Глава 14
Закончив свой рассказ, Курчи задумался. Тяжелые мысли донимали его. Наконец он сказал:
– Иванов, меня постоянно осаждают разные попрошайки. Разные фонды не просто просят, но почти что требуют, чтобы я жертвовал на их якобы благое дело. Недавно вот меня доставал Фонд Помощи Пострадавшим От Своей Собственной Глупости. Но самые назойливые – это Зеленые. Последнее время они собирают деньги на содержание трех каких-то букашек с планеты Пруципрутиков, говорят, они последние из своего вида. Когда я отказал им, они написали на меня заявление в Интергалактическую Полицию. Говорят, я жестоко обращаюсь с животными! Теперь вот вызывают в суд…
– Ладно, – сказал Иванов, которому все уже изрядно надоело. – Не надо мне помогать. Я постараюсь как-нибудь обойтись и без вашей благотворительности.
– Не перебивайте меня! – строго сказал Курчи. – Да, я не люблю заниматься этой чертовой благотворительностью. Кроме того, на деле за этими благотворительными организациями стоят одни мошенники. Но я не люблю и личных просьб. Это все отвлекает от дела…
– Понял я, понял, не утруждайте себя объяснениями, – сказал Иванов.
– Вы опять перебиваете меня! – возмутился Курчи. – Я хотел сказать, что в вашем случае я сделаю исключение. Я намерен помочь вам добраться домой!
– Просто так? – спросил Иванов.
– Да, просто так, – вздохнул Курчи. – Считайте это актом глупости с примесью альтруизма. Хотя альтруизм и есть глупость! Но есть одно маленькое но.
– Какое?
– Я прошу вас передать одно послание…
– Нет проблем! Что за послание и кому?
– Этому бородатому старику в белых одеждах, для которого я построил вашу планету. Полагаю, он еще командует у вас?
– Точно не знаю, – сказал Иванов. – По этому поводу у нас нет одного мнения. Разные умники говорят, что он умер. Не знаю, понимать ли это буквально или метафорически, но по этому поводу у нас почти что паника. Другие говорят, что общаются с ним напрямую, но я что-то не очень им доверяю…
– Я почему-то убежден, что он еще там, – сказал Курчи. – Помереть он не мог – старик был вполне бодрым, да и живут такие еще очень долго. Отлучиться, конечно, мог, ведь он личность, знаете ли, импульсивная, тем более моралист. А моралисты – люди непростые: они бывают и злыми, что готовы за добро, конечно же, в своем понимании, рвать на куски, но бывают и ранимыми… Я думаю, ваш старик – второго типа.
– У нас некоторые говорят, что первого.
– Нет-нет, думаю, это недоразумение. Я, знаете ли, хорошо разбираюсь в людях, и не видел в нем никакого святого садизма. Конечно, он может быть раздражительным, может даже обидеться или разочароваться, если дела идут не так. Но я думаю, что дело тут в другом. Он очень деликатен и воспитан, настоящий интеллигент. А интеллигенты никогда себя не навязывают и не вламываются в чужие жизни без спроса.
– У меня несколько другое представление об интеллигентах! – задумчиво сказал Иванов.
– Ой, понимаю! – кивнул Курчи. – Сейчас интеллигентом называет себя каждая мразь, а умником мнит каждый идиот! Время такое! Но ваш старик, поверьте, настоящий интеллигент. Скромен, не навязывает себя, не рвется в первые ряды, готов уступить, готов на жертву и служение, не имеет ни капельки пошлости, уважительно относится ко всем существам и ценит их свободу, приверженец высочайшей культуры. Я, признаюсь, не считаю такие качества полезными, но уважаю. Мне, несмотря на то, что характер у меня тяжелый, это даже немного симпатично…
– Много же вы знаете о нем, – сказал Иванов.
– Да, просто я достаточно думал об этом.
– Я не специалист, – заметил Иванов, – но ваша точка зрения несколько удивила меня. Она не совпадает с известными мне богословскими представлениями, да и от обывателей я ее не слышал. Бога у нас представляли как угодно: и в качестве раздражительного садиста, и в качестве безличностного принципа, и в качестве… эм… супермаркета… Но интеллигентом… Впервые такое слышу!
– Он именно интеллигент, – сказал Курчи. – Со всеми вытекающими отсюда достоинствами и бесспорными недостатками.
Иванов почесал подбородок.
– Но я никогда с ним не встречался, – усомнился Иванов. – И я даже и близко не подозреваю, как ему передать ваше послание.
– Это очень просто! – сказал Курчи с оттенком раздражения. – Когда попадете домой, просто произнесите вслух мое послание, подумав при этом о старике.
– Думаете, он услышит?
– А как же! Это же его планета, и он проявляет интерес к каждому человеку, населяющему ее. Поверьте, он все видит и слышит.
– Хорошо, я так и сделаю, – пообещал Иванов. – Но что я должен именно сказать? Каково ваше послание?
– Не очень много, пару предложений, – вдруг замялся Курчи. – Видите ли, человек он достойный, и мне немного стыдно за ту планетку, которую я ему втюхал. Конечно, не все так плохо, и жить там можно вполне, но… В общем, этот старик – правильный человек, таких сейчас не так часто встретишь, и мне хотелось бы исправить свои ошибки и обновить его планету. Я хочу обновить планету всю целиком, до последнего миллиметра, и не возьму с вашего старика ни копейки. Если он согласится, я сделаю из нее настоящий рай без недоработок и ошибок, абсолютно совершенный мир, хоть сейчас на выставку.
– Хорошо, передам ваши слова, – пообещал Иванов. – Но не уверен, что он примет ваше предложение.
– И я не уверен, – с грустью сказал Курчи. – У таких интеллигентов, как он, очень много честолюбия, и они не принимают подачек. Но тогда спросите его еще вот о чем: не согласится ли он встретиться со мной и поболтать? Просто поговорить!
– Почему бы вам самому не спросить его об этом?
– Я пробовал, но старик избегает меня.
– Хорошо, я все передам, – ответил Иванов. – Но если вам хочется поговорить с богом, то вы можете общаться со Спаталихроном.
Курчи засмеялся, схватившись за живот.
– Со Спаталихроном? С этим напыщенным петухом? С этим идиотом в квадрате? Вон тот бомж-муляж и то больше понимает в жизни! У него даже извилин больше! Если перед вами бог, это не значит, что он дружит с головой. Кстати, среди богов и двух похожих нет, вы разве не знали?
– Нет, не знал. Я до сих пор вообще не верил в бога. Как посмотришь на этих верующих, так сразу хочется бежать…
Курчи задумался, а потом сказал:
– Тут, дорогой мой, вот в чем проблема: все, что в этом мире проходит через горнило массовости, становится посредственным и отталкивающим. Это, если хотите, еще один социальный закон. У меня тошноту вызывает любое массовое движение, будь то та или иная церковь или Научное Сообщество Галактической Столицы. Мне вообще иной раз кажется, что в костяк любого массового движения входит изрядная доля сумасшедших. А есть вообще такие движения, которые безумие считают нормой, и в их главе полные психи слывут за великих людей. Если в одном месте собирается критическая масса психов, то они заводят и сводят с ума еще относительно вменяемых людей. Поэтому с ума сходят не поодиночке, а массово. Была тут на одной планетке неподалеку недавно революция. Она победила, поэтому-то ее и называют революцией, а не переворотом. Все сферы наводнили психи и проходимцы (это один из самых прочных союзов в Галактике): власть, политику, науку, государство, религию, образование, искусство. Безумие признали нормой, а норму – отклонением, и казнили всех, кто им мешал. Моральное уродство процветало. Психи, знаете ли, существа нетерпимые, и готовы во имя добра и красоты пробить череп любому несогласному, если им дать такую власть… А ваш старик, как и любой настоящий интеллигент, личность самодостаточная, и массовые движения его отталкивают.
– Хотите сказать, что он сноб?
– Снобизм, конечно, качество нормальное, как я думаю, но нет, он не сноб! Он, если сказать точно, этакий духовный аристократ.