Книга: Моя любовь – в ваш почтовый ящик…
Назад: Мой восторг, и зависть, и горе
Дальше: Перерыла все бумаги, обшарила карманы не нашла ничего похожего на денежные знаки…
Скорее дам себя распять, чем напишу книгу о себе…
Я социальная психопатка. Комсомолка с веслом.
* * *
Вы меня можете пощупать в метро. Это я там стою, полусклонясь, в купальной шапочке и медных трусиках, в которые все октябрята стремятся залезть. Я работаю в метро скульптурой. Меня отполировало такое количество лап, что даже великая проститутка Нана могла бы мне позавидовать.
* * *
Ахматова мне говорила: «Вы великая актриса». Ну да, я великая артистка, и поэтому я ничего не играю, меня надо сдать в музей. Я не великая артистка, а великая жопа.
Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи.
* * *
Жизнь бьет ключом по голове!
* * *
Эпикур говорил – хорошо прожил тот, кто хорошо спрятался.
* * *
«Писать мемуары – все равно что показывать свои вставные зубы», – говорил Гейне. Я скорее дам себя распять, чем напишу книгу «Сама о себе». Не раз начинала вести дневник, но всегда уничтожала написанное. Как можно выставлять себя напоказ? Это нескромно и, по-моему, отвратительно.
* * *
Пристают, просят писать, писать о себе. Отказываю. Писать о себе плохо – не хочется. Хорошо – неприлично. Значит, надо молчать. К тому же я опять стала делать ошибки, а это постыдно. Это как клоп на манишке. Я знаю самое главное, я знаю, что надо отдавать, а не хватать. Так доживаю с этой отдачей. Воспоминания – это богатство старости.
* * *
Если бы я, уступая просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга – «Судьба – шлюха».
* * *
Три года писала книгу воспоминаний, польстившись на аванс 2000 рублей с целью приобрести теплое пальто.
* * *
Меня попросили написать автобиографию. Я начала так: «Я – дочь небогатого нефтепромышленника…»
* * *
Книгу писала три года, прочитав, порвала. Книги должны писать писатели, мыслители или же сплетники.
* * *
Если бы я вела дневник, я бы каждый день записывала одну фразу: «Какая смертная тоска». И все. Я бы еще записала, что театр стал моей богадельней, а я еще могла бы что-то сделать.
* * *
Жизнь отнимает у меня столько времени, что писать о ней совсем некогда.
* * *
Жизнь моя… Прожила около, все не удавалось. Как рыжий у ковра.
* * *
Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.
* * *
Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй.
* * *
Ничего кроме отчаянья от невозможности что-либо изменить в своей судьбе.
* * *
Главное в том, чтоб себя сдерживать, – или я, или кто-то другой так решил, но это истина. С упоением била бы морды всем халтурщикам, а терплю. Терплю невежество, терплю вранье, терплю убогое существование полунищенки, терплю и буду терпеть до конца дней.
* * *
У меня хватило ума глупо прожить жизнь. Живу только собою – какое самоограничение.
* * *
День кончился. Еще один напрасно прожитый день никому не нужной моей жизни.
* * *
Молодой человек! Я ведь помню порядочных людей… Боже, какая я старая!
* * *
Я как старая пальма на вокзале – никому не нужна, а выбросить жалко.
* * *
Не могу его есть (мясо): оно ходило, любило, смотрело… Может быть, я психопатка?
* * *
Про курицу, которую пришлось выбросить из-за того, что нерадивая домработница сварила ее со всеми внутренностями, Фаина Георгиевна грустно сказала: «Но ведь для чего-то она родилась!»
* * *
– Фаина Георгиевна, как ваши дела?
– Вы знаете, милочка, что такое говно? Так вот оно по сравнению с моей жизнью – повидло.
* * *
– Как ваша жизнь, Фаина Георгиевна?
– Я вам еще в прошлом году говорила, что говно. Но тогда это был марципанчик.
* * *
Бог мой, как прошмыгнула жизнь. Я даже никогда не слышала, как поют соловьи.
* * *
Жизнь – это небольшая прогулка перед вечным сном.
* * *
Жизнь – это затяжной прыжок из п… ды в могилу.
* * *
Страшно грустна моя жизнь. А вы хотите, чтобы я воткнула в жопу куст сирени и делала перед вами стриптиз.
* * *
Теперь, в старости, я поняла, что «играть» ничего не надо.
* * *
Отвратительные паспортные данные. Посмотрела в паспорт, увидела, в каком году я родилась, и только ахнула.
* * *
Паспорт человека – это его несчастье, ибо человеку всегда должно быть восемнадцать лет, а паспорт лишь напоминает, что ты не можешь жить, как восемнадцатилетний человек!
* * *
Старость – это просто свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости. Господи, уже все ушли, а я все живу. Бирма – и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала. Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить!
* * *
Старая харя не стала моей трагедией – в двадцать два года я уже гримировалась старухой и привыкла и полюбила старух моих в ролях. А недавно написала моей сверстнице: «Старухи, я любила вас, будьте бдительны!»
* * *
Старухи бывают ехидны, а к концу жизни бывают и стервы, и сплетницы, и негодяйки… Старухи, по моим наблюдениям, часто не обладают искусством быть старыми. А к старости надо добреть с утра до вечера!
* * *
Сегодня ночью думала о том, что самое страшное – это когда человек принадлежит не себе, а своему распаду.
* * *
Мысли тянутся к началу жизни – значит, жизнь подходит к концу.
* * *
Книппер-Чехова, дивная старуха, однажды сказала мне: «Я начала душиться только в старости».
* * *
Еду в Ленинград. На свидание. Накануне сходила в парикмахерскую. Посмотрелась в зеркало – все в порядке. Волнуюсь, как пройдет встреча. Настроение хорошее. И купе отличное, СВ, я одна. В дверь постучали.
– Да, да!
Проводница:
– Чай будете?
– Пожалуй… Принесите стаканчик, – улыбнулась я.
Проводница прикрыла дверь, и я слышу ее крик на весь коридор:
– Нюся, дай чай старухе!
Все. И куда я, дура, собралась, на что надеялась?! Нельзя ли повернуть поезд обратно?…
* * *
В шестьдесят лет мне уже не казалось, что жизнь кончена, и когда седой как лунь театровед сказал: «Дай бог каждой женщине вашего возраста выглядеть так, как вы», – спросила игриво:
– А сколько вы мне можете дать?
– Ну, не знаю, лет семьдесят, не больше.
От удивления я застыла с выпученными глазами и с тех пор никогда не кокетничаю возрастом.
* * *
В Театре им. Моссовета с огромным успехом шел спектакль «Дальше – тишина». Главную роль играла уже пожилая Раневская. Как-то после спектакля к ней подошел зритель и спросил:
– Простите за нескромный вопрос, а сколько вам лет?
– В субботу будет сто пятнадцать, – тут же ответила акт риса.
Поклонник обмер от восторга и сказал:
– В такие годы и так играть!
* * *
Одиноко. Смертная тоска. Мне восемьдесят один год…
* * *
Ничто так не дает понять и ощутить своего одиночества, как когда некому рассказать сон.
* * *
Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник – домашний клозет.
* * *
Когда Раневская получила новую квартиру, друзья перевезли ее немудрящее имущество, помогли расставить и разложить все по местам и собрались уходить. Вдруг она заголосила:
– Боже мой, где мои похоронные принадлежности?! Куда вы положили мои похоронные принадлежности? Не уходите же, я потом сама ни за что не найду, я же старая, они могут понадобиться в любую минуту!
Все стали искать эти «похоронные принадлежности», не совсем понимая, что, собственно, следует искать. И вдруг Раневская радостно возгласила:
– Слава богу, нашла!
И торжественно продемонстрировала всем коробочку со своими орденами и медалями.
* * *
В старости главное – чувство достоинства, а его меня лишили.
* * *
Старость – это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность.
* * *
Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.
* * *
Старость – это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы.
* * *
Или я старею и глупею, или нынешняя молодежь ни на что не похожа! Раньше я просто не знала, как отвечать на их вопросы, а теперь даже не понимаю, о чем они спрашивают.
* * *
Как-то в присутствии Раневской начали ругать современную молодежь.
– Вы правы, – согласилась актриса, – сегодняшняя молодежь ужасна.
И после паузы добавила:
– Но еще хуже то, что мы не принадлежим к ней.
* * *
Я кончаю жизнь банально-стародевически: обожаю котенка и цветочки до страсти.
* * *
Сейчас долго смотрела фото – глаза собаки человечны удивительно. Люблю их, умны они и добры, но люди делают их злыми.
* * *
Читаю дневник Маклая, влюбилась и в Маклая, и в его дикарей.
* * *
Читаю Даррела, у меня его душа, а ум курицы. Даррел писатель изумительный, а его любовь к зверью делает его самым мне близким сегодня в злом мире.
* * *
– Моя собака живет лучше меня! – пошутила однажды Раневская. – Я наняла для нее домработницу. Так вот и получается, что она живет, как Сара Бернар, а я – как сенбернар…
* * *
Животных, которых мало, занесли в Красную книгу, а которых много – в «Книгу о вкусной и здоровой пище».
* * *
Мне иногда кажется, что я еще живу только потому, что очень хочу жить. За пятьдесят три года выработалась привычка жить на свете. Сердце работает вяло и все время делает попытки перестать мне служить, но я ему приказываю: «Бейся, окаянное, и не смей останавливаться».
* * *
Сегодня встретила первую любовь. Шамкает вставными челюстями, а какая это была прелесть. Мы оба стеснялись нашей старости.
* * *
Сейчас, когда человек стесняется сказать, что ему не хочется умирать, он говорит так: «Очень хочется выжить, чтобы посмотреть, что будет потом». Как будто, если бы не это, он немедленно был бы готов лечь в гроб.
* * *
А может быть, поехать в Прибалтику? А если там умру? Что я буду делать?
* * *
Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».
* * *
Похороны – спектакль для любопытствующих обывателей.
Назад: Мой восторг, и зависть, и горе
Дальше: Перерыла все бумаги, обшарила карманы не нашла ничего похожего на денежные знаки…
