4. Сделка
Тема: Действия Сурьявонга в отношении Ахилла Фландра
Уважаемый Амбал!
В течение всего времени, пока Ахилл Фландр внедрялся в Гегемонию, Сурьявонг выступал в роли моего агента внутри растущей организации Фландра. Именно по моему распоряжению он притворялся непоколебимым союзником Фландра, и именно потому в критический момент, когда Джулиан Дельфики столкнулся лицом к лицу с чудовищем, Сурьявонг и его элитные солдаты поступили во благо всего человечества, уничтожив того, кто нес максимальную ответственность за поражение и оккупацию Таиланда.
Как Вы заметили, это «история для общественности». Я же со своей стороны подчеркну, что в данном случае история эта является полной правдой.
Как и Вы, Сурьявонг – выпускник Боевой школы. Новый император Китая и халиф мусульман – тоже ее выпускники. Но эти двое – из тех избранных, кто вошел в знаменитый джиш моего брата Эндера. Даже если скептически относиться к их военным умениям, общество воспринимает их способности как некую магию. И это, несомненно, окажет влияние на боевой дух солдат – как их, так и Ваших.
Как, по-вашему, Вам удастся сохранить свободу Таиланда, если Вы отвергнете Сурьявонга? Он никак не угрожает Вашей власти, но может стать ценнейшим орудием против Ваших врагов.
С уважением,
Питер, Гегемон.
Боб пригнулся, проходя в дверь. На самом деле он был не настолько высок, чтобы стукнуться головой, но подобное достаточно часто случалось в других дверях, где ему когда-то вполне хватало места, и теперь он предпочитал вести себя осторожнее. Что делать с руками, он тоже не знал – они казались ему чересчур большими для любой работы. Авторучки напоминали зубочистки, палец целиком заполнял спусковую скобу многих пистолетов. Скоро ему придется смазывать палец маслом, чтобы его вытащить – как будто речь шла не о пистолете, а о туго надетом перстне.
К тому же у него болели суставы, а голова порой словно раскалывалась надвое. Собственно, именно это на самом деле и происходило – родничок на темени не успевал расширяться, давая место растущему мозгу.
Врачам это нравилось. Им крайне интересно было выяснить, как влияет рост мозга у взрослого на его умственные способности. Разрушается ли при этом память? Или просто увеличивается ее объем? Боб позволял им задавать вопросы, сканировать его организм и брать анализы, поскольку рисковал не успеть найти всех своих отпрысков, прежде чем умрет, и им мог пригодиться в будущем любой факт, который могли узнать врачи, изучая его.
Но в такие моменты, как сейчас, он не ощущал ничего, кроме отчаяния. Никто не был в состоянии спасти его, как и его детей. Вряд ли он сумеет их найти. А если и сумеет, то ничем не сможет им помочь.
«Что, собственно, изменила моя жизнь? – думал он. – Я убил человека. Он был чудовищем, но у меня по крайней мере один раз была возможность убить его раньше, и мне это не удалось. Разве я не разделяю ответственность за то, что он совершил за прошедшие с тех пор годы? Смерти, страдания… В том числе и страдания Петры, когда та была у него в плену. И наши собственные страдания из-за детей, которых он у нас похитил».
И все же он не отступал, используя все возможные связи, все поисковые системы в сети, любые программы для обработки баз данных, которые помогли бы ему опознать рождение его потомков, подсаженных суррогатным матерям.
Боб нисколько не сомневался, что Ахилл и Волеску не собирались возвращать эмбрионы ему и Петре. Их обещание было лишь приманкой. Не столь злобный человек мог убить эмбрионы – что он якобы сделал, разбив пробирки во время их последней стычки в Рибейран-Прету. Но убийство само по себе не доставляло Фландру удовольствия. Он убивал, когда считал необходимым; если же хотел причинить кому-то страдания, стремился к тому, чтобы страдания эти продолжались как можно дольше.
Дети Боба и Петры должны были родиться у неизвестных матерей, которых Волеску, вероятно, разбросал по всему миру. Но Ахилл отлично справился со своей задачей, уничтожив из общедоступных баз данных все сведения о путешествиях Волеску, к тому же тот был совершенно незапоминающейся личностью. Можно было показать его фотографию миллиону работников авиакомпаний и еще одному миллиону водителей такси, и половина из них, возможно, вспомнила бы человека, который выглядел «похоже», но никто не сказал бы точно. Путь Волеску невозможно было восстановить.
А когда Боб попытался воззвать к остаткам совести Волеску – которые, как он надеялся, еще сохранились, несмотря ни на что, – тот ушел в подполье, и теперь оставалось лишь рассчитывать, что кто-нибудь, какое-нибудь агентство, найдет его, арестует и сможет задержать достаточно надолго, чтобы Боб мог…
Что? Пытать его? Угрожать ему? Подкупить его? Что могло бы вынудить Волеску рассказать Бобу о том, что тот хотел узнать?
И вот теперь Межзвездный флот прислал к нему какого-то офицера, чтобы сообщить «важную информацию». Что им могло быть известно? Флоту запрещалось действовать на поверхности Земли. Даже если у них имелись агенты, которые обнаружили местонахождение Волеску, зачем им рисковать раскрытием собственной незаконной деятельности ради того, чтобы помочь Бобу найти детей? В МФ постоянно клялись в верности выпускникам Боевой школы, в особенности из джиша Эндера, но Боб сомневался, что они готовы зайти так далеко. Деньги – вот что они предлагали. Все выпускники Боевой школы получали приличные пенсии. Они могли вернуться домой, словно Цинциннат, и весь остаток жизни заниматься сельским хозяйством, даже не беспокоясь о погоде или урожае. Можно было выращивать сорняки и все равно процветать.
«Вместо этого я по глупости позволил зачать в пробирке детей с моими деформированными самоубийственными генами, – думал Боб, – а теперь Волеску поместил их в чужие матки, и я должен найти их, прежде чем он и ему подобные смогут использовать их в своих целях, а потом наблюдать, как они умирают от гигантизма, как я, не успев дожить до двадцати лет».
Волеску все знал. Он никогда не положился бы на случай – поскольку до сих пор считал себя ученым. Ему хотелось собрать данные о детях. Для него это был один большой эксперимент, хотя и незаконный, основанный на похищенных эмбрионах. С точки зрения Волеску, эти эмбрионы принадлежали ему по праву. Боб для него был всего лишь неудавшимся экспериментом, и все им порожденное становилось объектом долговременных исследований.
За столом в комнате для совещаний сидел старик. Боб не сразу понял, является ли темный тон его кожи естественным, или она так загорела, что приобрела цвет и фактуру старой древесины. Вероятно, и то и другое.
«Я его знаю, – подумал Боб. – Мэйзер Рэкхем». Человек, спасший человечество во время Второго нашествия жукеров. Человек, который считался погибшим много десятилетий назад, но появился вновь достаточно надолго, чтобы подготовить к последней кампании самого Эндера.
– Вас отправили на Землю?
– Я в отставке, – ответил Рэкхем.
– Я тоже, – сказал Боб. – Как и Эндер. Когда он прилетит?
Рэкхем покачал головой:
– Слишком поздно переживать. Будь Эндер здесь, неужели ты думаешь, что у него имелся бы хоть малейший шанс остаться в живых и на свободе?
Рэкхем был прав. В свое время, когда Ахилл замышлял похищение всего джиша Эндера, главной добычей он считал самого Эндера. И даже если бы тому удалось избежать плена – как Бобу, – сколько прошло бы времени, прежде чем кто-то другой попытался бы подчинить или использовать его, воплощая в жизнь некие имперские амбиции? Имея в своем распоряжении Эндера, который был американцем, Соединенные Штаты, возможно, вышли бы из оцепенения и сейчас в мире царили бы не Китай и мусульмане: Америка снова размяла бы мускулы, и на Земле начался бы настоящий хаос.
Эндер терпеть не мог подобного. Он возненавидел бы себя за то, что в чем-то таком участвует. Так что для него на самом деле оказалось лучше, что Графф отправил его на первом корабле колонистов на бывшую планету жукеров. Сейчас каждая секунда жизни Эндера на борту корабля равнялась неделе для Боба. Пока Эндер прочитывал в книге один абзац, на Земле рождались миллионы младенцев, умирали миллионы стариков, солдат, больных, пешеходов и водителей и человечество делало очередной маленький шаг, эволюционируя в космическую расу звездных путешественников.
Космическая раса. Такова была программа Граффа.
– Значит, вы здесь не по поручению флота, – сказал Боб. – Вы по поручению полковника Граффа.
– Министра по делам колоний? – Рэкхем с серьезным видом кивнул. – Неформально и неофициально – да. Чтобы сообщить тебе о предложении.
– Графф не может предложить ничего такого, что бы меня заинтересовало. Прежде чем любой звездолет достигнет планеты-колонии, меня не будет в живых.
– Из тебя, несомненно, получился бы… интересный глава колонии, – заметил Рэкхем. – Но, как ты сам сказал, твой срок чересчур ограничен. Нет, речь идет о другом предложении.
– Того, чего бы мне хотелось, у вас все равно нет.
– Когда-то, насколько я помню, ты хотел только одного – остаться в живых.
– Это не в вашей власти.
– Ошибаешься, – сказал Рэкхем.
– Неужели в медицинских лабораториях Межзвездного флота сумели создать лекарство от болезни, которой страдает единственный человек на Земле?
– Вовсе нет. Лекарство придется создавать другим. Мы же предлагаем тебе возможность дождаться, когда оно будет готово. Мы предлагаем звездолет, скорость света и ансибль, чтобы сообщить тебе, когда возвращаться.
В точности такой же «подарок», который дали самому Рэкхему, решив, что тот может понадобиться для командования всеми флотами, когда те прибудут на разнообразные планеты жукеров. Мысль, что он может остаться в живых, отдалась в голове Боба подобно звону огромного колокола. Ненасытное желание жить было единственным, что поддерживало его до сих пор. Но как он мог им доверять?
– Чего вы хотите взамен?
– Часть твоей пенсии от флота подойдет?
Рэкхем прекрасно умел сохранять невозмутимый вид, но Боб понял, что вряд ли тот говорит всерьез.
– Когда я вернусь, найдется какой-нибудь несчастный молодой солдат, которого я мог бы обучать?
– Ты не инструктор.
– Вы им тоже не были.
Рэкхем пожал плечами:
– Мы делаем то, что от нас требуется. Мы предлагаем тебе жизнь. И мы продолжим финансировать исследования твоей болезни.
– Что, будете использовать моих детей как морских свинок?
– Естественно, мы попытаемся их найти. И вылечить.
– Но своих звездолетов они не получат?
– Боб, – сказал Рэкхем, – как думаешь, сколько триллионов долларов стоят твои гены?
– Для меня они стоят больше всех денег мира.
– Вряд ли ты смог бы заплатить даже проценты с такого кредита.
– Значит, моя кредитоспособность ниже, чем я надеялся.
– Боб, давай говорить серьезно, пока еще есть время. Перегрузки тяжелы для сердца. Тебе придется лететь, пока ты еще достаточно здоров, чтобы пережить путешествие. Собственно, мы всё достаточно точно рассчитали – два года на ускорение, а в конце еще два на замедление. Кто дает тебе четыре года?
– Никто, – сказал Боб. – И вы забываете: я должен вернуться домой, а это еще четыре года. Уже слишком поздно.
Рэкхем улыбнулся:
– Думаешь, мы этого не учли?
– Вы что, придумали, как поворачивать на скорости света?
– Даже свет способен искривляться.
– Свет – это волна.
– И ты тоже, когда летишь столь быстро.
– Ни вы, ни я не физики.
– Зато физики – те, кто спроектировал новое поколение курьерских кораблей.
– Откуда у МФ средства на постройку новых кораблей? – спросил Боб. – Вы получаете финансирование с Земли, а чрезвычайная ситуация закончилась. Единственное, почему народы Земли платят вам жалованье и продолжают вас снабжать, – чтобы купить ваш нейтралитет.
Рэкхем снова улыбнулся.
– За разработку новых кораблей кто-то платит, – сказал Боб.
– Гадать бессмысленно.
– Есть лишь одна страна, которая может это себе позволить, и именно эта страна никогда не сможет сохранить тайну.
– Значит, это невозможно, – сказал Рэкхем.
– То есть вы обещаете мне корабль, которого не существует?
– Ты проведешь период ускорения в компенсирующем гравитационном поле, так что дополнительной нагрузки на сердце не будет. Это позволит нам ускориться за неделю вместо двух лет.
– А если гравитация откажет?
– Тогда ты в одно мгновение превратишься в пыль. Но она не откажет. Мы проверяли.
– Значит, курьеры могут летать с планеты на планету, теряя всего лишь пару недель жизни?
– Их собственной жизни, – уточнил Рэкхем. – Но когда мы посылаем кого-то в подобное путешествие на тридцать или пятьдесят световых лет, все, кого они знали, умрут задолго до их возвращения. Добровольцев не много.
Все, кого они знали. Если он поднимется на борт этого корабля, Петра останется на Земле и он никогда ее больше не увидит.
Неужели у него совсем нет сердца?
Нет, о таком не могло быть и речи. Он до сих пор помнил боль от потери сестры Карлотты, женщины, которая спасла его на улицах Роттердама и многие годы опекала, пока ее наконец не убил Ахилл.
– Можно мне взять с собой Петру?
– А она согласится?
– Без наших детей – нет, – ответил Боб.
– Тогда советую продолжить поиски, – сказал Рэкхем. – Хоть новая технология и дает тебе чуть больше времени, это все же не навсегда. Твое тело ограничивает тебя сроком, который нам не отодвинуть.
– И вы позволите мне взять с собой Петру, если мы найдем наших детей?
– Если она согласится, – подчеркнул Рэкхем.
– Согласится, – заверил Боб. – Нас ничто не держит в этом мире, кроме детей.
– Ты уже представляешь их детьми? – спросил Рэкхем.
Боб лишь улыбнулся. Он понимал, что говорит как католик, но именно так он чувствовал. И Петра тоже.
– Мы просим только об одном, – сказал Рэкхем.
– Так я и знал, – рассмеялся Боб.
– Во всяком случае, пока ты все равно здесь и ищешь детей… Нам хотелось бы, чтобы ты помог Питеру объединить мир под правлением Гегемона.
От удивления Боб даже перестал смеяться:
– Значит, флот намерен вмешаться в дела Земли?
– Мы ни во что не вмешиваемся, – возразил Рэкхем. – Вмешаешься ты.
– Питер не станет меня слушать. Иначе он позволил бы мне убить Ахилла в Китае, когда нам впервые подвернулся шанс. Но вместо этого Питер решил его «спасти».
– Возможно, ошибка чему-то его научила.
– Он действительно так думает, – сказал Боб, – но Питер – это Питер. Дело не в ошибке, дело в нем самом. Он не станет слушать никого другого, если решит, что его план лучше. А он всегда считает именно так.
– И тем не менее…
– Я не могу помочь, потому что Питер не желает помощи.
– Он взял с собой Петру, отправившись с визитом к Алаю.
– Со сверхсекретным визитом, о котором вряд ли может знать МФ?
– Мы в курсе дел наших выпускников.
– Вы что, так платите за новые модели кораблей? За счет пожертвований выпускников?
– Лучшие из них еще слишком молоды, чтобы получать по-настоящему высокое жалованье.
– Ну, не знаю… У вас есть двое глав государств.
– Тебя не занимает, Боб, как выглядела бы история мира, если бы одновременно существовали два Александра?
– Алай и Хана-Цып? – спросил Боб. – Все сведется к ресурсам. У Алая их сейчас больше всего, но и Китай остается могущественной державой.
– А потом – добавить к двум Александрам Жанну д’Арк, парочку Юлиев Цезарей, может, еще Аттилу и…
– Вы считаете Петру Жанной д’Арк?
– Вполне могла бы ею быть.
– А кто тогда я?
– Ну… естественно, Чингисхан, если решишь им стать, – сказал Рэкхем.
– У него слишком дурная репутация.
– Он ее не заслуживает. Современники знали его как могущественного человека, который, несмотря на всю свою власть, был мягок с теми, кто ему повиновался.
– Мне не нужна власть. Я не ваш Чингисхан.
– Нет, – кивнул Рэкхем. – В том-то и проблема. Все зависит от того, кто страдает от болезненного тщеславия. Когда Графф взял тебя в Боевую школу, он считал, что твое желание выжить играет ту же роль, что и тщеславие. Но теперь это не так.
– Питер – ваш Чингисхан, – сказал Боб. – Вот почему вы хотите, чтобы я ему помог.
– Возможно, – ответил Рэкхем. – И ты единственный, кто действительно может ему помочь. Любого другого он воспримет как угрозу. Но ты…
– Потому что я скоро умру.
– Или улетишь. Так или иначе, он может, как он считает, воспользоваться тобой, а потом от тебя избавиться.
– Это не он так считает. Это вы так хотите. Я – книга из библиотеки. Вы на время одалживаете меня Питеру. Потом он меня возвращает, и вы посылаете меня в очередную погоню за мечтой. Вы с Граффом ведь до сих пор полагаете, будто в ответе за все человечество?
Рэкхем посмотрел вдаль:
– Это работа, которую тяжело бросить. Однажды в космосе я увидел нечто, чего не мог увидеть никто другой, выпустил снаряд, убил королеву улья, и мы выиграли войну. С той поры я в ответе за человечество.
– Даже притом, что теперь есть и те, кто лучше вас?
– Я не называл себя главой человечества, лишь сказал, что я за него в ответе. В ответе за то, чтобы делать все, что требуется, и все, что в моих силах. А сделать я могу вот что: попытаться убедить лучшие военные умы Земли помочь объединить народы под руководством единственного человека, чья воля и мудрость сумеют удержать их вместе.
– Какой ценой? Питер – не особый любитель демократии.
– Мы не требуем демократии, – сказал Рэкхем. – По крайней мере, не сразу – пока не сломлена власть наций. Нужно укротить коня, прежде чем отпускать поводья.
– И вы говорите, что вы всего лишь слуга человечества? – спросил Боб. – Но при этом хотите запрячь и оседлать его, посадив верхом Питера?
– Да, – подтвердил Рэкхем. – Потому что человечество – не лошадь. Человечество – настоящий рассадник тщеславия, территориальных споров, сражающихся наций. А если нации распадаются – продолжают сражаться племена, кланы, семьи. Мы созданы для войны, она в наших генах, и единственный способ остановить кровопролитие – дать власть одному человеку, чтобы он подчинил себе остальных. Все, на что мы можем надеяться, – что он окажется достаточно приличным и при нем мир продлится дольше, чем война.
– И вы считаете таким человеком Питера?
– У него есть амбиции, которых недостает тебе.
– А человечность?
Рэкхем покачал головой:
– Неужели ты до сих пор не понял, насколько человечен сам?
На эту дорожку Боб сворачивать не собирался.
– Почему бы вам с Граффом просто не оставить человечество в покое? Пусть строят империи, а потом их разрушают.
– Потому что королевы ульев – не единственные инопланетяне.
Боб выпрямился.
– Нет-нет, мы никого не видели, и никаких доказательств у нас нет. Но только представь: пока люди считали себя уникальным явлением, мы могли спокойно проживать нашу историю, как это было всегда. Теперь же мы знаем, что разумная жизнь способна развиться дважды, причем весьма разными путями. А если было два раза, то почему бы не случиться и третьему? Или четвертому? В нашем закоулке галактики нет ничего особенного, просто королевы оказались удивительно близко от нас. В одной нашей галактике способны существовать тысячи разумных рас. И далеко не все из них могут оказаться столь же приятными, как мы.
– Значит, вы рассеиваете нас?
– Как можно шире и дальше. Высаживая наше семя на каждую пригодную почву.
– И для этого вы хотите объединения Земли?
– Мы хотим, чтобы Земля прекратила тратить свои ресурсы на войну и использовала их на колонизацию планеты за планетой, а затем на обмен знаниями между ними, чтобы все человечество могло извлечь пользу из достижений каждого. Это основы экономики. И истории. И эволюции. И науки. Распространение. Разнообразие. Открытия. Публикации. Поиск.
– Угу, угу, я понял, – сказал Боб. – Весьма благородно с вашей стороны. И кто за все это платит?
– Боб, – произнес Рэкхем, – вряд ли я тебе это скажу. И вряд ли тебе стоит спрашивать.
Боб понял – это Америка. Большая, сонная, ленивая Америка. Разочаровавшись в попытках управлять всей мировой политикой в двадцать первом веке, которые вызывали лишь всеобщую ненависть и возмущение, американцы объявили о своей победе и вернулись по домам, сохранив самую сильную армию в мире и закрыв двери для иммиграции.
А когда появились жукеры, именно американская военная мощь в конце концов взорвала их первые разведывательные корабли, которые выжгли лучшие сельскохозяйственные земли Китая, убив миллионы. Главным образом именно Америка финансировала и руководила постройкой межпланетных военных кораблей, сопротивлявшихся Второму нашествию достаточно долго для того, чтобы новозеландец Мэйзер Рэкхем нашел уязвимое место королевы улья и уничтожил врага.
Именно Америка теперь тайно оплачивала Межзвездный флот, разрабатывая новые корабли и развивая межзвездную торговлю, в то время как ни одна другая нация на Земле даже не пыталась с ней конкурировать.
– Разве объединение мира в их интересах, кроме как под их владычеством?
– Теперь ты понимаешь, сколь непростую игру нам приходится вести, – улыбнулся Рэкхем.
Боб улыбнулся в ответ. Значит, Графф продал свою программу колонизации американцам, очевидно рассчитывая на будущую торговлю и вероятную американскую монополию. А пока он поддерживал Питера, надеясь, что тот сумеет объединить мир под властью одного правительства. Что в конечном счете означало бы решающую схватку между Америкой и Гегемоном.
– А когда придет время, – сказал Боб, – и Америка пожелает, чтобы МФ, в который она вложила средства и разработки, пришел ей на помощь в борьбе против могущественного Гегемона, – как поступит МФ?
– Как поступил Сурьявонг, когда Ахилл приказал ему убить тебя?
– Дал ему нож и велел защищаться, – кивнул Боб. – Но станет ли МФ вам подчиняться? Если вы полагаетесь на репутацию Мэйзера Рэкхема – не забывайте, что вряд ли кто-то знает, что вы живы.
– Я полагаюсь на то, что МФ живет по кодексу чести, который с самого начала вбивают в голову каждому солдату. Никакого вмешательства в дела Земли.
– Даже если вы сами нарушаете этот кодекс?
– Мы не вмешиваемся, – сказал Рэкхем. – Ни войсками, ни кораблями. Всего лишь чуть-чуть информации, то тут, то там. Толика денег и совсем немножко вербовки. Помоги нам, Боб, – пока ты еще на Земле. Как только будешь готов лететь, мы тебя сразу же отправим. Но пока ты здесь…
– Что, если я не считаю Питера столь порядочным человеком, как думаете вы?
– Он лучше Ахилла.
– Август тоже был лучше, – сказал Боб. – Но он положил начало правлению Нерона и Калигулы.
– Он положил начало империи, которая пережила Нерона и Калигулу, просуществовав в той или иной форме полтора тысячелетия.
– Думаете, и Питер такой же?
– Думаем, – ответил Рэкхем. – Я думаю.
– Если вы отдаете себе отчет в том, что Питер не станет делать ничего из того, что я ему скажу, не станет слушать ни меня, ни кого-либо еще и будет совершать идиотские ошибки, которые я не смогу предотвратить, тогда… да. Я ему помогу – насколько он позволит мне ему помочь.
– Больше мы ни о чем не просим.
– Но для меня главным все равно остается найти детей.
– Как насчет того, – сказал Рэкхем, – что мы сообщим тебе, где сейчас Волеску?
– Вы знаете?
– Он в одном из наших убежищ.
– Он согласился на защиту МФ?
– Он считает, что это часть старой сети Ахилла.
– А на самом деле?
– Кто-то, вероятно, лишил его всех ресурсов.
– Для этого они должны были знать, где эти ресурсы находятся.
– Кто, по-твоему, обеспечивает работу всех спутников связи? – спросил Рэкхем.
– Значит, МФ ведет шпионскую деятельность на Земле?
– Точно так же, как мать шпионит за играющими во дворе детьми.
– Спасибо, что заботишься о нас, мамочка.
Рэкхем наклонился вперед:
– Боб, мы строим планы, но знаем, что можем потерпеть неудачу. В конечном счете все сводится к одному. Мы видели, как люди проявляют свои лучшие качества, и считаем, что человечество достойно спасения.
– Даже если вам не обойтись без помощи нелюдей вроде меня?
– Боб, когда я говорю о людях, проявивших свои лучшие качества, как думаешь, кого я имею в виду?
– Эндера Виггина, – ответил Боб.
– И Джулиана Дельфики, – добавил Рэкхем. – Еще одного маленького мальчика, которому мы доверили спасение мира.
Боб покачал головой и встал.
– Не такого уж теперь и маленького, – сказал он. – К тому же умирающего. Но я принимаю ваше предложение, поскольку оно дает надежду моей небольшой семье. А никакой другой надежды у меня нет. Скажите мне, где Волеску, и я с ним встречусь.
– Тебе придется все делать самому. Мы не можем привлекать агентов МФ.
– Дайте мне адрес, а я займусь остальным.
Бобу снова пришлось пригнуться, чтобы выйти из комнаты. Пока он шел через парк к своему кабинету в комплексе Гегемонии, его била дрожь. В битве за власть предстояло столкнуться двум могущественным армиям. А горстка людей, даже не находившихся на Земле, намеревалась использовать эти армии в собственных целях.
«Они – Архимеды, собирающиеся сдвинуть Землю, поскольку наконец-то нашли достаточно большой рычаг. И рычаг этот – я.
Вот только я не настолько велик, как они думают. Не настолько велик, как мог бы показаться. Ничего у них не выйдет.
И все же – возможно, стоит попробовать.
Так что пусть используют меня, пытаясь столкнуть мир людей с его древнего пути конкуренции и войны. А я использую их, пытаясь спасти мою жизнь и жизнь моих детей, у которых та же болезнь.
Но шансов, что удастся и то и другое, намного меньше, чем у Земли столкнуться с гигантским метеоритом. Хотя, вероятно, у них уже есть план, как предотвратить удар. Вероятно, у них есть план на любой случай. Даже тот, к которому они смогут прибегнуть, если… когда… я обману их ожидания».
