Глава XXXV
Теперь, когда я убедился, что посланец хочет непременно получить свои шесть ливров четыре су, мне ничего другого не оставалось, как сказать ему по этому поводу какую-нибудь колкость, стоившую загубленных денег.
Я приступил к делу так. – —
– – Скажите, пожалуйста, сэр, по какому закону учтивости вы поступаете с беззащитным иностранцем как раз обратно тому, как вы обходитесь в подобных случаях с французами?
– Никоим образом, – сказал он.
– Простите, – сказал я, – ведь вы начали, сэр, с того, что разорвали мои штаны, – а теперь покушаетесь на мой карман – – тогда как – если бы вы сначала опорожнили мой карман, как вы поступаете с вашими соотечественниками, – а потом оставили меня без штанов, – я был бы невежей, вздумав жаловаться. – —
Ваше поведение – —
– – противно закону природы,
– – противно разуму,
– – противно Евангелию.
– Но оно не противно вот этому, – – сказал он, вручая мне печатный листок.
Par le roi
– – – Выразительное вступление, – сказал я, – и стал читать дальше – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – —
– – Из всего этого явствует, – сказал я, пробежав бумагу, – что если путешественник выезжает из Парижа в почтовой карете – он должен в ней ехать до скончания дней своих – или, по крайней мере, платить за нее. – – Простите, – сказал посланец, – смысл этого постановления тот – что если вы отправляетесь в путь с намерением следовать почтой от Паража до Авиньона и далее, вы не можете менять намерения или способ передвижения, не заплатив сперва откупщикам на две станции дальше той, где вас охватит раскаяние. – Основано это, – продолжал он, – на том, что государственные доходы не должны терпеть ущерб от вашего непостоянства. – —
– – О боже! – воскликнул я, – если непостоянство подлежит во Франции обложению – тогда нам ничего не остается, как заключить наилучшим образом мир. – —
И мир между нами был заключен.
– – Если же это плохой мир – то пусть Тристрам Шенди, заложивший его краеугольный камень, – один только Тристрам Шенди – будет за него повешен.
