Книга: Пятнадцать жизней Гарри Огаста
Назад: Глава 11
Дальше: Глава 13

Глава 12

Я уже упоминал о некоторых стадиях, которые мы проходим, пытаясь понять, кто мы такие. В моей второй жизни я, действуя не слишком оригинально, покончил с собой, а в третьей попытался найти ответ на интересующий меня вопрос, обратившись к Богу.
Я говорил, что в свое время позаботился о том, чтобы во время Второй мировой войны не подвергать себя чрезмерному риску. Однако я не рассказал о том, что война дала мне возможность выяснить кое-что о пределах моих познаний о мире. Например, от одного инженера с Ямайки, носившего странное прозвище Пятничный Парнишка, я услышал о призраках, которые не дают людям покоя, если к ним не относятся с должным почтением. Один офицер американской армии по имени Уолтер С. Броди посвятил меня в тайны баптизма, анабаптизма, мормонства и лютеранства и подытожил свои рассказы простым выводом: «Моя мать в свое время попробовала и то, и другое, и третье, и четвертое и в итоге поняла, что лучше всего общаться с Богом напрямую, без посредников».
Суданец, который служил в одном из тыловых подразделений отступающей танковой армии Роммеля и впоследствии не то дезертировал, не то попал в плен, снабдил меня еще одной дозой мудрости. Он научил меня без запинки произносить фразу «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его» – сначала по-английски, потом на ломаном арабском, а затем на ачоли, который он с гордостью объявил самым лучшим из всех языков, существующих на свете. Из этого следовало, что он сам, будучи мусульманином и представителем народности ачоли, едва ли не лучший человек на земле. Я несколько раз произнес требуемые слова на его языке, и когда мне удалось наконец добиться более или менее правильной интонации, он удовлетворенно хлопнул меня по спине и сказал: «Ну вот, теперь ты, может быть, и не сгоришь в геенне огненной».
Я думаю, именно знакомство с этим человеком в большей степени, чем мои беседы с другими людьми, поспособствовало тому, что мною на какое-то время овладела страсть к путешествиям. Он рассказывал фантастические истории о сказочных землях, лежащих за Средиземным морем, о погребенных в песках тайнах и их разгадках. Когда война закончилась, я сел на первый же попавшийся корабль и отправился в Северную Африку, откуда многие англичане, наоборот, стремились уехать. Там, нередко злоупотребляя алкоголем, я, будучи молодым, не слишком образованным человеком, наделал много разных глупостей и пережил немало приключений. В Египте я вдруг проникся верой в Аллаха и свято придерживался ее, пока трое моих единоверцев-мусульман не поймали меня в глухом переулке в Каире и не избили до полусмерти. Плюя мне в лицо, они тупыми ножами отрезали мне бороду и побрили голову, изорвали на мне белую кандуру, которую я приобрел как новообращенный мусульманин. При этом они то и дело шипели мне в ухо, что я еврейский шпион, попутно называли меня империалистом, коммунистом, фашистом, сионистом и вдобавок ко всему чужаком. После этого я провел в больнице четыре дня, а затем, когда меня выписали, отправился к мулле за утешением. Он вежливо угостил меня чаем и сказал, что мне лучше уехать. Я сделал это на следующий же день.
В недавно созданном государстве Израиль я какое-то время пытался увлечься иудаизмом, но мой статус бывшего военнослужащего британской армии превратил меня в объект ненависти. Увидев мужчин и женщин с лагерными татуировками на коже, падающих на колени перед Стеной Плача и с облегчением рыдающих только от того, что они увидели ее выжженные солнцем камни, я понял, что этот мир мне чужд.
Католический священник на вершине горы Синай, куда я вскарабкался в поисках Бога и истины, радостно приветствовал меня. Я опустился перед ним на колени, поцеловал ему руку и рассказал свою историю. После этого он пал на колени передо мной и, в свою очередь облобызав мне руку, заявил, что мое появление – это знак свыше, говорящий о том, что его жизнь не была бесцельной. Он горячо говорил о том, что благодаря мне его вера укрепилась и обрела новую силу, что я – чудо, сотворенное Всевышним, тем самым лишь усугубив и без того терзавшие меня сомнения. Он сказал, что повезет меня в Рим и покажет папе, что я должен посвятить остаток своей жизни размышлениям о моем предназначении и молитвам о том, чтобы Бог наставил меня на путь истинный и раскрыл мне тайну моего существования. Через три дня, проснувшись, я обнаружил его на полу в моей комнате, совершенно голого, если не считать четок на запястье. Оказалось, что, пока я спал, он, ползая на коленях, целовал мне руки. Священник снова принялся убеждать меня в том, что я посланец Господний, и извиняться за то, что не всегда был тверд в своей вере. Кончилось дело тем, что я еще до рассвета вылез из окна, спустился по стене в сад и убежал без оглядки.
Я отправился в Индию в надежде, что именно в этой загадочной стране, о которой слышал столько завораживающих рассказов, мне удастся понять, кто я такой и зачем существую. Я прибыл туда в 1953 году и без труда устроился на работу авиамехаником, поскольку самолеты местной авиакомпании находились в весьма плачевном состоянии. При этом сама авиакомпания то и дело разорялась и меняла название. Нередко бывало так, что, уйдя из ремонтного цеха в понедельник, во вторник я обнаруживал, что мой контракт расторгнут, и подписывал новый, который ничем не отличался от прежнего, за исключением даты и названия нанимателя. Индию, которая лишь недавно обрела независимость, в то время раздирали междоусобицы. Премьер-министром страны тогда был Неру. Как раз в тот период я влюбился как ненормальный – сначала в местную киноактрису, чьи глаза, когда она появлялась на экране, как мне казалось, всегда были устремлены только на меня, а потом в удивительно похожую на нее девушку, продававшую фрукты в аэропорту. Я буквально боготворил ее и ухаживал за ней с невероятным пылом.
Впоследствии было замечено, что даже для старейших из нас, несмотря на весь накопленный опыт, побудительным мотивом к деятельности является некий стимул. В детстве таким стимулом для меня было подсознательное стремление к росту и развитию. В подростковом возрасте им стала борьба с депрессией, которую мне помогало преодолеть желание разгадать тайны семейства Халнов. Когда же я стал мужчиной в расцвете сил, мною начало руководить желание бросить вызов существующему миру, как тореадор бросает вызов разъяренному быку. Я путешествовал по миру в поисках ответов на волнующие меня вопросы, яростно спорил с другими людьми, всем сердцем любил Мину Кумари, богиню Болливуда, живое олицетворение человеческого совершенства (любопытно, что, когда я впервые увидел фильм с ее участием, на хинди я не говорил и не понимал ни слова), и страдал от неразделенности моего чувства.
Однако ни любовь, ни Всевышний не помогли мне найти такие нужные мне ответы. Я долго говорил о воскресении из мертвых и переселении душ с браминами, и они объяснили мне, что, согласно их воззрениям, если я живу праведной жизнью, это может дать мне возможность вернуться в мир как нечто более совершенное, чем я прежний.
– А могу я вернуться в этот мир самим собой? – спросил я.
Этот вопрос привел мудрецов, являющихся последователями индуистской религии, в настоящее смятение. В конце концов один из них, обладатель огромного живота, ответил мне таким образом:
– Не смеши нас, англичанин! Ты можешь становиться лучше или хуже, но в любом случае в этом мире нет ничего неизменного!
Разумеется, этот ответ меня не удовлетворил. В итоге, сняв со счета все деньги, которые мне удалось скопить за десять лет, ремонтируя разваливающиеся пассажирские самолеты с едва ли не раз в неделю меняющейся надписью на фюзеляже, я уехал из Индии. Китай тогда был весьма негостеприимной страной, для путешествия в Тибет время было не лучшее. Я отправился путешествовать по другим азиатским странам, стараясь не попадать туда, куда в недалеком будущем должны были вторгнуться американские войска или где вскоре должна была вспыхнуть гражданская война. Побрив голову, я сел на исключительно фруктовую диету, научился громко произносить молитвы и раз за разом спрашивал у Будды во всех его возможных воплощениях, кто я такой, зачем существую на свете и будет ли моя следующая смерть последней. Постепенно я приобрел весьма своеобразную репутацию – люди стали рассказывать друг другу об англичанине, который досконально изучил все основные разновидности веры и может спорить на религиозные и философские темы, особенно о бессмертии души, с любым служителем культа, кем бы тот ни был – имамом, католическим падре или священником-лютеранином. В 1969 году меня посетил жизнерадостный человек в очках с круглыми стеклами. Усевшись напротив меня и положив ногу на ногу, он заявил:
– Добрый вечер, глубокоуважаемый сэр. Я представляю одну очень серьезную и влиятельную организацию и прибыл сюда для того, чтобы поинтересоваться, каковы ваши намерения.
В то время я жил в Бангкоке, убедившись, что никакие молитвы не спасают от грибка, который заводится в складках человеческой кожи во влажном климате тропических джунглей. Газеты тогда кричали о мудрости правительства и лишь едва слышно шептали о деятельности коммунистически настроенных партизан на далеких склонах покрытых лесом гор. Я не был уверен в том, что путь, указанный Буддой, в конце концов приведет меня к просветлению, но в то же время понимал, что в моем возрасте религиозные искания пора заканчивать. Поэтому, обрядившись в оранжевый комбинезон, я занялся ремонтом автомобилей, а в свободное от работы время размышлял о том, что буду делать, если не смогу умереть.
Лицо мистера Синя – именно так представился мой гость – напоминало отполированный каштан. Его голубая рубашка намокла от пота на спине и под мышками. Поправив пальцем очки, он, не получив ответа на свой первый вопрос, задал следующий:
– Скажите, вы приехали сюда для того, чтобы принять участие в контрреволюционной деятельности?
Я давно уже научился отвечать на любой вопрос неопределенно, с неким мистическим глубокомыслием, но это уже давно успело мне надоесть. Поэтому вместо ответа я напрямик спросил моего собеседника:
– Вы что, представляете китайскую службу госбезопасности?
– Конечно, сэр, – ответил человек, представившийся как Синь, и, как положено в Таиланде, вежливо поклонился, сложив перед собой ладони. – У нас нет серьезных интересов в этой стране, но кое-кто предположил, что вы – империалистический агент, пытающийся установить контакт с контрреволюционными силами, в частности, с буржуазным сепаратистом далай-ламой. Есть мнение, что вы собираетесь осуществлять подрывные действия, направленные против героического китайского народа.
Синь говорил об этом таким спокойным и приятным тоном, что я, не удержавшись, поинтересовался:
– А что, это плохо?
– Конечно, это плохо, уважаемый сэр! За эти действия мое правительство обязательно вас сурово покарает, – заявил Синь с жизнерадостной улыбкой. – Разумеется, ваши империалистические союзники будут пытаться защитить вас, и это, само собой, также не останется без последствий.
– О! – воскликнул я, поняв, наконец, о чем идет речь. – Выходит, вы угрожаете убить меня?
– Мне было бы очень неприятно зайти так далеко, уважаемый сэр, – тем более что лично я считаю вас просто эксцентричным англичанином, искателем приключений.
– А если бы вам все же пришлось убить меня, как бы вы это сделали? – спросил я. – Вы сделали бы это быстро?
– Скорее всего да. Какие бы небылицы ни распространяла о нас ваша пропаганда, мы вовсе не варвары.
– А вы могли бы убить меня во сне?
На лице моего собеседника промелькнул испуг.
– Было бы лучше всего, если бы нам удалось сделать так, чтобы ваша смерть была безболезненной и выглядела бы как естественная. Если вы будете бодрствовать, вы наверняка попытаетесь оказать сопротивление и на вашем теле останутся следы борьбы. А борьба за сохранение собственной жизни – это неприемлемая вещь для монаха, даже если этот монах – империалистическая свинья. Скажите, вы ведь… не империалистическая свинья, правда?
– Я англичанин.
– Есть хорошие англичане – например, коммунисты.
– Но я вовсе не коммунист.
Синь принялся жевать нижнюю губу и осторожно оглядывать стены моей хижины, словно сквозь ее бамбуковые стены вот-вот должен был просунуться винтовочный ствол.
– Я все-таки надеюсь, что вы не империалистический агент, глубокоуважаемый сэр, – снова заговорил он после паузы, понизив голос. – Мне приказали собрать материалы, свидетельствующие против вас. Однако все, что мне удалось о вас выяснить, говорит о том, что вы – всего лишь безобидный сумасшедший со старомодными взглядами на жизнь. Если выяснится, что вы все-таки шпион, у меня могут быть неприятности.
– Я совершенно точно не шпион, – заверил я моего собеседника.
Лицо Синя выразило явное облегчение.
– Спасибо, сэр! – воскликнул он, вытерев рукавом пот со лба, и принялся бормотать извинения за то, что позволил себе столь непристойный жест в моем присутствии. – Я и сам думал, что это маловероятно, но необходимо все делать добросовестно, особенно в такие времена, как сейчас.
– Хотите выпить чаю? – предложил я.
– Нет, благодарю вас. Меня могут обвинить в том, что я нахожусь в панибратских отношениях с врагом.
– Вы же сказали, что не считаете меня врагом.
– С точки зрения идеологии вы человек совершенно испорченный, – поправил меня Синь, – но при этом безвредный.
Сказав это, он снова поклонился, встал и направился к выходу.
– Мистер Синь, – окликнул я его. Он остановился у самой двери и обернулся с видом человека, который очень не хочет, чтобы ему поручили решение еще одной трудной задачи. – Видите ли, я бессмертен. Точнее, я рождаюсь, живу, умираю, а затем рождаюсь снова. При этом я всякий раз проживаю более или менее одну и ту же жизнь. Вашему правительству известно о подобном явлении что-то такое, что может представлять интерес для меня?
Синь с облегчением улыбнулся.
– Нет, уважаемый сэр. Спасибо за сотрудничество, – сказал он и, подумав немного, добавил: – И удачи вам в разрешении ваших проблем. – С этим словами мой визитер исчез.
Он был первым шпионом, с которым мне довелось встретиться. Франклин Фирсон оказался вторым. Если бы у меня была возможность выбирать, я бы предпочел иметь дело с Синем.
Назад: Глава 11
Дальше: Глава 13