Стефани вышла из отеля и на такси доехала до Белого дома. Поручение президента она выполнила – скормила Роуэну найденную в часах информацию. Для пущей убедительности послала ему изображение внутренней поверхности крышки. Роуэн – нужно отдать ему должное – тотчас же подписал письмо и, как она того требовала, отправил его ей в отель. К этому моменту Салазар и Кассиопея уже знают то, что известно Роуэну. Стефани была понятна логика действий президента – в отличие от их возможных последствий. Они ей совсем не нравились. Не зря же она отдала два десятка лет работе в спецслужбах, и потому понимала: игра подходит к концу.

Выйдя из такси рядом с Блэр-хаус, оставшуюся часть пути Стефани проделала пешком. У входа ее уже ждал агент в штатском, который проводил ее в комнату с желтыми стенами и портретом Авраама Линкольна. Здесь ее уже ждали президент Дэнни Дэниелс и Чарльз Р. Сноу, семнадцатый Пророк Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней. Дэнни по телефону уже рассказал ей, что произошло здесь несколько часов назад, когда здесь побывал Роуэн.

Оба – и президент, и Пророк – нервничали.

– Двадцатого декабря тысяча восемьсот шестидесятого года, менее чем через два месяца после избрания Линкольна президентом, Союз покинула Южная Каролина, – начал Дэниелс. – Она стала первым штатом-сепаратистом. В последующие два месяца ее примеру последовали Миссисипи, Алабама, Джорджия, Луизиана и Техас. Затем, двенадцатого апреля шестьдесят первого года, состоялось нападение на форт Самтер. А через пять дней Союз покинули Вирджиния, Арканзас, Теннесси и Северная Каролина.

Стефани слушала его монотонное перечисление событий.

– Именно здесь, в этой комнате, – продолжал президент, – через несколько дней после нападения на форт Самтер, Фрэнсис Престон Блэр сел рядом с Робертом Ли. Линкольн хотел, чтобы Ли возгласил силы северян, и поручил Блэру выяснить, насколько это возможно. Ли, как и следовало ожидать, отказался. «Как я могу поднять меч на Вирджинию, мой родной штат?»

– Это война стала проверкой на верность буквально для всех и каждого, – добавил Сноу. – «Святые» – не исключение. Хотя мы были далеко, на берегах Большого Соленого озера, война дошла и до нас.

– Линкольн доверял вам, коль отправил вам этот документ.

– Думаю, доверие здесь ни при чем. Он просто хотел успокоить Бригама Янга и заручиться поддержкой Запада. Линкольн понимал: Янг никогда не поверит ему на слово, и потому отправил ему нечто такое, что имело ценность и могло убедить Янга в серьезности его намерений.

– Но что мешало Янгу передать документ южанам? – спросила Стефани. – И поставить в этом споре точку? Из того, что я прочла, мне известно, что мормоны ненавидели федеральное правительство.

– Верно. Нам казалось, что правительству нет до нас дела. С другой стороны, мы свято соблюдали конституцию. Мы никогда не ставили своей задачей разрушение страны.

– Ты ведь не веришь в пророчество Белого Коня, верно я говорю? – спросил Дэниелс.

– Спроси ты меня несколько дней назад, я бы ответил, что нет. Теперь же я не уверен. Многое из того, что сказано в нем, становится реальностью.

Вид у президента был усталый.

– Гражданская война унесла шестьсот тысяч жизней. Больше, чем все наши остальные войны, вместе взятые. Страшно подумать, сколько было пролито американской крови.

Впрочем, Стефани услышала и то, чего он недоговорил.

– Но мы не можем винить Линкольна за то, что он сделал, – продолжал Дэниелс. – Решение было нелегким, но он его принял. Именно благодаря ему мы с вами сейчас здесь. Благодаря ему мир стал лучше. Получи тогда тот документ огласку, и страны не стало бы. И кто знает, каким был бы мир в этом случае? – Президент на минуту умолк. – И все же Линкольн пошел поперек воли Отцов-Основателей. Он выбрал свой путь, единолично решив, что идет на благо стране, а что – во вред.

До Стефани дошло, зачем ее вызвали сюда.

– И тебе тоже предстоит сделать выбор.

Дэниелс посмотрел ей в глаза.

– Если этот документ существует, я приму точно такое же решение. Записки Мэдисона создают проблему, но это просто записки. А его склонность к разного рода исправлениям делает их сомнительным доказательством намерений Отцов-Основателей. Ссылаясь на них, страну не распустишь. Но сам документ, скрепленный подписями и печатями, – совсем другое дело. Кто знает, как к нему отнесутся суды? Мяч может отлететь в любом направлении. Общественное мнение? Оно вряд ли будет на нашей стороне.

Стефани посмотрела на Сноу и решила воспользоваться подвернувшейся возможностью.

– А что означают эти слова, falta nada?

– Фальта Нада. Это место, известное Роуэну.

Нечто во взгляде Сноу насторожило Стефани.

– И ты хочешь, чтобы он туда отправился?

– Необходимо, чтобы он туда отправился. Причем по собственной инициативе. Нельзя, чтобы ему показалось, будто его кто-то подталкивает.

– Тебе что-то известно о первом хозяине этого дома? – неожиданно спросил ее Дэниелс.

Да, кое-что она знала. Фрэнсис Престон Блэр был советником Эндрю Джексона. Издатель влиятельной вашингтонской газеты, он входил в неформальную группу, известную как Кухонный Кабинет. Позднее газету он продал и даже отошел от политики, однако в 1861 году снова в нее вернулся и стал одним из близких друзей президента Линкольна.

– Линкольн отправил Блэра в Ричмонд, – продолжал президент, – в качестве неофициального посланника, подготовить почву для проведения мирных переговоров, которые состоялись в Хэмптон-Роудс в феврале восемьсот шестьдесят пятого года. Линкольн лично на них присутствовал. Увы, южане в качестве условий мира поставили свою независимость, и переговоры зашли в тупик. Что касается самого Линкольна, вопрос о роспуске Союза для него не стоял, и он продолжил войну.

– Ты так и не закончил свой ответ, – напомнила президенту Стефани.

Тот в упор посмотрел на нее.

– Я не хочу принимать никаких решений, связанных с этим документом. Более того, я не желаю его видеть.

– Тогда зачем было говорить Роуэну, что там, внутри часов?

– Их с Салазаром нужно остановить, – вмешался Сноу. – Если я умру, а ждать осталось недолго, то следующим Пророком станет Таддеус Роуэн. Так у нас заведено. Он первый по старшинству. И как только это произойдет, он станет сам себе хозяин.

– Мы пытались убедить его, что ему пора прекращать свои игры, – пояснил Дэниелс. – Попробуй угадать, что он на это сказал.

Стефани прекрасно это знала.

– В данный момент, – произнес президент и поднял пальцы, – о его существовании знают десять человек. Из них трое нам неподконтрольны – это Роуэн, Салазар и Кассиопея. Мы не можем точно сказать, что именно известно Кассиопее Витт, но, думаю, достаточно. О наших людях я не волнуюсь, равно как и о нас, кто сегодня находится в этой комнате. Мы все умеем хранить секреты. Что касается наших людей, полная картина им неизвестна. Чего не могу сказать о тех троих. От них можно ждать чего угодно.

Стефани поняла, к чему он клонит.

– Даже если документ будет в наших руках, Роуэн, Салазар и Кассиопея вряд ли станут молчать.

Дэниелс кивнул.

– Причем один из них вскоре станет главой богатой и влиятельной религиозной организации. У Роуэна солидная репутация. Он пользуется доверием. Есть все основания полагать, что Салазар займет его сторону. Он – опасный человек, который, как нам известно, убил одного из наших людей.

Последствия вырисовывались не самые приятные.

– Вы когда-нибудь слышали о резне на Горном Луге? – спросил у Стефани Сноу.

Та отрицательно покачала головой.

– Это позорная страница нашей истории. В восемьсот пятьдесят седьмом году территорию Юты пересекал караван повозок из Арканзаса, следовавший в Калифорнию. На тот момент отношения между «святыми» и федеральным правительством были, мягко говоря, не самые лучшие. На наше усмирение была брошена армия. Мы это знали. Среди людей царила паника. Повозки остановились в Солт-Лейк-Сити, затем повернули на юг. Следующую остановку путешественники сделали в месте, известном как Горный Луг. По неизвестным причинам на переселенцев напали местные ополченцы. Жертвами нападения стали сто двадцать человек – мужчин, женщин, детей. Уцелели лишь семнадцать самых маленьких – тех, кому было меньше семи лет. Их пощадили.

– Какой ужас, – прошептала Стефани.

– Верно, – согласился Сноу. – Но это был знак тех нелегких времен. Я не оправдываю того, что случилось. Но мне понятно, почему так произошло. Паранойя взяла верх. Мы ушли на запад, чтобы жить там мирной жизнью и никому не мешать. Но федеральное правительство вместо того, чтобы нас защищать, бросило на наше усмирение войска.

Сноу умолк, собираясь с мыслями.

– Разбирательство тянулось семнадцать лет. Наконец, в семьдесят четвертом году девятерым было предъявлено обвинение в убийстве. Перед судом предстал лишь один. Джон Ли. Дело слушалось дважды; в конечном итоге суд присяжных, состоявший только из «святых», признал его виновным, и он был казнен. До сих пор многие уверены, что из Ли сделали козла отпущения. Кое-кто считает, что к резне был причастен сам Бригам Янг. Другие с ними спорят. Правды нам никогда не узнать.

– Потому что ее хорошо спрятали?

Сноу кивнул.

– Время позволило замести следы. Но Бригам Янг как Пророк сделал все для того, чтобы Церковь уцелела. Сегодня та же задача стоит и передо мной.

– Да, но какой ценой? Ценой человеческих жизней?

– Похоже, что круг замкнулся.

– С той разницей, – уточнил Дэниелс, – что сегодня на карту поставлено существование всей страны.

До Стефани дошло.

– Роуэн и Салазар нужны вам обоим мертвыми?

Сноу покоробила ее прямота, но ничего другого он не ожидал.

– Соединенные Штаты Америки не убивают людей, – произнес Дэниелс. – Более того, мы не оправдываем политические убийства. Но если окажется так, что жизни Роуэна будет угрожать кто-то третий, мы не станем в это дело вмешиваться.

Стефани поняла намек: найди приемлемый способ.

– Что касается Салазара, – добавил президент, – то это совершенно иной случай.

Стефани с ним согласилась. Соединенные Штаты мстят за убийство своих людей.

– Старейшина Салазар, – произнес Сноу, – молится идолу, которого, боюсь, никогда не существовало. Наш основатель, Джозеф Смит, имел немало здравых идей, был смел и храбр. Но такие люди, как Салазар, отказываются замечать недостатки, предпочитая видеть лишь то, что им хочется видеть. Даниты, которых он возродил, – опасная группа, и сейчас, и во времена Смита. Им не место в нашей Церкви.

– Ты знал о существовании данитов еще до того, как я рассказал тебе о них? – удивился Дэниелс.

– До меня доходили слухи. Именно поэтому я не спускал глаз с Роуэна и Салазара.

Стефани вспомнила слова Эдвина Дэвиса:

Мы надеялись, что время сделает свое дело. Но до нас дошла информация, указывающая на то, что это не так.

Наконец до нее дошло.

– И ты держал нас в курсе?

Дэниелс кивнул.

– Больше года. Но к тому моменту мы тоже уже следили за Роуэном. И обменивались информацией. Каждый из нас знал что-то такое, что не было известно другому.

– И теперь только вы двое знаете все.

Ответа не последовало.

– Мне крайне неприятно, что Салазар убил одного из ваших агентов, – наконец произнес Сноу. – Впрочем, это меня не удивляет. Когда-то, в самом начале, мы верили, что кровь искупает все. Убийство имело оправдание. Но мы уже давно отказались от этого варварского пережитка. Наша Церковь не оправдывает никакое убийство, каковы бы ни были его причины. Мое сердце скорбит о погибшем человеке.

– Этому нужно положить конец, – решительно заявил Дэниелс. – Мы обнаружили группировки сепаратистов по всей стране, а Роуэн только и делал, что подливал масла в огонь. И теперь многие ждут, что то же произойдет в Юте, чтобы потом пойти тем же путем. Как нам стало известно этим утром, на его стороне большинство местных законодателей, не говоря уже о самом губернаторе. Все это напоминает восемьсот шестидесятый год. Южная Каролина показала пример, которому тут же последовали другие штаты. Мы не имеем права прибегать к насилию. Более того, учитывая то, что нам известно о наших Отцах-Основателях, мы не в состоянии противодействовать этому законными способами.

На какое-то мгновение в комнате повисла напряженная тишина. Каждый думал о возможных последствиях того, что придется сделать.

– Я хочу, чтобы ты сопроводила Пророка назад в Юту. А заодно остановила Роуэна и Салазара у Фальта Нада, – произнес президент. – Навсегда.

Оставалось кое-что еще.

– А как же Кассиопея? – спросила Стефани.

Коттону был дан шанс решить этот вопрос в Айове. Но он его упустил. Отчет Люка тоже не внушал оптимизма. Кассиопея слишком глубоко ввязалась в это дело и потому больше не представляла ценности как агент.

Стефани знала, что ей делать.

– Ее я тоже возьму на себя.