В Сингапуре Джуди встретилась с двумя новыми членами команды канонерки. Первой стала обезьяна, которую купил на берегу один из новых матросов «Кузнечика»[1]. В то время Джуди сама была на берегу у чиновника таможни, трое детей которого, познакомившись с Джуди во время прогулки по канонерке, влюбились в нее. Как это часто случалось во время стоянки корабля в Сингапуре, Джуди разрешили с недельку пожить в местной семье. Для нее это было счастливым шансом, и она стала известна государственным служащим Города львов.
Когда Джуди возвратилась на канонерку, ее приветствовал новый член экипажа – примат. Работы на корабле, по большей части, прекратились: матросы смотрели, как знакомятся животные. Обезьяну по кличку Микки держали на цепи на верхней палубе. Впервые увидев Джуди, Микки поздоровался с нею, вскочив ей на спину и попытавшись проехаться на пойнтере, как жокей на чистокровной кобыле.
Джуди отчаянно воспротивилась этому и выгнула спину, пытаясь стряхнуть незваного наездника. Когда же Микки крепко вцепился ей в спину, Джуди уселась и жалобно заскулила, что вызвало у команды взрывы смеха. Приведенный в замешательство Микки спрыгнул со спины Джуди и по-товарищески обнял ее шею одной рукой, но собака не хотела никакого общения с обезьяной. Заметив, что Микки на поводке, она отбежала по палубе на расстояние, которое Микки не удалось бы преодолеть. Теперь настал черед скулить Микки, который, не имея возможности следовать за собакой, увидел, как Джуди метнулась на другой конец канонерки и скрылась в люке.
Несколько следующих дней Джуди игнорировала Микки. Потом к трапу подошел новый мичман. Он вручил документы матросу, дежурившему на палубе, и впервые поднялся на свой новый корабль. Представьте его шок, когда первым, кто его встретил, оказалась обезьяна, которая взлетела в воздух, приземлилась на плечах мичмана и сорвала у него с головы фуражку. Но, как покажут последующие годы, Джорджа Уайта нелегко было сбить с толку. Кадровый военный моряк, женатый и в возрасте слегка за тридцать, Уайт пресек смех стоявших поблизости матросов, схватив Микки, вырвав у него из лап фуражку и швырнув обезьяну на палубу.
Тут из тени вышла Джуди. Как вспоминал впоследствии Уайт, собака, «казалось, улыбалась во всю морду». С этого момента Уайт станет самым близким другом Джуди на «Кузнечике». Их сплотило раздражение, которое у обоих вызывала обезьяна. Джуди и Уайт были счастливы, когда Микки списали с корабля за неспособность выполнять обязанности и переносить океанскую качку.
Следующие 18 месяцев были относительно спокойными для Джуди, Уайта и команды канонерской лодки «Кузнечик». В тот период корабль в основном совершал челночные плавания между Сингапуром и Гонконгом под командованием трех сменявших друг друга капитанов[2]. Лейтенант Эдвард Невилл командовал кораблем 14 месяцев, а потом был переведен на другой корабль. После Невилла капитаном «Кузнечика» в апреле 1940 года стал лейтенант Роберт Алдворт, который через несколько месяцев ушел в отставку. А 21 сентября 1940 года на мостик «Кузнечика» поднялся командир Джек Хоффман. Хоффман перешел на «Кузнечик» с тральщика «Уолборо», так что для него это было повышением. Карьере Хоффмана мешало зрение: он страдал от сильной близорукости. Несмотря на это, Хоффман был основательным офицером, который сыграет важную роль, когда война доберется наконец до Сингапура.
Тем временем летом 1941 года в Сингапуре появился еще один англичанин, свежий, только что из школы, служащий британских ВВС по имени Фрэнк Уильямс. Для того чтобы этот молоденький двадцатидвухлетний парень вошел в жизнь Джуди, потребуется невероятное стечение обстоятельств. Но когда звезды сойдутся, собаку и человека свяжут узы, которые останутся нерасторжимыми на всю жизнь.
Фрэнсис Джордж Уильямс родился в Лондоне 26 июля 1919 года и стал вторым (после Дэвида-младшего) сыном в семье, где со временем будет шестеро детей[3]. Вскоре после рождения Фрэнка семья переехала на юг Англии, в расположенный на острове порт Портсмут. Семейство Уильямсов проживало в скромном доме по адресу Холланд-Роу, 38, в пляжном районе Саутси, на южной оконечности Портсмута, откуда через Английский канал недалеко до острова Уайт. Саутси – популярное среди туристов место. Путеводители по Англии призывали людей «посетить солнечный Саутси», и в летние месяцы здешние пляжи были полны отдыхающих до тех пор, пока шторма и похолодание не заставляли их поспешить домой.
Согласно налоговым документам, главой семьи, проживавшей в доме 38 по Холланд-Роу, была Мэри Энн Лэнгриш, что указывает на то, что Уильямсы делили здание с Мэри Энн и ее дочерью Элис. Возможно, в том доме жили и другие люди. Такое вряд ли было необычным для того времени. В сентябре 1928 года, когда Фрэнку исполнилось только девять лет, его отец, Дэвид Артур Уильямс, умер. Фрэнк, который боготворил отца, был безутешен. По обычаям того времени, тело умершего омыли, подготовили к погребению и оставили дома, разрешив всем, кто хотел выразить уважение покойному, посетить его. Так продолжалось до тех пор, пока запах не стал слишком сильным для жильцов.
Портсмут в то время был населен почти так же плотно, как Лондон. Город на берегу стал домом для людей, связавших свою жизнь с морем. Местные бары вроде Herd, Polar Star и Ship & Castle заполняли матросы и офицеры ВМФ Великобритании, кораблестроители, портовые рабочие, рыбаки, паромщики и моряки торгового флота, которые рассказывали о том, как едва спаслись при кораблекрушениях, и о тех, кто их покинул, будь то рыбы или женщины. Прославленный адмирал Горацио Нельсон останавливался в отеле George на набережной Портсмута, когда корабль «Виктория» готовили к битве с объединенным франко-испанским флотом Наполеона. Четырнадцатого сентября 1805 года Нельсон отплыл из Портсмута и через пять недель после этого нанес противнику сокрушительное поражение при Трафальгаре, отдав жизнь в бою и став величайшим военно-морским героем Великобритании. В память об этих событиях на набережной Портсмута установлен якорь «Виктории». Атмосфера мужественной тяжелой работы и героизма опьяняла юношу, который рос без отца.
Жизнь овдовевшей матери Фрэнка, Жанны Агнесы Уильямс, и ее большой семьи была тяжелой. Хотя они не нищенствовали, денег не хватало. Дети, которым не стукнуло еще и 10 лет, работали долгие часы на верфях и в доках. Но Фрэнк был упорным. Например, он в течение двух лет экономил деньги, чтобы собрать со случайных заработков достаточно денег для покупки велосипеда. Фрэнк смолоду воспитал в себе настойчивость и обладал способностью переносить трудности и силой воли преодолевать обстоятельства. В дальнейшем эти качества хорошо послужат Фрэнку.
Впрочем, не все было так по-диккенсовски уныло. Согласно местным историям того периода, мальчики в возрасте Фрэнка проводили долгие часы, занимаясь «промывкой грязи», то есть копались во время отлива в донных отложениях гавани в поисках сокровищ. А еще подросткам нравилось смотреть матчи футбольного клуба «Портсмут» на стадионе Фрэттон-Парк. Мальчишки взбирались на стену, окружавшую поле, причем многих из них сбивали неудачно пущенными мячами. На Южном парадном пирсе устраивали недели фейерверков, а в Бальном зале императрицы – танцы для молодежи. В кинотеатр «Рекс» манили фильмы с Тексом Риттером и о Флэше Гордоне. Мальчишки пользовались тем, что на входе билеты проверял только один сотрудник, и группами проскальзывали через заднюю дверь.
На улицах Саутси одни продавали с тележек свежих моллюсков, другие – воду из бутылок, которыми обвязывались, как поясами, и зазывали местных жителей словами «Возьмите одну на дорожку!» «Тогда в Портсмуте не было супермаркетов, – вспоминает Рут Уильямс (не родственница Фрэнка) в одной из историй о Портсмуте того времени. – В каждом квартале был свой кооперативный рынок и свой мясник. Моя мать иногда ходила на Альберт-Роуд [главную торговую улицу Портсмута], чтобы просто прогуляться там».
После смерти отца Фрэнк замкнулся. Он был застенчивым и спокойным, и его молчаливости вряд ли способствовал гвалт, царивший в переполненном доме и в школах, которые славились строгой дисциплиной и драками в коридорах. Фрэнк был зачарован атмосферой доков и прислушивался к урокам жизни, которые передавали мальчишкам просоленные, морщинистые мужчины. Эти люди, пошатываясь, выходили из пабов возле доков и гордо шествовали по улицам Портсмута в своей форме. Среди моряков всегда находился тот, кто, пусть на время, становился заменой отцу, поощряя мечты Фрэнка о морской жизни.
Примерно в то время кто-то сделал снимок молодого Фрэнка в фуражке и форме моряка, улыбающегося и отдающего честь. Этот снимок указывает на то, что Фрэнк с молодых ногтей интересовался морской жизнью. И случилось так, что весной 1935 года, когда парню было 16 лет, он пошел в торговый флот. Фрэнк уложил маленький рюкзак, обнял мать, братьев и сестер и поехал поездом в Уэльс, где доложил о своем прибытии в одном из доков Кардиффа. Новым домом Фрэнка стало судно «Харблдаун», торговый пароход лондонской компании О&С Harrison. Корабль был длиной с футбольное поле. Кадету Уильямсу присвоили личный номер (163338) и выдали медицинскую страховку местного страховщика. В карте личной информации Фрэнк указал, что цвет его глаз карий, цвет волос – каштановый, а его сложение мистическим образом оказалось «здоровым и свежим»[4].
Форма на худом теле Фрэнка висела, но, взойдя на судно, фуражку он всегда носил под должным стильным углом. Для мальчишки, больше всего любившего долгие, часто изматывающие прогулки на велосипеде и уже демонстрировавшего охоту к перемене мест, которая продолжит одолевать его всю жизнь, зов открытого моря и приключений был неотразимым.
Торговый флот Великобритании существовал с XVII века и занимался перевозкой грузов из порта в порт Британской империи, но получил формальное название только при Георге V, после Первой мировой войны. Теперь Фрэнк служил на судне, перевозившем продовольствие и материалы в гавани, разбросанные по всему свету, в основном по Атлантическому океану в США и Канаду. Есть снимки судна «Харблдаун», стоящего в доках Уилмингтона, штат Северная Каролина, примерно в то время, когда на нем служил Фрэнк. Позднее Фрэнк рассказал, что ему так понравился порт Ванкувера, куда зашло его судно, что ему захотелось когда-нибудь перевезти семью в Британскую Колумбию. Но хотя в архивах мало что сохранилось о плаваниях «Харблдауна» в период, когда на судне служил Фрэнк, запись на его мемориальном сайте повествует о том, насколько необычным, хотя и не романтичным опытом, вероятно, стала для парня жизнь на борту судна. «Хотя для молодого человека это была тяжелая жизнь, в ней было два выдающихся преимущества, которые делали ее достойной настоящего мужчины… Он пережил много волнующих приключений и попал в самые дальние уголки мира»[5].
Хотя Фрэнку нравилась морская жизнь, он мечтал еще и летать, танцевать в облаках, где осмеливались парить лишь птицы и боги. На эту мечту, несомненно, повлияло то, что только зародившаяся авиастроительная отрасль рано появилась в Портсмуте. В 1933 году компания Airspeed Ltd. открыла первый авиазавод в городе, и горожане практически каждый день могли наблюдать за рейсами авиатакси компании и испытаниями новых самолетов. Мечты о небе долгое время не оставляли Фрэнка, даже когда он плавал в открытом море. После двух длительных плаваний он покинул торговый флот и летом 1939 года, когда зарницы войны с Германией вспыхивали так же ярко, как неоновые огни в Вест-Энде, вернулся в Англию. Премьер-министр Невилл Чемберлен гарантировал независимость Польши, а Адольф Гитлер строил агрессивные планы. Двадцать второго июня, всего за два месяца до пересечения границ Польши немецкими войсками, с которого началась Вторая мировая война, Фрэнк записался в британские ВВС унтер-офицером. К тому моменту ему еще не исполнилось и двадцати лет. После медкомиссии ему присвоили личный номер и приветствовали на службе в ВВС.
К сожалению, для того чтобы летать, Фрэнк оказался слишком высоким.
Лишившись мечты стать пилотом, Фрэнк обучился отслеживать полеты других и пошел на службу оператором радиолокационной установки. Он начал обучаться на ближайшей базе ВВС в Тангмире, поблизости от Чичестера на юге Англии. Этой базе предстояло прославиться во время Битвы за Британию, так как большинство истребителей, встречавших самолеты люфтваффе над Английским каналом, вылетало с аэродрома Тангмира.
Решительному, невероятному успеху британских ВВС в борьбе с немцами в огромной мере способствовал научный прорыв, заключавшийся в открытии радиолокационного обнаружения самолетов. С 1935 года, когда принимающая станция начала уверенно получать радиоволны, которые отражались от биплана-бомбардировщика Heyford, летевшего почти в 15 километрах от станции, Великобритания лидировала в разработке технологии радиолокации. Преимущество было очевидным: радиолокация позволяла англичанам обнаруживать приближающиеся вражеские самолеты, когда они находились еще далеко, и выводить самолеты-перехватчики в нужные районы. Напряженная работа над новой технологией позволила британским пилотам сверхъестественным образом оказываться на позициях, позволявших сбивать немецкие бомбардировщики. Применение радаров было строго охраняемым секретом. Дело доходило до смешного. Когда журналисты спросили капитана ВВС Джона Каннингэма по прозвищу Кошачий Глаз, как ему удалось сбить 20 немецких самолетов в ночных воздушных боях над Английским каналом во время блица, Каннингэм ответил, что он ест много моркови[6].
В 1940 году, когда Великобритания истощала силы в борьбе с нацизмом, ее правительство решило тайно поставить в известность о своих успехах США. В конце сентября ученый-авиаконструктор Генри Тизард возглавил миссию, отправленную в США, для того чтобы дополнить британское открытие американской промышленной мощью. Тизарда удивило то, что разработки, которые вел ВМФ США, шли в том же направлении, в каком работали английские ученые, и что технологии обеих стран были ближе, чем ожидалось. Решение США и Великобритании делиться научными открытиями стало одним из первых признаков особых отношений между странами. И по ходу войны эти отношения станут еще более близкими[7].
Фрэнк начал учиться, будучи рядовым первого класса британских ВВС (АС1), затем получил повышение до уровня АС2, а позднее стал рядовым авиации 2-го класса[8]. На практике все это означало, что он был механиком по радарам. Он монтировал радарные станции, устранял дефекты их работы, чинил их, хотя термин «механик по радарам» в Великобритании не использовали до 1943 года (до этого времени применялась аббревиатура RDF – радиообнаружение целей). Термин «радар», обозначавший «радиообнаружение целей и определение расстояния до них», появился во время войны – этому акрониму отдавали предпочтение в США.
После курса интенсивной подготовки к работе со сложной электронной начинкой радаров и замысловатым оборудованием самолетов Фрэнк прибыл в Сингапур. Скорее всего, его доставили туда в составе конвоя ОВ 340, который пришел в британскую колонию 13 июля 1941 года после заходов в Кейптаун и Бомбей (возможно, Фрэнк добрался чуть раньше через Дурбан, что в Южной Африке). Фрэнк, прибывший в Сингапур, хотя все еще оставался худым, все же поправился по сравнению с Фрэнком, служившим в торговом флоте, отчасти благодаря строгой военной подготовке и более правильному питанию. На фотографиях Фрэнк выглядел моложавым парнем, со щеками-яблоками, беглой улыбкой и глазами, которые светились оптимизмом.
Этот бодрый настрой вскоре подвергнется суровым испытаниям.
Часть Фрэнка, называвшуюся RIMU (часть установки и ремонта радаров), разместили на каучуковой плантации в местечке Понггол-Пойнт, в самой северной части Сингапура. Находившаяся в пяти километрах восточнее первой подобной части в Сингапуре станция Понггол-Пойнт была, по словам оператора радиолокационной установки Стэнли Сэддингтона, местом «изолированным, маленьким и плохо защищенным». Условия были суровыми. В Понггол-Пойнте стояли три хижины, которые использовали под радарную станцию. Личный состав жил в палатках и обедал в столовой, сделанной из нескольких ящиков из-под оборудования. Источника электроэнергии не было (если не считать маленьких генераторов, питавших радиолокационную станцию), не было ни воды, ни машин. Проезд по дороге ограничили до минимума. Охрану примерно пятидесяти офицеров, механиков и операторов в любой момент обеспечивали менее десятка солдат при оружии.
У британских ВВС в Малайе и Сингапуре были и другие проблемы: нехватка запасных частей, нехватка наземного персонала поддержки, неудачно расположенные аэродромы, уязвимые для атак, и нехватка обученных пилотов. Самолеты, которые обслуживал и направлял оператор радиолокационной станции Фрэнк, были, по большей части, старыми Brewster Buffaloe – медленными, с плохими летчиками и скверно оснащенными для борьбы с более современными истребителями.
И вот, пока Джуди и ее товарищи из экипажа «Кузнечика» приспосабливались к строго регламентированной жизни настоящего ВМФ, Фрэнк адаптировался в противоположном направлении. После интенсивной подготовки к эксплуатации самого передового оборудования, подготовки, которую оплачивали из бездонного бюджета научных исследований, Фрэнк оказался в джунглях, где работал на второсортной технике, то есть на той, что была под рукой.
Хотя Фрэнк и его будущий лучший друг находились в Сингапуре, они ни разу не видели друг друга. Расстояние, которое разделяло их в пространстве, было небольшим (менее 20 километров от базы ВМФ до Понггол-Пойнта), но если говорить о престиже, между ними лежала пропасть. ВВС все еще пребывали во младенчестве, и многие в британских вооруженных силах не принимали самолеты всерьез. В армии Великобритании издавна считали решающей военно-морскую мощь. У рядового ВВС не могло быть дел на базе ВМФ, да его там и встретили бы неласково. А крайняя секретность работы Фрэнка ограничивала его общение узким кругом сослуживцев[9].
А Джуди проводила время или в море, или в доках новой базы ВМФ в Сингапуре, находившейся на крайней северной оконечности острова. Гигантские сухие доки, в то время – крупнейшие в мире, были дополнены огромным плавучим доком, равным по размеру сухому доку в Перл-Харборе. Планы строительства базы в Сингапуре существовали с 20-х годов XX века, но Адмиралтейство приступило к работам только после того, как Япония вторглась в Китай. Когда базу наконец открыли в 1939 году (это произошло как раз тогда, когда «Кузнечик» и однотипные канонерки «Стрекоза» и «Скорпион» впервые пришли из Китая в Сингапур), расходы на строительство приблизились к фантастической цифре в 60 миллионов фунтов, что в современных ценах составляет 5,3 миллиарда долларов США.
Эти средства были монументальным свидетельством того, что ВМФ Великобритании мог обеспечить владычество Британии над океанами – и в течение двух столетий над значительными территориями мира. Канонерки выходили с базы в море через Джохорский пролив, узкую полоску воды шириной с реку Миссисипи, отделявшую Сингапур от Малайи (ныне Малайзии), и шли мимо батарей пятнадцатидюймовых орудий, которые располагались вдоль пролива и защищали базу от нападения. Сембаванг был центральным пунктом военных планов Великобритании на Тихоокеанском театре военных действий. В результате Джуди оказалась в самом сердце военного комплекса Соединенного Королевства.
Пока в Европе бушевала война, стратеги не спали, размышляя о том, как будет развиваться конфликт с японцами. Когда в 1941 году лето стало переходить в осень, что знаменовалось заметным спадом экваториальной жары и влажности в Сингапуре, напряженность отношений между западными державами и Японской империей начала усиливаться. Экономические санкции, направленные на изоляцию Японии в связи с ее агрессией в Китае, загоняли становившееся все более милитаристским правительство в Токио в угол. Япония лишилась поставок металлолома, каучука и, самое главное, нефти из-за рубежа. В ответ на санкции Япония устремила взгляд на богатые природными ресурсами страны Юго-Восточной Азии, большая часть которых находилась под колониальным владычеством европейских государств. Япония провозгласила Великую восточноазиатскую сферу совместного процветания. Эту комбинацию слов европейцам было трудно произнести и того труднее проглотить. В сущности, японцы предъявили права на огромные запасы продовольствия, ископаемых и нефти в Сингапуре, Малайе, Голландской Ост-Индии (ныне Индонезии) и в некоторых других странах, находившихся под владычеством западных держав. Любую страну, стоявшую между Страной восходящего солнца и ее правом на захват и эксплуатацию этих территорий, японцы считали врагом. Свою риторику Япония подкрепила захватом французского Индокитая (теперь это Вьетнам) в июле 1941 года, что подпитывало предсказания неизбежной войны.
Но Сингапур оставался городом, который собирался наслаждаться мирной жизнью даже в условиях японской угрозы и военных потрясений в Европе. Многоэтажные развлекательные центры Happy World и Great World предлагали ошеломляющее разнообразие удовольствий, в том числе театры, дансинги, кафе и ночные клубы. А Лонг-бар в отеле Raffles был местом неофициальных встреч военных и женщин, с которыми они танцевали.
Продолжая веселиться, большинство европейцев, живших в Юго-Восточной Азии, страстно надеялись, что войны удастся избежать. Действительно, Сингапур вряд ли можно было назвать городом, находившимся на военном положении: всем служащим британского гарнизона, включая моряков, находившихся на кораблях, приказали ежедневно отдыхать с часу до трех дня. Довольные тем, что можно вздремнуть в предположительно неприступной цитадели, которую премьер-министр Уинстон Черчилль назвал «восточным Гибралтаром», лишь немногие жители Сингапура считали, что японцы осмелятся напасть на город.
Правда заключалась в том, что большинство британских офицеров и рядовых, находившихся в Тихом океане, чувствовали себя заброшенными и оставшимися не у дел: эти люди хотели вернуться в Европу и сражаться с немцами, которых они считали подлинным врагом. Во время Битвы за Британию немецкие бомбы и красноречие Черчилля сплотили Великобританию и зарядили ее энергией. Люди, находившиеся почти в 11 тысячах километров от Лондона и запертые на Тихоокеанском театре военных действий, не испытывали такого энтузиазма. В одной корреспонденции американский журналист отметил, что британцы, с которыми он разговаривал в Сингапуре, не слишком интересовались войной с японцами. «Они хотели сражаться, но сражаться с нацистами», – писал этот журналист[10].
В конце концов, японцев, по большей части, считали пустой угрозой, о которой не стоило особенно беспокоиться. Большинство британцев полагало, что японцы блефуют, пытаясь заставить западные державы пойти на ослабление экономических санкций, но не бросая вызов военной мощи Запада. Британцы, обратив внимание на то, как японская императорская армия вела захватническую войну с оборванными китайцами, сочли нападение маловероятным. Идеи расового превосходства также приводили к недооценке японской угрозы. Японцев списывали со счетов как близоруких, некомпетентных в вопросах стратегии, лишенных этических норм убийц невинных людей. По мнению большинства, один британский солдат стоил десятка японских. «Эти японцы и летать-то не умеют, – так, по словам одного журналиста, уверял один офицер британского ВМФ своих сослуживцев. – Они не могут ничего увидеть в темноте и не слишком хорошо обучены».
«У них довольно хорошие корабли, но стрелять они не умеют», – говорил другой выступавший[11].
Тем временем Сингапур, как это было в свое время в Шанхае, продолжал жить блистательной жизнью. Один американский лейтенант на вечеринке в Лонг-баре наблюдал, как британские военнослужащие – прекрасно причесанные красавцы с «тщательно ухоженными усами» танцевали с «веселыми, искрометными британскими барышнями», разряженными в дорогие платья. «Да будет ли здесь война?» – фыркнул американец. В августе 1941 года американский журналист Сесил Браун прибыл в Сингапур для того, чтобы освещать неминуемую войну. Сотрудник британской таможни, приветствовавший Брауна в сингапурском аэропорту Калланг, отверг всякую угрозу войны с Японией. «Мы уже пережили страхи перед нападением японцев, – объяснил чиновник. – Все это в прошлом».
Тем не менее Черчилль решил, что небольшая демонстрация силы не повредит, и отправил в Сингапур один из лучших линейных кораблей ВМФ Великобритании, «Принц Уэльский» вместе с чуть меньшим по размерам, но грозным линейным крейсером «Рипалс». Семью месяцами ранее, в мае 1941 года, линкор «Принц Уэльский» прославился своим участием в бою с известным немецким линкором «Бисмарк»[12]. Линкор получил серьезные повреждения, а другой корабль того же типа, линкор «Худ», гордость британского ВМФ, был потоплен могучим «Бисмарком», который, в конце концов, был тоже потоплен англичанами. Любой корабль, равный по мощи чудищу Атлантики, считался более чем убедительным козырем в игре с японцами. Младший офицер лейтенант Джеффри Брук вспоминал, что на судне господствовало настроение, которое можно передать словами: «Наконец-то мы немного отдохнем!». Оперативная группа в составе линкора «Принц Уэльский» и линейного крейсера «Рипалс» прибыла в Сингапур 2 декабря. Корабли встречали фанфарами. Все расправили плечи и выпятили грудь.
Британцы были уверены, что эти корабли запугают японцев. Но почти незамеченным остался тот факт, что авианосец, сопровождавший большие корабли, был поврежден на пути в Сингапур и оставлен для ремонта в одном из портов. Этого судна будет не хватать сильнее, чем любого из тех линейных кораблей, которые в тот ясный декабрьский вторник встречали в Сингапуре приветственными криками.