Глава восемнадцатая
Анса провел первую ночь под охраной, на месте, где был разбит лагерь, около острова, но на таком расстоянии, что его не было видно. Воины из охраны приходили и уходили, но всегда оставалось не менее десятка, чтобы наблюдать за ним. Они поставили для себя небольшие хижины, чтобы спать в них, но его не разместили ни в одной из них. Вместо этого его привязали к столбу, глубоко врытому в землю. Анса сидел на земле, прислонясь спиной к столбу, запястья были связаны вместе за столбом. Даже если бы он смог с трудом подняться на ноги, верхушка столба была все равно выше его головы, и он бы не смог освободиться.
Конечно, воины не допустили бы такого. Они стояли или сидели поблизости, в основном, разговаривая друг с другом. После того, как прошел его первый испуг, и он смирился с невозможностью немедленного освобождения, юноша начал проявлять интерес к своей охране. Он нашел, что такое исследование довольно поучительно и дает возможность отвлечься от своей вероятной судьбы.
В противоположность сдержанности, которую они проявляли, находясь среди незнакомцев, здесь шессины оживились. Они много разговаривали и часто смеялись, их красивые лица озарялись широкими улыбками, что делало их еще более миловидными. Очевидно, пленник, который должен скоро умереть, не был достоин обычного проявления ими высокомерной сдержанности.
Что-то в них вызывало в нем странное мучительное ощущение, и он скоро понял, что это было, когда заметил, как стоят некоторые из них. Воин держал копье, которое упиралось в землю перед ним, и стоял на одной ноге, упираясь другой в колено. Иногда, в былые годы, он видел, как так же стоял его отец, но более никто другой.
Тогда Анса понял, что в этих юношах было много такого, что напомнило ему об отце: неуловимые мелочи в позах и жестах, но, в основном, общее изящество и благородство манеры держаться, что делало их непохожими на всех прочих людей. Юноша не хотел признаться даже сам себе, что в такой момент он особенно сильно скучал по отцу.
Только поздно вечером, когда он увидел, как некоторые из них занялись борьбой, а другие стояли рядом, смеясь и хлопая в ладоши, одновременно выкрикивая непристойные советы, он понял, что эти воины были очень юными. Он знал, что шессины иногда становятся воинами в возрасте четырнадцати или пятнадцати лет, но эти казались настолько опытными, что выглядели гораздо старше. Сейчас, когда отсутствовали королева и чужеземцы, не было никого, перед кем следовало бы принимать позу, кроме Ансы, которого они не считали за человека. Это несколько воодушевило юношу. Возможно, у него появится шанс спастись, когда они отправятся в лагерь короля Гассема… Но эта надежда сопровождалась и более отрезвляющей мыслью: если это были мальчишки, то каковы же тогда опытные воины?
По крайней мере, они не оскорбляли его. Он был вынужден признать, что его народ редко обращался с пленными так мягко, хотя его отец и запретил жестокое обращение. Преступники и изгои не подлежали наказанию до суда, пленников должны были содержать до тех пор, пока их не выкупали или не отпускали обратно на родину. И все-таки сохранялись и прежние методы, и пленников в неволе зачастую ожидала незавидная участь.
Он понял, что королева Лерисса оставила приказы, запрещающие трогать Ансу до тех пор, пока его не передадут королю. Ее приказы были подобны законам природы для этих воинов. Он пытался вовлечь их в разговор, но они игнорировали его. Возможно, разговаривать с ним она тоже запретила, или они просто не видели смысла в общении с низшим существом. Анса подозревал последнее.
Ему удалось не обращать внимания на мышцы, сведенные судорогой, и юноша заснул прерывистым сном. Он часто просыпался и всякий раз видел почти погасшие костры, у которых всегда сидело несколько шессинов, которые сохраняли бдительность и наблюдали за пленником. Почему же они не могут уснуть, как обычные люди, удивлялся он. Впрочем, ему от этого все равно не было бы никакого проку…
Он проснулся, измученный голодом и жаждой, не имея возможности почувствовать свои онемевшие руки. Все ощущения заканчивались где-то в области плеч. Он увидел, что воины едят и пьют, но сомневался, что отсутствие с их стороны оскорблений может перерасти в настоящую щедрость. Ожидания его не обманули.
Около полудня прибыла Лерисса. Остальные воины из ее стражи были с королевой, рабы вели вереницу насков, груженых шатрами и припасами из лагеря на острове. Очевидно, все церемонии закончились и настало время возвращаться в армию Гассема. Анса почувствовал, что его сердце совсем упало.
Королева спешилась и указала на пленника.
— Вымыть его, — скомандовала она. Юношу узы сняли, и двое воинов потащили его к реке, которая протекала поблизости. Расторопно сорвав его одежду с него, они подтолкнули пленника вперед, и он беспомощно свалился в воду.
Занемевшие руки не слушались, и в какой-то момент Анса почти запаниковал. Успокаивая себя мыслью о том, что речка не очень глубокая, он все же сумел подтянуть ноги и нащупать дно, после чего он поднял голову над поверхностью воды, с облегчением отметив, что вода доходит как раз до ключиц. Скоро стала восстанавливаться чувствительность в руках, и возникло ощущение мучительной боли. Шессины стояли на берегу, посмеиваясь, и, когда Анса уже более не смог выносить эту боль, он нырнул вглубь и закричал под водой, где они не могли бы получить удовольствие от этого. Он сделал так несколько раз, и только после этого боль стала переносимой.
Последний раз, когда он вынырнул, то увидел Лериссу, которая сидела на берегу, наблюдая за ним.
— Я не желаю видеть вокруг себя ничего безобразного или уродливого, — сказала она ему. — Тебя охраняет достаточно шессинов, чтобы поддерживать твой внешний вид в приемлемом состоянии. Ежедневные умывания этому помогут.
— Значит, я все время буду у тебя на глазах? — спросил юноша.
— Я намерена следить за тобой все время, пока я не доставлю тебя королю.
— Тогда я буду страдать в хорошем обществе, — сказал он ей.
Она мило улыбнулась.
— Ты хорошо держишься… Надеюсь, ты будешь столь же воодушевлен, и когда встретишься с королем Гасимом.
Когда руки вновь обрели чувствительность, Анса принялся растирать все тело. Странно, но ему и в голову не пришло сделать попытку утопиться. Прежде всего это было бы бесполезно. Шессины тут же набросились бы на него: вероятно плавали они так же хорошо, как делали и все остальное, если не считать верховой езды и стрельбы из лука. И кроме того, юноша еще не потерял надежду на спасение. Из слов Лериссы следовало, что в пути они пробудут два или три дня.
Даже за такое короткое время произойти может очень многое.
Когда он вышел из воды, ему дали штаны, а прочую одежду унесли. Запястья снова связали, на этот раз перед собой, и усадили седло. Кабо был другой, не его собственный прекрасный, норовистый скакун, а дряхлое животное, совершенно непригодное для побега даже от таких скверных наездников, как шессины. Он обшарил взглядом весь отряд в поисках собственного кабо и обнаружил верхом на нем мощного, изуродованного бесчисленными шрамами шессина, казавшегося много старше остальных. Анса всю жизнь провел среди воинов, но этот своим видом напугал бы и самого привычного человека. Сейчас пленник чувствовал себя таким ослабшим, что едва ли совладал бы с этим гигантом, даже если бы сумел избавиться от пут. И все равно, Анса был уверен, что верхом на своем кабо он легко ушел бы от шессинов.
Он подумал о Фьяне. Прежде его терзало раскаяние, что он оставил ее одну во дворце и не взял с собой, но сейчас Анса был счастлив, что случилось именно так. Ее положение, хотя и было не простым, казалось раем по сравнению с его собственным. Что она может подумать, когда участники переговоров вернутся без него? Что Флорис поведает ей? Он пытался усиленно освободиться от мыслей о девушке и сосредоточиться на побеге.
Еще до того, как они отъехали далеко, Лерисса присоединилась к пленнику. Казалось, что ей не терпится с ним поговорить, хотя учитывая ее ненависть к отцу и кровожадные планы относительно его самого, Анса не мог понять такого влечения.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она. Юноше этот вопрос показался весьма странным.
— При сложившихся обстоятельствах, достаточно хорошо, — невозмутимо ответил он.
— Твои узы не слишком тесные? Я, на самом деле, не хочу, чтобы ты слишком страдал в пути.
Он пошевелил пальцами.
— Они не слишком тесные. Но мне было бы гораздо удобнее, если бы ты их сняла.
— Я не могу быть столь сговорчивой. Просто помни, что тебе не удастся спастись и твоя судьба решена окончательно. — Она немного помолчала, затем проронила деланно небрежным тоном: — Я слышала о некой женщине из Каньона. И мне известно о том, что она пытается, чтобы вылечить короля Грана. Как случилось, что ты путешествовал вместе с ней?
Ансе почудилось что-то странное в ее заинтересованности.
— Я ехал на юг и попал на территорию Каньона, где и встретил ее. Она также собиралась в эту сторону, и ей требовался надежный спутник. У нее были лекарственные травы на продажу, и кроме того, она владеет искусством исцеления. Я вызвался сопровождать ее. Мы по чистой случайности прибыли в столицу как раз тогда, когда король нуждался в помощи.
— Я готова в это поверить. Пока вы путешествовали вместе с ней, видел ли ты доказательства ее целительского дара?
— Много раз, — ответил Анса. — Ей достаточно было коснуться больного, чтобы понять, что с ним происходит. И у нее почти всегда находилось снадобье для этого недуга.
— Но она не исцеляет напрямую? Я имею в виду, она не может дотронуться до человека и излечить его?
— Она говорит, что не владеет этим даром.
— Ясно. — Лерисса ненадолго задумалась. Когда она снова заговорила, то голос ее звучал непривычно неуверенно, как будто она самым тщательным образом подбирала слова. — Говорят, что каньонцы не… стареют. Слышал ли ты о таком? Или, возможно, видел какие-то признаки этого, когда был среди них?
Анса был озадачен, но не видел никакого вреда в том, чтобы ответить.
— Действительно, трудно судить об их возрасте. Пожилые похожи на молодых во всем, кроме манеры держаться.
— Я слышала, что так оно и есть, — напряженным шепотом отозвалась королева, — Ты полагаешь, что это является частью их целительских способностей и совершенного владения лекарственными снадобьями?
— Все может быть, — откликнулся Анса, которому теперь многое стало понятным в загадочном поведении Лериссы. Незаметно он взглянул на нее и увидел королеву совершенно в другом свете. У нее было тело никогда не рожавшей двадцатилетней женщины, хотя он знал, что она почти в два раза старше этого возраста. Она была крепкой и натренированной, как молодой кабо, участвующий в скачках, ее тело излучало здоровье. Но сейчас он заметил и тонкую паутину морщинок вокруг глаз, едва заметные линии в уголках рта. В белоснежных волосах виднелись прожилки серебра, и Анса заметил, что на руке, сжимающей поводья, между запястьем и костяшками пальцев проступали вены.
Теперь он все понял. Эта королева, самая прекрасная женщина в мире, трепетала от ужаса надвигающейся старости. Немало легенд повествовали о людях, подобных ей, что могли одолеть любых врагов, кроме одного-единственного, общего для всех на свете. Каждая новая морщинка, каждый новый седой волос был для нее крушением, столь же ужасным, что и проигранное сражение.
Впервые, начиная с того момента, когда копья были возложены на его плечи, Анса почувствовал проблеск надежды. Он не представлял себе, каким образом сможет использовать это новое знание, но сейчас, в этом отчаянном положении, разум его невероятно обострился, и Анса был уверен, что непременно найдет выход.
Королева оставила эту тему, хотя пленник подозревал, что ей не терпелось вновь вернуться к их разговору. Земля, по которой они проезжали, была разорена, но опустошение было не таким, как Анса ожидал. Гассем явно высылал множество отрядов для совершения набегов по окрестностях, но нигде пленник не видел полного разрушения, характерного для земель, где сражались и прошли армии. Участники налетов прибывали сюда за рабами и провиантом. Они устраивали пожары. Совсем немного оставалось после них здоровых юношей или женщин: человеческий скот был отобран на другие нужды. Уцелевшие разбегались в стороны и прятались в лесах при виде приближающихся шессинских всадников.
— Зачем вы так опустошили землю? — спросил Анса королеву. — Если землю обеднеет людьми, некому будет платить дань, и крестьяне не смогут прокормить даже себя самих.
— Это не имеет значения, — сказала она. — Все эти рабы живут лишь ради нашей прихоти, и мы будем терпеть их только до тех пор, пока они будут служить и не причинять нам никаких затруднений. Мы и без того достаточно богаты и не придаем значения всем тем вещам, какими так дорожат эти люди, называющие себя цивилизованными. Для нас эти игрушки не имеют никакой ценности.
— Тогда почему вы не остаетесь на своих островах? — спросил юноша. — Там вы могли бы жить счастливо, как племя воинов, не беспокоя людей, которые не причинили вам никакого вреда.
Королева ударила его хлыстом по лицу. Она сделала это без злости, почти рассеянно, как хозяйка, которая ставит на место беспокойное домашнее животное.
— Не тебе подвергать сомнению действия короля. Ты его подданный и его собственность, как и все прочие люди. Нас не волнует, что люди голодают, потому что их расплодилось на земле слишком много. Мы любим дикую природу больше, чем города, и не любим крестьян.
Насколько знал Анса, это было неправдой в отношении Лериссы: он слышал о том, что она заботится о процветании завоеванных земель, и решил, что сейчас она просто повторяет слова своего мужа. Он почувствовал, как кровь тонкой струйкой стекает по лицу, но не стал тревожиться из-за этого. Его ждала куда худшая участь по прибытии в лагерь Гассема.
Королева не задавала изнуряющий темп езды, поэтому путешествие не было слишком уж мучительным для Анса. Со связанными руками и ногами он чувствовал себя неуклюжим и ехал верхом на кабо, как мешок с добычей, а не как первоклассный наездник, каким он был с самого раннего детства. Когда он думал об этом, то понимал, что у королевы нет особых причин стремиться вернуться переполненный лагерь людьми, окружающий город, который скоро станет скорбной обителью голода и болезней. Там ей нечего делать, кроме как наблюдать за происходящим. Это вполне устраивало и пленника. Он тоже не спешил попасть туда.
Первую ночь они провели в лагере у дороги во внутреннем дворике заброшенного имения, где теперь не осталось никого, кроме животных, питающихся отбросами. Шессины разложили костры на внутреннем дворе, используя домашнюю мебель для растопки. Юные воины нашли недоенную самку кагга и привели ее на внутренний двор, где принялись доить ее в широкий деревянный чан. Затем с помощью небольшого бронзового ножа они прорезали вену на ее шее и смешали кровь с равным количеством молока.
Лерисса сидела у огня на низком складном стуле, найденном в доме. Она жестом приказала Ансе подойти к ней и сесть рядом. Пленник приковылял к костру и неуклюже уселся. Она передала ему кожаную флягу с вином, которую юноша неловко принял связанными руками. Он покосился на молодых воинов, и его желудок сразу же дал о себе знать, как только он увидел, как они передают друг другу чашу с молоком и кровью и с жадностью пьют эту смесь. Юноша жадно прильнул к бурдюку с вином.
— Ты находишь молоко и кровь отвратительными? — с насмешкой поинтересовалась королева.
— Это мне не по вкусу. — Он отпил еще вина. — Есть напитки куда приятнее.
— Мы никогда не могли понять, как чужеземцы могут есть рыбу. Вкусы и запреты различны у разных народов. Что же касается крови и молока, то я и сама никогда не любила эту смесь. На островах женщины ее почти не пьют, это напиток молодых воинов.
— Ничего нет удивительного, что у них такой свирепый нрав, — заметил Анса, делая еще один большой глоток из фляги, и уже чувствуя, как все трудности и опасности этого путешествия понемногу растворяются в теплом тумане. — Я стал бы таким же злобным, если бы мне пришлось жить на этой дряни.
— Возможно, в этом и заключена наша тайна, — засмеялась Лерисса. Она отняла у пленника вино и пододвинула ему миску с едой. Пока она пила, Анса заставил себя не набрасываться на еду. Неуклюжими руками он взял плоскую лепешку и завернул в нее несколько длинных кусков жареного мяса. Он жевал и глотал медленно. Когда он съел все, то взял немного фруктов. Королева снова передала ему вино, и вскоре его душевное равновесие восстановилось.
— Как выглядит твоя женщина из Каньона? — спросила она его.
— Молодая. Красивая. У нее фиолетовые глаза.
— У них действительно голубая кожа? Я никогда не видела никого из этого народа, но как и все прочие, весьма о них наслышана.
— Да, голубая. Не то чтобы небесно-голубая, но плоть каньонцев имеет синеватый оттенок. — Ему было интересно, станет ли Лерисса направлять разговор к продлению юности.
— А во всем остальном она обыкновенная женщина?
— Что ты имеешь в виду?
Она жестом показала на свое собственное гибкое тело, проводя кончиками пальцев от ключиц до лодыжек.
— Все это: грудь, бедра, промежность, и так далее. О женщинах из далеких народов всегда ходят слухи, что они якобы устроены по-иному: шесть грудей, расположенных рядами, как у животных, длинные хвосты, промежность, которая проходит сбоку, а не спереди назад, и все в таком духе.
Он улыбнулся, с нежностью вспоминая Фьяну.
— Нет, кроме цвета кожи, она такая же, как и все остальные женщины. Все в обычном количестве, и на обычных местах.
Она кивнула головой, как бы подтверждая что-то самой себе.
— И ты сказал, что она молода. Ты уверен в этом?
Анса в течение всего дня размышлял, как он должен ответить на это.
— Кажется молодой, да… — Он намеренно подпустил в свой голос нотку сомнения.
— Насколько молода? — настаивала Лерисса.
— Я всегда считал, что где-то моего возраста, лет двадцати, но…
— Но? — повторила она нетерпеливо.
— Ты помнишь, я говорил, что основные признаки возраста у них — это манера держаться, вести себя… Иногда она мне казалась куда более зрелой, чем надлежит ей по возрасту.
Королева подалась вперед, на ее лице отразилось напряженное внимание.
— Объясни.
— Она говорит со взвешенной серьезностью, какую не ожидаешь услышать от молодой девушки. Ее речь более похожа на речь зрелых женщин или даже старух моего народа. И даже незнакомцы относятся к ней с таким почтением, которое люди обычно не проявляют к юницам.
— Ты был ее любовником? — настойчиво спросила королева.
— Да. — Анса не видел смысла лгать.
— Хорошо. Стало быть, ты ласкал ее обнаженной. Показалась ли тебе ее плоть нежной и упругой, как в юности?
— Гладкая, как вода, мягкая, как первый пушок птенцов. У нет нее ни одной морщинки, как у новорожденного.
Королева чуть слышно вздохнула, словно в память о чем-то бесконечно драгоценном, давно утраченном.
— На ее животе есть следы беременности?
— Никаких следов, — ответил он.
— Они могут обладать способностью стирать любые отметины, — пробормотала Лерисса себе под нос. Затем вновь обратилась к Ансе: — А влагалище у нее плотное?
Сперва он даже не понял, а затем изумленно воззрился на Лериссу. Но та и не думала насмехаться. Она была совершенно серьезна и отчаянно хотела знать ответ.
— Очень, — ответил он искренне.
— Она похожа на юную девственницу?
Пленник почувствовал, как кровь прилила к лицу.
— Не совсем. Я имею в виду, что она, ну, как ты сказала… плотная, но она ведет себя не… — он замолк.
— Не испытывай мое терпение, — резко оборвала его Лерисса. — Ты говоришь с женщиной, которая давно забыла, что такое смущение. Итак, у нее есть красота, плотное тело молодой девственницы, и все же она занимается любовью со страстностью и мастерством зрелой женщины? Определенно, ты должен быть в состоянии судить об этом. Такой красивый мальчик наверняка не был обделен вниманием скучающих вдов и жен рассеянных мужей, если только твой народ не отличается в этом от всех прочих, какие мне только доводилось видеть.
— Все именно так, как ты сказала, — признался Анса. Он подумал, что лучше не переусердствовать, иначе она заподозрит неладное. — Безусловно, я не могу сказать наверняка, что она гораздо старше, чем она выглядит. Это только вопрос манеры поведения и отношения.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, нет. Я думаю, что ты прав, — заверила королева, как будто эта идея была его с самого начала. — Она вполне может быть женщиной моего собственного возраста во всем, кроме внешности. — Лерисса резко поднялась с места, но прежде чем уйти, вновь обернулась к пленнику: — Возможно, когда мы встретимся с моим мужем, я попрошу его не убивать тебя сразу. — И с этими словами она направилась в дом.
Когда королева удалилась, пленник остался один у костра и воины не обращали на него ни малейшего внимания, он наконец-то смог глубоко вздохнуть и перевести дыхание. Продлил ли он свою жизнь? Он надеялся, что да. Ему казалось невероятным, чтобы Лерисса поверила его словам. Конечно, столь проницательная женщина должна понимать: пленник сказал ей только то, что она сама хотела услышать, высказывал только ее собственные мысли…
Затем он вспомнил, что Фьяна говорила о возникающей у больных безрассудной необходимости поверить в то, что кто-то имеет средство для их излечения, и какими уязвимыми становятся они для влияния шарлатанов. Он почувствовал слабость и сыграл на ней, но теперь он должен придумать способ использовать это для своей пользы. Простое знание о способностях каньонцев продлевать молодость, что ложно само по себе, не является достаточным, чтобы спасти его жизнь. Это требует размышлений.
И внезапно другая мысль пришла ему в голову: А вдруг это правда?
* * *
Первый вид на Хьюто открылся перед ними с вершины холма, где извивающаяся дорога, петлявшая между холмов, спускалась в речную долину. Они ожидали увидеть грязь и разрушения осадного лагеря, но вместо этого узрели нечто, похожее скорее на торговую ярмарку. Везде вокруг города были расставлены яркие шатры. На расстоянии к западу, они могли наблюдать приближающиеся к городу длинные караваны, которые в большинстве своем состояли из незагруженных насков. Вниз по северной дороге шли такие же караваны, но эти были в основном из горбачей.
— О, чудесно! — воскликнула королева. — Осада закончена, и мой муж взял город!
— Слава нашему королю! — прокричала охрана, без особого воодушевления. Анса видел, что они горько разочарованы тем, что пропустили возможность для убийства. Он знал, что означает эта праздничная атмосфера. Хотя сам Анса никогда не участвовал в осаде, но он разговаривал со многими воинами, кто испытал это на себе. Сейчас, когда город пал, прибывали торговцы. Они собирались поблизости во время войны, как летучие мыши-падалыцики, и ничто не притягивало их сильнее, чем падение великого города. Он быстро в уме сосчитал дни. Королева не могла покинуть осажденную столицу больше двенадцати дней тому назад.
— Как удалось такому множеству торговцев прибыть сюда так скоро? — спросил он. Как обычно, он ехал рядом с Лериссой, болтая о пустяках. Она держалась с Ансой дружелюбно, но впрочем, это ничего не значило. — Некоторые из них, должно быть, прибыли из таких далеких мест, как Невва, и бьюсь об заклад, что вон те горбачи — из Зоны.
— О, они всегда отправляются в путь сразу же, как только услышат, что Гассем затеял новый военный поход. Они никогда не ждут, пока будет провозглашена победа, питому что он всегда выигрывает. Они ожидают на расстоянии, в безопасности, затем толпами стекаются, когда услышат об уничтожении противника. Некоторые из них были здесь еще до того, как я уехала, продавали продовольствие солдатам и покупали пленников. Они были готовы пойти на риск ради прибыли. И они всегда надеются первыми оказаться на месте, когда враг падет. Затем солдаты бегом мчатся из города с охапками добычи, горя желанием продать ее за жалкие гроши, и бегом возвращаются обратно, чтобы награбить еще больше.
Несмотря на всю опасность своего положения, Анса запомнил эту информацию. Очевидно, даже Гассем не мог поддерживать строгую дисциплину в войсках после падения города… Все внутри у Ансы сжималось, когда они начали спуск с холма. Вскоре он встретит Гассема, который с детства был для него настоящим демоном, страшилищем из сказки. Когда он подрос, ему даже и в голову не приходило, что он может встретить человека, с которым столько воевал его отец.
Они въехали в бывший осадный лагерь, который теперь был превращен в обширный рынок. Они увидели тысячи человек, среди которых были мужчины, женщины и дети, согнанных за загородки, связанных за шею в длинные вереницы и сидевших на земле с отупевшими от горя лицами. На входе в каждое огороженное место аукционист принимал заявки. Людей продавали не порознь, а целыми группами, от двадцати до пятидесяти человек.
Повсюду на земле огромными кучами лежала награбленная добыча, чтобы ее могли изучать покупатели. Она была небрежно рассортирована таким образом, что в одном месте были свалены прекрасные ткани, в другой произведения искусства, в третьей благовония, притирания, и так далее. Они проходили мимо целых полей, уставленных кувшинами с вином, мимо стад кабо и других домашних животных. На одной площадке рабы складывали в штабеля плиты красочного, прекрасно отшлифованного мрамора, содранного с дворцов или храмов. Были здесь и бочонки с красителями, и тюки шерсти и квильего пуха. Не было только самоцветов и драгоценных металлов. Их, как догадывался Анса, Гассем сохранил для себя.
Гулкий грохот привлек их внимание. Наверху городской стены рабочие орудовали молотками и шестами, чтобы обрушить кладку. Судя по груде обломков у ее основания, стену уже обрушили на несколько футов.
— Такое впечатление, словно король вознамерился распродать и сравнять с землей целый город, — сказал Анса. — Но ведь ты говоришь, что шессинам нет дела до городов и их жителей… — Лерисса ничего не сказала, но на лице ее застыло хмурое выражение неодобрения. Ясно, что ей это не нравилось. Они въехали в город. В нем были огромные разрушения, но широкие дороги были расчищены от обломков и мусора, чтобы способствовать систематическому разграблению. Бесконечные вереницы пленных несли грузы из города по направлению к обширному рынку. Анса никогда раньше не слышал о том, чтобы огромный столичный город распродавался с аукциона по частям, но, казалось, что именно таково намерение Гассема.
Они увидели, что королевский шатер установлен на огромной центральной площади. Перед ним была возведена высокая платформа, наверху которой стоял просто одетый мужчина, наблюдавший за процессом разрушения города. На его лице было выражение безжалостной ярости. Единственным его знаком отличия было длинное шессинское копье, изготовленное полностью из стали. Анса понял, что это Гассем, и, к своему стыду, почувствовал трепет.
Когда король заметил небольшую процессию, прокладывающую себе путь к площади, яростное выражение исчезло и вместо него на лице появилась ослепительная белозубая улыбка. Он ринулся вниз по ступеням платформы, как мальчишка, стремящийся навстречу своей первой возлюбленной. Он подбежал к кабо, и Лерисса бросилась в его объятья. Он закружил его вокруг себя, потом поставил на землю. Они страстно обнялись и принялись целоваться. Анса был удивлен таким прилюдным проявлением любви, но затем осознал, что эти двое нисколько не беспокоились о том, что подумают о них другие.
С первого взгляда, Гассем не казался слишком уж пугающим. Он выглядел так же, как другие шессины, которые все были похожи между собой, как братья. Пока королевская чета была поглощена друг другом, пленник изучал других воинов, которые слонялись вокруг без дела, не принимая участия в разрушении города.
Наиболее поразительными Ансе показались старшие шессинские воины. У них были длинные волосы, убранные в разнообразные прически, физическая грация и привлекательная внешность, которыми отличались и юные воины, но тела были в рубцах, а на лицах остались неизгладимые следы длительных и тяжелых военных походов, массовых убийств и жестокостей войны. Эти золотокожие люди могли внушить ужас кому угодно.
Других Анса узнал по описаниям, которые ему давал отец: это были уроженцы иных островов. Помимо них, он увидел невванцев и чиванцев, а также еще представителей добрых двух десятков племен и народностей, которых он никогда ранее не встречал.
Наконец, король разомкнул свои объятия.
— Малышка моя, королева, если бы я только мог выразить, как я скучал без тебя!
— А как я скучала без тебя, любовь моя! — выдохнула она. Затем серьезно спросила: — Что ты здесь задумал? Выглядит так, будто ты разрушаешь город и разгоняешь людей.
— Это именно это я и делаю. — Его лицо вновь омрачилось яростью. — Сама мысль об этом городе теперь оскорбляет меня. Жалкий Мана, которого я не удостаиваю именем короля, оскорбил меня так, как я никогда не был оскорблен. — Он приступил к рассказу о погребальном костре короля Мана.
— Так обмануть меня в моем простом возмездии непереносимо! — закипел Гассем от злости. — Поэтому я изглажу из памяти людей само название этого города, я сровняю его с землей, руины покрою плодородной почвой и засею травой. Получится превосходное пастбище.
Она успокаивающе похлопала его по груди.
— Но, любовь моя, теперь Соно — провинция твоей империи. Нужно иметь и столицу.
— Я найду другую. Укажи мне город на севере, и я устрою столицу провинции там. В любом случае, город на севере будет для нас удобнее.
— Да, это правда, — сказала она. Смысл этого обмена репликами ускользнул от Ансы.
Король посмотрел в сторону пленника, и его лицо сделалось озадаченным.
— Кто этот мальчик? — Лерисса кивнула своим охранникам, и двое из них сняли путы со щиколоток юноши и стащили его с седла. Взяв его под руки, они поставили его перед Гассемом и заставили опуститься на колени, а затем удержали в таком положении, возложив копья на плечи. Анса решил оставить всякую надежду на спасение. Это только еще больше усилит страх.
— Это мой подарок тебе, моя любовь. Совершенно неожиданный дар. Я могла бы обыскать весь мир, но не найти другого такого, и все-таки он сам пришел ко мне, как будто по велению судьбы, дабы смягчить твою праведную ярость, вызванную тем, что эта осада разочаровала тебя.
— Твои слова удивляют меня, — сказал король. — Что может подарить мне столь великую радость? Это сын Мана, о котором я ничего не слышал? Он не похож на соноанца.
— Значительно лучше. Это Анса, старший сын короля Гейла.
Анса ожидал смертельного удара, но он не последовал. Гассем издал звук, похожий на кашель, затем повторил его еще раз. Звук стал ритмическим, приобрел мощь и превратился в демонический хохот. Несмотря на копья, пленник поднял лицо, чтобы взглянуть вверх и встретиться взглядом с Гассемом. Анса ожидал увидеть глаза хищного зверя, наподобие длинношея, но ошибался. Это было похоже на созерцание неба в безлунную ночь, неба, каким-то образом лишенного звезд. Пропасть, которую он увидел там, была столь же черна, сколь и бездонна. Теперь Анса осознал, что Гассем был не просто безумцем. Он был чем-то большим, чем просто человек.
— Итак, это сын моего молочного брата Гейла? Приветствую тебя, мальчик.
— Приветствую и тебя, дядя, — ответил Анса. При этом Гассем вновь разразился хохотом.
— Как же мне убить тебя? Воистину, ты не должен умереть так же легко, как погибает множество других людей.
— Тогда тебе лучше посовещаться с твоей королевой, — предложил Анса. — Отец всегда говорил мне, что ты лишен воображения. — Он надеялся, что если достаточно спровоцирует этого человека, то Гассем может забыться и быстро нанести смертельный удар. Но король лишь расхохотался еще громче. Казалось, ничто не может омрачить его хорошего настроения по случаю возвращения жены.
— Пощади его ненадолго, любовь моя, — попросила Лерисса. — У меня есть определенные планы, и к тому же, он больше ценен для нас живым? Я прошу тебя, не убивай его слишком быстро.
Обнимая жену за плечи, король улыбнулся ей.
— Мог ли я хоть когда-нибудь отказать тебе в чем бы то ни было, моя маленькая королева? Ты права, каждая минута, пока я буду держать его здесь живым, станет минутой адских пыток для его отца. Если его убить, Гейл быстро переживет это. Нет, я буду наслаждаться как можно дольше…
— Я знала, что ты проявишь мудрость, — сказала Лерисса. — Нам нужно о многом поговорить, мой король.
— И многое сделать. Но прежде, моя королева, позволь мне отвести тебя на прогулку для осмотра моего самого последнего завоевания, пока от него еще хоть что-то осталось. — Он повернулся к кому-то, кто стоял позади Ансы. — Отведи его в наш шатер и охраняй, как зеницу ока. Его следует беречь от любой опасности, особенно от собственной руки.
За спиной Ансы кто-то пробормотал слова согласия, и его подняли на ноги. Королевская чета удалилась, поглощенная собственными заботами.
Пока его вели в шатер, к вящему своему удивлению, Анса понял, что на этот раз к нему приставлены не шессинские воины. Руки упирались во что-то мягкое, и, с удивлением взглянув направо, пленник обнаружил, что его вели две женщины самого устрашающего вида. Рубины, как кровавые слезы, свисали из проколотых сосков у одной из них, золотые кольца у другой. На кожу их была нанесена воинственная раскраска поверх старых и свежих шрамов, и от них исходил странный пряный запах.
Шатер был поделена на несколько помещений, воительницы отвели пленника в самое дальнее и усадили на груду ковров. Затем они сели напротив него и прислонили оружие к коленям. У одной было короткое копье, у второй — топор с тонким, гибким топорищем, похожим на прежний каменный топорик Ансы. Он отметил, что у обеих оружие изготовлено из стали. Если перед ним были элитные воины, то они были воистину самыми странными, каких только можно вообразить.
— Меня зовут Анса. Кто вы такие? Откуда вы? — Обе посмотрели на него с каменными лицами, затем взглянули друг на друга, и снова на него. — Король ведь не запрещал вам разговаривать со мной, правда? Какой в этом вред? — Какое-то время они свирепо смотрели на него, и Анса решил, что они его не понимают. Возможно, они были немыми?
— Ты враг короля, — сказала та, что с золотыми кольцами в ушах и сосках. — Почему мы должны разговаривать с тобой? — Она говорила на наречии южан с сильным акцентом, декоративная вставка в нижней губе делала ее произношение нечетким, но юноша все же мог ее понять.
— Так-то лучше. Вы должны разговаривать со мной, потому что вам иначе просто станет скучно. А теперь, как вас зовут?
— Меня — Гибкая Ветка, — сказала та, что с золотыми кольцами. Она кивнула в сторону своей подруги с рубинами. — А это Кровопийца.
— Необычные имена, — заключил Анса.
— У нас нет имен, пока мы не заслужим их в бою, — сказала она. — Мы элитная женская гвардия короля, мы родом из прибрежных земель к югу от Чивы, и с близлежащих островов, — Он уловил блеск металла во рту женщины и подивился этой очередной странности.
— А ты кто такой? — спросила та, что с рубинами. — Из какой земли ты родом?
— Я старший сын Гейла, короля равнин. Моя родина далеко к северо-востоку от этого места. Мы народ всадников и лучников. Мы странствуем по широким просторам лугов свободно, как ветер, и охотимся там, где нам вздумается. Мы страна равных и не признаем никого своим господином.
— Тогда почему же ты уехал оттуда? — спросила Гибкая Ветка.
Он издал короткий, но горький смешок.
— Мне уже не раз пришлось пожалеть об этом. Почему вы служите королю Гассему?
— Мы с детства воспитывались для служения королю Чивы, — сказала Кровопийца. — Но он был плохим королем. Наш король Гассем низверг его и сделал нас своими рабынями. Он забрал нас из сарая для пленников и сделал своими охранниками, и теперь мы ближе ему, чем его собственные шессины. Он сказал, что наше предназначение в том, чтобы сражаться с ним бок о бок и покорить весь мир.
— Он больше, чем король, — сказала Гибкая Ветка. — Он бог.
Анса знал, что они имели в виду. В их глазах зажегся фанатичный огонь, когда они заговорили о Гассеме. Что же он за человек, что сумел добиться такой любви и преданности этих женщин?
— И как вы служите ему? — спросил Анса. — Что вы делаете, чтобы заслужить такую благосклонность и уважение?
— Мы убиваем! — сказала Гибкая Ветка.
— Все воины должны убивать. Даже те чиванские солдаты, и те убивают ради него.
Кровопийца взволнованно фыркнула, и золотые серьги закачались, отбрасывая блики.
— Они думают, что это убийство! Стоять в шеренгах и тыкать копьями, как части какой-нибудь машины… Мы сражаемся с яростью и умением. Нас переполняет радость битвы.
— А после боя, — добавила Гибкая Ветка, мечтательно улыбаясь, — нам отдают пленников для допроса. Мы умеем развязывать им язык.
Анса вполне мог в это поверить. Воины, которые с детства готовятся к тому, чтобы переносить пытки, которым их подвергает враг, могут быть сломлены этими демоническими созданиями. Абсолютная необычность этих женщин может оказаться сокрушительной для мужчин, которые привыкли думать, что воинами могут быть лишь другие мужчины.
— И тогда, — сказала Кровопийца с тем же задумчиво-мечтательным выражением, — на пиршестве после боя…
— Молчи! — прошипела Гибкая Ветка, резко прерывая свои собственные мечты. — Это только для нас, женщин, и для нашего короля.
Анса задался вопросом, что же это за ужас, о котором даже они не хотели говорить при нем вслух. Эти мысли прервал молодой шессинский воин, который вошел в комнату. Он не обратил никакого внимания на Ансу. Гибкая Ветка встретились с ним взглядом, и в глазах ее блеснуло сладострастие. Не сказав ни единого слова, она гибко поднялась и вышли из комнаты.
Далеко они не ушли. Всего лишь через несколько минут звуки неистового совокупления донеслись через тонкие перегородки из ткани. Похоже, невольно подумал пленник, эти люди свирепы во всем, что они делают.
— Возможно, — сказала Кровопийца, — король передаст тебя нам. — Похоже, звуки из соседнего помещения оказали свое действие, потому что она как-то странно заерзала на ковре.
— Я бы не хотел тебя расстраивать, — отозвался Анса, — но король Гассем пожелал оставить меня в живых.
— Живой, — промурлыкала она, — это не то же самое, что целый и невредимый. — Она скользнула к нему ближе, так, что их колени соприкоснулись. — Дай-ка я взгляну, есть ли здесь что-нибудь, чего ты не хотел бы лишиться. — Она забралась к нему в штаны, затем вытащила наружу предмет своего интереса. — Ага, вот оно! — Воительница потянулась к пленнику с ножом в руке. Анса был рад, что его руки были связаны впереди. Еще немного, и он свернет ей шею… Еще чуть ближе…
— Что здесь происходит? — вдруг раздался голос с порога. Анса никогда и подумать не мог, что будет так рад увидеть Гассема. — Я дал приказ сторожить его, а не собирать с него трофеи.
Кровопийца покраснела, как маленькая девочка, пойманная на какой-то шалости.
— Я бы не сделала ему ничего плохого, мой король, — сказала она. — Гибкая Ветка получает удовольствие, и я подумала, что могу тоже немножко поразвлечься. Я бы не стала пускать кровь, я просто наслаждалась выражением его лица.
Король нахмурился.
— Если бы ты не была одной из моих любимиц, я бы наказал тебя.
Она распростерлась перед ним на ковре.
— Накажи меня, мой король. — Ее голос звучал так, как будто она жаждала кары. Анса с интересом заметил, что даже ее округлые ягодицы были изрезаны декоративными шрамами.
— Если бы я решился наказать тебя, как ты того заслуживаешь, то все мои палачи с плетьми выбились бы из сил.
— Я буду счастлива, если ты поручишь это мне, — заявила Лерисса, стоявшая за спиной у мужа. Анса заметил, как содрогнулась распростертая ниц женщина. Она действительно боялась королеву. Что могло внушить страх такому созданию?!
— Нет никакой необходимости, моя королева, — сказал Гассем. — Несомненно, сыну Гейла не повредит немного подрожать от ужаса, особенно после того, как ты так мягко обращалась с ним. Он может ошибочно принять нас за людей, которые искренне пекутся о его благополучии.
— Я бы никогда не сделал такой ошибки, — уверил его Анса. — Мой отец слишком много рассказывал мне о вас обоих.
— Говоришь, как истинный сын Гейла, — сказал Гассем. — Он был всегда таким исполнительным мальчиком, всегда стремился к похвале и одобрению старших. На самом деле, все презирали его! Он был бабой, а не воином, хотел даже стать Говорящим с Духами… — Он натужно засмеялся. — Каким образом этот тщедушный юнец, вообще, стал королем? Пусть даже над жалкой толпой выродков, как эти обитатели равнин?
— Ты не проявил особого рвения сражаться с нами, — поддразнил Анса. — Ты никогда не отваживался на открытый бой, даже когда в последний раз мой отец повел свою армию в Невву, чтобы выдворить тебя оттуда. Он вошел в город один, и победил тебя в рукопашном бою перед тем, как ты нырнул в залив, чтобы спастись. — Анса слышал этот рассказ в течение стольких лет, что порядком устал от него, но сейчас он испытывал огромное удовлетворение, передавая это Гассему. У него никогда не было слишком близких отношений с отцом, но сейчас он гордился им. Анса лишь сожалел, что отец его никогда об этом не узнает.
— Разреши мне прирезать его, мой король! — прошипела Кровопийца. — Я съем его… — Гассем мягко поставил ступню босой ноги ей на затылок и прижал ее ртом к ковру, заставив замолчать.
— Уймись, маленькая долгошейка. Позволь мне самому решать такие вещи. — Король шагнул, встав перед Ансой, и присел на корточки так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
Юноша с удовлетворением услышал, как чуть слышно хрустнули при этом суставы короля. Он тоже старел. Серебряные нити виднелись в его блестящих волосах цвета бронзы.
— Ты не понимаешь, верно, мальчик? Ты еще слишком молод, чтобы понимать, что такое настоящая ненависть. И, безусловно, ты еще не способен чувствовать настоящий страх. Я научу тебя. У тебя была легкая жизнь. То, что лежит между мной и Гейлом, выходит за пределы твоего понимания, поэтому не бери на себя смелость говорить об этом. Я уже решил, где и как ты должен умереть. Это все — часть моего плана покорения мира, и никакие действия Гейла не заставят меня изменить мой замысел. Он хитростью не заставит меня необдуманно напасть на него.
Он вытянул руку и мягко ударил Ансу по лицу тыльной стороной ладони, как человек приручает ценное, но непокорное животное.
— Понимаешь, — продолжал он, — между нами накопилось так много ненависти, что даже прошедшие годы не оказывают на нее никакого воздействия. Я убью его с такой же огромной радостью и через много лет, считая от сего дня, с какой убил бы его, когда ему было семь. Ненависть, подобная этой, не может быть понятна для обычных людей, а ты ведь самый обычный, и даже еще не вполне мужчина. — Он продолжал похлопывать Ансу по лицу. — Ведь ты сын Гейла, и даже не можешь представить себе, какую радость испытываю я из-за того, что ты в моих руках. — Затем он поднялся и вышел, чтобы присоединиться к своей королеве.
Кровопийца прокралась обратно на свой пост, а Анса в отчаянии повернулся на бок и попытался заснуть. Он знал, что впереди его ждет ужасающее испытание. Чуть позднее пришла Гибкая Ветка. Она была вся в поту и пахла мускусом. Вопреки собственной воле, Анса почувствовал, как его плоть возбуждается, и его переполнили воспоминания о Фьяне. Он притворялся, что спит, пока женщины негромко разговаривали между собой. Наконец, он и в самом деле, заснул.
Он пробудился, услышав голоса. Они принадлежали Гассему и Лериссе. Те беседовали между собой небрежно, совершенно не заботясь о том, кто их может услышать. Чуть приоткрыв глаза, пленник взглянул на своих охранниц. Те по-прежнему сидели на месте, но их головы наклонились вперед, и дыхание их было таким, как бывает во сне. Однако Анса нисколько не сомневался, что они проснутся мгновенно, при любом движении с его стороны. Он прислушался к разговору в соседней комнате.
— Это все мечты, любовь моя, — сказал Гассем. — Я уже говорил тебе и раньше, что ты слишком много размышляешь по этому поводу.
— Это не мечты! — настаивала она. — Я думаю, эти каньонцы владеют секретом, и хочу вырвать его у них ценой любых усилий.
— Разве красота так много значит? — спросил король. — Разве власть не более прекрасна?
— Власть — это все, любовь моя, ты сам научил меня этому. Но утрата красоты — это только внешнее проявление внутреннего износа, который разрушает все внутри нас, включая нашу способность удерживать власть. Скажи мне правду: можешь ли ты бросать копье так же далеко сейчас, как когда тебе было двадцать лет? Можешь ли ты бежать целый день, не уставая, так, как ты мог это делать тогда?
— Почти так же, — сказал он тревожно.
— Но отныне твой бросок будет все короче год от года. И дышать при беге ты будешь все тяжелее. И очень скоро дело зайдет так далеко, что ты будешь стараться, чтобы не запыхаться при ходьбе. Где тогда будет уважение твоих воинов, когда их всепобеждающий бог-король станет таким же, как все старики?
— К тому времени, когда я достигну такого состояния, я уже стану бесспорным владыкой мира, и никто не осмелится проявить ко мне неуважение!
— Муж мой, — возразила она безжалостно. — Ты предполагал стать королем мира задолго до сего момента. Когда мы только начинали, то не имели ни малейшего представления о том, как обширен мир. Имеются земли и за пределами королевства Гейла, возможно, существует так же много или гораздо больше земель, чем те, которые нам уже известны. Сколько лет понадобится, чтобы все их завоевать? Эта мысль вызывает у меня на глазах слезы!
— После того, как я захвачу равнины и расправлюсь с Гейлом, — сказал король, — я могу пойти обратно в западном направлении через горы, и Омайя упадет мне в руки, как перезрелый плод. Затем я окружу Невву, и Невва также должна будет пасть. Этого мира с меня будет довольно.
— Моя любовь, — сказала она с упреком, — ты никогда не будешь доволен, равно как и я, и мы оба знаем это. До тех пор, пока дышит хоть один человек, который не признает тебя богом и королем… Если где-то далеко за пределами известных земель существуют иные страны, ты должен идти туда и покорить их.
Она продолжала настаивать. Теперь ее голос стал тише, интимней.
— Но все это не имеет для нас значения. Каньонцы владеют тайной. Какое нам дело, сколько времени потребуется на завоевания, если всю жизнь мы сможем оставаться молодыми?
— Ну, — сказал Гассем после паузы, — никакого вреда не будет, если попробовать это выяснить. В конце концов, наш северный поход захватит и область Каньона. Если ты права, то сам Каньон и можно пощадить.
Анса был потрясен. Разве Гассем не собирался напасть на Гран? Почему же они намерены идти в северном направлении, в пустыню?
— Есть одна женщина из Каньона, которая находится неподалеку и обучена их искусству, — сказала Лерисса. — Если она узнает, что ее любовник у нас в руках, возможно, она приедет сюда. Я выведаю все, что ей известно.
— Но она может и не приехать, — сказал Гассем. — Что для нее этот мальчишка? Любовник? Он не ее расы, а никто никогда на слышал, чтобы жители Каньона сходились с иноплеменниками.
— Я дам ей знать, что мы держим его здесь в заложниках, — сказала Лерисса. — И что я больна и щедро вознагражу ее, если она приедет и вылечит меня. Возможно, она прибудет сюда в надежде выкупить его у нас.
Гассем зевнул.
— Может быть. А если нет, то я захвачу в плен побольше каньонцев, когда мы пойдем в поход на север. Кратер, где находится стальная шахта, всего лишь в несколько днях пути от Каньона.
Анса почувствовал, как кровь стынет у него в жилах. Они знали, где находится стальная шахта! Если они выступят в поход очень быстро, то никто не сможет им помешать. Он покрылся холодным потом при мысли о том, что в руках у Гассема окажутся почти все мировые запасы стали.
Что же делать?
Что же ему теперь делать?!
Когда Анса наконец он уснул, он погрузился в мир ночных кошмаров.
