Книга: Шепот, робкое дыханье…
Назад: «Погляди мне в глаза хоть на миг…»
Дальше: «Стихом моим незвучным и упорным…»

Сон

Némésis. Muette encore! Elle n'est pas des nôtres: elle appartient aux autres puissances.
Byron. Manfred
1
Мне не спалось. Томителен и жгуч
Был темный воздух, словно в устьях печки.
Но все я думал: сколько хочешь мучь
Бессонница, а не зажгу я свечки.
Из ставень в стену падал лунный луч,
В резные прорывался сердечки
И шевелясь, как будто ожило
На люстре все трехгранное стекло,

2
Вся зала. В зале мне пришлось с походу
Спать в качестве служащего лица,
Любя в домашних комнатах свободу,
Хозяин в них не допускал жильца
И, указав мне залу по отводу,
Просил ходить с парадного крыльца.
Я очень рад был этой благодати
И поместился на складной кровати.

3
Не много в Дерпте есть таких домов,
Где веет жизнью средневекового,
Как наш. И я, признаться, был готов
Своею даже хвастаться судьбою.
Не выношу я низких потолков,
А тут как купол своды надо мною.
Кольчуги, шлемы, ветхие портреты
И всякие отжившие предметы.

4
Но ко всему привыкнешь. Я привык
К немного строгой, сумрачной картине.
Хозяин мой, уживчивый старик,
Жил вдалеке, на новой половине.
Все в доме было тихо. Мой денщик
В передней спал, забыв о господине.
Я был один. Мне было душно, жарко,
И стекла люстры разгорались ярко.

5
Пора была глухая. Все легли
Давно на отдых. Улицы пустели.
Два-три студента под окном прошли
И «Gaudeamus igitur» пропели,
Потом опять все замерло вдали,
Один лишь я томился на постели.
Недвижный взор мой, словно очарован,
К блестящим стеклам люстры был прикован.

6
На ратуше в одиннадцатый раз
Дрогнула медь уклончиво и туго.
Ночь стала так тиха, что каждый час
Звучал как голос нового испуга.
Гляжу на люстру. Свет ее не гас,
А ярче стал средь радужного круга.
Круг этот рос в глазах моих – и зала
Вся пламенем лазурным засияла.

7
О ужас! В блеске трепетных лучей
Все желтые скелеты шевелятся,
Без глаз, без щек, без носа, без ушей,
И скалят зубы, и ко мне толпятся.
«Прочь, прочь! Не нужно мне таких гостей!
Ни шагу ближе! Буду защищаться…
Я вот как вас!» Ударом полновесным
По призракам махнул я бестелесным.

8
Но вот иные лица. Что за взгляд!
В нем жизни блеск и неподвижность смерти.
Арапы, трубочисты – и наряд
Какой-то пестрый, дикий. Что за черти?
«У нас сегодня праздник, маскарад,
Сказал один преловкий, – но, поверьте,
Мы вежливы, хотя и беспокоим.
Не спится вам, так мы здесь бал устроим.

9
Эй! живо там, проклятые! Позвать
Сюда оркестр, да вынесть фортепьяны.
Светло и так достаточно». Я глядь
Вдоль стен под своды: пальмы да бананы!..
И виноград под ними наклонять
Стал злак ветвей. По всем углам фонтаны;
В них радуга и пляшет и смеется.
Таких балов вам видеть не придется.

10
Но я подумал: «Если я умру
До завтрашнего дня, что может статься,
То выкину им шкуру поутру:
Пусть будут немцы надо мной смеяться,
Пусть их смеются, но не по нутру
Мне с господами этими встречаться,
И этот бал мне вовсе не потребен,
Пусть батюшка здесь отпоет молебен».

11
Как завопили все: «За что же гнать
Вы нас хотите? Без того мы нищи!
Наш бедный клуб! Ужели притеснять
Нас станете вы в нашем же жилище?»
«Дом разве ваш?» – «Да, ночью. Днем мы спать
Уходим на старинное кладбище.
Приказывайте – все, что вам угодно,
Мы в точности исполним благородно.

12
Хотите славы? – слава затрубит
Про Лосева поручика повсюду.
Здоровья? – врач наш так вас закалит,
Что плюйте и на зной и на простуду.
Богатства? – вечно кошелек набит
Ваш будет. Денег натаскаем груду.
Неси сундук!» Раскрыли – ярче солнца!
Все золотые, весом в три червонца.

13
«Что? мало, что ли? Эти вороха
Мы просим вас считать ничтожной платой».
Смотрю – кой черт? Да что за чепуха?
А впрочем, что ж? Они народ богатый.
Взяло раздумье. Долго ль до греха!
Ведь соблазнят. Уж род такой проклятый.
Брать иль не брать? Возьму, – чего я трушу?
Ведь не контракт, не продаю им душу.

14
Так, стало быть, все это забирать!
Но от кого я вдруг разбогатею?
О, что б сказала ты, кого назвать
При этих грешных помыслах не смею?
Ты, дней моих минувших благодать,
Тень, пред которой я благоговею,
Хотя бы ты мой разум озарила!
Но ты давно, безгрешная, почила.

15
«Вам нужно посоветоваться? Что ж,
И это можно. Мы на все артисты.
Нам к ней нельзя, наш брат туда не вхож;
Там страшно, – ведь и мы не атеисты;
Зато живых мы ставим ни во грош.
Вы, например, кажись, не больно чисты.
Мы вам покажем то, что видим сами,
Хоть с ужасом, духовными очами».

16
«Вон, вон отсюда!» – крикнул старший. Вдруг
Исчезли все, юркнув в одно мгновенье,
И до меня донесся светлый звук,
Как утреннего жаворонка пенье,
Да шорох шелка. Ты ли это, друг?
Постой, прости невольное смущенье!
Все это сон, какой-то бред напрасный.
Так, так, я сплю и вижу сон прекрасный.

17
О нет, не сон и не обман пустой!
Ты воскресила сердца злую муку.
Как ты бледна, как лик печален твой!
И мне она, подняв тихонько руку,
«Утишь порыв души твоей больной»,
Сказала кротко. Сладостному звуку
Ее речей внимая с умиленьем,
Пред светлым весь я трепетал виденьем.

18
«Мой путь окончен. Ты еще живешь,
Еще любви в груди твоей так много,
Но если смело, честно ты пойдешь,
Еще светла перед тобой дорога.
Тоской о прошлом только ты убьешь
Те силы, что даны тебе от Бога.
Бесплотный дух, к земному не ревнуя,
Не для себя уже тебя люблю я.

19
Ты помнишь ли на юге тень ветвей
И свет пруда, подобный блеску стали,
Беседку, стол, скамью в конце аллеи?…
Цветущих лип вершины трепетали,
Ты мне читал „Онегина“. Смелей
Дышала грудь твоя, глаза блистали.
Полудитя, сестра моя влетела,
Как бабочка, и рядом с нами села».

20
„А счастье было, – говорил поэт,
Возможно так и близко“. Ты ответил
Ему едва заметным вздохом. Нет!
Нет, никогда твой взор так не был светел.
И по щеке у Вари свежий след
Слезы прошел. Но ты – ты не заметил…
Да! счастья было в этот миг так много,
Что страшно больше и просить у Бога.

21
С какой тоской боролась жизнь моя
Со дня разлуки – от тебя не скрою.
Перед кончиной лишь узнала я,
Как нежно ты любим моей сестрою.
В безвестной грусти, слезы затая,
Она томится робкою душою.
Но час настал. Ее ты скоро встретишь
И в этот раз, поверь, уже заметишь.

22
А этого, – и нежный звук речей,
Я слышу, перешел в оттенок строгий,
Хоть собственную душу пожалей
И грешного сокровища не трогай,
Уйди от них – и не забудь: смелей
Ступай вперед открытою дорогой.
Прощай, прощай!» И вкруг моей постели
Опять толпой запрыгали, запели.

23
Проворно каждый подбежит и мне
Трескучих звезд в лицо пригоршню бросит.
Как мелкий иней светятся оне,
Колеблются – и ветер их разносит.
Но бросят горсть – и я опять в огне,
И нет конца, никто их не упросит.
Шумят, хохочут, едкой злобы полны,
И зашатались сами, словно волны.

24
Вот приутихли. Но во мглу понес
Челнок меня, и стала мучить качка.
И вижу я: с любовью лижет нос
Мне белая какая-то собачка.
Уж тут не помню. Утро занялось,
И говорят, что у меня горячка
Была дней шесть. Оправившись помалу,
Я съехал – и чертям оставил залу.

‹1856›
Назад: «Погляди мне в глаза хоть на миг…»
Дальше: «Стихом моим незвучным и упорным…»