Глава 28

На телефонный звонок я подскакиваю как ужаленная. Вот уже третью ночь провожу на кушетке при включенном свете, и у меня все болит. Кряхтя, я тянусь к мобильнику. На улице еще темно, из-за гардин не пробивается ни лучика; мир за моим окном затаился.

– Да? – Я плотнее прижимаю телефон к уху. – Алло? Шейла? Который час?

– Два. Ты извини… в общем, к нам залезли, тут полно полиции.

Я резко сажусь.

– У нас в приюте?! Что с животными? Они в порядке?

– Да, да. Слушай, приезжай, а? Тебе вопросы хотят задать. Прости, Джейн, я знаю, что еще ночь глухая, я бы сама за тобой заехала, но…

– Ерунда, я на велике доберусь быстрее. Буду на месте через десять минут.

После светлой гостиной на улице такая темень, что мне приходится подсвечивать замок экранчиком мобильника. Вставив, наконец, ключ, я его поворачиваю. Еще через полминуты я уже качусь по центральной дороге. Слабенькая янтарная лампа на переднем крыле светит едва ли на пару метров, все остальное прячется в тени. Хоть я и называю эту дорогу центральной, на самом деле она до того узкая, что через каждую сотню метров устроены специальные «карманы» на обочине, чтобы туда можно было свернуть и пропустить машину. Живые изгороди по обеим сторонам сто лет никто не подстригал; я вынуждена держаться самой середины, чтобы какая-нибудь ветка не заехала в глаз. Ночь, впрочем, ясная. Луна круглая, здоровенная, над головой мерцают Венера с Большой Медведицей…

Со сна в голове еще туман, поэтому я старательно вдыхаю холодный ночной воздух, чтобы расчистить путь мыслям, пока ноги автоматически крутят педали. Завидев подъем к тому холму, где стоит наш «Гринфилдс», я слегка подаю туловище вперед. Итак, последней уходила я. Отсюда вопрос: я все там заперла как надо? Вызываю в уме список дел: убедиться, что собаки сидят по своим клеткам, что у них достаточно воды на всю ночь, затем полагается псарню запереть и то же самое проделать с кошками, а затем и с отделением мелкой живности. Потом сходить к кабанчикам, вернуться в контору через заднюю дверь, запереть ее, убедиться, что все окна закрыты, все обесточить, в том числе кассовый аппарат, выйти через приемную, запереть парадную дверь. Пройти к боковому входу комплекса – тому самому, через который к нам на территорию заходят рабочие и садовник, убедиться, что там тоже все заперто… Меня пробивает панический импульс. Стоп, а я это сделала? Когда запирала все на ночь, возле меня крутилась Ангарад. Точно помню, что на выходе из приемной она лезла с расспросами, чем занимаются мои родители. Я попробовала ее мягко отшить, отговорившись, что они на пенсии, после чего она направилась к своей машине, а я… я пошла проверять боковой вход… Или нет? Может, я, напротив, кинулась к своему велику, попутно читая входящие сообщения на мобильнике – в энный раз за день?..

Что-то маленькое и темное кидается под колеса; я изо всех сил жму рукоятку тормоза и едва не лечу кубарем через руль. Какой-то крольчонок сигает через придорожную канаву, пропадая в кустах по правую сторону. Краткий шелест ветвей, затем тишина.

Я прижимаю руку к сердцу и, переведя дух, вновь давлю на педали. Сейчас мне уже сложнее – начинать движение приходится на подъеме; до боли напрягая ноги, я понемногу раскручиваю колеса. Еще с полкилометра… Привстав с седла, я наваливаюсь на руль. Уилл, к примеру, меня высмеял, когда такое увидел: мол, хуже этой позы для подъема в гору не бывает. По его словам, от седла вообще нельзя отрываться, надо только повыше его приподнять. Ну, ему-то легко говорить; у него ноги толщиной с бревно, в то время как у меня…

Отдаленное урчание автомобильного двигателя прерывает поток моих мыслей. Звук доносится из-за спины, поэтому я подаю велосипед как можно дальше влево, но не останавливаюсь. Задний огонь у меня должен гореть, но я впопыхах забыла набросить куртку со светоотражателями, да и на шлем махнула рукой. Слишком торопилась попасть в приют, чтобы убедиться, в порядке ли наши животные. Хотя водитель наверняка должен заметить меня заблаговременно; а потом, на этой дороге есть крутые повороты, и если за рулем сидит местный, он по идее должен сбросить скорость…

Мотор звучит все громче и громче, затем я слышу скрежет шестеренок, что вполне понятно, потому как на этом подъеме приходится переходить с третьей передачи на вторую, однако, что интересно, машина явно разгоняется. А если водитель все-таки не местный? Что, если это какой-нибудь автотурист? Гриффиты, к примеру, на своей ферме открыли микрогостиницу для заезжих городских… А он еще может быть подшофе… Двигатель резко прибавляет обороты, я делаю то же самое. Отчаянно вихляя великом, до огненного жжения в мышцах давлю и давлю на педали, взбираясь на холм. Через сотню метров есть съезд на грунтовку в сторону ферм, я как раз могла бы там пережда…

Первое, что я ощущаю, – это резкий толчок сзади, и на секунду пронизывает мысль – обошлось, машина лишь задела меня вскользь, ведь я так и осталась в седле! – но в следующий миг мои руки будто сами собой отрываются от руля, а желудок проваливается, потому что какая-то сила взметает меня в воздух – все выше, и выше, – там я застываю, парю целую вечность, а затем…

А затем из меня вышибает воздух, пол-лица пронзает жгучая боль, и все кругом обращается во мрак.

– Джейн? Милочка, к тебе Уилл.

Кто-то теребит меня за левую руку, и я разлепляю веки. Вернее, только левый глаз, потому что правый вспух до невозможности. Я щурюсь на Шейлу.

– Уилл?.. – хрипло выдавливаю я.

– Да, я ему позвонила. Подумала, что ты, наверное, скорее с ним захочешь вернуться, хотя, конечно, и я могла бы тебя подбросить…

– Джейн? – На лбу у него озабоченная складка; он шагает ближе и наклоняется, чтобы поцеловать. – Ох, и видок у тебя!

– Ну, спасибо, – пытаюсь я улыбнуться и тут же морщусь от боли.

– Ладно, я вас оставлю. – Шейла похлопывает меня по руке. – А насчет приюта не бери в голову. Твоей вины там нет. Полиция уже просматривает записи с камер видеонаблюдения. Ничего, этих субчиков поймают как пить дать.

– Спасибо…

– Уилл сказал, что сам отвезет тебя домой. Так что отдыхай, завтра я тебя проведаю. На-ка вот, освежись. – Шейла наливает воды в стакан, сует его мне в руку, затем подхватывает свою здоровенную сумку и размашистым шагом покидает комнату.

Уилл, стоявший у меня в изголовье, садится на ее место и вместе со стулом придвигается ближе.

– Как ты себя чувствуешь?

– Как побитая собака.

– Слушай, может, я чего-то могу для тебя сделать? – Он бросает взгляд на стакан с водой. – Хочешь, найду соломинку?

Я пытаюсь помотать головой и в который раз гримасничаю.

– Шейла мне рассказала о взломе, – продолжает Уилл. – Слава богу, зверюшки не пострадали.

А ведь могли. Запросто. Возле ограды полиция обнаружила болторезы, которые, судя по всему, были также использованы на трех собачьих клетках. К счастью, на сработавшую сигнализацию вовремя прибыла Шейла, которая живет неподалеку, и ночные гости успели проделать лишь несколько небольших отверстий в сетке. Дырки уже заделали, но вот на борьбу с граффити уйдет масса времени: минимум в пяти-шести местах нам разукрасили стены словечками типа «МРАЗЬ», «СВОЛОЧИ» и так далее. В одной из пострадавших клеток сидел Джек, и я уже пересказала полицейским о том разговоре, что состоялся у меня на прошлой неделе с его хозяином, а заодно и про вчерашнее собеседование с Робом Арчером, который хотел себе питбуля. Подъезжая, Шейла заметила пару мужчин в балаклавах, которые шмыгнули в «Форд Фиесту» и были таковы. Народ хором предположил, что они-то меня и сбили, хотя это довольно странно. Начнем с того, что они отъезжали от «Гринфилдса», да еще влево, в сторону озера. Я же подъезжала с правой стороны, и если только они не сделали круг…

Сознание вернулось ко мне, когда я лежала у обочины, на траве. Уж не знаю, как долго; главное, когда открыла глаза, было по-прежнему темно, велик валялся в кустарнике, а левая рука и плечо отказывались двигаться. Надо мной склонялись Шейла и мужчина-полицейский. Оказывается, они слышали глухой удар и скрежет шин уезжавшего автомобиля. Минут через пятнадцать-двадцать прибыла и «Скорая». Медиков обеспокоило, что меня подташнивает, да еще кружится голова, тем более что, как уверяет Шейла, первые пару минут я несла чистый бред. В общем, они настояли, чтобы доставить меня в травмпункт на осмотр. Приняли меня очень быстро и под общим наркозом вправили сустав, после чего подвесили мою левую руку, уложив ее в косыночную повязку. Затем перевели в палату, где я дождалась вердикта врачей: томография не показала ничего страшного. Остается только получить официальное разрешение на выписку, и можно отправляться домой.

– А где мой телефон? Его забрали с места?

– Джейн, ты прямо наркоманка: без мобильника жить уже не можешь, – смеется он. – Да всё в порядке с твоим телефоном, успокойся. – Он сует руку в сумку, что висит у него через плечо. – Нормальные люди интересуются: «Где моя одежда?», а тебе подавай «Фейсбук». Или это «Твиттер»? Ты к чему пристрастилась?

Я подношу телефон поближе к левому глазу и проверяю, нет ли сообщений. От «Фейсбука» ничего нового, зато пришла эсэмэска. Имени отправителя нет – во всяком случае, он у меня не зарегистрирован в списке, – так что показан лишь номер, который мне незнаком: +7984 384 567.

– Хлоя просила передать привет, – говорит Уилл, пока я вожусь с иконками. – Интересуется, будешь ли ты ходить теперь в гипсе, и если да, то какого он цвета, потому что ей нравится розовый… Джейн? Что случилось, почему ты плачешь?

Я поворачиваю мобильник так, чтобы он тоже мог видеть экран.

– «Только хорошие люди умирают молодыми, – зачитывает он вслух, – и вот почему ты еще жива». – Уилл смотрит на меня, разинув рот. – Как это? Джейн?.. – Я морщусь, когда он смахивает слезу с моей вздувшейся щеки. – Что это значит?