В пятницу я выпустила Нолу на сеанс к Роджеру. Предоставила ей рассказывать про чаепитие и появление Джинкс. Сама я непременно проговорилась бы насчет бешеной гонки и планов застрелить Ларри, потому и осталась в тени. Нола проговориться не могла – она знала только, что Джинкс выскочила из квартиры, и все. Проведай Роджер о выходке Джинкс, он, чего доброго, снова нас в больницу упек бы.

Когда Нола дошла до появления Джинкс, Роджер вскочил и забегал по кабинету, ударяя себя кулаком в ладонь. Нола никогда его таким не видела.

– Ужасно, ужасно! Я ведь предупреждал! Я просил не устраивать сеансов без меня.

– Лично я ничего и не устраивала, – защищалась Нола. – Я вообще не Салли. И кричать на меня совсем не обязательно!

– Извините, Нола, – выдохнул Роджер, чуть ли не падая в кресло. – Просто этот просчет мог стоить вам жизни. В смысле, не только вам, Нола, но и всем остальным. Если бы с вами что-то случилось, я бы никогда себе не простил.

Ноле было стыдно, однако волнение Роджера ей польстило. Теперь он совсем не казался «перегоревшим». Эмоциональность зашкаливала. Если Роджер и имитировал заботу о пациентке, его актерская игра тянула на «Оскара».

– За несколько секунд до того, как Джинкс вышла из мрака, Дерри сказала Салли: «Джинкс со мной не справиться». К сожалению, Дерри ошиблась. Одно из двух: либо Дерри ослабела, либо Джинкс набирает силу.

Роджер потер подбородок.

– Мы достигли критической отметки. По-моему, пора сделать следующий шаг.

Нола мигом сообразила, что имеет в виду Роджер. Ей стало не по себе.

– Зря я вам про чаепитие рассказала, доктор Эш.

– Нола, поймите, – заговорил Роджер, подавшись к ней, налегая грудью на стол, – у нас тут не интеллектуальная игра. Вы подвергаетесь реальной опасности. Медлить нельзя. Начнем с вас.

– Вы о слиянии, не так ли, доктор Эш?

– Именно.

– Тогда попридержите коней. Я еще не дала согласия.

– Я прошу вашего согласия.

– Скажите честно: слияние далеко не всегда бывает успешным, ведь так?

Роджер повертел в пальцах ручку с золотым пером, покачал головой.

– А в тех случаях, когда слияние проходит успешно, результаты могут и не закрепиться, – продолжала Нола.

– Вы правы. Большинство людей с синдромом расщепленной личности, для которых слияние вроде бы прошло успешно, через некоторое время, под давлением обстоятельств, снова «расщепляются». Порой новых личностей даже становится больше. Нола, я действительно не могу дать вам гарантий. Нам остается только попытать счастья.

– Я – не подопытный кролик.

– Зафиксированы случаи, когда слияние приводило к полному излечению. Вот и все, чем на сегодняшний день могут похвастаться психиатры, занимающиеся мультяшками. Сейчас речь не о долгосрочных перспективах слияния; сейчас речь о вашей жизни. Сохранить жизнь – моя первейшая обязанность как врача. Переломный момент настал. Вам всем угрожает опасность. Как профессионал я предлагаю оптимальный выход.

– Почему вы решили начать с меня?

– Потому что стратегия начинать с конца и двигаться к началу хорошо себя зарекомендовала. Вы были созданы последней – значит, слиться с Салли должны первой. Вдобавок вы образованны, умны, хладнокровны и самолюбивы. Эти качества усилят Салли. После первого слияния ей будет легче перенести оставшиеся.

– Если я соглашусь, буду ли я после слияния знать, что происходит?

– Наверняка не скажу; по моей теории, хоть что-то знать вы должны. Вы ведь станете частью Салли, следовательно, у вас с ней будет общее сознание.

– А как насчет Джинкс?

– Очень надеюсь, что Салли, усиленная вашей личностью, сумеет воздвигнуть интеллектуальный барьер, который не выпустит Джинкс из мрака. Позднее, когда Салли обретет чувственность Беллы и оптимизм Дерри, образуется этакий выпускной клапан. Вчетвером вы будете успешно подавлять гнев и агрессию Джинкс.

– Вот, значит, что вы имели в виду, говоря об обеих техниках – слиянии и вытеснении. Четверых вы намерены соединить, пятую – вытеснить.

– Не обязательно вытеснить. Подавление гнева – обычное дело для психически здорового человека. – Роджер откинулся на спинку вращающегося кресла и посмотрел Ноле прямо в глаза. – Мне нужно ваше согласие, Нола.

– Я считаю, что вы не имеете права разрушать индивидуума. Я – есть, я – реальна. Пусть я лишена отдельного тела, зато имею разум. Cogito ergo sum.

Роджер хлопнул ладонями по подлокотникам кресла, резко поднялся, забегал по кабинету.

– Я не отрицаю вашего существования, Нола. Но ведь любая из вас имеет право вести самостоятельную жизнь. Будь вы соединены на физическом уровне, как сиамские близнецы, вас следовало бы разделить, подарить каждой из вас отдельное бытие. Но как дать каждой из вас, личностей, альтеров – отдельное тело? А координировать свои потребности, желания, действия вы не можете, что стало в последнее время яснее ясного. Вы – словно бесплотные духи. Поэтому необходимо попробовать слияние. То, что мы сделаем, не уничтожит вас, о нет. Слияние…

– Изменит меня.

– Этого не избежать.

– А если я не желаю меняться? Я вполне довольна собой нынешней.

– Вы полагаете, что разума, образованности и гордости довольно для того, чтобы быть полноценным человеком?

– А разве не так?

Роджер в стремлении убедить Нолу простер к ней руки.

– Полноценная человеческая личность помимо разума и гордости обладает эмоциями, испытывает сексуальное влечение, способна сопереживать. Есть и другие признаки человечности, которых вам, Нола, недостает. Я не уничтожу вас, не бойтесь. Я помогу вам стать человеком. Того, что свершится здесь, не достичь посредством умных книг, фильмов из категории «не для всех», изобразительного искусства и классической музыки. Скажу вам честно, Нола: вы нуждаетесь в слиянии с остальными альтерами и с Салли не меньше, чем они нуждаются в слиянии с вами.

– Я подумаю.

– Разумеется. В вашем распоряжении целые выходные. Можете посоветоваться с остальными, а можете принять решение самостоятельно. Если согласитесь, мы проведем слияние в понедельник.

Роджер попрощался с Нолой, не загнав ее во мрак и не выпустив Салли.

Мы пришли к молчаливому соглашению дать Ноле оторваться в эти выходные. Я внушила остальным, что это, пожалуй, будут последние ее два дня, и все меня поддержали. Не мешать Ноле в субботу и воскресенье – только справедливо.

И Нола принялась отрываться. По-своему, конечно. Вот это был кошмар. В пятницу до ночи Нола слушала Бетховена и Баха. Я чуть не рехнулась. Потом подумала: наверное, чтобы принять решение, Ноле нужна особая музыка, и терпела молча.

В субботу Нола ходила в музей Современного искусства и в Метрополитен-музей, а вечером – на тоскливую, занудную, затянутую, всю такую артхаусную пьесу для высоколобых. После пьесы ужинала в одиночестве во французском ресторане. Нола заказала эскарго, и я заинтересовалась, что бы это могло быть. Когда блюдо принесли, меня чуть не стошнило. Я достаточно намучилась, привыкая, по милости Нолы, к устрицам и моллюскам, но чтобы улитки!.. Брр! Впрочем, если честно, улитки на вкус оказались совсем неплохи.

Однако кошмарнее всего было воскресенье. Позавтракав бейглом с копченым лососем, Нола целый день читала «Нью-Йорк таймс». От первой страницы до последней! Можно подумать, ей в жизни больше такого счастья не выпадет! Короче, ад кромешный, а не выходные.

Впрочем, даже после десяти полос «Нью-Йорк таймс» Нола не определилась. К вечеру на нее напала хандра, она даже начала думать о самоубийстве.

Тут я по-настоящему испугалась. Никогда еще Нола не была такой удрученной. Она то представляла, как сигает с крыши, то прикидывала, не проще ли перерезать вены. Потом ей на ум пришел стих какой-то Дороти не то Перкер, не то Паркер, и Нола принялась смеяться. Типа, что за дурацкий выбор – распрощаться с собственной индивидуальностью или с самой жизнью. Измучившись, Нола полезла в шкафчик за снотворным, но я, слава богу, еще на прошлой неделе подсуетилась спустить таблетки в унитаз. Тогда Нола уселась за стол, взяла лист бежевой писчей бумаги, которую сама покупала, и принялась писать.

«Мой разум противится слиянию. Быть иль не быть, спрашиваю я себя, однако гамлетовский вопрос пустячен в сравнении с моей дилеммой. Речь не о бытии либо небытии; речь о том, чтобы стать другой личностью – или умереть. Честно говоря, для меня предпочтительнее второй вариант. Знаю, это эгоистично. Проблема осложняется новой информацией: покончив с собой, я покончу со всеми остальными. Умереть, уснуть. Уснуть! И видеть сны, быть может… Но! Какие сны приснятся в смертном сне? И куда девать вот этот страх чего-то после смерти? Так трусами нас делает раздумье…»

Пока Нола писала, у нее было странное ощущение. Нет, депрессия никуда не делась, только теперь Нола смотрела на себя как бы со стороны, прекрасно осознавая, что впадает в слезливую сентиментальность. Ощущение прогрессировало, и настал момент, когда Нола как бы отделилась от себя, воспарила и увидела свое тело за письменным столом. Нола повернула голову. Позади нее стоял некто. Лицо было размыто, Нола не различала даже, мужчина это или женщина. Волосы до плеч, на голове – индейская плетеная повязка, фигуру скрывает белое одеяние, пышное и легкое, как облако.

– Кто ты? – спросила Нола.

– Я – твой помощник.

– Что-то я тебя не помню.

– Я существую совсем недавно.

– А сейчас зачем ты здесь?

– Чтобы ты не причинила себе вреда.

– Я имею право сама распоряжаться собственной жизнью.

– Жизнь – не твоя собственная, и ты это знаешь. Ты ведь уже думала об ответственности перед остальными.

– Что мне делать?

– Послушайся доктора Эша. Он хороший человек. И мудрый врач.

– Этот хороший человек хочет уничтожить меня, слить с безмозглыми созданиями, которые он почему-то – вероятно, от большого ума – называет моими альтерами.

– Верь доктору Эшу. То, что он намерен сделать, не уничтожит тебя. Твоя жизнь порой достигает больших высот благодаря твоему разуму, но это пустая жизнь. Разум – еще не все. Отказываясь от слияния, ты обедняешь себя. Единственный выход – сдаться. Пожертвовать своей индивидуальностью ради большой цели.

– Помоги мне. Я не умею сдаваться.

– Умеешь. Только не хочешь вытащить это умение наружу. А я могу лишь направлять тебя.

– Тогда направь. Мне страшно.

Фигура шагнула к Ноле. Вспыхнул свет, и вдруг фигура как бы слилась с Нолой, будто фокус навели. Больше Нола уже не видела очертаний помощника отдельно от себя.

– Теперь ты убедилась, дитя мое, это совсем не больно!

– Убедилась. Кстати, я по-прежнему чувствую себя – собой. Значит, и после слияния будет именно так?

– Да, именно так.

Нола села на стул, задумалась. Ей вспомнилась статья одного калифорнийского психиатра. В ней, в статье, тоже нечто подобное было описано.

– То есть ты – внутренний я-помощник?

– Я помогаю всегда, когда во мне нуждаются.

– Ты тоже – альтер?

– Нет. В отличие от вас четверых, я не отдельная сущность. Я лишь выполняю функции помощника и защитника. Я одновременно пребываю в тебе и во вселенной, а появляюсь только тогда, когда в этом есть необходимость.

– Сейчас как раз такой момент. Научи меня, что делать.

– Доктор Эш говорит, решение должна принять ты сама, причем без всякого давления со стороны. Я могу лишь поддержать тебя, чтобы тебе достало сил сделать правильный выбор.

– Ты прямо фея-крестная!

– Да, меня и так называют. А еще я – гуру и учитель. Это одно и то же.

– Хорошо, что у нас есть внутренний я-помощник. Это облегчает задачу.

– Пора решаться, дитя мое.

Нола сидела, замерев, долго-долго, пока не озябла. Тогда она взяла ручку и в конце своего безадресного послания приписала:

«Я СОГЛАСНА НА СЛИЯНИЕ».

И тут почувствовала удивительную легкость. Внутренний я-помощник исчез, Нола была одна в комнате, и ей было непривычно хорошо.

Я не сдержалась: выскользнула на свет и позвонила Роджеру, пока Нола не передумала. От меня Роджер узнал о ее решении.

В понедельник утром, уже у Роджера в кабинете, Нола пошла было на попятную:

– Доктор Эш, я боюсь кое-что потерять. Дорогие мне вещи, если точнее. Мне всегда казалось, что периодические, зато исполненные смысла выходы на свет лучше, чем двадцатичетырехчасовая рутина со всеми мелкими и нудными обязательными делами.

Роджер выглядел усталым, постаревшим.

– И даже несмотря на прелести периодических выходов вы, Нола, не оставляете попыток покончить с собой.

– Меня замучила депрессия.

– Нола, у вас нет причин полагать, что ваша индивидуальность будет приведена к общему знаменателю. Вы сохраните острый и критичный ум и все свои знания. Пусть у вас возникают ассоциации с этаким ментальным буйабесом, в котором ингредиенты сохраняют свои особенности, но в сочетании с другими каждый из них приобретает новые оттенки вкуса.

Нола покачала головой.

– Язык у вас подвешен, доктор Эш, не спорю. Однако вы забываете, что часть слова «буйабес», а именно «abaisse», происходит от латинского «abassare», что значит «унижать».

– Это был неудачный пример.

– Зато символичный. Как раз униженные и становятся мультяшками. Ребенок или подросток вырабатывает альтеров именно в ответ на унижение, насилие или холодность близких.

– Вы правы, только сам процесс слияния вас никоим образом не унизит. Вас не отвергают, а, напротив, принимают.

Нола сверкнула глазами.

– Вы это все время говорите, а я чувствую себя нежеланной. Мне почему-то стыдно. Мне кажется, что я погибну.

– Нола, мы все вас очень любим. Вы нам нужны. Содействуя исцелению Салли, вы вносите вклад в саму науку психологию. Опыт, который мы извлечем из сеанса слияния, поможет вернуть к нормальной жизни тысячи несчастных мультяшек, пребывающих сейчас один на один со своей бедой только из-за страха и стыда.

– То есть я буду принесена в жертву, чтобы всякие мультяшки перестали бояться психиатров?

– Ах, ну зачем вы так? При чем тут жертвы? Вы станете полноценной личностью. Вы столько раз пытались покончить с собой! Не лучше ли, не разумнее ли отдать почти иллюзорное существование на благо себе и другим? Соглашайтесь на слияние, Нола. Без вас ничего не выйдет.

Несколько минут Нола смотрела Роджеру прямо в глаза и наконец выдала:

– Можно будет заменить имя «Салли Портер» на имя «Нола Брайант»?

– А зачем? – удивился Роджер. – Сами подумайте, сколько вы этим наживете хлопот. Свидетельство о рождении – на имя Салли. Номер карточки социального страхования – тоже. И страховой полис, и записи с рабочих мест. Есть также прочие бумажки – медицинская карта, идентификационный номер налогоплательщика, кредитки, банковские счета. Неужели вам хочется бегать по инстанциям, собирать справки?

Нола замялась (и мялась довольно долго), но все-таки, почти против воли, рассказала про внутреннего я-помощника.

Роджер сидел сцепив пальцы, слушал очень внимательно, кивал.

– Честно говоря, Нола, я уже давно жду, когда себя проявит внутренний помощник. Сначала я принял за такового вашу Дерри, затем от более опытного психиатра узнал, что внутренний помощник отличается от обычного альтера. Альтер – это сформировавшаяся личность, а внутренний помощник – скорее персонифицированное сознание. Последователи Фрейда называют его «суперэго».

– По-моему, здесь присутствует религиозная составляющая, – возразила Нола. – Я, правда, всю жизнь была атеисткой, однако мне близка философия индуизма. В индуизме есть понятие «Атман» – всеобщее «Я», мировая душа. Концепция Брахмана, то есть Бога-Абсолюта, тесно связана с личностным восприятием каждым человеком всеобъемлющего Бога в качестве индивидуального Атмана – своего наивысшего запредельного «я». Атман и Брахман тождественны на трансцендентальном уровне. Атман появляется в моменты отчаяния. И вот я думаю: а не будет ли слияние походить на нирвану? Вы знаете, как переводится слово «нирвана», доктор? «Нирвана» означает «затухание». Если конкретно, затухание пламени жизни, позволяющее каждому индивидууму слиться с мировой душой.

– Есть только один способ узнать наверняка, Нола…

Нола почувствовала дурноту и сжала кулаки.

– Не бойтесь, – произнес Роджер. – «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет».

Нола подняла взгляд, рассмеялась.

– «Кто тащит имя – похищает все».

После долгой паузы Нола оглядела свои растопыренные пальцы и попросила:

– Только сделайте это побыстрее.

– Вот и молодчина! – обрадовался Роджер, беря свою золотую ручку. – Салли, выходите на свет. А вы, Нола, останьтесь. И вы, и Салли уже усвоили: для разрешения проблемы вам надо объединить силы, стать единым целым. Это может произойти, только если сольются два разума. Новый разум вместит их качества, все будет так, как было, пока Нола не отделилась от Салли. Представьте, что вы – два озера. Озеро Нола наполнено знаниями и гордостью. Озеро Салли, из которого когда-то давно эти качества утекли, подобно воде, наполнено теперь лишь материнской любовью, чувством справедливости, четкими представлениями о том, что хорошо и что дурно, а также способностью сопереживать. И вот я рою канал между двумя озерами, а вас обеих прошу визуализировать этот процесс. Канал пойдет от озера Салли к озеру Нола. Хотя работа трудна, ярд за ярдом я продвигаюсь к озеру Нола. Осталось совсем немного. Скоро канал соединит два водоема. А вы знаете, что бывает, когда водоемы соединяются каналом. Скажите мне, Салли, что сейчас произойдет?

– Вода… перемешается…

– Нола, что случится, когда вода перемешается?

– Характеристики, до сих пор присущие одному из водоемов, станут присущи другому водоему, и наоборот.

– Вы согласны на это, Салли?

Салли кивнула.

– А вы, Нола, согласны?

Нола колебалась.

– Нола, вы должны согласиться немедленно. Обратного пути нет. Вычленить некие составляющие из жидкой среды невозможно. Вы и Салли станете одним целым – как на уровне разума, так и телесно. Вы согласны, Нола?

– Да.

– Хорошо. Последние дюймы до озера Нола я пройду под руководством внутреннего помощника. Вот так. Все. Свершилось. Воды обоих озер хлынули в канал. Сознание Салли стремится к Ноле. Сознание Нолы стремится к Салли. Поток не остановить. На ваших глазах струи смешиваются в стремительном темпе, и вся вода обретает качества и Нолы, и Салли. Отныне и навечно не будет ни Нолы, ни Салли. Будет вторая Салли – цельная личность, умная, образованная, гордая, уверенная, что сумеет справиться и со своей работой, и со своей жизнью, одолеть всех недоброжелателей, в то же время способная на сочувствие, уважающая других, их мнения и права. Когда я досчитаю до четырех, вторая Салли откроет глаза. Салли, вы запомните ровно столько об этом сеансе, сколько вам необходимо. У вас останутся воспоминания о раздельной жизни с Нолой, но они будут как старые сны. Отныне и навсегда вы будете единым разумом, единым телом. Вы стали другой личностью, отличающейся от прежних двух. Вы – новая женщина; вы – вторая Салли. И мы все этому очень рады, в том числе рад ваш внутренний помощник. Итак, один, два, три, четыре…

Веки Салли дрогнули. Несколько мгновений она жмурилась, наконец открыла глаза.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Роджер.

– Голова кружится. Я будто попала в водоворот, затем течение донесло меня до водопада и бросило вниз.

– Расслабьтесь и расскажите, что вы помните.

Салли сделала глубокий вдох.

– Я почти ничего не помню.

– Как ваше имя?

– Салли Портер, – произнесла она с тяжким вздохом.

– Последнее ваше воспоминание?

– Я позвала гостей на чай. А потом – темнота.

– Вы жалеете о том, что устроили чаепитие?

– Да. Это была чудовищная ошибка. Мне следовало хорошенько подумать, прежде чем решаться на этот шаг.

– Поясните, пожалуйста.

– Я всегда была одиночкой. Простите меня, Роджер, я не хочу показаться высокомерной. Просто в одиночестве мне лучше. Когда я одна, когда никто не вертится перед носом, у меня все получается. Вот и сейчас: у меня устойчивое ощущение, что, останься я одна, сумею найти решение моих проблем.

– Понимаю.

– Я вовсе не хочу отказываться от вашей поддержки. Я имела в виду, мы с вами достигнем большего успеха и придем к важным решениям, если будем действовать вдвоем, без привлечения остальных к сеансам групповой терапии.

– Спасибо, что пояснили. Я было подумал, вы просите меня удалиться и оставить вас одну.

Салли взглянула Роджеру в глаза.

– Ничего подобного. Пожалуй, умнее вас я никого не встречала. Ваше общество стимулирует мой разум и обеспечивает мне душевный подъем.

– Благодарю вас.

– Ой! Что это я такое выдала? Даже неловко.

– Неловко? Почему?

– Я совсем не собиралась говорить эту последнюю фразу. Не понимаю, как она слетела с языка. Раньше я ничего подобного себе не позволяла. И еще: мне кажется, у меня изменился стиль речи.

– Ничего удивительного. После слияния так и бывает. Теперь я вас кое о чем попрошу: напишите, пожалуйста, свое имя. Вот на этом листочке.

Не колеблясь, она написала: «Салли Н. Портер».

– Я думал, вас зовут просто Салли. Не знал, что у вас и второе имя есть. «Н» – это что? Натали? Николь?

– Сама не знаю, почему я так написала. Никогда не упоминаю своего второго имени.

– И все-таки – что это за «Н»?

– Нола.

– Широкий жест. Значит, вы решили взять себе второе имя?

Салли покачала головой.

– Нет, я об этом вообще не думала. Просто начала писать, и рука сама вывела «Н». По-моему, так будет справедливо. Как вы думаете, мне следует взять вторым именем имя «Нола»?

– Почему бы и нет? Мне кажется, Нола не возражала бы.

Салли надолго умолкла.

– У меня странное ощущение – будто Нола исчезла из моей жизни. Я воспринимаю это как утрату подруги, с которой была долго разлучена, потом вновь обрела ее – но лишь для того, чтобы потерять навеки. Означает ли это, что слияние прошло успешно, что я иду на поправку?

– Пожалуй, да. Впрочем, поживем – увидим.

– Вот что я вам еще скажу. Только не сочтите это флиртом или аналогичной глупостью. Редкий мужчина, Роджер, так хорошо понимает женскую психологию.

Роджер рассмеялся.

– Я многому научился у вас.

Салли вдруг почти вскочила с кушетки.

– Что с вами? Куда это вы заторопились?

– В голове крутится фраза «вторая Салли». Что это может значить?

– Лишь то, что вы достигли второй стадии в развитии. Или, если хотите, – в реинтеграции.

– Мне вдруг чрезвычайно захотелось пойти во французский ресторан и отведать сугубо французских деликатесов. Может быть, пообедаем вместе, Роджер?

Он улыбнулся.

– Пожалуй. Тем более что первое время за вами надо приглядывать.

– Мне не страшно. Я предложила совместный обед по другой причине.

– Я понял. Просто нашел профессиональное оправдание сделать то, что мне хочется.

Салли со смехом покачала головой. Стиль общения Роджера с ней изменился. Раньше Роджер подстраивался под неразвитый ум Салли, а теперь говорит с ней как с равной. И это здорово.

– Человеку, который только что сыграл роль господа бога, не нужны оправдания, чтобы пообедать со своим творением, – произнесла Салли.

Она тотчас пожалела о своих словах. Ей совсем не хотелось ни льстить Роджеру, ни обижать его. Салли всего лишь чувствовала потребность пробить его «скорлупу». По тому, как Роджер нахмурился, она поняла: это удалось.

– Простите, Роджер. Напрасно я это сказала.

– Я не удивлен. Метафора сама просилась на язык. Сумасшедший ученый играет в бога… Вероятно, мне следует проводить вас домой, а пообедаем вместе мы как-нибудь в другой раз. Если вы не передумаете, конечно.

– Я не передумаю. Хотя домой и сама прекрасно доберусь.

Роджер кивнул.

– Как вам будет угодно.

Из кабинета Салли выходила твердой походкой, высоко держа голову. Прежней сутулости как не бывало.

А у меня мурашки бегали по спине. Я попыталась достучаться до старушки Нолы. Не вышло: Нола исчезла. Будто ее похитили или убили. Мне вспомнилась одна из самых любимых книг Нолы, и пришло на ум, что Нола таки утопилась и искать ее надо в Уолденском озере. Жуть кошмарная. И еще одна вещь меня тревожила. По взгляду Роджера я поняла: он считает вторую Салли очень привлекательной женщиной.

Теперь все казалось Салли новым, непривычным. Она будто сменила очки. Например, в лифте она уверенно нажала кнопку первого этажа, а ведь прежде при виде кнопочной панели Салли бросало в дрожь. Правда-правда! Она никогда не знала точно, на какой этаж ехать, и боялась закрытого пространства. А теперь ей даже понравился этот холодок под ложечкой, когда лифт едет вниз.

На больничном крыльце она простояла довольно долго, наблюдая за толпой. На нее тоже поглядывали: дескать, чего это она никуда не спешит? Наконец Салли сделала вдох, вроде как ныряльщица перед погружением, и шагнула в людской поток.

Непосредственная близость множества незнакомых людей странным образом тонизировала Салли. Она радовалась, что не нужно ни с кем разговаривать, потому что всегда любила одиночество. Салли была возле людей, однако не с ними. Этакая приятная изоляция. Она продолжала представлять себе водоемы, ей все чудилось, что она плывет. Голова слегка кружилась. Вдруг Салли стало смешно. Хорошо, что Роджер отвертелся от совместного обеда. Куда приятнее провести вечер в одиночестве. Она будет бродить по городу, вольется в толпу, но не потеряется в ней. Она будет слушать только свой внутренний ритм.

Толпа несла Салли к Таймс-сквер. Салли всегда избегала этого места, чуралась афиш с полуголыми девками, шарахалась от секс-шопов. Она испытывала презрение и отвращение к проституткам обоего пола. Теперь Салли впервые разглядела в них живых людей, индивидуальностей. Она больше не смотрела свысока, не судила их. Она поняла, какой была ханжой.

Салли свернула на восток и направилась к Сорок второй улице, к библиотеке. На входе в Брайант-парк к ней пристали двое пьяниц; Салли ловко увернулась. Еще совсем недавно на подобные домогательства она отреагировала бы провалом. Сейчас Салли знала: если что, она сумеет осадить пьяниц, она ведь отныне не только сильна, но и остра на язык.

Попасть в библиотеку можно было и с Сорок второй улицы, однако Салли захотелось взглянуть на львов, и она сделала крюк, зашла с Пятой авеню, с главного входа. Она проследовала по лестнице под защитой гривастых мраморных охранников. Вспомнила первое посещение библиотеки. Их класс повели на экскурсию. Тогда Салли верила: если очень долго и методично читать, можно прочесть все-все книжки и узнать абсолютно все. Какая наивность!.. Салли вступила в зал, нашла на полке одну из своих любимых книг и вскоре забыла обо всем на свете, отдавшись завораживающему ритму сочной прозы Томаса Вулфа. Она читала «Домой возврата нет». Мастерски переданные автором ритмы и образы большого города полностью ее захватили. Через некоторое время Салли закрыла книгу и вышла на улицу, вполне согласная с тем, что возврата – нет.

Пора было домой. Перед работой в «Дороге из желтого кирпича» нужно еще принять душ и переодеться. В такси она загрустила, возле дома поняла причину грусти. Нынешние ощущения – временны, скоро будет еще одно слияние, и еще одно. Появятся третья и четвертая Салли. После каждого слияния мир будет представать в ином свете. Из кабинета Роджера Эша будет выходить очередная малознакомая женщина, со своими мыслями, своими соображениями о жизни.

Внимание Салли привлек манекен. Она даже остановилась перед витриной. Манекен делал неприличный жест. Вспомнились слова Тодда: «Закон Мерфи. Если есть вероятность того, что неприятность может произойти, – она непременно произойдет». Что за чушь! Нелепое суеверие! Ничего плохого не случится. Потому что Салли теперь сильная. И отлично владеет собой.

Дома она взяла с кровати игрушечных зайца и панду, упаковала их в пластиковый пакет и запихнула подальше в шкаф. На вечер Салли выбрала вызывающее желто-белое платье. Долго изучала собственное отражение в зеркале.

– Ты знаешь, кто ты такая, – сказала себе Салли. – Ты стала сильнее. Провалов больше не будет. Личности перестанут выскакивать, когда вздумается. Ты научишься все держать под контролем, и Роджер поймет, что в дальнейших слияниях нет нужды.

От этой мысли Салли повеселела. Чем больше она думала, тем очевиднее становился ответ. Конечно, она внесет стабильность в свою жизнь, не допустит новых провалов и подмен, и тогда не понадобится слияний с Беллой и Дерри. Не говоря уже о Джинкс. Да, именно так.

Салли стала под душ. Теплая вода падала ей на спину, стекала по животу, по бедрам. Пока Салли наслаждалась, я прикинула: нам с Беллой и Джинкс придется нелегко, ведь мы будем противостоять не только второй Салли. Теперь у Салли есть внутренний помощник, а это не пустяк.