Глава 9

Бегство

Над гаванью Кеппел стоял запах людей, мешанины беженцев всякого рода – отступавших солдат, стоических женщин из администрации колонии, перепуганных китайцев, ошеломленных колониальных семейств. Все, к чему они привыкли, оказалось песочным замком, построенным на берегу перед приливом. Некоторые беженцы принесли с собой все, что имели. Другие владели лишь тем, что на них было надето.

Матроны, одетые для вечернего чаепития, смешались с почти голыми беженцами. Угрюмые мужчины с винтовками бились за места в очереди с матерями, прижимавшими к груди младенцев.

Глаза всех были устремлены на главный приз – место на борту одного из суденышек, стоявших на якоре в стороне от пирса Клиффорда, в ожидании беженцев, которых надо было увезти от неистовствовавших японцев. Беженцы волна за волной накатывали на импровизированный флот спасательных судов, точнее, тех судов, которые оставались на плаву. Во время предшествующих налетов десятки лодок были потоплены в гавани. Над мелкой водой в прибрежной полосе торчали мачты затонувших судов.

Было 12 февраля 1942 года. Менее чем восемь месяцев назад британские войска, отступавшие под натиском вермахта, избежали уничтожения на пляжах Франции, когда собранная из самых разных судов спасательная флотилия перевезла более трехсот тысяч солдат из Дюнкерка через Английский канал в Англию. В Сингапуре ту же героическую миссию предстояло выполнить импровизированной флотилии из 183 судов. Это было Дюнкерком в миниатюре. Однако сингапурская эвакуация не достигла результатов, даже близких к результатам дюнкеркской операции, хотя невероятные храбрость и сила духа, которые будут проявлены в ближайшие часы, дни и недели, даже превзойдут подвиги, совершенные в Английском канале.

Канонерки, «Кузнечик» и однотипные «Стрекоза и «Скорпион», были самыми крупными спасательными кораблями. Джуди, стоя на палубе «Кузнечика», наблюдала за творившимся на берегу хаосом. Если неразбериха и привела собаку в необычайно нервное состояние, она его не проявляла. Джуди спокойно сидела у лееров, иногда переходила на другой борт только для того, чтобы вернуться обратно, так, словно демонстрация обнаженных эмоций на пирсе пригвоздила ее к месту.

Чувства собаки оскорбляли шум и особенно запахи, царившие в гавани. Небо застилал черный дым, закрывая солнце. В ноздри пойнтера проникал ужасный смрад, который мог исходить только от человеческой толпы. Даже люди с их более слабым обонянием зажимали носы. Обычный для береговой линии запах гниющих водорослей, рыбы и горючего смешивался с появившейся по причине разрушения канализационной системы вонью свежих экскрементов. Но эти запахи перекрывал запах разбомбленного города. Запах сгоревшего каучука, расплавившихся металлических балок, древесины, обращенной в пепел, и смрад разлагающихся жертв японского наступления соревновались за место самого сильного возмутителя чувств. Всех вокруг тошнило от ужасной вони.

Тем временем бомбы продолжали падать, и многие из них – прямо в доки. Долгие периоды вынужденного удушающего бездействия, вызванные попытками военных моряков организовать посадку на корабли и отступление, прерывали моменты появления японских самолетов, приводившие людей в смятение. Визг падающей бомбы сливался с воплями беженцев. Затем следовал взрыв, который часто оказывался более тихим или менее впечатляющим, чем ожидали многие. Бомбы часто падали мимо, взрывались в гавани, поднимая фонтаны темной воды, или рвались в городе, за спиной беженцев, усиливая огненные языки пожаров. Но некоторые бомбы все же попадали в доки, и стоны только что раненных и тех, кто умирал, усугубляли ужас, царивший в гавани[1].

В этом кромешном аду Джуди сохраняла сверхъестественное спокойствие, временами, когда с неба сыпались бомбы, отходя под стальное прикрытие мостика. Для Джуди жуткие сцены войны и человеческих страданий были не в диковину. В годы, которые собака провела в Китае, она видела много страданий и сделанных в гневе выстрелов. Невозможно точно сказать, помогли ли эти воспоминания перенести хаос, творившийся в гавани, но такое предположение представляется обоснованным. Темперамент собак так же индивидуален, как и темперамент людей, и Джуди уже доказала свое хладнокровие и самообладание под огнем. Неудивительно, что она не позволяла безумию взять над нею верх.

Одним из первых кораблей, покинувших гавань, была канонерка «Скорпион», которая ушла из Сингапура еще 10 февраля, вскоре после того, как в предшествующие недели ее здорово потрепали японцы. Одним из членов экипажа «Скорпиона» был Чарльз Гудьйер, друг Джуди, еще в Китае пригласивший ее на свадьбу. Теперь Джуди стояла, положив передние лапы на леер, смотрела на проходивший мимо «Скорпион» и душевно гавкнула помахавшему ей с борта Гудьйеру.

Это был последний раз, когда люди видели Гудьйера или его корабль. Японские самолеты повредили «Скорпион». Позднее на пути на Яву канонерку добили корабли японцев.

Два небольших гражданских транспорта, переоснащенных под военные цели, отплыли в ночь на 12 февраля под прикрытием темноты. «Кунг Во», ободранное судно, некогда служившее паромом на Янцзы (Джуди часто переправлялась на нем, когда в более мирные времена служила на «Моските»), превратили в минный заградитель британских ВМФ. Теперь «Кунг Во» предстояло сыграть важную роль в эвакуации.

В предшествующие недели «Кунг Во», стоявший в гавани, неоднократно бомбили японцы. На судне осталось только три спасательные шлюпки, но даже они были пробиты осколками и пулями. Заметив это, несколько прозорливых людей уже отказались эвакуироваться на «Кунг Во».

В числе 140 беженцев, поднявшихся на борт «Кунг Во», была группа журналистов, в том числе Макдэниел, который ушел в порт сразу же после того, как закончил свой последний репортаж из разбомбленного города, британский специалист по отношениям с общественностью Генри Стил, австралиец Этоул Стюарт и молодая, очень хорошенькая китаянка по имени Дорис Лим. Дорис была помощницей Вонг Хай-Шена, более известного как Репортер Вонг. Вонг заслужил мировую славу своими фото и кинорепортажами зверств, совершенных японцами в Китае. Сделанный Вонгом снимок «Шанхайский ребенок», на котором был изображен брошенный новорожденный, плакавший в развалинах железнодорожного вокзала разбомбленного города, обошел весь мир как наглядное доказательство варварства японцев[2].

Вонг уже покинул обреченный Сингапур, для того чтобы распространить на Западе некоторые снимки происходившего. Дорис, выросшая в американском женском монастыре в Шанхае, прекрасно говорила по-английски. Она осталась в Сингапуре, чтобы эвакуировать кое-какое оборудование, и продолжала другую свою деятельность – то есть вела разведку для британцев. Во время японского вторжения в Китай Дорис Лим уже была агентом разведки, потом бежала в Сингапур, буквально на шаг обогнав японцев, которые знали о том, кто она и чем занимается.

Теперь она выбиралась из Сингапура, снова на шаг обгоняя японцев. Но японцы предпринимали постоянные попытки пресечь эвакуацию и отправили на бомбардировку гавани больше самолетов. Стюарт описал происходившее в статье, опубликованной многими австралийскими газетами:

«Мы провели в ожидании у пирса два часа. В небе появились пикирующие бомбардировщики и бомбардировщики, работавшие с большой высоты. Не успевал прозвучать отбой одной воздушной тревоги, как звучал новый сигнал, который подавали воющие как собаки динго сирены. Разрывы бомб, падавших на причалы гавани Кеппел, смешивались с лающим звуком зенитных орудий. Толпа на пирсе Клиффорда дружно упала лицом вниз, как молящаяся община. Будь эти люди в церкви, они не смогли бы взывать к Богу более страстно. Богохульства приобрели убедительность настоящих молитв».

Пока журналисты на пирсе пытались оправиться от бомбежки, Дорис, одетая в синюю рубашку и брюки, расположила к себе мужчин своим хладнокровием. «Она относилась ко всему происходившему вокруг как к своеобразной забаве», – вспоминал Джоффри Брук, человек, спасшийся с «Принца Уэльского» и находившийся на «Кунг Во» в качестве члена команды. Брук был одним из примерно двухсот человек, поднятых из воды после гибели оперативной группы Z и ставших членами команд других судов и кораблей.

Как только «Кунг Во» вышел в море, журналисты вместе с матросами стали подбрасывать уголь в топки, но тут судно снова начали бомбить. По словам Стюарта, два попадания японских бомб оставили «пробоину, которая определенно была «сделана в Японии». К счастью, «Кунг Во» находился вблизи маленького островка, куда и устремилось судно, которое покидали люди. «Кунг Во» получил повреждение, но не затонул, а стал на якорь в ожидании помощи.

Другое маленькое судно, которое было реквизировано британским ВМФ, называлось «Вайнер Брук»[3]. Это судно скрытно ушло из Сингапура 12 февраля. С начала войны оно неоднократно подвергалось бомбардировкам. За несколько недель маневрирования под бомбами команда судна «Вайнер Брук», а особенно – его капитан Р. Э. Бортон по прозвищу Табби, научились вполне прилично уклоняться от угроз воздушного нападения.

«Вайнер Брук» был своего рода гибридом крупной частной яхты и маленького пассажирского судна длиной около 76 метров и шириной около 14 метров. Сообщения о том, сколько человек можно было разместить на борту, разнятся, но все согласны с тем, что судно было перегружено большим числом обезумевших беженцев. Тем не менее Бортон взял на борт всех, кто оказался у его корабля в ночь отплытия. Всего на судно погрузилось 330 человек, по большей части гражданские, женщины и дети.

В их числе были 65 медсестер австралийской армии («сестрички-медички», как их прозывали австралийские солдаты), не успевшие вместе с остальными соотечественниками на борт лайнера «Звезда Империи»[4].

Медсестры под командованием старшей сестры Оливии Плашке смело вели себя под огнем, собирая письма остававшихся в городе австралийских солдат на родину. Сестры рыдали, принимая прощальные весточки солдат, а те, не стесняясь, сами плакали и обнимали сестер так же крепко, как обняли бы членов своих семей, которых уже не чаяли увидеть вновь.

Они укрывались от тех самых бомб, которые описывал Этоул Стюарт. Офицер ВМФ, наблюдавший за эвакуацией, отметил исключительную смелость и спокойствие, которые сестры проявили под огнем:

«Воздушные налеты приводили к тяжелым потерям среди эвакуируемых людей. К шуму орудий добавлялись крики и стоны раненых и умирающих. Повсюду вперемешку с жалкими остатками разбросанных раскрытых чемоданов лежали тлеющие и разорванные тела. Для того чтобы избежать полной паники, остро необходимо было успокоить выживших и создать им защиту. Храбрые сестры всегда первыми откликались на просьбы о помощи, и самообладание и душевная стойкость этих женщин резко контрастировали с поведением некоторых мужчин».

В сумерки сестер взяли на борт «Вайнера Брука». Одна из них, Вивьен Буллвинкль, вспоминает свои первые ощущения от пребывания на «маленьком, неприглядном, темно-сером судне».

Вивьен (ее никогда не называли Вив; друзья именовали ее Забиякой) было 26 лет. Уроженка находившегося в Южной Австралии, в 100 километрах от Аделаиды города Капунда, где добывали медь, Вивьен в старшей школе была отличной спортсменкой, высокой и стройной, пожалуй, даже долговязой, с синими глазами и коротко постриженными прямыми волосами, которые от тропической влажности слегка вились. Вивьен страдала плоскостопием, что помешало ей стать медсестрой в австралийских ВВС, но в медицинской службе армии не было таких ограничений.

Примечательно, что Вивьен получила звание лейтенанта. В своих мемуарах White Collies («Белые кули») коллега Вивьен и военнопленная Бетти Джеффри писала: «Она никогда не была слишком чувствительной». Легкое отношение Вивьен к жизни сослужит ей хорошую службу в ближайшие часы.

Капитан Бортон вывел судно на середину гавани, чтобы дождаться полной темноты, которая давала возможность уйти в море. Вокруг судна на лодках плавали небольшие группы людей, умолявших принять их на борт и спасти. «Вайнер Брук» и так уже был опасно перегружен, поэтому Бортону, членам его малайской команды и австралийским медсестрам оставалось только затыкать уши и игнорировать душераздирающие крики остающихся.

Примерно в 10.15 вечера судно скрытно вышло из гавани, оставив за кормой полыхающий горизонт. Годом ранее эвакуируемые ныне люди приехали в совсем другой Сингапур и наслаждались космополитичным, энергичным городом, ведь многие из них, как Буллвинкль, были родом из маленьких городков, затерянных в австралийском буше. Теперь они бежали, как писала Джеффри, со «сцены, которую им никогда не забыть». Они были солдатами разбитой армии, покидавшими любимую новую родину, лежавшую в руинах. Группа медсестер начала петь «Танцующую Матильду», но мучительность момента заставила их замолчать после первой же строки. На судне воцарилась тишина.

* * *

Положение в гавани Кеппел на следующий день стало еще более напряженным и ужасным. Джуди и другие члены команды «Кузнечика» проснулись от шума города, который вот-вот будет захвачен. На рассвете мощный звук артиллерийского заградительного огня (снаряды рвались совсем близко от корабля) заставил моряков и собаку покинуть койки. В небе регулярно появлялись японские бомбардировщики, которые летали над гаванью совершенно безнаказанно и наносили бомбовые и штурмовые удары по группам гражданских, собиравшихся на открытых пространствах. Огонь вели беспорядочно: бегущие британские и австралийские солдаты, японцы и гражданские снайперы палили из винтовок. И очень часто корабельные орудия открывали огонь в слабой попытке оказать противодействие наступлению, которое клало конец господству Великобритании в Сингапуре.

Но горькие причитания и вопли мужчин, женщин и особенно детей, собравшихся на пирсе, должны были вывести Джуди из равновесия. Она привыкла к улыбкам на лицах окружавших ее людей. В особенности это относилось к детям. А теперь ей оставалось лишь бессильно смотреть, поджав хвост, на то, как плачут дети, а все кругом вопят.

Где-то в середине утра канонеркам отдали приказ принять на борт беженцев и приготовиться к отплытию, которое было намечено на вечер. Джуди сразу же вышла из своей унылой летаргии и начала возбужденно прыгать вокруг первых поднявшихся на борт беженцев.

Погрузка на «Кузнечик» выглядела какой угодно, только не обычной и упорядоченной. «Посадка, – рассказывал впоследствии один из матросов, – представляла собой попытки людей вскарабкаться на судно. Или же их затаскивали на борт те, кто уже находился на корабле». Установить точную численность взятых на борт беженцев невозможно, и оценки очевидцев сильно разнятся. Кто-то оценивает ее в 50 человек, другие говорят о ста пятидесяти, что было примерно втрое больше численности экипажа и обычного числа пассажиров на борту. И это не считая других военных, находившихся на канонерке. Истина лежит, вероятно, посередине, где-то ближе к более высокой оценке. На канонерке находились медсестры, саперы, престарелая супружеская чета из Новой Зеландии, мистер и миссис Дэмпен-Смит, сына которых эвакуировали на другом судне, несколько целых семей и много других людей (в том числе полдесятка японских военнопленных под строгим надзором офицера разведки лейтенанта Г. М. Кларка). И все попавшие на борт были ошеломлены развитием событий.

Ведь всего девять недель назад все было хорошо. Они жили мирной жизнью, заботясь о семьях, друзьях, о своей карьере, образовании и удовольствиях. С головокружительной быстротой все это было сметено вторгшимися японцами. Мечты и надежды ушли, а вместе с ними исчезла и большая часть собственности и ощущение безопасности. Теперь единственно важным стало выживание, а оно висело на волоске.

Делом Джорджа Уайта как ответственного за корабельные припасы было поскрести по сусекам и найти способ накормить появившихся на борту новых людей. Большую часть дня Джордж тратил на организацию, выколачивание и выклянчивание дополнительной пищи и воды. Разумеется, то же самое делали и другие ответственные. Было совершенно ясно, что необходимо вводить строгое нормирование. И все же Уайту удалось встречать каждого пассажира «Кузнечика» чашкой чая и плиткой шоколада.

А Джуди делала все, что могла, чтобы успокоить толпу оказавшихся на борту гражданских. Она все время ластилась к плакавшим, перепуганным детям, а также, по словам Уайта, «лично приветствовала почти каждого на борту».

В некотором отдалении у пирса Клиффорд стояла канонерка «Стрекоза», тоже переведенная в Сингапур с реки Янцзы. На «Стрекозе» было 150 британских солдат и еще 75 членов команды-малайцев, в общей сложности 225 человек (как и в случае с «Кузнечиком», отчеты о численности находившихся на борту расходятся, поскольку царивший в гавани хаос исключал точный учет). Командовали «Стрекозой» коммандер Альфред Спротт и лейтенант Сидней Айли. На этой канонерке было больше эвакуирующихся солдат, чем на «Кузнечике», в том числе разрозненные остатки роты Восточно-Саррейского полка. Из двухсот человек, числившихся поначалу в роте, осталось только четырнадцать.

В то время, когда канонеркам приказали принять на борт пассажиров, такой же приказ был отдан еще многим мелким судам, которые ВМФ Великобритании собрал после гибели оперативной группы Z в импровизированную флотилию. В ее состав вошли два вспомогательных патрульных корабля ВМФ, которые использовали для эвакуации личного состава и гражданских лиц. Этими кораблями были «Тянь Кван» и «Куала», танкерные суда, переоборудованные под военные цели. Фрэнк Уильямс и его коллеги по ВВС уходили из Сингапура на борту «Тянь Кван», хотя приказы об эвакуации только-только были разосланы.

До сих пор к Фрэнку Уильямсу война не оборачивалась своей славной стороной. Уильямс занимался, в сущности, бесконечным устранением неполадок секретных радарных систем, которые все еще работали, хотя британские ВВС были сметены с неба японцами. Теперь Фрэнк стремительно бежал от армии, над которой он и его товарищи смеялись всего лишь три недели назад.

Утром 13 февраля операторы радиолокационных станций ждали указаний об эвакуации в библиотеке Ruffles. В 11 утра пришел приказ: двигаться в гавань Кеппел как можно быстрее и подготовиться к отплытию из горящего города. Официальный отчет Министерства авиации уточнял: «Принять особые меры к тому, чтобы не попасть под наблюдение. Не брать с собой вещмешков и постельных принадлежностей. Взять только оружие и продовольствие на четыре дня. Последние два километра до гавани пройти пешим строем, группами не более чем по десять человек».

Спешно прибыв на пирс, где царил беспорядок, эвакуирующиеся военнослужащие ВВС были направлены на «Тянь Кван», и Фрэнку пришлось стоять в длинной очереди в ожидании погрузки вместе с 265 операторами радиолокационных станций, многочисленными солдатами армии и несколькими гражданскими, преимущественно китайцами, служившими в Китайском банке. В этот момент Фрэнк находился недалеко от Джуди, которая смотрела на происходившее в порту с палубы «Кузнечика», но Фрэнк не заметил пойнтера. «Тянь Кван» стоял на якоре недалеко от берега, и людей перевозили на корабль целый день.

Когда людей посадили на корабль, они заметили на «Тянь Кван» последствия боевых действий – глубокие, рваные пробоины в надстройках и смятые листы стальной обшивки. В предыдущие недели «Тянь Кван» входил в состав кораблей противолодочной обороны и охранял другие суда. На «Тянь Кван» был запас глубинных бомб и четырехдюймовое орудие на корме. По словам Сэддингтона, это было «крохотное суденышко водоизмещением всего в несколько тонн, с одной короткой трубой. Судно нуждалось в покраске».

Командовал «Тянь Кван» лейтенант ВМФ У. Дж. Бриггз. Водоизмещение корабля составляло 731 тонну, в длину он был чуть менее 60 метров, а в ширину вряд ли достигал 9 метров, так что у Фрэнка и его товарищей, возглавляемых майором авиации Реем Фрейзером, места было немного. Один из эвакуируемых на «Тянь Кван» людей, китаец Ванг Хуа-Нан, писал, что военные «носили пробковые спасательные жилеты, или у них были надувные резиновые мешки. Нам на палубе едва хватило места для того, чтобы сидеть, прижавшись спинами друг к другу». Среди эвакуируемых на «Тянь Кван» были семь врачей-женщин, остававшихся в городе до получения приказа покинуть Сингапур, а также небольшая группа военнослужащих и девять пленных японцев. Как вспоминает Сэддингтон, к моменту отплытия «все уголки и закоулки маленького корабля оказались заняты».

Настроение в отступающих войсках было на нуле. На борту «Тянь Кван» Фрейзер, дородный начальник группы, проорал Фрэнку и другим людям из ВВС, что корабль, на котором они находятся, плоскодонное речное судно, и любое резкое движение группы пассажиров может его перевернуть. Поэтому, патетически добавил Фрейзер, любой ходящий по кораблю будет убит. Один из военнослужащих ВВС в сердцах процедил сквозь зубы: «Да заткнись ты».

Рядом с «Тянь Кван» стоял другой переоборудованный пароход, «Куала», который загружали до предела. Пассажиры «Куала» представляли собой более пеструю толпу: среди них были медсестры, сотрудники Министерства общественных работ и разные гражданские лица. По подсчетам находившегося на борту Г. Дж. Пейджа, директора Малайского института изучения каучука, 26 человек из них были европейцами.

«Куала» была крупнее «Тянь Кван» и так же, как «Тянь Кван», битком набита беженцами и вещами, которые те смогли протащить с собой на борт. В общей сложности, «Куала» вышла в море с 500–600 пассажирами на борту. Командовал судном лейтенант Уильям Кэйтнесс, дюжий, весивший больше 100 килограммов шотландец из Абердина.

В 5.15 вечера дали команду: «Укрыться!», потому что в небе появились японские самолеты, сбросившие несколько бомб, которые взорвались рядом с местом погрузки на «Куала» и «Тянь Кван». Нескольких человек (большинство из них ожидало погрузки на «Куала») убило либо прямым огнем, либо в результате взрывов стоявших рядом автомобилей. Несмотря на бойню или, возможно, потому, что все просто не обращали на нее внимания, вскоре после налета посадка на корабли возобновилась. Сэддингтон отметил: «В крае металлического шлема летчика появилась рваная дыра, но сам летчик не пострадал. Я подумал о его шансах на благополучное возвращение домой, где он продемонстрирует это напоминание о моменте, когда счастливо избежал смерти».

«Тянь Кван» и «Куала» вышли из гавани первыми, в 6.15, через час после смертельного налета. Оба корабля выбрали якоря и осторожно пересекли гавань, которая кишела лодками.

«Кузнечик», на котором находилась Джуди, загруженный, казалось, до предела, начал выходить на середину гавани, переполненной судами, но потом получил приказ вернуться к докам, где новая волна беженцев штурмовала пристань. Хотя на судах каждый сантиметр был занят бегущими от японцев людьми, команды спешно переложили небрежно уложенный груз и уплотнили пассажиров так, чтобы появилось свободное место. Даже после наступления темноты над головами находившихся в гавани людей продолжали жужжать японские самолеты, что усиливало хаос и напряжение в процессе погрузки. Затем шум усилила артиллерия. «Мы попали под огонь орудия, стрелявшего со стороны плавательного клуба, находившегося к востоку от города, – вспоминал гражданский беженец Д. Э. К. Роббинс. – Мы видели вспышку выстрела, затем слышали звук, а потом снаряд взрывался неподалеку от нас в воде. В нас ни разу не попали – все же нашему судну везло». Когда канонерка была заполнена людьми до отказа (и сверх того, до опасной перегрузки), Хоффман отдал наконец приказ выходить из доков. Вопли беззащитных несчастных, оставшихся японцам, преследовали отплывающую канонерку.

* * *

«Стрекозе» было приказано ждать последнего момента и подбирать солдат, стремительно отступавших к докам. У. Дж. Лонг, член команды, валлиец, известный под кличкой Тафф (кличку дали потому, что Лонг был родом из долины реки Тафф, протекавшей через Кардифф), вместе с несколькими другими матросами получил подробные инструкции, как в этом хаосе найти людей, которые должны покинуть город на канонерке. «Нам выдали винтовки со штыками и сгрузили на набережную», – писал Лонг годы спустя. «Пули щелкали по металлическим стенам складов. Мы понятия не имели, кем пущены эти пули – своими или противником. Многочисленные пожары, отбрасывавшие отблески повсюду, нагнетали жуть. Над землей поднимался едкий дым, собиравшийся в плотные клубы, и воображение заставляло нас видеть врага там, где его не было. Или все-таки был?»

Каким-то чудесным образом Лонгу и его группе удалось найти солдат, и они, подгоняемые рвавшимися на пирсе минами, бегом устремились на «Стрекозу». Осколки снарядов летали, не разбирая своих и чужих. «Возвратившись, все участники вылазки на берег забросили оружие через леера и взобрались на борт, бормоча несколько хорошо выбранных слов облегчения», – вспоминал Лонг.

«Стрекоза» убрала трап, хотя последний из ее офицеров появился с последней группой солдат. Вокруг них рвались мины и снаряды. Стоявший на мостике лейтенант Айли прокричал: «Больше ждать нельзя! Отваливаем! Отваливаем от берега!» Но никто не отвязал кормовой швартовый, поэтому набравшая скорость канонерка просто оторвала его с оглушительным треском и отчалила.

«Кузнечик» начал наконец выходить из гавани, когда наступила темнота, но потом получил по радио приказ вернуться для выполнения мерзкой задачи. Канонерка открыла огонь и потопила в гавани несколько мелких, брошенных и полузатопленных судов разных размеров, чтобы они не достались врагу.

Наконец, в 12 ночи 14 февраля настало время уходить. Хоффман повернул корабль к морю и устремился к «Стрекозе» на максимальной скорости. Две канонерки составили мини-конвой, головным кораблем которого стала «Стрекоза». Впереди канонерок разными курсами в том же направлении шли «Куала» и «Тянь Кван».

Пунктом назначения всех судов и кораблей, в том числе десятков мелких, уходивших из охваченного вихрем Сингапура, была столица Голландской Ост-Индии Батавия[5]. Город и страна впоследствии были переименованы в Джакарту и Индонезию, но романтическое название, навевавшее мысли о долгих океанских плаваниях в поисках бесценных пряностей, осталось одним из немногих пережитков колониальной эпохи, вызывающим ностальгию, а не содрогание. Батавия находилась на Яве, острове Индонезийского архипелага, который образует цепь островов, начинающуюся с Суматры. Значительное западное присутствие обещало немедленную и безопасную эвакуацию на более крупных судах в Индию, на Цейлон или в Австралию. Суматру суда, перевозившие беженцев из Сингапура, обходили, поскольку этот крупнейший остров архипелага располагался слишком близко к Малайе и Сингапуру. Захват Суматры японцами считался делом нескольких дней.

Обычно от Сингапура до Батавии плавали широким проливом, лежавшим к западу от острова Борнео. Потом корабли, идущие в Батавию, резко поворачивали вправо у большого острова Танъюнг-Пандан и шли на Яву. Но времена были необычными. В небе над этим морским путем господство японцев было настолько полным, что любое находившееся в море судно крупнее гребной лодки обнаруживали и топили. Тем временем огромная шпионская сеть, которая была построена в Сингапуре, обеспечивала японцев точными данными о каждом уходящем на восток судне, вплоть до серийных номеров.

Итак, «Кузнечику» и другим ушедшим из Сингапура судам надо было держаться ближе к группе островов, испещрявших море южнее Сингапура, как капли, упавшие с кисти Джексона Поллока. Эти сотни вулканических конусов были малой частью более чем тринадцати тысяч островов, составлявших Голландскую Ост-Индию и несколько более мелких архипелагов Рио и Лингга. Размерами острова были от мелких до микроскопических и по большей части являлись необитаемыми. Многие из них заросли джунглями, которые днем давали крайне важное прикрытие от японских разведывательных самолетов. План отступавших заключался том, чтобы под прикрытием чернильной темноты океанской ночи быстро выйти в открытое море, потом, когда над горизонтом встанет солнце, стать на якорь вблизи берегов одного из тысяч островов, желательно, у острова с высокими пальмами, осеняющими пляж. Под этим пологом кораблям с беженцами предстояло прятаться весь день, а затем продолжить путь и добраться до следующего острова по звездам. При удаче корабли должны были дойти до Батавии прежде, чем их обнаружат японские летчики.

Когда они уходили в море, команда и пассажиры всех судов смотрели на оставшийся позади Гибралтар Востока. Над нефтяными резервуарами вздымались огромные языки пламени. Резервуары взорвали, чтобы они не достались японцам. Над разрушенным городом стелился черный дым. Временами берег освещал прожектор, луч которого выискивал в ночном небе атакующие самолеты. Это было сценой из «Ада» Данте, сценой, которую никто из выживших никогда не забудет.

Фрэнк описал бойню, которую он покидал. Он восстановил эту сцену для голландских авторов Г. Нойманна и Э. ван Витсена, которые будут писать книгу через много лет:

«Красное зарево горящих портовых сооружений и казарм, пожары в городе и плотные клубы дыма, подсвеченные залпами артиллерийского огня и взрывающихся гранат, создавали призрачную картину, видимую на расстоянии многих миль. Когда мы медленно проплыли мимо горящих резервуаров с нефтью и горючим на острове Пулау-Боэкоэм, каждая деталь нашего корабля была четко видна в огромном зареве, которое контрастировало с ночной теменью. Когда мы покинули этот ад, было большим облегчением почувствовать дуновение прохладного морского ветра».