Глава 16

– На-ка вот, попей. – Уилл сует мне кружку с дымящимся чаем и плюхается рядом на диван. – С сахаром.

– Спасибо…

Минуло два часа с того момента, как полиция вызволила меня из кладовки. Констеблей привела Шейла. Кинула на меня один-единственный взгляд и тут же затолкала к себе в машину, чтобы отвезти домой. Первые пять минут дороги чихвостила на чем свет стоит – мол, разве можно быть такой беспечной, – а утихомирилась, лишь когда у меня брызнули слезы. Она посидела со мной, пока не появился Уилл, затем крепко обняла на пару секунд и сказала: «Твоя личная безопасность стоит выше благополучия любого животного. Помни об этом – хотя бы ради тех, кто тебя любит, если не ради себя». Тут уж я совсем разревелась…

Уилл отпивает глоток из своей кружки и ставит ее на бумажный кружок, что лежит на журнальном столике.

– Ну, как мы себя чувствуем?

– До сих пор трясет.

– Она ведь заперла тебя не специально?

– Угу… – Я смущенно отвожу взгляд.

Я слышала, как Шейла шепталась с ним в прихожей перед своим уходом. Должно быть, рассказала, что и как я кричала ей в трубку, дескать, Джоан затеяла что-то недоброе.

– Твоя старушка уверяет, что дверь попросту заклинило и что она пыталась тебя вызволить.

– Да я знаю, она это и полиции говорила.

– Хорошо еще, Шейла тебе в тот момент позвонила, правда?

– Да… Благодарение богу, Ангарад не смогла найти график кормления, а то бы я невесть сколько там проторчала…

Уилл тянется к своей кружке и отпивает еще глоток.

– Ты как думаешь, ей что-то грозит за жестокое обращение с животными?

– Трудно сказать. Во-первых, надо еще сделать вскрытие той собаки. Если выяснится, что виновата хозяйка, дело передадут в суд. Всех ее кроликов тоже арестуют. Вот наша Мэри обрадуется… у нее и так хлопот полон рот…

– Могу себе представить.

Мы умолкаем; доносится лишь птичье чириканье за окном. Стоит ранняя осень, мое любимое время года. Обожаю легкую прохладу на улице, теплые джемперы, а вечером – старые киноленты под красное вино у зажженного камина.

– Джейн? – Уилл кладет руку вдоль спинки дивана и трогает меня за плечо. – Ты уверена, что всё в порядке?

– Ты о чем? – Я тоже прикасаюсь губами к кружке, но там осталось лишь чуть-чуть, на донышке.

– В последнее время… ты сама на себя не похожа. К тому же прислала эсэмэску, дескать, нам надо поговорить…

– Да, помню. – Я ставлю свой чай рядом с его кружкой, но так, чтобы оставался зазор.

– Хорошо. – Уилл разворачивается вполоборота ко мне, подтягивая одну ногу под себя, вторая остается на полу. Судя по стоическому выражению лица, я догадываюсь, что он уже готов услышать нечто вроде «дело не в тебе, а во мне».

– В тот вечер, – медленно начинаю я, – когда ты пошел укладывать Хлою, я решила попользоваться твоим айпэдом.

– Это противозаконно! – нервно смеется он.

Я делаю глубокий вдох.

– В общем, я наткнулась на статью, которую ты читал. Насчет «Эканта-ятры»…

– Ну правильно. Позапрошлый раз, когда я приготовил нам ужин на двоих, ты это слово несколько раз повторила во сне. И очень плохо спала, кстати: всю ночь вертелась, что-то бормотала… А я вспомнил эту «Эканту», потому что больно уж слово чудно́е, запало в память, когда несколько лет назад встретил его в прессе. Конечно, на следующее утро надо было напрямую тебя спросить, но… – он смущенно ерзает, – едва речь заходит о твоих личных делах, ты становишься как ежик. Наверное, мне вообще не следовало «гуглить», просто, понимаешь, любопытство одолело. А потом, я думал, что это поможет лучше тебя понять…

– И что, помогло? Теперь ты лучше во мне разбираешься?

Он внимательно смотрит мне в лицо.

– Ты была членом их культа, так?

– Это был не культ. А община. Культом их назвали СМИ. Там…

Слова высохли у меня на языке. Рассказывать про «Эканта-ятру» и ту поездку – все равно что заново распарывать пятилетний шрам. Рана до того застарелая, что я могу ковырять ее лишь с поверхности.

– Не мучай себя. – Он придвигается ближе и заключает меня в объятия. – Если трудно говорить, не надо.

– Я должна. – Я смотрю снизу вверх в его теплое, доверчивое лицо. – Потому что я не та, за кого ты меня принимаешь. Меня зовут не Джейн Хьюз, а… Эмма. Эмма Вулф.

– Значит, это все-таки ты… – Его объятия ослабевают. – А знаешь, ведь я тебя узнал… ну, почти. На том снимке. Волосы у тебя были тогда рыжими, но я все равно подумал: «Не иначе, это она». Одна из тех двух подружек, что унесли ноги из Непала.

– Да. – Я выпутываюсь из его объятий и, опустив голову, смотрю на свои руки – потому что боюсь увидеть боль, недоумение и опаску, которые, я уверена, сейчас написаны на лице Уилла. Каминные часы сухим тик-таканьем отмеривают наше молчание. – Прости. – Я рассеянно ковыряю ногтем бледное пятнышко на штанине. На мне до сих пор рабочий комбинезон, до колен усеянный кроличьими оческами. – Наверное, давно надо было назвать тебе мое настоящее имя…

– А почему не назвала?

– Потому что не говорю этого никому. Ни Шейле, ни Анне на работе, вообще никому. Когда я превратилась в Джейн и переехала сюда, это было… это было все равно что начать жизнь заново. После интервью Ал я и сходить-то никуда не могла: народ тут же принимался толкать друг дружку локтем и перешептываться. Что в Лондоне, что в Лестере… «Вон она, та девчонка из культа»…

– Мне-то ты могла довериться, а, Джейн? Уж я бы понял, почему ты так поступила.

– Думаешь? – Я бросаю на него осторожный взгляд. – Но у нас с тобой с самого начала отношения были… э-э… – Я пожимаю плечами.

– В смысле, ты не знала, чего от них ждать?

– Ну да.

Он ерзает на диване, испытывая не меньшую неловкость, чем я, потому что разговор наконец добрался до наших отношений.

– А тебе удалось выяснить, что приключилось с… с Дейзи и…

– С Линной.

– Да-да. С Линной. В статье сказано, что они попросту исчезли. – Уилл не отрываясь глядит на меня, обшаривая глазами лицо. – Джейн? – говорит он и тут же как бы спохватывается. – Эмма? – осторожно добавляет, будто пробуя мое имя на вкус. – Тебе известно, что с ними сталось?

– Нет, – отвечаю я.

Вранье. Пусть даже наполовину, все равно вранье.

Несмотря на состоявшийся разговор, я так и не сообщила Уиллу ни про компьютерное послание насчет якобы еще живой Дейзи, ни про письмо, которое я засунула поглубже в сервант, что стоит у меня на кухне. Вместо этого выложила ему нашу историю, так сказать, конспективно. Объяснила, почему мы выбрали именно Непал. Рассказала, с каким восторгом мы добрались наконец до «Эканта-ятры», до чего славными были самые первые деньки, когда мы плескались в речке, бесились под водопадом, читали книжки в гамаках и потягивали пиво, усевшись в кружок у вечернего костра. А потом дела пошли по-другому, мы тоже стали другими, да и само место превратилось в опасную ловушку. Я не стала вдаваться в подробности, что случилось с Айзеком или Фрэнком. Умолчала про Рут, Гейба и Йоханна. Просто дала понять Уиллу, что я была жутко перепугана – в жизни не испытывала такого ужаса! – а он, пока я говорила, не выпускал меня из рук и то и дело поправлял прядь, что свешивается мне на лицо. Он раз за разом повторял, что все закончилось, что надо успокоиться и что слезы помогают, однако мои глаза так и остались сухими.

Нет, ничего еще не закончилось.

Прошлой ночью, пока Уилл мирно посапывал рядом, я долго лежала без сна, прокручивая в голове минувшие события. Больше всего мне досаждал страх; вернее, то, с какой дикой скоростью он набрал обороты: с нуля до ста процентов буквально за секунду, стоило двери той кладовки за мной захлопнуться. Казалась бы, вот я стою, пялюсь на мертвую собаку и думаю, что дело, похоже, пахнет судебным разбирательством, как вдруг – раз! – и меня всасывает обратно в прошлое, вынуждая заново пережить самые страшные минуты. Видать, я была слишком наивна, когда решила, что сумела все это заблокировать, как бы сложить в ящичек с надписью «Не открывать». Полученное письмо сорвало с него крышку.

Должно быть, в какой-то момент я все-таки заснула, потому что в шесть утра встрепенулась с отчаянно бьющимся сердцем, когда сработал будильник в мобильном телефоне Уилла. Первым встал он и схватил свою футболку из аккуратной стопки вещей на прикроватном стуле. До сих пор он разбрасывал одежду по полу, но что-то, видимо, на него сильно повлияло. Наверное, мое поведение.

– Нет-нет, – вскидывает он руку, прыгая на одной ноге и не попадая в штанину, когда я попыталась было подняться с кровати. – Тебе надо полежать. Да и Шейла дала тебе отгул на сегодня, забыла?

– Ничего, я в порядке. Мне вообще лучше заняться работой, чем весь день маяться без дела.

– Как же, в порядке она… – ворчит Уилл, застегивая джинсы, затем усаживается на кровать и кладет руку мне на колено. – Ты опять разговаривала ночью. Чуть ли не плакала, можно сказать… Хочешь, я сегодня тоже останусь? – У него на лбу прорезывается озабоченная складка. – Еще есть время, я могу позвонить в школу, кто-нибудь меня подменит. Не беспокойся, я договорюсь.

– Я же не больна.

– Я знаю, но… – Он ободряюще жмет мне коленку, однако на его лице я отчетливо вижу озабоченность. В этой четверти у них в школе намечена министерская проверка; надо много работать, чтобы подготовиться.

Я накрываю его руку своей ладонью.

– Честное слово, Уилл, я в полном порядке. Есть куча книжек, которые я давно хотела почитать, да и твой подарок тоже. Ну, помнишь, тот фантастический сериал, который ты мне купил?

– «Звездный крейсер “Галактика”»! – У него загораются глаза. – Эмма, он тебе понравится! Вот увидишь.

– Гм, – морщу я нос, и Уилл заходится смехом.

– Не обязательно быть поклонницей научной фантастики! Все, кому я только его рекомендовал, становились…

– Фанатами. Помню-помню. – Я игриво толкаю Уилла в плечо. – Можешь не трудиться, ты не продавец в магазине. Я уже сказала: обязательно посмотрю.

– Ну ладно. – Он нагибается ближе и целует меня в переносицу. – Обещай, что сегодня будешь просто отдыхать, договорились?

Десятью минутами спустя за ним щелкает дверь, доносится урчанье старенькой «Фиесты», Уилл сдает назад к улице, оглядывается по обеим сторонам и выруливает на проезжую часть. Я стою у окна и машу ему рукой; он вскидывает ладонь в ответ и вскоре скрывается из виду.

Все это было три часа назад. С той поры я успела хорошенько отчистить ванную комнату, пропылесосила гостиную, полила все растения и убрала стираные вещи. Попыталась посмотреть «Галактику», но выдержала лишь полтора первых эпизода, после чего сдалась и легла в спальне с книжкой. И каких только премий эта вещица не понахватала, а язык оказался напыщенным, завязки сюжета я в упор не разглядела…

На тумбочке заходится трясучкой мой мобильник, делясь мелкой дрожью со стаканом, куда я налила себе воды.

С того дня, как я через «Фейсбук» послала весточку Ал, минула пара суток. Может, это она? Прочитала, что Дейзи жива, и решила позвонить?

Я хватаю телефон – и меня обдает волна облегчения пополам с разочарованием: нет, это всего лишь эсэмэска от Уилла.

Я улыбаюсь, несмотря на разочарование.

Было время, когда я могла притвориться, что мне нравятся такие-то телешоу, такие-то исполнители или, скажем, книги – исключительно потому, что ими восторгались все кругом. Теперь с этим покончено.

Мобильник вновь пищит. Перемена у них, что ли? Уилл никогда не позволяет себе возиться с эсэмэсками во время уроков…

Я замираю, не допечатав ответ, потому что из раскрытого окна доносится совсем близкий и такой характерный хруст автомобильных шин на гравии, которым посыпана моя подъездная дорожка. Двигатель стихает. Я слезаю с кровати, медленно встаю на ноги и шлепаю босиком к окну. Шторы не задернуты, поэтому я держусь ближе к стене, чтобы меня не было видно с улицы. Так и есть: возле моего дома припаркован черный, незнакомый мне «Фольксваген». Внутри никого.

Я застываю как каменная и жду дверного звонка или хотя бы стука. Проходит пара минут: нет ни того ни другого. Тогда я начинаю красться из спальни, и тут – у меня чуть сердце изо рта не выпрыгнуло – со стороны кухни слышен скрип половицы.

– Эй?.. – Я стою на вершине лестницы, напряженно вслушиваясь. До меня доносятся чьи-то голоса: мужской и женский. – Кто здесь?

Бросаю взгляд на мобильник; там, как и раньше, недоконченная эсэмэска Уиллу.

– Аллё-о?.. – Я тихонечко спускаюсь по ступенькам и облегченно перевожу дух, заметив движение на экране телевизора, что стоит в дальнем конце гостиной. Гай Балтар и Старбак спорят по поводу карточной игры. Должно быть, я оставила проигрыватель на паузе, и он самостоятельно вновь запустился. Я бегом преодолеваю остаток лестницы – и опять замираю.

Кто-то вовсю хозяйничает в моей кухне, выдергивая и задвигая ящики, вовсю в них шуруя. Под звон вилок, ложек и ножей я набираю 9–9–9, прижимаю телефон к груди, удерживая большой палец в миллиметре от кнопки вызова, и опасливо заглядываю за дверной косяк.

– Ангарад!

Она ошалело подпрыгивает и разворачивается ко мне, выставив перед собой пятнадцатисантиметровый кухонный нож. Кровь отливает у нее от лица, она отшатывается, вскидывая другую руку к горлу.

– Джейн! Как ты меня напугала!

Я перевожу взгляд на входную дверь, которая стоит приоткрытой, и ежусь, когда в дом врывается поток ледяного ветра.

– Ты что здесь делаешь?

– Да вот, тортик тебе принесла. – Дрожащей рукой, откуда до сих пор торчит нож, она показывает на коробочку с бисквитом, что стоит на серванте.

– А почему в дверь не позвонила? Не постучалась?

– Так я стучалась! Просто ты не ответила. А потом вдруг примечаю, через щель для почты доносится телевизор, ну я и решила, что ты меня не слышишь. А дверь была едва прикрыта, вот я и… – У нее запунцовели щеки. – Прости, пожалуйста. Я по твоему лицу вижу, что допустила дурацкую ошибку, но я не могла оставить торт под дверью, потому что сегодня дождь обещали… – Тут она замечает нож в собственной руке и кладет его на разделочный столик возле чайника. – Вот и воду тебе вскипятила. Как раз, думаю, сделаю для Джейн чашечку чая, отрежу тортик… Вроде как сюрприз…

Так-так, очень интересно. Дверь была «едва прикрыта»? Нет, я согласна, что выходила на улицу, когда собирала развешанные вещи… Гм. Должно быть, створка не до конца закрылась.

– Ну, ясно. – Я оглядываюсь на гостиную, где до сих пор бормочет телик. Вообще-то, не вяжется. Скажем, если бы я залезла в чей-то дом с тортиком, а там оказался работающий телевизор в пустой комнате, я бы решила, что человек просто отошел в сортир, и стала бы ждать. Если только, конечно, она не знала, что я лежу себе на втором этаже, в спальне… Но откуда она могла это знать?..

Я устало массирую себе лицо ладонью, направляясь в гостиную, где и выключаю телевизор. Ладно. После вчерашних событий я сама не своя, а тут еще не выспалась как следует. Ангарад просто решила, что не закрытая на замок дверь означает приглашение войти. Как-никак здешний поселок невелик, все друг друга знают, дома сплошь и рядом не запираются… Ничего плохого она на самом деле не затевала. Просто человек хотел сделать приятное…

– Извини, что я тоже тебя напугала, – заставляю я себя улыбнуться, вернувшись на кухню. – Сама до сих пор не могу отвыкнуть от городских привычек. В Лестере народ вот так запросто никогда не войдет…

– Так ты из Лестера? – У нее распахиваются глаза, и я даю себе мысленного пинка за неосторожность. – А у меня бывший дружок тоже оттуда! Любил водить меня на концерты ретро-музыки в «Фанклабе». Ты там бывала?

Я качаю головой.

– Даже не помню. Мои клубные деньки давно позади.

– Да я тоже не особенно там отрывалась.

Опускается молчание; мы стоим друг напротив друга, натянуто улыбаясь и кивая. Мне вдруг приходит в голову, что мы хоть и ровесницы, я чувствую себя лет на двадцать старше. Ангарад заводная, непоседливая, любознательная, а я… я постаревшая, потускневшая и вся какая-то выжатая. Последний раз я была в ночном клубе «Любовь лжет» пять лет назад. Пошла туда в компании с Дейзи, познакомилась с одним парнем. А по пути ко мне домой она выпихнула его из такси. Как же его звали-то?..

– Джейн?

Я вскидываю глаза на Ангарад.

– Извини, что-то задумалась… Так чего там?

– Да я про клубы, в которые ходила, пока училась в универе. А ты? Я знаю, ты говорила про техникум в Эксетере, но, кажется, и про университет тоже. Ньюкаслский, правильно?

Может, память моя временами и подводит, однако чего-чего, а то, в каком именно универе я училась – да и есть ли вообще у меня высшее, – я Ангарад точно не рассказывала. Переехав сюда, я решила: о прошлом никому и ничего. Лишь один Уилл теперь знает, что некогда я была Эммой. Часть меня просто ликует, что больше не надо фильтровать, что и как я ему говорю, зато другая часть чувствует себя неприкрытой и ранимой, словно вчерашним вечером я стряхнула с себя защитные слои и предстала перед ним совершенно нагой. Для всех прочих я по-прежнему Джейн Хьюз. Бросила школу в шестнадцать лет, сменила массу рабочих мест, а потом, в возрасте двадцати пяти, решила наконец получить специальность, связанную с заботой о животных.

– Нет, – отрицательно качаю я головой. – Ты, наверное, меня с кем-то спутала. Я вообще не была в Ньюкасле.

– Вот как… – У нее на губах играет полуулыбка. Ангарад слегка вздергивает одну бровь. – Извини, ошибочка вышла.

Мой взгляд соскальзывает с кухонного стола и падает на торт, что выставлен на серванте. Стол у меня здоровенный, человек на восемь, и тем не менее она решила втиснуть свой подарок в крошечный промежуток возле полочки, где я под стопкой другой почты спрятала то письмо.

– Ну что, давай отрежу тебе кусочек? – Ангарад проследила за моим взглядом и готова приступить к делу. Даже нож опять взяла в руку. – Думаю, Шейла не станет ворчать, если я чуточку задержусь. Кстати, она просила тебе передать всяческие пожелания.

– Нет-нет, – прижимаю я пальцы к виску. – Нет, спасибо. Ты извини, Ангарад, не хочу показаться неблагодарной… ты ведь так старалась… просто жутко болит голова. Наверное, мне лучше прилечь.

– О-о… – У нее блекнет улыбка. – Ну, тогда я…

Я дарю ей дружескую улыбку.

– Завтра на работе увидимся. Вроде нового питомца должны привезти, как раз покажу тебе, как мы делаем регистрацию.

– Отлично. – К ней возвращается улыбка, хотя и не доходит до глаз. – Супер. Тогда до завтра.

Ангарад смотрит на меня еще пару секунд, будто решает, стоит ли что-то такое добавить, затем коротко кивает и приподнимает ладонь.

– Увидимся.

Она огибает стол, выходит на улицу, закрывает за собой дверь.

Я жду, пока проснувшийся «Фольксваген» не перестанет хрустеть гравием, затем делаю шаг к чайнику и трогаю его блестящий бок.

Холодный.

Пересекаю кухню, подхожу к серванту, переставляю торт на кухонный стол, возвращаюсь обратно. Бумажки на полочке для почты, которые я всегда держу аккуратной стопкой, сейчас сдвинуты. Я ворошу счета за газ, налоговые формуляры, газетные вырезки… Конверт – тот самый, где синей пастой выведено «Джейн Хьюз», – пропал.