Книга: Грозовые Земли
Назад: Глава четвертая
Дальше: Глава шестая

Глава пятая

Племя понемногу обживалось на новом месте. Прошло несколько месяцев, и шессины показали всем соседям, что способны защитить и себя, и свои стада. После первого злосчастного набега асаса больше не беспокоили их.
Однако, в окрестных джунглях имелись и иные любители легкой добычи. Дикари совершили несколько мелких набегов и краж, и даже убили исподтишка пару шессинов, после чего совет вождей объявил о своем решении покарать этих наглецов и разделаться с нависшей над племенем угрозой.
В походе против дикарей участвовала половина воинов из каждой деревни, а прочие оставались охранять стада. Велика была радость Гейла, когда ему сообщили, что он также должен отправляться в поход.
Местом сбора стала южная деревня, куда поутру выступили несколько сотен юных воинов, нетерпеливо рвущихся в бой. Распевая грозные боевые песни, все в боевой раскраске, шессины двинулись на юг. Два дня они шли почти без остановок, а на третий, наконец, остановились, достигнув края джунглей.
Величественное зрелище открывалось их глазам: между близко стоящими высокими деревьями с трудом пробивались лучи солнца. Из чащи то и дело слышались какие-то истошные вопли и рычание неведомых хищников. Для шессинов джунгли были неизведанной территорией, однако сейчас у них не было иного выхода, кроме как двинуться в гущу леса. Здесь Гейл не чувствовал ничего похожего на то единение с природой, какое ощущал в высокогорном лесу. Даже само время шло здесь совсем по-другому. Казалось, будто жизнь здесь летит слишком быстро: все живое нарождалось и плодилось, чтобы почти тут же погибнуть.
Джунгли простирались во все стороны, насколько хватало глаз, однако, шессины без труда обнаружили следы похищенных кагг. Именно по этой тропе направился передовой отряд, ведомый опытным воином. Довольно быстро они обнаружили дикарей, и завязался бой. Основные силы шессинов, подоспевшие к месту сражения, выстроились в дугу и начали постепенно сдвигать фланги, чтобы загнать дикарей в кольцо и поднять на копья. Мало кто сумел уйти из окружения. Большинство дикарей были убиты.
Шессинам понадобилось еще три дня, чтобы закончить разгром противника. Они обнаружили среди дикарей представителей почти всех островных племен, а также жителей других островов и даже материка. Похоже, все это были изгои, которых из-за каких-то серьезных проступков и преступлений вы нудили покинуть родные места. Разумеется, богатой добычи шессины не взяли, однако, они к этому и не стремились. Целью похода было избавиться от дальнейших набегов дикарей.
Пока воины продирались сквозь джунгли, им навстречу попался кот чудовищных размеров с густой белой гривой и желтой шкурой, рассеченный спереди черными полосами, а сзади усыпанный бурыми пятнами. Воинам повезло, что ни кто из них не попал хищнику в лапы. Оскалив клыки, тот с грозным рычанием удалился, а потрясенные воины еще долго не могли прийти в себя от страха.
В стойбище дикарей они обнаружили не меньше сотни женщин-пленниц, которых решили забрать с собой. Многие затем разойдутся по родным деревням, а те же, кто по каким-то причинам не сможет или не пожелает сделать это, останутся в шессинских деревнях.
Весьма довольные и гордые собой, воины двинулись восвояси, гоня перед собой небольшое стадо отбитых кагг. Этот поход можно было считать довольно успешным. Ведь потери в бою оказались невелики: едва ли дикари могли оказать достойный отпор умелым воинам-шессинам. К несчастью, сами джунгли оказались более серьезным противником: здесь свирепствовали неизвестные болезни; и вскоре нескольких ослабевших воинов уже пришлось нести на носилках. К тому же любая царапина, полученная в этих дебрях, быстро начинала гноиться. И все же это были мелочи. Основной с цели воины достигли, и к тому же теперь они смогут тешить приятелей у костров самыми невероятными байками об этом походе.
Немаловажно еще и то, насколько война с дикарями укрепила воинскую славу шессинов в этих местах, ведь в последний, раз они были здесь несколько десятков лет назад, и многие соседи успели забыть о том, с какими грозными воинами они имеют дело. Для тех же, кто, подобно шессинам, страдал от набегов асаса и дикарей, стало настоящим праздником избавление от этой угрозы. Не проходило дня, чтобы в деревню шессинов не явились представители соседских поселений, дабы выказать свое уважение и преклонение перед воинским искусством.
Шессины ничуть не возражали. Им нравилось, когда прочие народы восхваляли их мужество, отвагу и доблесть. Пусть даже в этих похвалах было слишком много лести, — от этого воины гордились лишь еще больше. Пусть соседи страшатся и благоговеют перед ними: только это и нужно шессинам.
У Гейла также было мало причин для беспокойства. Теперь все признавали в нем умелого воина и мало кто среди сверстников пользовался в племени большим уважением. Мало того, что он убил одного из захватчиков-асаса, но также и в походе в джунглях выказал себя отменным воином. Пожалуй, последнее, что ему оставалось, это доказать свою доблесть в кулачном бою против воина из другого племени. Подобные состязания случались нечасто, и могло пройти еще немало лет, прежде чем Гейлу удалось бы проявить свое искусство. Однако, это был необходимый этап взросления воина. Без этого он не мог считаться одним из старших и быть наставником нового поколения бойцов.
Однако на деле настроение Гейла было далеко не безоблачным. Его по-прежнему беспокоило поведение Гассема, Тот с каждым днем становился все более высокомерным и властным, постоянно выказывая честолюбие и тщеславие, упорно пытаясь присвоить себе то, что было сделано другими. Он продолжал втираться в доверие к влиятельным людям племени, а круг его сторонников постоянно ширился. Гейлу казалось, что куда бы он ни бросил взгляд, он повсюду видел черные щиты.
Воины из его общины не поддавались на уловки Гассема:
Ночные Коты прекрасно знали цену этому человеку, и их было трудно обмануть показным величием. Однако Гейл стал замечать, что его братья уже не так часто насмехаются над притязаниями Гассема — кое-кто начинал испытывать перед ним страх. Назло Гассему, напустившему на себя аскетичный вид, Гейл демонстративно нацеплял на себя все побрякушки, снятые им с убитого вождя. Не расставался он и с длинным мечом, взятым у асаса, хотя так и не научился как следует с ним обращаться.
Искусство фехтования было неведомо шессинам. Их привычным оружием были копье, короткий меч, дротик, метательная палка, иногда — топор. Длинными мечами в сражении они не пользовались.
Когда-то очень давно это оружие завезли на Острова с материка. Считалось, что обладатель длинного меча, стоившего баснословно дорого, выглядит как знатный человек, а Гейл полагал, что это оружие может быть смертоносным, если только уметь им пользоваться.
Не найдя себе достойного противника, юноша пытался тренироваться с мечом на мишенях, но так и не мог метко направить удар клинка, тогда как наконечник копья бил точно в цель, словно сам знал, где она находится. Когда он упражнялся в режущих ударах, то не мог правильно рассчитать их силу — иногда меч почти застревал в мишени, а иногда едва лишь задевал ее. Не поддающееся его воле оружие сбивало Гейла с толку, но он снова и снова до седьмого пота тренировался в нанесении ударов — кроме всего прочего, это помогало ему хотя бы на время избавиться от тревожных мыслей… и почти все они были связаны с Лериссой.
Несмотря на все уговоры Тейто Мола, он так и не смог расстаться с мечтами о ней, особенно во время долгих ночных дежурств. Конечно, они были близки в детстве, но сейчас они уже не младенцы. С тех пор как поселился в военном лагере, Гейл редко видел ее. Он подозревал, что совсем не знает ту девушку, которой стала Лерисса, а мечтает о женщине, созданной исключительно его воображением.
И если даже они сталкивались случайно, она никогда не упускала возможности перевести разговор на Гассема. Юноша не слишком хорошо разбирался в женских уловках и не мог понять, на самом ли деле она сходит с ума по Гассему или всего лишь пытается вызвать его, Гейла, ревность. Как бы то ни было, последнего она добивалась с неизменным успехом. Хуже всего то, что Гейлу не с кем было поделиться своими горестями. Братья безжалостно бы его высмеяли, а Тойто Мол уже советовал ему забыть эту женщину. Мужская гордость не позволяла Гейлу искать совета у старших женщин, хотя это было бы разумнее всего. Так что ему приходилось страдать молча и в одиночку. Гейл, разумеется, не подозревал, что мало кому из юношей удается избежать страданий, когда дело касается женщин.
Днем он был слишком занят, чтобы грустить: нужно было заботиться о каггах, совершенствовать воинское искусство… и, в конце концов, существовали еще пирушки и праздники. Несколько раз Гейл участвовал в торговых поездках. После длинного перехода у шессинов осталось больше телят, чем они рассчитывали. Этот излишек обменяли на товары или разные услуги у племен, населявших южную равнину. В двух днях пути на восток лежал порт Турва, в котором Гейл был дважды, сопровождая стадо кагг. Место это мало изменилось. Гейл справился о корабле, носившем имя «Рассекающий волны». Местные жители сказали, что судно регулярно появляется здесь во время навигации, но застать его так и не удалось. Скорее всего, «Пожиратель» зайдет в Турву в ближайшие несколько недель. Юноша не терял надежды еще раз встретиться с Молком. Ему хотелось бы еще поговорить с этим интересным человеком.
Понемногу племя обжилось на новом месте, и впереди, казалось, их ожидала мирная жизнь, как вдруг произошло совершенно невероятное событие.
Однажды вечером Гейл возвращался с дневного дежурства, оживленно болтая со своими братьями. Молодые люди уже не были такими смешливыми и беззаботными, как несколько месяцев назад. Они не только стали старше, но и гораздо серьезнее приобретя бесценный опыт сражений. Когда они проходили мимо Столба Духов, Гейл увидел стоявшую около него женщину, которая, похоже, кого-то дожидалась. Помахав рукой, она окликнула Гейла.
Смущенно извинившись, он покинул своих спутников, наслушавшись напоследок немало непристойных советов. Лерисса, а это была она, ласково улыбнулась.
— Доброго тебе вечера, Гейл! — сказала она. — Мы давно не виделись.
— Мы встречались бы куда чаще, будь на то моя воля. — Гейл недоумевал: Лерисса казалась взволнованной и какой-то не уверенной в себе, что было ей совсем не свойственно. Тщеславие юности заставило Гейла предположить, что причиной ее волнения был именно он.
— Через десять дней — Праздник Третьей Луны. Мне поручили собрать травы для церемонии. Некоторые из них растут только в низине, у болота; неплохо, если бы меня кто-нибудь туда проводил. Ты не сможешь сходить со мной завтра утром? Вы, воины, очистили эти места от асаса и разбойников, но там еще рыщут дикие звери.
— Ты хочешь, чтобы мы отправились на болота вдвоем? — озадаченно спросил Гейл. Обычно женщин туда сопровождали сразу несколько воинов.
— Я уже собрала почти все, что нужно, кроме нескольких трав на болоте. Я успею управиться за час. Впрочем, особых причин торопиться у нас не будет…
Будь Гейл чуть постарше или хоть не столь влюбленным, он попытался бы найти более разумное объяснение ее поведению.
Но сейчас он видел только одно: что Лерисса придумала предлог, чтобы побыть с ним наедине. Она хотела отправиться с ним на болота, и повода для спешки не будет…
— Да, конечно, — заплетающимся языком отозвался юноша. — Я с удовольствием провожу тебя. Данут не откажется постоять за меня дневную смену.
Разумеется, потом ему придется расплатиться за услугу, однако он готов был ко всему, лишь бы не упустить такую возможность.
Вот и славно, встретимся на рассвете. — Лерисса повернулась и пошла к деревне. Гейл был слишком смущен и взволнован, чтобы попросить ее задержаться.
Он тотчас направился к Дануту чтобы договориться с ним. Тот, конечно, принялся стенать, но это и неудивительно — Данут любил жаловаться по любому поводу. Гейл никому не сказал, куда именно он собрался, потому что сейчас ему не хотелось выслушивать все эти шуточки и намеки. Ночью юноше мешали заснуть странные видения, проснулся он с тяжелой головой, но горящий от нетерпения и готовый на любые подвиги.
Лерисса встретила Гейла у Шеста Духов. У нее на плечах красовалась накидка в красно-зеленую клетку, светлые пепельные волосы развевал утренний ветерок. В руке девушка держала плетеную корзину, где лежали мех с водой и небольшой бронзовый серп. Она улыбнулась и пожелала ему доброго утра — Гейлу показалось, что голос ее звучит немного натянуто.
Дорога вела их под уклон, мимо пастбищ и воинских лагерей. Гейл пытался дружески поболтать с Лериссой, но та казалась невеселой и отвечала короткими фразами — если отвечала вообще. Гейл недоумевал, в чем дело, поскольку уже убедил себя в том, что девушка сама отыскала возможность для свидания. Однако Лерисса, похоже, была слишком занята собственными мыслями, и он вдруг с горечью почувствовал, что ей безразлично, здесь он или нет.
Через два часа они вышли к болоту. Оно почему-то напомнило Гейлу джунгли, в которых шессины разыскивали следы дикарей, хотя растительность вокруг была низкая, а в самом болоте он не видел ничего от таинственного величия огромного леса. Когда они подошли поближе, то почувствовали вонь гниющих растений и стоячей воды. И все же болото манило какой-то странной красотой. В густой траве, сочетающей в себе множество оттенков зеленого цвета, качались огромные головки ярких цветков. Голоса здешних птиц не были мелодичными, но их яркое оперение не могло не вызвать восхищения. Над болотом стояло неумолчное гуденье и стрекот многочисленных насекомых; время от времени раздавались пронзительные крики — скорее всего, очередное незадачливое создание попадало в пасть хищному собрату.
— Нам нужно вон туда. — Лерисса указала на дерево с крупными пурпурными цветами. — У этого дерева обломана ветка, а рядом — поляна, где растет голубика.
— Ты уже была здесь раньше? — спросил Гейл.
— Нет, — откликнулась девушка, — но мне описали это место. Пойдем.
Она двинулась к поляне. Гейл проводил ее недоуменным взглядом. Утром девушка казалась мрачной и угрюмой, потом явно была чем-то смущена, а теперь по напряжению ее выпрямленной спины и быстрым коротким шагам юноша ясно видел, что она чего-то опасается. Так в чем же дело?
Когда они приблизились к дереву со сломанной веткой, Гейл заметил, что земля возле него взрыта и истоптана — как будто здесь недавно резвилось целое стадо каких-то крупных животных.
— Мне не по душе это место, Лерисса, — сказал он, покрепче сжимая в пальцах древко копья. — И мне совсем не по душе эти следы. Может, поищем другую поляну?
Лерисса затрясла головой.
— Нет, здесь то, что нам нужно. — Она медленно ступила в воду на краю болота. Оглядевшись, Гейл пришел в еще большее недоумение. Конечно, он не особо разбирался в травах, но как выглядит голубика, знал хорошо. Этой ягоды на поляне не росло.
— Лерисса, тут нет… — начал было он, но тут его заставил умолкнуть раздавшийся из-за низкого кустарника громоподобный рев. Ветки раздвинулись, в стороны полетели листья, сучья, комья земли — можно было подумать, что происходит небольшое извержение вулкана. Из-за кустов протиснулось и нависло над ними страшное чудовище, чья туша была наполовину погружена в болотную трясину. Лерисса с истошным воплем отскочила назад.
— Длинношей — закричал Гейл. Разумнее всего было бы без оглядки броситься прочь, но он метнулся вперед… чтобы встать между огромной тварью и Лериссой.
Чудище уперло в твердую почву огромную переднюю лапу, затем заскребло задними, силясь выбраться из трясины. Отчаянно визжа, Лерисса метнулась в сторону, но это не привлекло внимания длинношея. Он даже не смотрел в ее сторону — взгляд его маленьких глазок был прикован к Гейлу. Юноша знал, что животные не могут испытывать человеческих чувств, но мог бы поклясться, что глаза этого создания горят дикой ненавистью.
Почти не моргая, Гейл смотрел, как вздымается над водой огромная туша, с которой потоки грязной воды. Он видел кожу с глубокими морщинами, отмеченную множеством шрамов, гноящихся болячек и язв. У него не возникало сомнений, откуда взялись эти отметины — он сам нанес их несколько месяцев назад. Это была та самая тварь, с которой они сражались в День Телят.
Длинношей надвинулся на Гейла. Тот смог уклониться от удара лишь благодаря тому, что одна из передних лап монстра была повреждена. Молодой воин и громадное чудовище будто раскачивались в ритме медленного танца. Гейл метнул копье в шею животного, но оно не смогло пробить броню чудовищных мускулов. Резкое движение головы чудища отшвырнуло юношу назад, и он оступился, едва не выронив копье.
Даже напрягая все силы ради спасения их с Лериссой жизней, Гейл не мог не поразиться жуткому величию этого создания. Длинношей несомненно, обладал памятью и, кроме того, казалось, что с этой тварью связано что-то непонятное, может быть сверхъестественное. Чудовище таилось в болоте у деревни, пока заживали полученные в схватке раны. Когда же шессины двинулись на юг, длинношей, скрываясь среди болот, последовал за ними, ведомый злобной местью.
И вдруг Гейл понял…
Он понял, зачем Гассем пропадал в те дни на болотах, якобы общаясь с неким духом. На самом деле, он искал следы длинношея, проверяя, идет ли животное за ними. Гассем хотел знать, где оно устроит свое логово, чтобы отомстить. Отомстить ему, Гейлу, за Лериссу. А девушка предала его… ради Гассема.
Однако время на раздумья истекло. Зверь подобрался ближе, и Гейл выждал удобный момент для удара копьем. Длинношей был куда менее проворен, чем в их первую встречу, — видимо, он все же не успел полностью оправиться от полученных ран. К несчастью, юноша тоже не мог сражаться в полную силу — его сковывало ужасающее напряжение, какого он не испытывал еще никогда в жизни. Гейл знал, что исход этой схватки может решить одно мгновение. Он отскочил и отвел назад копье.
Длинношей помедлил словно в нерешительности, ожидая какого-то подвоха и пытаясь предугадать дальнейшие действия человека. Поскольку Гейл не шелохнулся зверь изогнул шею, чтобы нанести последний смертельный удар. Его пасть широко раскрылась, и в этот момент Гейл метнул копье. Древко оружия мелькнуло между рядами острых зубов, и острие, пронзив небо, угодило точно в мозг животного.
Длинношей пару мгновений еще стоял неподвижно, сотрясаемый крупной дрожью. Затем глаза его закрылись, ноги подогнулись, и он рухнул наземь. Громадная туша перекатилась набок, голова ударилась о землю, переломив древко копья. Бока чудовища тяжко вздымались, кости судорожно скребли по земле, словно монстр не желал расставаться с жизнью…
Через некоторое время все стихло.
Гейл был не в силах шевельнуться. Ему почему-то казалось, что жуткий гигант сейчас поднимется и продолжит борьбу. С удивлением он обнаружил, что непроизвольно обнажил свой длинный меч, как будто это оружие могло принести какую-то пользу в схватке с громадным чудовищем. Но ведь он убил его… Юноше понадобилось некоторое время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Он огляделся вокруг, ища глазами Лериссу. Но ее нигде не было — несомненно, она решил что их с Гассемом план удался, и Гейл погиб.
Эта ужасная мысль напомнила Гейлу о главном: что бы ни случилось, шессинский воин в первую очередь должен позаботиться о своем копье. Вытащить его из пасти длинношея оказалось нелегкой задачей, поскольку оружие застряло под неудобным углом. Пока Гейл, помогая себе мечом, справился с этим делом, он взмок от пота. Потом он вытер клинок о сухую траву, надел на копье узкий чехол и перебросил его за спину. Юноша постоял еще немного, глядя на поверженное чудовище; он до сих пор не мог поверить, что бой окончен, а он — жив.
— Что здесь стряслось? — внезапно послышался за спиной мрачный голос. Гейл медленно обернулся. Перед ним стоял Гассем в сопровождении десятка своих приспешников с черными щитами. С ними также было около полутора десятка женщин, пришедших на болото собирать травы для обрядов Праздника Третьей Луны.
— Где Лерисса? — воскликнул Гейл.
— Лерисса? Зачем ей быть здесь?
— И правда, зачем? Она исполнила то, что хотела…
— Ты болтаешь чепуху, — заявил Гассем. — И ты убил длинношея — священное животное, на котором лежит табу! Тебе придется заплатить за это, Гейл, иначе весь наш народ подвергнется проклятию злых духов.
Гейл выхватил из ножен клинок.
— Но сперва я убью тебя, Гассем — и духи возблагодарят меня за это! Так что все придет в равновесие.
Юноша бросился вверх по склону, однако смертельная усталость дала о себе знать: щитом противник отразил его удар, а затем мускулистые руки Гассема клещами сжали его плечи. Для борьбы с ним у Гейла уже не оставалось сил.
— Что вы смотрите? Убейте отступника! — закричал Гассем.
— Это не твое право, — возразила одна из женщин — Бадира, старшая жена Минды. — Пусть решают духи.
— Верно, — подтвердил кто-то из воинов, — мы задержим мальчишку, но никто не должен причинить ему вред.
Гейл огляделся по сторонам. Все воины были не из его общины, но взирали на него с благоговейным трепетом. «Еще бы, — подумал юноша, — ведь я убил длинношея — один, без чужой помощи. Такого шессины еще не видели! Только герои из древних легенд, обладающие волшебным оружием, были способны на такой подвиг…»
У Гейла отобрали клинок и копье и под конвоем отправили обратно в деревню. План Гассема удался блестяще. Конечно, тот уповал, что длинношей прикончит соперника, но он ничего не терял и в противном случае. Гейлу пришлось нарушить серьезное табу. Даже если бы он просто ранил животное и сумел уйти живым, все равно это было бы тяжелым проступком. Но убийство…
По дороге в деревню ему не давали сказать ни слова — едва Гейл открыл рот, как Гассем ударил его по лицу тупым концом копья, едва не выбив зубы. Женщины сердито закричали на Гассема, но тот лишь надменно фыркнул в ответ. После этого Гейл больше не пытался заговорить.
Вперед выслали быстроногого гонца, и когда они добрались до деревни, там уже собралось немало людей. Гейл увидел мрачные лица своих собратьев по общине и Тейто Мола, выглядевшего потрясенным и озабоченным. Лериссы нигде не было заметно. Единственным, кто радовался, был Гассем, который даже не мог сохранить обычную бесстрастность.
Судьбу Гейла обсуждали недолго — дело было совершенно ясное. Минда громко спросил:
— Гейл, младший воин из общины Ночного Кота, правда ли, что ты убил животное, находящееся под защитой табу?
И Гейл ответил:
— Да, я убил длинношея.
Отпираться и что-то объяснять не было смысла; не стал он упоминать и о коварном замысле Гассема. При нарушении столь серьезного табу смягчающих обстоятельств быть не могло. Проступок считался слишком тяжелым, и духов не могли интересовать мотивы нарушившего табу человека.
— Это серьезный проступок, — заявил Минда. — Говорящий с Духами, что сказано по этому поводу в законе?
Тейто Мол выступил вперед. Горе и тревога прибавили ему десятка два лет, и сейчас он казался совсем стариком.
— Я ни слова не скажу о людской злобе, что привела Гейла к этому проступку, — начал он, бросив гневный взгляд на Гассема, — но нарушение табу не вызывает сомнений. Гейл убил длинношея, а делать этого было нельзя ни при каких обстоятельствах. — Старик глубоко вздохнул. — Он должен понести наказание. Гейл будет изгнан из нашего племени, и никогда больше не сможет жить среди шессинов.
— Ну, нет! — выкрикнул Гассем срывающимся голосом. — Гейл заслужил смерть! Он специально выследил длинношея в его логове, чтобы уничтожить священное животное!
Тейто Мол обернулся к нему.
— С каких это пор младшие воины получили право толковать законы шессинов? — спросил он с улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего.
— Закрой рот, Гассем! — прикрикнул Минда. Старейшина повернулся к собравшимся. — Все будет так, как сказал Говорящий с Духами. Гейл проведет эту ночь под стражей, а утром, с восходом солнца, его отведут к границе пастбищ. Он навсегда уйдет с наших земель еще до того, как солнце поднимется в зенит. Если после этого он попадется на пути кого-либо из шессинов, тот может убить изгоя и не понесет за это никакого наказания. Но пока нам не следует касаться ни его самого, ни его имущества.
Толпа понемногу стала расходиться. Многие бросали в сторону юноши взгляды, полные благоговейного ужаса. Ведь он совершил столь страшный и в то же время столь великий поступок, которому не было равных ни по героизму, ни по кощунству. Гейла отвели к небольшой хижине, где он должен был провести время до рассвета под надзором двоих воинов с черными щитами.
Войдя в дом, Гейл огляделся. Он увидел лишь голые стены и вспомнил, что старейшину, жившего в этой хижине, нашли мертвым — его укусила ядовитая змея. Никто не хотел жить в доме умершего, поэтому хижина до сих пор пустовала, хотя была новой и прочной. Поскольку теперь законы и обычаи больше не довлели над ним, Гейл решил, что вряд ли осквернит себя тем, что проведет здесь ночь. К тому же выбора у него все равно не было…
Изматывающая схватка с чудовищем и все последующие события настолько утомили Гейла, что подобные мелочи его уже не тревожили. Изгнание из племени было немногим лучше смертного приговора. Он сел на пол, безвольно уронив руки между коленей, — сейчас он ощущал себя больше мертвым, чем живым.
Ближе к полуночи, когда сквозь маленькое оконце в хижину проникли лунные лучи, к Гейлу заглянула Лерисса.
— Явилась полюбоваться? — спросил юноша.
— Ты всегда был глупцом, Гейл, таким и остался. Удел глупца — страдать от собственного скудоумия. Но я, правда, не знала, что там появится длинношей. Гассем велел заманить тебя на болото, и больше ничего не сказал.
— Ты исполняла волю Гассема, — с горечью произнес Гейл. — И какова же цена за твое предательство?
— Предательство? Разве я чем-то обязана тебе, что ты обвиняешь меня в предательстве? Ты просто глупый мальчишка, не лучше любого другого. Ты сколько угодно можешь мечтать обо мне, и вздыхать, и клясться в вечной любви, но когда какой-нибудь мерзкий старикашка пожелает сделать меня своей женой, ты будешь только продолжать вздыхать! Конечно, ведь ты такой послушный младший воин!..
Гейл был вынужден признать справедливость ее слов.
— И ты полагаешь, Гассем поступит иначе?
— Да! Гассем не такой, как все. Он станет королем! И когда это произойдет, я буду его старшей женой, а не пятой супружницей какого-нибудь старика, у которого только и есть, что большое стадо…
— Значит, вот что он тебе обещал?! Гассем станет королем? Он, способный лишь воровать чужую славу? Использовавший женщину, чтобы заманить своего соперника в смертельную ловушку?
К вящему удивлению юноши, Лерисса рассмеялась.
— Думаешь, я стала меньше ценить Гассема, когда поняла, что ума у него больше, чем смелости? Храбрым может быть любой дурак, и что из того?
— Длинношей мог убить и тебя тоже, — заметил Гейл.
— Нет! Гассем знал, что я бегаю быстро, а длинношей ослаб от ран. А еще он прекрасно знал, что такой болван, как ты, непременно бросится мне на подмогу.
— Я и впрямь вел себя как последний недоумок. Но можешь быть уверена, вы преподали мне хороший урок. Подобной ошибки я больше никогда не совершу. Ты еще тысячу раз пожалеешь, Лерисса, что длинношей не сожрал тебя на болоте. Поверь, это куда лучшая участь, чем стать женой Гассема — или же его игрушкой. Гассем излучает зло, и все, кто рядом с ним, рано или поздно пострадают от этого зла.
— Вовсе нет! — прошипела Лерисса. — Он будет великим — и я тоже! А вот ты станешь мертвецом, или, а в лучшем случае — несчастным изгоем, как те оборванные полуживотные, на которых вы совсем недавно охотились. Все, что не относится к шессинам, — ничтожно, а ты больше не шессин!
— Зачем же тогда ты явилась сюда? Почему тебе так хочется оправдаться? Может, чтобы убедить себя, что ты сделала правильный выбор, связан свою судьбу с Гассемом? Ведь ты все же сомневалась в этом, не так ли, Лерисса? Или, может, тебя мучает совесть, что ты использовала мою любовь к тебе, чтобы привести меня к гибели?
Лерисса помолчала.
— Любовь такого глупца, как ты, не стоит ничего! — воскликнула она наконец, развернулась и ушла прочь.
Поутру, юношу вывели из хижины. К границам шессинских земель его должны были сопровождать полсотни воинов. Среди них не оказалось его собратьев — несомненно, они сейчас скрывались от чужих глаз в лагере. Затем он все же увидел одного Ночного Кота. Разумеется, это был Гассем.
— Пойдем, — велел один из старших воинов.
На выходе из деревни, у Шеста Духов, они увидели сгорбившегося Тейто Мола. Он печально помахал юноше рукой. С низкого холма, находившегося неподалеку, еще один человек взмахнул копьем в знак прощания. Гейл поднял руку — это был Данут, который пренебрег насмешками соплеменников и все-таки пришел проститься со своим навеки опозоренным чабес-фастеном. Затем они двинулись на восток.
Солнце еще и на две пяди не поднялось над горизонтом, когда деревня и пасущиеся стада исчезли из виду.
— Мы отошли достаточно далеко, — заявил старший воин. По его знаку, Гейлу вернули меч и переломленное на две части копье. Воин ткнул своим копьем на восток: — Ступай прочь!
Тогда Гейл обратился к Гассему.
— Помни, — сказал он. — Рано или поздно я вернусь и убью тебя, трус и предатель! Если бы мое копье не было сломано, я сделал бы это прямо сейчас.
— Вы слышали? — воскликнул Гассем. — Этот опозоренный изгой смеет угрожать мне! Убейте его!
Несколько воинов неохотно подняли колья. Гейл повернулся к ним, и, встретив его свирепый взгляд, они, дрогнув, опустили оружие. Он вновь уставился на Гассема:
— Можешь стать кем угодно — хоть королем, хоть опустившимся безумцем. Ты даже можешь получить власть над племенем и всеми его женщинами, если уж так того хочешь. Но одного ты никогда не получишь: ты всегда будешь знать, что это я, Гейл, в одиночку убил длинношея. А ты навсегда останешься трусливым обманщиком, который силится загребать жар чужими руками. — Юноша повернулся и зашагал прочь.
Странно чувствовать себя изгоем, У Гейла не было ни пристанища, ни какого-либо плана на будущее. Всего день назад ему и в голову не приходило задаваться вопросом, как сложится его жизнь. Все казалось предопределенным на многие годы вперед: еще пару лет он будет младшим воином, затем — старшим, а потом — если, конечно, сумеет дожить до этого — старейшиной. Когда-нибудь — еще очень нескоро он должен будет жениться, потом появятся дети и, возможно, благосостояние в виде собственного стада каггов…
Теперь все это растаяло, словно дым. Вместо четких картин будущего перед ним зияла пустота. Никто не мог теперь назначить его охранять каггов, или носить воду, или дать ему, младшему воину, какое-либо поручение. Гейл внезапно с изумлением осознал, что это новое положение было не столь уж неприятным.
Он понятия не имел, куда ему идти, но ноги, похоже, все решили за него. Где-то около полудня Гейл понял, что направляется к Турве, небольшой портовой деревне. И это было самое лучшее. Он не хотел больше встречаться с шессинами, а для этого следовало было покинуть Остров. Сделать это несложно: кроме других островов архипелага существовал еще материк, хотя сейчас, наверное, еще слишком рано думать об этом…
На путь к Турве у Гейла ушло два дня. Проходя мимо деревень или минуя пастбища, он не раз ловил на себе взгляды, полные удивления и страха. Страха — потому что он был шессином, и все окрестные жители побаивались теперь этого воинственного племени. А удивлялись потому, что он шел в одиночку — невиданное дело для его соплеменников.
Юношу потешало, что его все еще принимают за шессина — ведь он больше не был им. Более того — он даже перестал себя им ощущать. Конечно, Гейл знал, что его внешний вид не изменился. Однако шессином делала человека не только внешность. Это касалось также ряда обычаев и верований, которые пронизывали каждую грань повседневной жизни. Гейл больше не принадлежал к этому миру, он стал человеком без роду и племени.
К вечеру первого дня путешественник успел проголодаться. Он сбил метательной палкой прыгуна — животное, родственное ветверогам. Часть мяса он отдал первому встречному землепашцу в обмен на то, что он приготовит всю тушку, а также даст ему тыкву с тлеющими внутри углями. Гейл мог бы разделить трапезу с этим человеком, но ему хотелось побыть в одиночестве. Юноша расположился на отдых за деревней и принялся за поздний обед. Кончилось время, когда он питался молоком, смешанным с кровью каггов, и придется привыкать к другой пище, даже если она считается у шессинов запретной. Для Гейла теперь не существовало никаких табу.
Наутро он доел мясо прыгуна и продолжил свой путь, а к полудню дошел до портовой деревни. Гейл думал, что она находится значительно дальше — вероятно, раньше путь казался ему длиннее, потому что он гнал каггов. Жители деревни поглядывали на него с уже знакомым юноше недоумением: младший воин шессинов, один и так далеко от их поселений. Гейл спросил, не заходил ли к ним в гавань «Рассекающий волны». Ему ответили, что этот корабль ждут в ближайшее время, до перемены ветров в конце мореходного сезона.
Время сейчас мало что значило для Гейла, поскольку у него впереди не было никакой определенной цели. Однако ему могла понадобиться пища, а денег он не только не имел, но и вовсе почти не знал, что это такое. Тем не менее он догадался подойти к лавке менялы у пристани. Меняла был пожилым мужчиной, одетым в килт из хорошего покупного сукна и короткую куртку. На голове он носил что-то вроде чалмы, а на носу у него красовалась пара маленьких круглых стеклышек в оправе из тонкой золотой проволоки.
Гейл извлек из мешка одно из своих украшений — тяжелый резной серебряный браслет, снятый с убитого вождя асаса.
— Мне нужны деньги, — заявил он, вручая его меняле.
Старик взял браслет и поднес его поближе к стеклышкам перед глазами, чтобы получше рассмотреть. Это удивило юношу. Хотя шессины не пользовались стеклом, этот материал Гейл видел и раньше: на материке из него делали фляги, а в некоторых прибрежных деревнях вставляли в оконные переплеты. Но вот чтобы через стекло рассматривали предметы!..
— Сколько ты желаешь получить за свой браслет? — поинтересовался меняла.
— Не знаю, — ответил Гейл. — Я раньше никогда не пользовался деньгами.
— Гм… Тебя было бы легко обмануть, но разумные люди, которые дорожат своей жизнью, вряд ли решатся надуть шессина. Давай я тебе кое-что покажу. — Человек сел за стол, похожий на те, что Гейл видел в таверне, и поставил на него любопытное приспособление, состоящее из стойки с перекладиной к которой были подвешены на тонких цепочках два маленьких подноса. Он положил браслет на один из подносов, и тот опустился вниз, а поперечина стала вращаться. На другой поднос меняла стал класть небольшие грузики одинаковой формы, но разного размера. Когда он положил последний, самый крохотный, чаши замерли на одном уровне.
— Грузы теперь в равновесии, — объяснил меняла. — Таким образом я могу точно узнать, сколько весит предмет на другом подносе. В нашем случае вес равен шести унциям.
— Это несложно, — заметил Гейл.
— Да верно. А теперь смотри сюда. — Старик достал лист пергамента, испещренный мелкими значками. Это таблица цен на металлы. В одной колонке, — он показал на нее тонким, как у паука, пальцем, — указывается вес, и мне нужно найти цифру шесть — Его палец остановился, затем медленно двинулся поперек таблицы. — А каждая из других колонок определяет стоимость этого веса в различных металлах — золоте, серебре и меди. Именно из этих трех металлов и делаются деньги.
— А сталь? — поинтересовался Гейл.
— Сталь слишком ценна, из нее изготавливают лишь оружие и инструменты. То же самое относится и к олову, которое входит в состав бронзы. Поэтому для монет используют другие металлы.
— Выходит, деньги — это вес металла?
— Я вижу, ты смышленый парень, — одобрительно заметил старик, но все не так просто. Вот, посмотри, это монеты, которые, в основном, используются в торговле. — Он открыл маленький ларец и достал три монеты. Одна из них была в форме квадрата желтого цвета, две другие — увесистые диски. Края монет были обработаны частыми тонкими насечками. — Это аурик, — меняла указал на самую маленькую монету. — Она из золота и равна стоимости двадцати вот таких, — он коснулся пальцем серебряной монеты, — мы называем их аржентинами. Каждый аржентин равен пятидесяти купринам. — Меняла дотронулся до самой большой монеты из темного металла — темнее; чем бронзовый наконечник копья Гейла. — Эти слова древнего происхождения, они означают, что монеты сделаны из золота, серебра или меди. Монеты чеканятся в Невве, правительство гарантирует чистоту металла и точный вес каждой из них. Теперь о твоем браслете: я могу дать за него пять аржентинов и двадцать куприсов. Это немного меньше, чем действительная цена в серебре. Разницу я беру себе как вознаграждение за услуги.
Гейл кивнул.
— Мне кажется, что это вполне справедливо. Полагаю, я быстро привыкну к подобным расчетам, хотя тут все по-другому, чем с каггами. Кагги, все-таки, живые.
— С монетами проще, чем со стадами: их не нужно пасти, и они не болеют.
— Зато кагги плодятся сами, — возразил Гейл.
— Если уметь с ними обращаться, то деньги тоже приносят прибыль.
— Какая-то магия?
— Конечно, нет. Но так просто это не объяснить. Полагаю, ты и впрямь быстро научишься обращаться с деньгами. Но поначалу будь осторожен: тебя могут попытаться надуть. Но со временем ты узнаешь истинную стоимость каждой вещи.
— Спасибо за совет. Но прости мое любопытство: я хотел бы узнать, что это за предмет у тебя на переносице?
— Это ты об очках? — старик взял в руки устройство, так удивившее Гейла, и взглянул на юношу. Тому показалось, что глаза менялы сразу потускнели. — Очки делают на юге материка. Они служат для того, чтобы исправлять изъяны зрения. Ведь я вижу уже далеко не так хорошо, как в молодости.
— Вот это уж точно колдовство, — промолвил Гейл и осторожно взял очки у старика из рук, чтобы рассмотреть их получше.
— Ничего подобного. Если стекло отшлифовать особым образом, то оно начинает искажать предметы. Если у тебя зрение недостаточно острое, то с помощью подходящих линз можно так изменить окружающий мир, что глазу он будет представляться таким, как на самом деле. Тут нет никакой магии. На материке к этому давно привыкли.
Гейл тут же взглянул сквозь линзы, однако у него тут же начала кружиться голова.
— Ничего не могу разглядеть! — воскликнул он.
— Еще бы! Ведь у тебя зрение в полном порядке.
Расставшись с менялой, Гейл направился в плотницкую мастерскую. Он отнюдь не был уверен, что меняла дал ему за браслет истинную цену, но его это не слишком беспокоило. У мастера плотника за три куприса он приобрел рукоять из огнедрева для своего копья. Теперь, когда оружие было исправным, Гейлу казалось, что он и сам словно заново родился. Остаток дня он провел, бесцельно бродя по улицам небольшого порта. На одной из них он отыскал маленькую неопрятную Таверну, очень похожую на ту, где когда-то они беседовали с Молком.
Вскорости Гейл выяснил, что полученных за браслет денег ему хватит очень надолго, если покупать за них только еду. За ночлег платить было бы глупостью, ведь за пределами деревни он мог без труда соорудить для себя хижину подобную той, в которых жили в его племени молодые воины.
Теперь, когда никакие ограничения табу больше не связывали его, юноша решил попробовать местную пищу во всем его многообразии. Он даже рискнул отведать рыбу, хотя она и не пришлась ему по душе. Но все-таки, несмотря даже на отвращение к подобной живности, благодаря наличию глаз и рта в рыбе он мог увидеть некое подобие сухопутного зверя, а при изрядной доле воображения и плавники могли заменить лапы. Гораздо хуже было с моллюсками. Попробовав эту мерзость, Гейл несколько дней мучился от рези в желудке, и ему стоило большого труда привыкнуть к подобной пище.
Как-то утром он увидел, что хозяин таверны расплачивается с человеком, который принес ему убитого прыгуна. Гейл тут же проявил интерес к подобной договоренности. Вскоре он узнал, что и в этой таверне, и в двух других, имевшихся в деревне, охотно покупают свежую дичь, в особенности когда корабли приходят в гавань. Гейл полюбопытствовал, пожелает ли хозяин приобрести более крупных животных, и тот пообещал щедро заплатить за любую дичь, которую добудет охотник. При этом он не скрывал своего изумления, ведь всем известно было, что шессины никогда не охотятся ради мяса.
На пристани Гейл отыскал двоих бездельников, которые зарабатывали себе на пропитание тем, что время от времени помогали разгружать корабли и предложил им плату за помощь. На следующий же день трое мужчин вышли на холмы за деревней, где в изобилии водилась дичь. Гейл шел очень осторожно, пригнувшись, и уже очень скоро обнаружил в зарослях крупного ветверога. Он начал незаметно подкрадываться к животному. Воину было известно, что ветвероги при виде хищника резко бросаются в сторону, чтобы ускользнуть от преследования, но по движению рогов ему не стоило большого труда угадать, куда именно собирается прыгнуть животное. Сильным уверенным движением Гейл метнул копье, угодив ветверогу точно под лопатку.
Его помощники принялись обвязывать дичь веревками, чтобы подвесить ее к шесту, а Гейл тем временем шептал себе под нос заклинание, дабы успокоить дух зверя. Он сомневался, что это подействует: ведь он больше не был шессином. И все же степенно вышагивая вслед за носильщиками, перекинув через плечо копье, юноша сказал себе, что вполне сможет прожить даже в изгнании. Он не позволит Гассему одержать над ним верх. Он сумеет выжить, повидает мир, а затем, когда наступит время — вернется на остров. Вернется, чтобы прикончить Гассема. Эти немудреные мысли тешили душу Гейла.
Завидев крупную тушу ветверога, хозяин таверны пришел в восторг и пообещал Гейлу отныне всегда покупать у него дичь. Молодой воин расплатился со своими помощниками даже более щедро, чем обещал, и велел быть наготове поутру, чтобы вновь отправляться на охоту. На рассвете он с негодованием обнаружил, что носильщики на полученные деньги успели напиться в таверне, однако не проявил ни тени сочувствия к их страданиям. Гейл заставил их подняться пинками и ударами копья, а затем сколько бы те ни жаловались, погнал в сторону холмов.
Уже после полудня все трое вновь появились в деревне, причем помощники Гейла тащили подвешенного к палке жирного туна, и с радостью предвкушали очередной вечер, проведенный за выпивкой. Однако, их поджидало ужасное разочарование: Гейл сообщил, что отныне будет рассчитываться с ними не каждый день, а лишь тогда, когда назавтра им не нужно будет идти на охоту. Конечно, парням это не понравилось, но переубедить шессина они не смогли.
Так Гейл начал новую жизнь, и вскоре люди привыкли к загадочному одинокому охотнику. Корабли приходили в гавань, затем уходили прочь, однако все они не вызывали у юноши особого интереса: он ожидал лишь «Разрезающего волны» и готов был ждать, сколько потребуется.
Как-то раз, когда мореходный сезон уже подходил к концу, и Гейл не сомневался, что ему предстоит провести в этих местах еще несколько месяцев, спускаясь с холма вместе с носильщиками, тащившими на плечах тушу крупного троерога, он заметил стоявший у пристани корабль, расписанный черными и желтыми полосами.
Оказавшись в порту, первым делом Гейл отыскал Молка.
— Неужто это ты, шессин?! — приветствовал его мореход. — Я слышал, твое племя теперь не обитает в этих краях.
— Я пришел сюда специально для того, чтобы увидеться с тобой, — заметил Гейл. — В прошлый раз мы не успели закончить нашу беседу, а я еще о многом хотел расспросить тебя.
— Если хочешь, то вечером мы можем встретиться в таверне, однако завтра мой корабль покинет порт с первым же приливом. Этот сезон прошел для меня не слишком успешно, и я даже не уверен, успею ли до времени штормов достичь материка.
— Будь уверен, времени для беседы нам хватит, — пообещал моряку Гейл.
Назад: Глава четвертая
Дальше: Глава шестая