Человеку, едущему в первый раз из Лондона в Эдинбург, вполне естественно перед отправлением в путь задать вопрос, сколько миль до Йорка, который лежит приблизительно на половине дороги, – – и никто не удивится, если он пойдет дальше и пожелает узнать о городских учреждениях и т. д. – —

Столь же естественно было желание миссис Водмен, первый муж которой все время болел ишиасом, узнать, далеко ли от бедра до паха и насколько больше или меньше пострадает она в своих чувствах от раны в паху, чем от ишиаса.

С этой целью она от доски до доски прочитала анатомию Дрейка. Она просмотрела также книгу Нортона о мозге и усвоила сочинение Граафа о костях и мускулах; но ничего не могла из них извлечь.

Она обращалась также к собственному уму – – рассуждала – – доказывала теоремы – – выводила следствия – – и не пришла ни к какому заключению.

Чтобы все выяснить, она дважды спрашивала доктора Слопа, «есть ли надежды, что бедный капитан Шенди когда-нибудь выздоровеет от своей раны?»

– – Он уже выздоровел, – отвечал доктор Слоп. – —

– Как! Совсем?

– – Совсем, мадам. – —

– Но что вы разумеете под выздоровлением? – спрашивала миссис Водмен.

Доктор Слоп был совсем не мастер давать определения, так что миссис Водмен и тут не могла добиться ничего толкового. Словом, у нее не было другого способа разрешить свои сомнения, как обратившись к самому дяде Тоби.

В расспросах этого рода, бывает нотка человеколюбия, усыпляющая подозрение, – – и я почти убежден, что она достаточно отчетливо звучала у змия в его разговоре с Евой; ибо склонность прекрасного пола поддаваться обману не так велика, чтобы наша прародительница набралась без этого смелости поболтать с диаволом. – – Но бывает нотка человеколюбия – – как мне ее описать? – это та нотка, что накидывает на деликатный предмет покровы и дает допрашивающему право входить в такие подробности, как если бы он был вашим хирургом.

– – – И никогда не бывало облегчения? – —

– – – Легче ли было в постели?

– – – Мог ли он лежать с ней и на том и на другом боку?

– В состоянии ли был он сесть на лошадь?

– Не вредно ли для нее было движение? et caetera – – сказано было ему таким нежным тоном и так искусно направлено в сердце дяди Тоби, что каждый из этих вопросов проникал туда в десять раз глубже, нежели самая острая боль. – – Но когда миссис Водмен завернула окольной дорогой в Намюр, чтобы добраться до паха дяди Тоби, и пригласила его атаковать вершину передового контрэскарпа и взять при поддержке голландцев, со шпагой в руке, контргарду Святого Роха – а затем, касаясь его слуха самыми нежными тонами своего голоса, вывела его, окровавленного, за руку из траншеи, утирая слезы на своих глазах, когда его относили в палату, – – Небо! Земля! Воды! – все в нем встрепенулось – все природные источники вышли из берегов – ангел милосердия сидел возле дяди Тоби на диване – сердце его запылало – и будь у него даже тысяча сердец, он их сложил бы у ног миссис Водмен.

– Где же, дорогой мой, – проговорила миссис Водмен довольно настойчивым тоном, – получили вы этот прискорбный удар? – – Задавая свой вопрос, миссис Водмен бросила беглый взгляд на пояс у красных плисовых штанов дяди Тоби, естественно ожидая, что последний самым лаконическим образом ответит ей, ткнув указательным пальцем в это самое место. – – Случилось иначе – – ибо дядя Тоби, раненный перед воротами Святого Николая в одном из траверсов траншеи, против исходящего угла бастиона Святого Роха, мог во всякое время воткнуть булавку в то самое место, где он стоял, когда его поразило камнем. Это соображение мгновенно поразило сенсорий дяди Тоби – – и в памяти у него всплыла большая карта города и крепости Намюра с окрестностями, которую он купил и с помощью капрала наклеил на доску во время своей долгой болезни, – – теперь она лежала на чердаке вместе с прочим военным хламом, почему капрал и был отправлен за ней на чердак.

Отмерив ножницами миссис Водмен тридцать саженей от входящего угла перед воротами Святого Николая, дядя Тоби с такой девической стыдливостью поставил палец вдовы на роковое место, что богиня Благопристойности, если она была там самолично – а если нет, так ее тень, – покачала головой и, погрозив пальцем перед глазами миссис Водмен, – запретила ел выводить дядю Тоби из заблуждения.

Несчастная миссис Водмен! – —

– – Ибо единственно только сочувственным обращением к тебе можно тепло закончить эту главу. – – Однако сердце говорит мне, что в такую критическую минуту обращение является лишь замаскированным оскорблением, и скорее, чем нанести его опечаленной женщине, – я готов отправить всю эту главу к черту, с тем условием, однако, чтобы какой-нибудь отпетый критик на содержании позаботился взять ее с собой.