Глава 24. Тогда

В вечер перед голосованием Лана стояла на камбузе и, уперевшись ногой в основание кухонного шкафа, пыталась открыть банку фасоли.

Среди всеобщей тревоги и усталости о еде забыли, и голод нарушал хрупкое душевное равновесие. Лана решила приготовить на ужин рис, чтобы каждый мог перекусить, когда будет время. Казалось, они уже сто лет не ужинали на палубе все вместе, как бывало раньше: тарелка на коленях, бутылка холодного пива в руке и приятный разговор под безоблачным звездным небом.

За залитым дождем иллюминатором зверствовали волны, били по корпусу «Лазурной». Лана начала привыкать к звуковому сопровождению, которое создавали рвущий паруса ветер, дребезжащая посуда, перестук вантов и скрип дерева. Качка и шум стали неотъемлемой частью каждого дня. Наверное, если ветер затихнет, без него даже не уснуть.

Лана отошла от иллюминатора, всыпала в кастрюлю пачку риса, затем налила воды и накрыла крышкой, поправила ограждающие планки на плите. Плотно закрепив кастрюлю, она открыла шкафчик и, держась за дверцу, чтобы не упасть при ударе волны, достала банку консервированных помидоров. Было приятно сосредоточиться на приготовлении еды, ведь через несколько минут все соберутся в салоне, чтобы поговорить о Жозефе.

Лана пошла в другой угол камбуза, чтобы взять последний свежий перец, и, когда яхта накренилась, наступила ногой на что-то мокрое. На мгновение ей показалось, что ноги задрались выше головы, и она с грохотом упала на спину.

Не в силах встать, она лежала, открыв рот и пытаясь вздохнуть.

– Господи! – Денни слетел вниз по ступенькам и присел рядом, капли дождя с его штормовки падали на ее теплую кожу. – Как ты?

Хотелось сказать, что она не в состоянии дышать, что легкие сдавило, словно под водой, но слова так и застряли в горле.

Вдруг в груди будто что-то раскрылось, и Лана сделала вдох. От воздуха, наполнившего легкие, закружилась голова.

– Что-нибудь болит? Можешь пошевелиться? – спросил Денни.

– Только… дышать трудно, – выговорила Лана.

Беспощадное море подбрасывало яхту на волнах. Лана заскользила по полу камбуза и кое-как поднялась на ноги.

Напуганный Денни прижал ее к себе.

– Надо быть осторожнее, – прошептал он ей на ухо. – Помощи посреди океана не дождешься…

Он крепко обнял ее, мокрые волосы коснулись ее горячей щеки.

Лана закрыла глаза. Как давно они не касались друг друга! Застежка давит на щеку, да и одежда намокнет от его штормовки, но это не важно. Она просто обнимала Денни, и из закрытых глаз катились слезы.

– Лана, в чем дело? – взволнованно спросил он.

Лана никак не могла подобрать слова.

– Прошу тебя, не молчи.

– Я… даже не знаю, что сказать. – Гложущая тревога поселилась внутри с того момента, как они отплыли из Филиппин. – Такое чувство, что все неправильно. И погода… и то, что мы далеко от суши… и отношения между всеми на яхте… между нами. – Лана замолчала, надеясь, что Денни что-нибудь ответит, однако он смотрел на нее молча. – Никто не хочет поговорить о Жозефе. Как будто мы не в силах признаться самим себе, что облажались. И теперь мы голосованием решим, что делать дальше. – Денни разомкнул объятия, и Лана отступила назад, держась за столешницу. Посмотрев ему прямо в глаза, она добавила: – Он погиб, Денни. Один из членов нашей команды погиб, и никому нет дела.

– Я… я… – Денни покачал головой.

– Если мы умолчим, то получится, что Жозеф вообще не существовал. Будто мы решили – просто потому, что нам так проще, – вычеркнуть его из истории.

В горле встал комок, ситуация мучительно напомнила о предательстве отца.

Денни внимательно вглядывался в лицо Ланы.

– Я не позволю, чтобы с Жозефом так поступили, – сказала она.

Все собрались в салоне, даже Китти, ссутулившись, сидела за столом, положив на колени пакет на случай тошноты. Вид у нее по-прежнему был ужасный, но глаза блестели – впервые за несколько дней.

Шелл и Генрих сели отдельно. Аарон устроился во главе стола, ближе всех к люку, чтобы контролировать ситуацию на палубе. Паруса убрали, а яхту перевели на автопилот, чтобы появилась возможность на несколько минут собраться вместе.

– Постараюсь покороче, – начал Аарон. – Всем известно, почему я устроил это собрание – надо поговорить о Жозефе. – Он взглянул на собравшихся за столом. – Прошло три дня с момента его исчезновения. Мы изо всех сил старались его найти, и я благодарю вас за усилия, – но, боюсь, шансов обнаружить Жозефа почти не было, и все это понимали.

Яхту подняло волной, и Лана напряглась. Когда судно бросило вниз, Аарон ударился о переборку и схватился за больное плечо.

– Нам сейчас трудно, но не вините себя. Не вы, а я, как капитан, был в ответе за безопасность Жозефа. Знаю, все пытаются понять, что именно случилось. Раньше все мы считали, что произошел несчастный случай – что Жозеф напился или накурился, внимание у него рассеялось… Такое со многими бывало. – Аарон замолчал. – Однако с Жозефом, я думаю, случилось другое. Здесь все куда печальнее.

Лана почувствовала, как тело обдало жаром.

– Думаю, Жозеф хотел покончить жизнь самоубийством.

В салоне повисло молчание. Снаружи ревел ветер, волны били о корпус, но за столом стояла тишина.

– Зачем ему? – изумилась Шелл.

– Мы с Ланой вчера повздорили на эту тему, так ведь, Лана? – сказал Аарон, улыбаясь ей. Лану поразили его слова – и дружеский тон. – Лана отчитала меня, и вполне справедливо, за то, что я скрывал от нее – и от всех вас, – почему я на самом деле попросил Жозефа покинуть «Лазурную». И она была права, потому что дело не только в деньгах.

Аарон рассказал, что он выяснил о роли Жозефа в смерти его родителей.

Лана посмотрела на сидящих за столом: пораженные, все внимательно слушали. Теперь она отчетливо видела в Аароне адвоката. Его тон, язык тела и даже все эти «мы» и «нас» в его речи являлись частью представления, целью которого было набрать союзников, заручиться поддержкой. Аарон говорил вкрадчиво и медленно, глядя каждому по очереди в глаза. Он даже нашел время побриться и переодеться в чистую футболку – образцовый, уверенный в своих действиях капитан.

– Я считаю, – продолжил Аарон, – нет, позвольте исправиться – я знаю, что Жозеф жалел о содеянном. Я заглянул в его вещи – вдруг что-то помогло бы нам понять случившееся, – и вот что я нашел. – Аарон достал четыре записные книжки и положил их в середину стола, будто предъявляя улики суду. – Лана их уже видела, – снова бросил он взгляд в ее сторону, – а остальные, пожалуй, будут удивлены, узнав, что все блокноты, страница за страницей, исписаны словами сожалений.

Видимо, Генрих сказал Аарону, что застал Лану в каюте, когда та копалась в вещах Жозефа.

– Узнав о прошлом Жозефа и этих записных книжках, я задумался: а зачем он пробрался обратно на яхту? – Пока Аарон говорил, члены команды листали исписанные страницы. – Он ведь понимал, что я вышвырну его, как только мы доберемся до Палау. Так зачем прятаться? Зачем сидеть в тесноте, если пробудешь на яхте от силы неделю? Тогда я и подумал – может, Жозеф вовсе не собирался на Палау. Может, он как раз собирался броситься в море. Если бы мы не обнаружили его, никто бы вообще не знал, что он исчез.

Аарон замолчал, давая возможность переварить услышанное, а затем добавил:

– Была ли смерть Жозефа несчастным случаем или спланированным самоубийством, сути не меняет – один из членов нашей команды погиб. И мы должны решить, что нам делать, когда прибудем на Палау. Со многими из вас я уже поговорил об этом, и понятно, что мнения разошлись, поэтому нам надо проголосовать и решить – всем вместе, – Аарон особенно выделил это слово, – стоит ли сообщать о том, что случилось с Жозефом. Я долго думал об этом и боюсь, что, если мы сообщим о его исчезновении, у нас будут серьезные проблемы. Жозеф даже не числился членом команды. Начнутся вопросы: почему он находился на яхте незаконно, почему мы все пили в тот вечер, как он погиб и почему был без спасательного жилета. Расследование может превратиться в охоту на ведьм. «Лазурную» наверняка арестуют, а затянется все на несколько месяцев.

Аарон замолчал и выглянул в люк – убедиться, что на палубе все нормально. Он был спокоен, выглядел уверенно и даже властно.

– Есть более простой вариант – ничего не говорить. Ничего не предпринимать. Не сообщим о Жозефе – не будет никакого расследования. Он погиб, и этого не изменишь, но мы можем повлиять на то, что ждет дальше нас.

Шелл развела руками и спросила:

– Вдруг Жозеф сказал кому-нибудь, что путешествует на «Лазурной»?

– Да, он был с нами на Филиппинах – и там, согласно документам, сошел на берег. Формально он по-прежнему на Филиппинах. Раз уж мы не заметили, как он проник обратно на яхту, значит, никто другой его не видел.

Генрих кивнул.

– Суть такова: смерть Жозефа – это трагедия, которую всем нам придется пережить, но я не хочу усугублять ситуацию, привлекая внимание властей.

В словах Аарона было разумное зерно. Разве что-нибудь изменится от вмешательства полиции? Жозефа это не вернет.

– Вдруг кто-то будет его искать?

– Родных у него нет, он сам нам сказал, – ответил Аарон.

– А друзья? – спросила Шелл.

– Он упоминал хоть одного друга? – парировал Аарон. Все покачали головой.

За иллюминатором виднелся мучительно безбрежный океан, под мрачным небом танцевали волны.

– Умолчать – это как-то неправильно, – сказала Лана.

– Неправильно то, что мы не уследили за ним. Мы подвели Жозефа, – угрюмо ответил Аарон, – но это ничего не меняет. Нам по-прежнему надо принять решение. Да, все искренне огорчены, однако мы, как команда, должны решить, что будет дальше.

Наблюдая за Аароном, Лана отметила, как хорошо у него получается брать на себя ответственность и вину, утверждать, что он разделяет беспокойство остальных членов команды. Слишком хорошо.

– Необходимо провести голосование, – сказал Аарон. – Надеюсь, у каждого было время все обдумать – такого трудного решения мы еще не принимали.