В сентябре 1936 года два британских моряка отправились на поиски собаки. Служили эти моряки на корабле его величества «Москит», который входил во флотилию канонерских лодок, плававших под британским флагом по реке Янцзы, оказывая защиту судоходству, отражая нападения пиратов и служа другим интересам британской короны, какими бы эти интересы ни оказывались. Канонерка стояла в Шанхае на ежегодном ремонте и переоснащении, но все работы были в основном закончены. У двух офицеров осталось время на то, чтобы заняться одним из последних важных дел на берегу, до того как возобновится патрулирование Янцзы.
Экипаж «Москита» находился в затруднительном положении. На борту нескольких других канонерок были животные-талисманы: на «Пчеле» – два кота, на «Божьей коровке» – попугай, а на «Цикаде» – даже обезьяна. Незадолго до описываемого дня «Москит» встретился на реке с канонеркой «Сверчок». Талисман «Сверчка», крупный пес по кличке Бонзо, помесь боксера и терьера, устроил такой оглушительный лай и так бесился на палубе, что экипаж «Москита» почувствовал себя неловко: ведь на их корабле не было талисмана, который дал бы достойный ответ Бонзо.
После долгой дискуссии офицеры «Москита» решили завести собственную собаку. И тогда двое моряков с «Москита», капитан-лейтенант-командир Дж. М. Дж. Уолдгрейв и старший мичман Чарльз Джеффри, корабельный боцман, в поисках достойной представлять их корабль собаки отправились в шанхайский собачий питомник, находившийся в английском сеттльменте.
Морякам сразу же полюбилась Джуди, особенно после того как она потянулась к руке Джеффри, который приветственно ей свистнул. Джуди была уже не щенком, но еще и не вполне взрослой собакой. Вскоре ее официально зачислили в британский военный флот. Ее приняла на службу команда канонерки, так что собака теперь была не просто питомцем. Новым домом Джуди станет не один из роскошных особняков или квартира в британском сеттльменте. У нее не будет ни двора для игр, ни деревьев и кустов, где она могла бы оттачивать природные охотничьи инстинкты и делать стойку, указывая на дичь, ни детей, с которыми Джуди смогла бы играть. Вместо всего этого Джуди предстояло стать талисманом и лучшим другом группы закаленных моряков на борту стального боевого корабля.
Перед тем, как «Москит» ушел в плавание, англичанка мисс Джонс, ведавшая питомником, дала морякам кое-какие советы по содержанию их новой замечательной собаки.
В течение нескольких первых месяцев жизни у нее не было даже клички.
Щенок весь состоял из теплой шкурки и холодного носа. Всего в помете было семь скулящих щенков-увальней, рожденных чистокровной сучкой английского пойнтера. Она жила (в то время, во всяком случае) в шанхайском собачьем питомнике вместе с домашними собаками и невостребованными щенками из охваченного суетой британского сеттльмента в китайском городе. Стоял февраль 1936 года. Жители Шанхая дрожали от сырости и холода, и ледяной ветер продувал городские улицы, разделявшие пеструю смесь современных западных зданий и ветхих трущоб[1].
В Шанхае проживало пять тысяч британцев, и казалось, что у каждого из них была собака, которую они могли назвать своей. Предпочтение отдавали породам, приносившим большие пометы, что объясняло множество пойнтеров в городе. Когда одна из этих прекрасных собак рожала щенков, за процессом следила мисс Джонс. Щенков держали в питомнике до тех пор, пока они не достигали возраста, когда их можно было отдать, а с этим в английском сеттльменте проблем не возникало.
Одна из щенков-девочек (ее шкурка сияла белизной и была покрыта пятнами густого печеночного цвета, которые, переходя на ушки, голову и мордочку, становились коричневыми), постоянно слонялась по периметру огражденного пространства, которое отвели для игр мелюзги. Если другие щенки жались к своим матерям и весело барахтались в грязи, этот беспокойный сгусток энергии уже пробовал бежать из питомника.
Что она и сделала на третьей неделе своей жизни.
У Ли Сан, китаянки, жившей и работавшей в питомнике, была дочка Минь, которая часто помогала матери ухаживать за собаками после занятий в школе. Именно Минь первой заметила пропажу. Ли Сан убедилась, что один из щенков исчез, и увела других собак с площадки, чтобы найти беглянку. Во время поисков она нашла не щенка, а яму, уходившую под забор. Выбравшись на волю, малышка перепрыгнула невысокую стенку и теперь гуляла по улицам Шанхая, одного из крупнейших, самых шумных и оживленных городов мира.
Гудки автомобилей, жужжание слепней, высокие и гортанные звуки речи жителей города – обилие зрелищ и шума перегружало чувства любого приезжего. Неясные контуры велосипедов, построенные из бамбука платформы, вздымавшиеся в небо, нескончаемый поток людей и особенно запахи действовали подавляюще. Для собак обнюхивать мир – в общем, то же самое, что для людей смотреть по сторонам, и путешествие по улицам старого Шанхая было праздником для собачьего обоняния. Дым очагов на первых этажах зданий. Сажа из многочисленных заводских труб, стоявших на окраинах города. Гарь сгоревшего топлива, масла, на котором готовили еду, и нефти, сжигаемой для отопления, горящая резина, угольки… Сам воздух был насыщен до предела и делился на зоны, в которых преобладали те или иные запахи.
Но вскоре щенок потеряет интерес к этой невероятной перегрузке чувств и отвлечется на поиск самого важного – пищи. Исторически Шанхай – один из гастрономических центров мира, но в 1936 году на страну обрушился голод, и мегаполис почувствовал нехватку продовольствия[2]. Шанхай в 1936 году был, в гораздо большей мере, чем сегодня, зеленым городом, полным газонов и лужаек, но щенок инстинктивно устремился к местам, где были люди и не было других, более крупных животных.
В таком раннем возрасте щенок остро нуждается в матери, которая дает ему наставления, тепло и, прежде всего, молоко. Новорожденные щенки вообще по природе любят странствовать и стремятся сначала обследовать окрестности, но у них есть врожденный инстинкт возвращаться к матери. Почему эта любопытная девочка приложила такие усилия к тому, чтобы убежать и покинуть семейное лоно и кров над головой, останется неизвестным. Но Джуди докажет, что она – необычная собака, и даже самый первый ее поступок выходил за пределы возможного. Собаке повезло, и он не стоил ей жизни. Слишком маленькая и неопытная, для того чтобы самостоятельно убить какую-то дичь, она умудрилась выжить на кусках, добытых из мусора, и случайных подачках прохожих. Ее печеночно-белая шкурка потускнела, а ее ребра выпирали наружу.
Раздобыть пищу было трудно, но тут собаке страшно повезло – она нашла источник питания. Собака отиралась у черного хода универмага, которым управлял некий мистер Су. В западной части Шанхая было много таких лавок, через которые британцы, американцы и немцы поддерживали свое «присутствие». Лавки продавали западным покупателям и китайцам разные товары, в том числе лекарства из трав, клетки для птиц, супы с разными вкусами, религиозные предметы, домашние безделушки и талисманы. Су торговал всем, что обещало хоть какой-то доход, денег он не наживал, но это было лучше, чем ворочать тяжелые вещи или служить рикшей для белых.
Стояла ранняя весна, но в городе по-прежнему было холодно. Одним промозглым утром Су вышел на задний двор своего магазина, чтобы выбросить мусор. Внимание торговца привлекли жалобные звуки, и среди кусков картона он заметил что-то шевелившееся. Это была маленькая собачка, всего лишь нескольких недель от роду, скулившая и смотревшая на Су огромными, влажными карими глазами. Ясно, что щенок был очень голоден и сильно замерз. Тогда Су вернулся на помойку и вынес собаке объедки, которые та немедленно проглотила.
В течение какого-то времени, возможно трех месяцев (точно неизвестно), Су подкармливал собаку и пускал ее в лавку, где она могла спокойно провести ночь и спрятаться от ночных хищников, искавших пропитание. В их числе были и многие жители Шанхая. Китайская пословица, рожденная долгой, печальной историей голода, гласит: «Если спину чего-то греет солнце, это можно есть». В число того, что можно было есть, входили и собаки[3].
Но первое из многих бедствий, которые свалились на эту собаку, принесли не хищники. Ей довелось встретиться с откровенной жестокостью. И пришло это бедствие от врага, с которым собаке и ее друзьям еще предстояло близко познакомиться.
В Японии заканчивался период интенсивного наращивания военной мощи и военно-морского строительства. Страна была готова к тому, чтобы поиграть мускулами на региональном уровне[4]. Уже оккупировав Маньчжурию и принудив Корею к подчинению, Япония обратила взор на материковый Китай[5]. В 1932 году Императорский военно-морской флот уже бомбардировал Шанхай, который с военной точки зрения был самым важным городом Китая благодаря своему стратегическому положению на берегах Янцзы. Вскоре после бомбардировки 1932 года Япония и Китай заключили условный мир, но японские военные корабли зачастили в китайские воды, а японские моряки – в шанхайские бары, где пили циндаоское пиво или китайскую рисовую водку. Янцзы также патрулировали корабли западных стран, и американские военные моряки и британские морские пехотинцы часто посещали те же заведения. Худой мир между державами часто взрывался пьяными драками, где Восток сходился с Западом врукопашную – кабацкий бокс белых против карате, приемами которого владели все военнослужащие-японцы.
В один из дождливых майских дней группа японских матросов с канонерки, стоявшей на якоре на Янцзы, отправились в обычную пьяную экскурсию по барам набережной Вайтань[6]. Они вломились в находившуюся поблизости лавку Су, видимо, в поисках закуски или каких-то профилактических средств для дальнейших ночных развлечений. Возможно, японцам нужны были таблетки от головной боли, которая ждала их утром с перепоя.
Матросы завели спор с Су из-за каких-то пустяков. Затем голоса стали звучать громче, страсти разгорелись, и японцы начали избивать Су, который не мог противостоять группе молодых людей, настроенных на драку и готовых к ней. Когда Су упал, обливаясь кровью, матросы потеряли к нему интерес и начали громить лавку. Они уже завершали погром, когда щенок, испуганный шумом, но все же хотевший узнать, почему кричит его благодетель, вошел в лавку с черного хода.
Будь это голливудская история, собаке было бы достаточно показать зубы и угрожающе зарычать, чтобы напугать плохих парней, а потом вызвать «неотложку» старику. Но в действительности дело обстояло так: слабая маленькая собака едва смогла набраться проворства, для того чтобы увернуться от пинка одного из японцев и предмета, брошенного другим. Третий изловчился, ухватил собаку за шиворот и вытащил ее через главный вход на улицу.
Собака скулила как безумная от страха и боли, но японскому матросу было плевать на ее визг. Он держал испуганное животное на вытянутых руках, а потом отправил пинком ноги, как футбольный мяч, через улицу, в кучу обломков. После чего группа японцских фунанори (матросов) ушла, чтобы продолжить свой пьяный кутеж[7].
Эти японцы не знали о том, что собака, с которой они так варварски обошлись, переживет много путешествий и испытаний и даже станет колючкой в боку японской военной машины. Так уж получилось, что пинок японца отправил бедную маленькую собаку-пойнтера к заброшенной двери, у которой собака и затаилась, слишком избитая и напуганная, для того чтобы пошевелиться. Собака просто сидела и скулила.
Но место оказалось удачным. Спустя какое-то время слабый вой услышала проходившая мимо маленькая девочка. Этой девочкой была не кто иная, как Ли Минь, дочь сотрудницы шанхайского собачьего питомника Ли Сан. Минь сразу же узнала сбежавшего щенка, хотя недели, проведенные собакой на улицах, сказались на ее виде.
«О, малышка, да где же ты была?» – спросила Минь собаку, которая тоже явно помнила девочку, хотя сил у щенка едва хватило на то, чтобы повилять хвостом.
Минь бережно подобрала собачку, укутала ее в полы своего плаща и унесла обратно в питомник, который находился всего лишь в нескольких кварталах от разгромленной лавки Су.
Мисс Джонс находилась в питомнике и занималась несколькими собаками на дворе.
«Смотрите, кого я нашла!» – сказала Минь и гордо продемонстировала беглого щенка.
«Боже правый! Да разве это не наш сбежавший щенок пойнтера?» – воскликнула мисс Джонс. Рассмотрев находку ближе, она подтвердила, что это действительно тот щенок, которого едва не погубил интерес к внешнему миру. «Да, это действительно она. Думаю, ее надо вымыть и накормить. Как ты считаешь?» – спросила Минь мисс Джонс.
Они осмотрели собаку, привели ее в порядок и дали ей еды, в которой собака остро нуждалась. Пока ее осматривали, ощупывали и мягко журили за чрезмерное любопытство и безрассудство, собачка мирно лежала.
В какой-то момент Минь прошептала ей: «Все в порядке. Лежи, лежи, маленькая Шюди».
«Минь, почему ты назвала ее Шюди?» – спросила мисс Джонс.
Девочка подняла щенка и завернула его в одеяльце, в котором щенок сразу же закрыл глаза и заснул на руках у Минь.
«Я всегда звала ее так. Шюди значит мирная. Посмотрите на нее». Утомленный щенок понял, что говорят о нем, открыл один глаз, чтобы убедиться в том, что все в порядке, и снова заснул.
«Разве она не выглядит мирной?»
«Действительно, она выглядит мирной, – согласилась мисс Джонс. – Джуди, так и будем ее звать».
Впервые с тех пор, как несколькими месяцами ранее она выбралась из клетки, собака была, наконец, снова в безопасности и получила имя. В том, что она так быстро поладила с людьми, пусть даже доброжелательными, после того как ее избили японские моряки, было что-то удивительное, но, как заметила дрессировщица собак Дженнифер Арнольд, «единственный признак отсутствия разума у собак, с которым я когда-либо встречалась, это их готовность прощать любые наши проступки».
Мать Джуди и ее братья и сестры к тому времени покинули питомник, но Джуди более не надо было беспокоиться о том, как добыть пропитание. Она могла спокойно ждать, когда ее возьмут в любящую семью. Но вместо этого она обрела жизнь, полную удивительных приключений и опасностей. Жизнь, в которой было больше друзей, относившихся к ней как к члену семьи, чем она смогла бы найти на заднем дворе дома в Шанхае.
К моменту, когда Джуди взошла на борт канонерской лодки «Москит», бо́льшая часть Китая находилась под властью генерала Чан Кайши и руководимой им партии Гоминьдан. Только возглавляемая Мао Цзэдуном коммунистическая армия оборванцев продолжала сражаться с гоминьдановцами. Но главная угроза исходила от Японии. Страна восходящего солнца усилила свое присутствие на Янцзы и отправила тысячи солдат и большую часть своих ВВС в недавно завоеванную Маньчжурию. Японцы определенно готовились к войне. Когда они не дрались в барах, отношения на Янцзы между моряками западных и восточных стран оставались, по большей части, сердечными, но напряженность нарастала. А посредине всего этого находились китайцы, которые часто жаловались на «западных варваров», но явно боялись японцев.
Несмотря на все более явственное ощущение приближения войны, служба в Китае по стандартам Королевского ВМФ и ВМС США не считалась тяжелой. В ней почти не ощущался дух строгой дисциплины, царившей на линейных кораблях и эсминцах, господствовавших в океанах. Отношения моряков канонерок с местным китайским населением, командами других кораблей и друг с другом были более расслабленными и человечными, чем в других частях света[8].
Эти послабления дисциплины позволили Джуди стать любимым членом команды «Москита», и этот статус она оправдает своей службой.
Во флотилии, плававшей по Янцзы, было тринадцать кораблей, подчиненных командованию контр-адмирала Льюиса Дж. И. Крэбба. «Москит» был одной из канонерок класса Insect («Насекомые»), маленькой и маневренной, что позволяло ей плавать в условиях изменяющейся ширины и глубины реки. Но при этом канонерка, будучи вооруженной несколькими крупными орудиями, в том числе зенитными, имела немалую мощь. Первоначально задуманные для того, чтобы нести британский флаг и устрашать австро-венгерские ВМС на Дунае, эти суда оказались особенно хорошо приспособленными для действий в водах могучей Янцзы[9].
Западные канонерские лодки плавали по китайским рекам с конца 50-х годов XIX века. Тяньцзиньский договор, в 1858 году положивший конец Второй опиумной войне, снял ограничения на торговлю западных купцов в Китае (устранение этих ограничений и было главной целью Второй опиумной войны, несмотря на упоминание наркотика в ее названии)[10]. Иностранные купцы, действовавшие в глубине территории Китая, нуждались в защите, а потому в договор была включена статья, разрешавшая военным кораблям западных стран патрулировать Янцзы, которая уходила на тысячи километров в глубь территории Поднебесной. Пионерами этого патрулирования были британцы, но их примеру вскоре последовали американцы и французы.
На рубеже XIX и XX веков западные державы резко усилили присутствие своих флотов в Китае. Британцы отправили туда два новых корабля, «Жаворонок» и «Вальдшнеп», сконструированные для плавания по рекам и ведения боевых действий на реках. Наряду с американскими и французскими судами, на реках Китая были корабли, охранявшие немецкие, итальянские и японские интересы. В результате, учитывая огромные масштабы коммерческого судоходства, вверх и вниз по жизненно важной речной артерии Китая ходило неисчислимое множество судов, превращая Янцзы в живописный круговорот разноцветных парусов и мачт, который омрачал разве что черный угольный дым, выбрасываемый современными судами. Можно было провести приятный денек, лежа на берегу Янцзы и созерцая проплывающую мимо регату, в которой участвовали самые разные суда и корабли, от элегантных джонок и хрупких сампанов до скрежещущих пароходов и пугающих стальных канонерок.
В 20-е годы XX века Китай был охвачен междоусобными войнами, что вели друг с другом могущественные генералы, каждый из которых завладел частью страны и упорно удерживал захваченную территорию[11]. Торговые суда, проходившие через зоны влияния этих вождей, должны были платить дань. Но ее уплата не спасала от частых нападений пиратов. Военные корабли занимались охраной торговых судов и часто вступали в бой (этому периоду посвящен кинофильм The Sand Pebbles («Песчаная галька») со Стивом Маккуином в главной роли моряка с американской патрульной канонерки)[12]. В одном получившем известность случае несколько британских моряков были захвачены в плен войсками могущественного военачальника Ян Сена[13]. После чего британские канонерки подвергли бомбардировке базу Яна в городе Вансянь[14]. В результате бомбардировки и операции по освобождению моряков с захваченного торгового судна погибло до пяти тысяч китайцев. После этой операции во многих городах произошли серьезные волнения, и канонеркам пришлось прийти на помощь встревоженным европейцам и американцам. Так продолжалось до конца 1926 года, когда волнения сошли на нет.
В первый день службы Джуди в Королевском военно-морском флоте на «Моските» команда убивала время в столовой на нижней палубе, когда в люк свесился старшина, улыбавшийся, как сумасшедший чертенок.
«Все наверх через десять минут!» – рявкнул старшина.
Когда команда построилась на палубе, морякам представили нового члена команды.
По словам боцмана Чарльза Джеффри, капитан-лейтенант Уолдгрейв вышел вперед. «Как вам известно, – начал Уолдгрейв, – комитет столовой недавно проголосовал за то, чтобы мы взяли на корабль питомца. Я изучил представленные командой очень интересные предложения, большую часть которых я оставил без внимания по причине их непрактичности или извращенности, и решил, что питомец нашего корабля должен соответствовать трем требованиям.
Поскольку мы нуждаемся в женском обществе, питомец должен быть женского пола. Это первое требование. Второе требование: она должна быть привлекательна. В-третьих, она должна отрабатывать свое содержание.
Начиная с этого момента группы, отправляющиеся на берег для охоты, больше не смогут возвращаться на борт всего лишь с одной подстреленной птицей и заявлять о том, что на самом деле они подстрелили двадцать три утки, но потеряли их в зарослях!»
В этот момент квартирмейстер вывел Джуди перед матросами. Собака была на поводке и, по воспоминаниям большинства участвовавших в той встрече, казалась слегка испуганной. Но когда в ее честь раздалось мощное «Ура!», она расплылась в улыбке, вывалила язык наружу, показала зубы и энергично завиляла хвостом. В последующие годы улыбка Джуди станет на «Моските» привычным зрелищем.
«Представляю вам ее, джентльмены, – сказал Уолдгрейв. – Встречайте первую леди канонерских лодок – Джуди из Королевского ВМФ».
Поскольку мать Джуди, Келли, принадлежала семье из английского графства Сассекс, в племенной книге собачьего питомника она значилась как «Келли из Сассекса». Точно так же были записаны и ее щенки, так что в архивах королевских ВМС Джуди официально называли «Джуди из Сассекса».
Джеффри, который служил буфером между офицерами и матросами, так и назвал собаку в первой записи дневника, сделанной в день, когда Джуди взошла на палубу «Москита»: «Джуди из Сассекса – чистопородный пойнтер коричнево-белого окраса. Очень мила. Поскольку именно мы с капитаном купили ее для команды, капитан решил, что я должен заботиться о ней, чтобы она не слишком близко знакомилась с матросами. Такое знакомство сорвало бы наши планы приучить ее к охоте».
Увы, вскоре это оказалось невозможным, о чем свидетельствуют следующие дневниковые записи:
«Команда любит Джуди и обращается с нею как с домашним питомцем. Радостно видеть, что матросы делят с ней все. Но, разумеется, наши шансы выдрессировать ее как подружейную собаку очень малы».
Пойнтеры – охотничьи собаки, известные как «подружейные»[15]. Английский вариант породы происходит от испанских пойнтеров, собак, полученных в результате скрещивания гончих и спаниелей. Пойнтер выведен специально для того, чтобы застывать и указывать взглядом на прячущуюся дичь (главным образом, птицу). Прежние охотничьи собаки должны были устремляться в заросли и поднимать птицу на крыло, но указание места, где находится дичь, позволяло охотнику проверить оружие и приготовиться, прежде чем собака устремится в заросли, чтобы заставить взлететь бедную куропатку или утку. Естественно, охотники, использующие пойнтеров, видели, что их шансы на успех резко возрастали. В результате возрастали и их шансы на хороший обед. Дружелюбие и явный ум пойнтеров делали их прекрасными спутниками и охотниками.
Испанских пойнтеров вывели в XVII веке представители испанской аристократии, гордые и искусные охотники и землевладельцы, создавшие собак себе под стать. Согласно истории породы, написанной Эрнестом Хартом, «изящная, но мощная, благородная и быстрая на охоте, испанская собака, указывающая место, где находится дичь, была похожа на статую из пестрого мрамора, созданный руками мастера образчик скульптурной красоты, пропорциональности и элегантности».
Порода, к которой принадлежала Джуди, – результат скрещивания с фоксхаундами, что сделало английских пойнтеров намного более легкими и выносливыми, чем их мощные испанские кузены-спринтеры. Это потребовало усилий, и на какое-то время английские пойнтеры утратили легкость нрава и стали, по свидетельствам многих спортивных справочников XVIII века, «свирепыми». Но в конце концов английские пойнтеры снова обрели дружелюбие. Однако порода сохранила одну черту своих более свирепых предков – колоссальную энергию и страсть к соревнованиям. На охоте эти качества проявляются в напряженности работы собаки и во внимании, с которым она выслеживает дичь. Владельцев изумляла сосредоточенность и решимость, которые проявляли пойнтеры на охоте.
У Джуди эта естественная способность находить птицу и другую дичь так никогда и не получила развития. Но энергией и решимостью она отличалась на протяжении всей жизни. Эти качества светились в глубине ее влажных, карих глаз. В отличие от большинства животных, собаки смотрят на человека прямо, не отводя взгляд. Когда Джуди смотрела на своих двуногих друзей, ее глаза излучали ум и пыл.
Впрочем, как охотничья собака Джуди была несостоятельна. Пойнтеры рано взрослеют, и первые переживания Джуди прошли не рядом с охотником, который научил бы ее находить дичь и указывать место, где она прячется, а на улицах Шанхая, где она в одиночестве постоянно искала еду, чтобы выжить. Вестовой старшего офицера, китаец, заметил этот инстинкт, когда Джуди еще только поселилась на борту «Москита». Он сообщил офицерам, что собака замирала в правильной стойке, только учуяв запах готовящейся на камбузе еды. Тогда Джуди настораживалась и вся обращалась во внимание.