Книга: Я, Потрошитель
Назад: Глава 44 Воспоминания Джеба
Дальше: Часть III В ночной чаще

Глава 45
Воспоминания Джеба

Я думал, что после бурных событий той ночи больше никогда не смогу заснуть. Однако я заснул, забылся черным сном без сновидений, ощущая, будто скольжу по ночному небу. И все же мой рассудок был настолько возбужден, что разбудил меня всего через несколько часов, поэтому я принял ванну, пожевал что-то на завтрак, благостно не обращая внимания на мать, которая благостно не обращала внимания на меня, и в десять часов утра взял кэб, чтобы отправиться к профессору.
По дороге от станции мы не сказали друг другу ни слова, словно пережитое потрясение лишило нас способности рассуждать. В тот момент я был настолько вымотан, что даже не пытался думать о последствиях случившегося и строить планы на будущее. Думаю, так же в точности чувствовал себя и профессор. И вот теперь он сам открыл мне дверь и провел меня в кабинет, где пил кофе в то утро, когда я приезжал к нему в первый раз. Сейчас он также предложил мне кофе, однако я был слишком возбужден, чтобы заниматься повседневным ритуалом. Мне не давали покоя сомнения.
– Я обращаюсь к вам за помощью. Мне станет значительно легче, если мы полностью восстановим эту трагическую историю. Что двигало подполковником Вудраффом? Как работало его сознание, почему он был героем и в то же время кровожадным чудовищем? Каков был его мотив?
– Я сам ломал голову над этим. Полагаю, речь идет о «Дне». Помните, я всегда утверждал, что в любом написанном тексте есть свое «Дно». Определенно, подобный феномен объясняется тем, что и у сознания также есть свое «Дно», которое, возможно, мы не чувствуем, не понимаем, не признаём, однако оно определяет наше поведение.
По словам профессора, подполковник Вудрафф так и остался в Афганистане, продолжая вести свою бесконечную войну.
– Отдадим ему должное. Он понимал, что у него повреждена психика, понимал, что он опасен, и, быть может, главным его подвигом был не тот героический поступок, за который он получил крест Виктории, а нескончаемая борьба с демонами, наводнившими его «Дно». Он пытался приспособиться к новым реалиям, пытался строжайшей дисциплиной подавить черные импульсы, сосредоточившись на работе над пуштунским словарем, а когда кошмарные видения, физическая боль, воспоминания, страдания становились невыносимыми, отправлялся курить опиум. Но это не помогло. И в конце концов он потерпел поражение.
Я был потрясен тем, как сочувственно профессор Дэйр относился к человеку, который всего каких-нибудь двенадцать часов назад был на волосок от того, чтобы его убить. Однако именно в этом, чувствовал я, проявляется величие этого человека. Под саркастической внешностью его собственное «Дно» было пронизано человечностью и состраданием.
– У него в ушах звучали крики молодых солдат, которых в ночь после отступления от Майванда выпотрошили афганские женщины, и он хотел положить этому конец. Хотел заставить крики умолкнуть. Последним его прибежищем стало отмщение, пусть и символическое. Он не мог устоять. Поэтому выходил ночью на лондонские улицы и делал с проститутками то, что те женщины делали с его солдатами. Это был наркотик. Для того чтобы получить удовлетворение, ему требовалось все больше и больше насилия. На самом деле мы не можем его винить; в конце концов, ведь он – это мы сами. Порождение Британской империи.
– Да, – сказал я, – понимаю.
– Таким образом, в данном случае термин «мотив» не имеет смысла; больше подходят «порыв», «непреодолимая страсть», «настоятельная потребность».
– Значит, он был Джекилом и Хайдом?
– На мой взгляд, Луис Стивенсон все сильно упростил тем, что оба не подозревали о существовании друг друга. Нет, нет, это вопрос объединения, слияния, – того, что «Дно» каким-то образом берет верх и манипулирует ощущениями. На мой взгляд, «Дно» подобно айсбергу, семь десятых которого скрыты под водой. Поэтому оно более могущественное, более грозное и более блистательное.
– Кажется, я вас понимаю, – задумчиво промолвил я. – Надеюсь, мне удастся объяснить это всему миру.
– Уверен в этом.
– В таком случае я прямо сейчас сажусь за пишущую машинку и начинаю…
– Не так быстро, – остановил меня Дэйр. – Поскольку вы убедили меня в том, что намереваетесь следовать этим курсом, у меня есть одно предложение.
– Да, конечно, – сказал я.
– Сейчас не лучшее время для вашего начинания, и я хочу понять, сознаете ли вы это.
– Я сознаю то, что общество отчаянно жаждет узнать о том, что с Джеком-Потрошителем покончено раз и навсегда, – сказал я.
– Не совсем так. Начиная с декабря прошлого года и в особенности с июня этого года большое число представителей общественности, в первую очередь люди нашего круга, определяющие духовный путь нации, поверили в моральное и интеллектуальное превосходство детектива-любителя. Этот образ преподносится в общественном воображении, в то время как образ профессионального следователя полиции принижается. Вы сами, если судить по вашим замечаниям, попали к нему в рабство. И подобные настроения многократно усилили страх перед Джеком и неспособность подчиненных Уоррена остановить и раскрыть эти преступления. Людям нужен доблестный герой. В глубине души они жаждут появления человека, обладающего проницательностью, опытом, аналитическим складом ума, способностью к дедукции, познаниями в криминалистике, знакомого с преступным миром и его методами, а также имеющего волю и энергию бороться со злодеями, защищая общество. Общественность жаждет Шерлока Холмса.
– Ну да, – согласился я, – я восхищаюсь этим персонажем. Должен признаться, в нас с вами я вижу Холмса и Ватсона.
– Я наконец прочитал «Этюд в багровых тонах», выпущенный издательством «Вард Лок». Похоже, эта книга набирает популярность. Поскольку Конан Дойл, офтальмолог, как я это понимаю, сотворил идеального детектива. Шерлок Холмс, человек науки, великолепно владеющий искусством дедукции, невозмутимый, предельно рациональный, видит то, что пропустили другие, и умеет складывать факты в нужном порядке и правильном контексте.
– Совершенно верно! – воскликнул я, довольный тем, что реальный Шерлок Холмс подтвердил мою догадку.
– И эта структура весьма любопытна. Сам Шерлок Холмс не повествует о себе. Скорее, за ним наблюдает его младший напарник, человек, обладающий острой наблюдательностью, а также незаурядным литературным дарованием. Это доктор Ватсон, недавно вышедший в отставку с военной службы. Холмс раскрывает дело, Ватсон рассказывает об этом.
– Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, что вам, перед тем как написать свое повествование, настоятельно следует перечитать то, что написал Конан Дойл. И тогда вы поймете, как это сделать мастерски, как найти ритм, объединяющий рассказчика и героя, как тщательно разместить улики, анализ и решение и изложить все крепким, как дуб, абсолютно понятным английским языком. Итак, перечитайте «Этюд в багровых тонах», после чего напишите свое повествование в таком же духе. Это принесет вам успех. Тем самым вы воздадите должное не только Дэйру и Джебу, но также и Полли, Энни, Долговязой Лиз, Кейт и бедняжке Мэри Джейн, и в каком-то смысле даже несчастному подполковнику Вудраффу, да упокоит Господь его растерзанную душу.
– Замечательный совет, – сказал я. – Я немедленно принимаюсь за работу. Нам нужно опубликовать этот рассказ на следующий день после похорон, даже если тело не будет найдено. Настоятельно необходимо назвать подполковника по имени, тогда полиция вскроет его квартиру, обязательно найдет кольца Энни, быть может, нож, быть может, какие-нибудь замаринованные человеческие органы, принадлежащие одной из убитых, окровавленные тряпки, какие-либо другие свидетельства его преступлений, – и тогда наше доказательство будет железным.
***
На Нью-Оксфорд я зашел в книжный магазин Мьюди и купил «Этюд в багровых тонах» издательства «Уард Лок и компания».
И уже вечером вторично познакомился с мистером Холмсом и доктором Ватсоном. Книга была чертовски хороша. Конан Дойл пишет четко и прямо, без обмана и притворства. Больше того, у него есть дар увлекательного рассказчика, что сближает его со Стивенсоном и Диккенсом в начале творческого пути. Я проглотил книгу за один присест, наслаждаясь обществом двух столь интересных джентльменов. Однако, хотя я видел много от Холмса в Дэйре, во мне самом не было почти ничего от Ватсона, если не брать структуру повествования. В то время как Ватсон был по-житейски мудрым, повидавшим жизнь, я был порывистым, честолюбивым, возможно, слишком блистательным, чтобы быть помощником кому бы то ни было, поскольку мне требовалось быть в центре внимания и идти своим путем. Я сказал себе, что осознание этого станет для меня замечательным руководством в деле написания той длинной статьи, которую я задумал, ибо я смогу в достаточной степени сдерживать самолюбие, чтобы выставить в главной роли профессора Дэйра. И это пойдет на благо не только ему, но и мне самому.
Закончив книгу, я ощутил восторженное возбуждение. Я понял, каким именно образом, на взгляд профессора, повесть Конан Дойла должна была побудить меня приложить все старания – так оно и произошло, я действительно был полон энергии. Я был готов с места ринуться в бой – но я вынужден был признать, что в Холмсе было нечто большее, чем видно на первый взгляд. Конан Дойл, как это видно через поведение мистера Холмса, несомненно, человек мудрый, несомненно, долго размышлял о черных глубинах сердца и о том, на что подобные люди пойдут ради достижения собственных целей, и об ответственности того, кто ведет расследование, видеть правду, а не сотворенную иллюзию. «Убийство багровой нитью проходит сквозь бесцветную пряжу жизни, и наш долг распутать эту нить, отделить ее и обнажить дюйм за дюймом…» Вот что совершили в реальной жизни наши Холмс и Ватсон в деле Джека, не так ли? Вот что совершили профессор Дэйр и журналист Шоу, не так ли? Мы мастерски определили, что поступки Джека говорят о нем самом – о его жизненном опыте, складе ума, его навыках, и, используя эти знания, установили узкий круг людей, а затем проверили нашу догадку и в конце концов обнаружили нашего человека с ножом в руке – и остановили его благодаря вмешательству везения. Дальнейшая информация только подтвердит наше заключение. Это было торжество холодного рационального ума над неуклюжими попытками расставить ловушку – единственным, что оказалось по силам управлению полиции.
Больше всего я гордился одним моментом. Это было описание метода Холмса, данное им самим, и я видел, с каким блеском мы… то есть профессор Дэйр применил его на деле. «Прежде чем обратиться к моральным и интеллектуальным проблемам, решение которых особенно трудно, пусть исследователь начнет с решения более простых задач».
А каковыми будут элементарные проблемы этого дела?
Что делало Джека Джеком?
Не то, что он убивал, как убивали многие до него, и будут убивать после. Такова печальная сторона человеческой натуры. Это – багровая нить. Нет, все дело было в том, что он делал это бесшумно, уверенно, после чего бесследно исчезал.
Вот в чем суть. Джек бесследно исчезал. Как ему это удавалось? Ну, у профессора было много мыслей на этот счет, и они все до одной уместные: он великолепно все планировал, он обладал способностью видеть в темноте, у него был большой опыт действий ночью, и он знал, какая луна ему нужна для того, чтобы получить максимальное преимущество; он тщательно изучал место будущего преступления, он обладал небольшим ростом, что позволило ему выбраться из тесноты Датфилдс-ярда, он…
На самом деле ключом был именно небольшой рост; профессор определил это, применил к делу и раскрыл его. Не вызывало сомнений, как именно подполковник Вудрафф использовал свои небольшие физические габариты.
Впереди оставалось еще одно. Мне нужно было отправиться в Датфилдс-ярд. Я не видел это место, ибо провел ту ночь сначала на Митр-сквер, в месте второго из «двух ударов», где встретила свой конец бедная Кейт Эддоус, а затем – на Гоулстон-стрит, где была оставлена улика «еувреи», однозначно свидетельствующая о дислексии. Я решил, что должен побывать в Датфилдс-ярде, посмотреть, что к чему, и разобраться в этом аспекте.
Проснувшись в веселом настроении, я с удовольствием позавтракал и даже довольно мило поговорил с матерью, которая вся прямо-таки светилась – ничего не зная о моем триумфе, – потому что Люси предстояло петь небольшую партию в «Травиате» в парижской опере. Моя сестра начинала свой путь в мир профессиональной музыки.
Думаю, завтрак явился вершиной моей славы. Помню, я думал: «О, мама, если б ты только знала, что твой тупой сын, неудачник, разочарование, носитель и наследник мечтаний своего пьяницы-отца, наконец сделал что-то значительное и теперь его ждет слава».
На улице было свежо, и я решил пойти пешком. Не успел я отойти далеко, как наткнулся на старого хромого господина, неуклюже ковыляющего по тротуару. Каждый шаг давался ему с огромным трудом. Вдруг он споткнулся, и я великодушно поспешил ему на помощь. Старик развернулся, но не чтобы опереться на мою руку, а чтобы воткнуть мне в живот дуло револьвера «Уэбли».
– Мне следовало бы проделать в вас здоровенную кровавую дырищу, сэр, – зловещим голосом произнес старик, – и сплясать джигу, наблюдая за тем, как вы истекаете кровью!
Это был подполковник Х. П. Вудрафф (в отставке), кавалер креста Виктории, командор ордена Бани.
Назад: Глава 44 Воспоминания Джеба
Дальше: Часть III В ночной чаще