– Я хотел с ним сразиться, – сказал Лолан.
– Интересно, – промолвил Гимн. – А вы двое бежали?
– Да, – ответил один из слуг. – Когда мы вернулись с подмогой, поймав эту проклятую белку, мы увидели, что Лолан лежит без сознания, а бедный Тафф… ну, он все еще был связан, но веревка уже лишилась пробуждения. Его пронзили насквозь.
– Ты видел, как он погиб?
– Нет, – Лолан вскинул руки в отрицающем жесте. Гимн заметил, что у него перевязано запястье. – Злоумышленник вырубил меня кулаком по голове.
– Но у тебя был меч, – напомнил Гимн.
– Он был слишком большим, чтобы размахнуться, – опустил взгляд слуга.
– Итак, он кинул в тебя меч, а потом подбежал и ударил кулаком? – уточнил Гимн.
Слуга кивнул.
– А что с твоей рукой?
Слуга замялся, невольно пряча руку:
– Вывих. Ничего особенного.
– И ты перевязал вывихнутую кисть? – поднял бровь Гимн. – Покажи.
Слуга заколебался.
– Покажи или утратишь душу, сын мой, – произнес Гимн Света, надеясь, что его голос звучит как подобает божеству.
Лолан медленно вытянул руку, Лларимар шагнул вперед и размотал бинт.
Кисть оказалась совершенно серой, лишенной цвета.
«Невозможно! – изумленно подумал Гимн. – Пробуждение не делает такого с живой плотью. Оно не вытягивает цвет из живого, а только из предметов. Из пола, одежды, мебели…»
Слуга отдернул руку.
– Что это? – спросил Гимн.
– Я не знаю, – ответил Лолан. – Она была такой, когда я очнулся.
– Да неужели? – резко сказал Гимн. – Думаешь, я поверил, что ты в этом не замешан? Что не помогал злоумышленнику?
Слуга вдруг рухнул на колени, залившись слезами:
– Прошу, господин мой! Не забирайте у меня душу. Я не лучший из людей, я хожу по борделям, я жульничаю в игре!
Двое других слуг выглядели потрясенными.
– Но я ничего не знаю о злоумышленнике, – продолжил Лолан. – Прошу, поверьте мне. Я просто хотел меч. Этот прекрасный черный меч! Я хотел его вытащить, взмахнуть им, ударить им врага. Я потянулся к нему, а когда отвлекся, он напал. Но я не видел, как он убил Таффа! Клянусь, я никогда его раньше не видел! Поверьте, прошу вас!
Гимн помедлил.
– Я верю, – сказал он наконец. – Пусть это будет тебе предостережением. Стань лучше. Перестань жульничать.
– Да, мой господин.
Гимн Света кивнул слугам и ушел вместе с Лларимаром.
– Я действительно чувствую себя богом, – заметил Гимн. – Ты видел, как я заставил его раскаяться?
– Великолепно, ваша милость, – согласился Лларимар.
– Так что ты думаешь об их показаниях? Творится что-то странное, не так ли?
– Я все еще гадаю, почему вы взялись расследовать это дело, ваша милость.
– А чем мне еще заниматься?
– Быть богом.
– Переоцененное занятие, – ответил Гимн, направляясь к оставшемуся свидетелю. – Есть свои преимущества, но рабочий график кошмарный.
Лларимар хмыкнул, а Гимн подошел к последнему свидетелю, невысокому жрецу в желтом с золотом. Он был явно моложе своих собратьев.
«Его выбрали, чтобы преподнести мне ложь в надежде, что он выглядит невинно? – отстраненно подумал Гимн. – Или я слишком самонадеян?»
– Что можешь рассказать? – спросил он.
Юный жрец поклонился:
– Я шел по делам – нес в святилище пророчества, записанные со слов госпожи. Я услышал отдаленный шум где-то в здании и выглянул в окно, но ничего не увидел.
– Где ты находился? – спросил Гимн.
Молодой человек указал на окно.
– Вон там, ваша милость.
Гимн Света нахмурился. Жрец был на противоположной от места убийства стороне здания. Однако именно оттуда нарушитель проник во дворец.
– Ты мог видеть вход, где злоумышленник обездвижил двух стражников?
– Да, ваша милость, – ответил он. – Хотя сразу я их не увидел. Я уже почти отошел от окна, чтобы поискать источник шума. Но как раз в этот момент я заметил в свете фонарей у входа нечто странное – движущуюся фигуру. Только тогда я увидел стражников на земле. Я подумал, что они мертвы, и испугался темной фигуры рядом с ними. Я закричал и побежал за помощью. Но когда мне удалось хоть кого-то найти, человек уже ушел.
– Ты спустился поискать его? – спросил Гимн.
Жрец кивнул.
– Сколько времени тебе понадобилось?
– Несколько минут, ваша милость.
Гимн медленно кивнул.
– Отлично. Благодарю.
Молодой человек направился к остальным жрецам, но его Гимн остановил:
– Подожди. Тебе удалось как следует разглядеть злоумышленника?
– Не слишком, ваша милость, – ответил жрец. – Он был в темной одежде, не очень примечательной. И слишком далеко, чтобы я его рассмотрел.
Гимн жестом отпустил его, задумчиво потер подбородок и взглянул на Лларимара:
– Ну?
Тот поднял бровь:
– Что «ну», ваша милость?
– Что ты думаешь?
Лларимар покачал головой:
– Честно говоря… не знаю, ваша милость. Однако очевидно, что это важно.
Гимн помедлил.
– Важно?
– Да, ваша милость, – согласился Лларимар. – То, что сказал слуга с раненой рукой. Он упомянул черный меч. Помните, вы его предсказали? Этим утром, на картине?
– Это было не предсказание, – сказал Гимн. – Он действительно был на картине.
– Именно так и рождаются пророчества, ваша милость, – ответил Лларимар. – Разве не понимаете? Вы смотрите на картину, и перед вашим взором возникает образ. Я же вижу лишь случайные красные мазки. Сцены, которые вы описываете – ваши видения – и есть пророчества. Вы – бог.
– Но я видел именно то, что изображала картина! – заявил Гимн. – Еще до того, как ты сказал мне название.
Лларимар кивнул со знающим видом, словно сказанное подтверждало его мнение.
– Ладно, неважно. Жрецы! Все вы несносные фанатики. В любом случае, ты согласен, что здесь творится что-то очень странное.
– Определенно, ваша милость.
– Отлично, – сказал Гимн. – Тогда, будь добр, перестань жаловаться на мое расследование.
– По правде говоря, ваша милость, – заметил Лларимар, – теперь просто необходимо, чтобы вы не вмешивались. Вы предсказали случившееся, но вы – оракул. Вы не должны взаимодействовать с предметом ваших предсказаний. Если вы станете участвовать в событиях, то можете нарушить равновесие.
– Мне нравится нарушать равновесие, – возразил Гимн Света. – Это очень, очень увлекательно.
Как обычно, Лларимар не отреагировал на то, что от его совета отмахнулись. Но когда они направились к основной группе, жрец спросил:
– Ваша милость, просто, чтобы утолить любопытство. Что вы думаете об убийстве?
– Очевидно, что злоумышленников было двое, – лениво ответил Гимн. – Первый – крупный человек с большим мечом, он оглушил охранников, напал на слуг, выпустил безжизненное животное и исчез. А за ним пришел второй – тот, кого видел молодой жрец. И именно второй – убийца.
Лларимар нахмурился:
– Почему вы так считаете?
– Первый гость старался не убивать, – объяснил Гимн. – Оставил стражников в живых, хотя они и представляли для него угрозу, потому что могли в любой момент очнуться и поднять тревогу. Не выхватил меч, столкнувшись со слугами, а попытался их оглушить. Ему незачем было убивать связанного пленника – особенно учитывая, что свидетели уже сбежали. Однако, если был второй… что ж, это логично. Связанный слуга пришел в себя, когда появился второй злоумышленник. Его видел только убитый.
– Итак, вы думаете, что еще кто-то последовал за человеком с мечом, убил единственного свидетеля и потом…
– Оба они пропали, – закончил Гимн. – Я нашел потайной люк и думаю, что под дворцом могут быть проходы. Все это вроде бы очевидно. Но кое-что совсем не очевидно.
Он взглянул на Лларимара и замедлил шаг, пока они не достигли других слуг и жрецов.
– И что же, ваша милость? – спросил Лларимар.
– Как, во имя Цветов, я все это вычислил!
– Я и сам теряюсь в догадках, ваша милость.
Гимн покачал головой:
– Это пришло из прошлого, Тушкан. Все мои действия кажутся совершенно естественными. Кем я был до смерти?
– Я не знаю, что вы имеете в виду, ваша милость, – отвернулся Лларимар.
– Ну прекрати, Тушкан. Большую часть жизни после возвращения я провел в праздности, но как только кого-то убили, я вскочил с постели и не смог сдержать желания разнюхать все вокруг. Это не кажется тебе подозрительным?
Лларимар не смотрел на него.
– Цвета! – выругался Гимн. – Был ли я хоть кем-то полезным? Я уже начал убеждать себя, что умер как-то разумно, скажем, свалившись спьяну с крыльца.
– Вы знаете, что ваша смерть была героической, ваша милость.
– Может, это было очень высокое крыльцо.
Лларимар только покачал головой:
– В любом случае, ваша милость, вы знаете, что я не могу ничего говорить о том, кем вы были раньше.
– Но откуда-то эти инстинкты взялись, – сказал Гимн, подходя к собравшимся у ворот дворца.
Главный жрец уже вернулся с маленькой деревянной коробкой, в которой кто-то яростно царапался.
– Благодарю, – бросил Гимн, выхватил коробку и пошел дальше, даже не замедлив шага. – Говорю тебе, Тушкан, я недоволен.
– Этим утром вы казались очень довольным, – заметил Лларимар, когда они двинулись прочь от дворца Звезды Милосердия. Ее жрец остался у входа, с невысказанной жалобой на устах, а свита Гимна Света потянулась за своим богом.
– Я был счастлив, – ответил Гимн, – потому что не знал, что творится. Как я могу продолжать праздную жизнь, когда меня влечет к расследованиям? Честно говоря, это убийство полностью разрушит мою заработанную с таким трудом репутацию.
– Сочувствую, ваша милость, что вам не по нраву такая мотивация.
– Совершенно верно, – вздохнул Гимн, передавая коробку с бешеным безжизненным грызуном. – Держи. Как думаешь, мои пробуждающие обойти ее управляющую фразу?
– Это же просто животное, ваша милость. Оно не сможет ничего сказать.
– Пусть все равно попробуют, – приказал Гимн. – А пока мне надо еще поразмышлять над этим делом.
Они отправились к себе во дворец. Внезапно Гимн осознал, что назвал убийство «делом». Раньше он никогда не использовал слово в таком значении, но понял, что оно подойдет. Инстинктивно. Автоматически.
«Когда я был возвращен, мне не понадобилось учиться говорить, – подумал он. – Мне не нужно было заново учиться ходить, читать или еще что-то делать. Я потерял только личную память. Но явно не всю».
И он подумал о том, что нужно проверить, что еще он умеет.
