Глава VI
Я бы желал, чтобы дядя Тоби пил только воду; тогда бы ясно было, почему вдова Водмен, едва только увидев его, почувствовала, как что-то в ней шевельнулось в его пользу! – Что-то! – что-то.
– Что-то, может быть, большее, чем дружба, – меньшее, чем любовь, – что-то – (все равно что – все равно где). – Я бы не дал и волоска из хвоста моего мула, который мне пришлось бы вырвать самому (а их у него немного осталось, и он, разбойник, вдобавок еще с норовом), за то, чтобы ваши милости посвятили меня в эту тайну. – —
Но дело в том, что дядя Тоби не был из числа людей, пьющих только воду; он не пил воды ни в чистом, ни в смешанном виде, никак и нигде, разве только случайно на каком-нибудь аванпосте, где нельзя было достать ничего лучшего, – – или во время своего лечения, когда хирург ему сказал, что вода будет растягивать мышечные волокна и это ускорит их сращивание, – – дядя Тоби пил тогда воду спокойствия ради.
Однако всем известно, что действия без причины в природе не бывает, и все знают также, что дядя Тоби не был ни ткачом: – ни садовником – ни борцом, – – разве только вы непременно пожелаете отнести его к числу последних как капитана, – но ведь он был всего только пехотный капитан – – и, кроме того, все это покоится на двусмысленности. – – Нам ничего не остается, как предположить, что нога дяди Тоби – – но такое предположение помогло бы нам только в том случае, если бы слабость ее проистекала от какой-нибудь болезни в ступне, – между тем как дядина нога не усыхала ни от какого повреждения ступни – ибо она и вообще не была усохшей. Она только немного одеревенела и плохо слушалась от полной неподвижности в течение трех лет, когда дядя лежал в постели у моего отца в Лондоне; но она была полная и мускулистая и во всех других отношениях такая же крепкая и многообещающая, как и другая его нога.
Положительно, я не помню случая из литературной своей практики, когда я так затруднялся бы свести концы с концами и подогнать главу, которую я писал, к следующей за ней главе, как вот сейчас; можно подумать, будто мне нравится создавать себе затруднения подобного рода единственно для того, чтобы изобретать новые способы из них вывертываться.
– – Неосмотрительный ты человек! Разве мало тебе забот и печалей, которые и без того обступают тебя со всех сторон как писателя и человека, – – разве их мало тебе, Тристрам, что ты непременно хочешь еще больше запутаться?
Разве не довольно тебе того, что ты кругом в долгах, что десять возов твоего пятого и шестого тома до сих пор еще – до сих пор еще не распроданы и что ты истощил почти все свое остроумие, придумывая, как их сбыть с рук?
Разве не мучит тебя до сего часа проклятая астма, схваченная тобой во время катания на коньках против ветра во Фландрии? и разве всего два месяца назад не порвал ты себе сосуд в легких, разразившись хохотом при виде кардинала, мочившегося, как простой певчий (обеими руками), вследствие чего за два часа потерял две кварты крови; и если б ты потерял еще столько, разве господа медики не сказали тебе – что это составило бы целый галлон. – —