2

Детектив-сержант Диана Фрай всегда знала, что погибнет под лавиной – лавиной бесполезных бумаг. Это произойдет в результате трагического происшествия – одна из коробок с папками перевернется под тяжестью свидетельских показаний, наваленных на нее. Лавина снесет на своем пути и стол Дианы, и вращающийся стул, и сломает их о стену помещения Отдела уголовных расследований, как коробок со спичками. Спасательным командам понадобится много дней, чтобы разыскать ее тело. А когда его найдут, то оно будет изуродовано до неузнаваемости – ее кости будут расплющены неумолимой тяжестью отчетов, которые заполняли ее стол и уже сейчас безжалостно давили ей на мозги.

Горы бумаг заставили девушку вспомнить кое о чем. Она повернула голову и взглянула за окно, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь за запотевшими стеклами. Ах, да! Снег. Высота белоснежных сугробов за окном ничем не уступала высоте горы отчетов перед ней. И Диана не знала, что хуже – снег или бумаги.

Потом она почувствовала дуновение теплого воздуха. Это работал старый шумный калорифер, который она сегодня утром утащила из отдела экспертов еще до того, как те пришли на работу. Наверное, все-таки бумаги немного лучше. С ними Фрай сможет провести какое-то время в тепле. Только мазохист с навязчивой манией может выбрать прогулку по улицам Идендейла в такую погоду, как сегодня. Например, Бен Купер. Наверняка он сейчас где-то на улицах города в одиночку отважно борется с преступностью, не обращая внимания на свисающие с его ушей сосульки…

Скоро эксперты из следственной бригады начнут обыскивать здание в поисках похищенного обогревателя. Наверняка Диане придется возвратить его, если только не удастся спрятать, когда она услышит их приближение. Его легко можно было предвосхитить по звукам постоянного брюзжания. Но с другой стороны, калорифер – единственный источник тепла в этой комнате. Фрай дотронулась рукой до батареи на стене. Она оказалась чуть теплой и напоминала тело, которое еще не совсем остыло, но уже перешло в состояние ригор мортис. И помощь патологоанатома здесь совсем не нужна – жертва мертва уже как минимум два часа.

Сержант чихнула. По комнате распространялся аромат сосисок и томатного соуса, который постепенно сконцентрировался над делом об ограблении, лежащем на столе прямо перед нею. Именно из-за этого запаха стены в отделе приобретали странный зеленоватый оттенок, залетевшие сюда мухи дохли, и их трупы потом месяцами поджаривались в плафонах ламп дневного света.

– Гэвин! – позвала Диана.

– М-м-м-м? – послышалось в ответ.

– Ты где?

– М-м-м-м, м-м-м-м, м-м-м-м.

– Я знаю, что ты где-то здесь. По запаху чувствую.

Над крышкой стола появилась голова. У головы были светлые волосы, розовое лицо и пятна томатного соуса на нижней губе. Детектив-констебль Гэвин Марфин был нынешним проклятием Дианы Фрай – темперамента у него было поменьше, чем у Бена Купера, а вот томатный соус он проливал на пол ее машины гораздо чаще. У Марфина явно был лишний вес – а ведь после сорока мужчина должен всерьез задумываться о своем сердце.

– Я решил тут немного перекусить, – произнес констебль.

– А ты что, не мог сходить в буфет? – поинтересовалась Диана.

– Не мог.

– Ох, – вздохнула девушка, – прости, пожалуйста, я совсем забыла…

– У нас его просто больше нет. И нам надо самим выкручиваться. Об этом сообщается на всех досках объявлений. Двадцать два года я здесь тружусь – и вот нате вам, они закрывают буфет.

– А где ты тогда взял свою сосиску?

– В булочной на Уэст-стрит, – ответил Марфин. – Если тебе тоже хочется, то предупреждай заранее.

– Да нет, спасибо. Ты хоть представляешь себе, сколько в этой штуке холестерина? Достаточно, чтобы твои артерии стали твердыми, как камень. Через пять минут ты просто умрешь.

– Ага, если сильно повезет.

От запаха жареного мяса с животом Фрай происходили странные вещи: его крутило и выворачивало от отвращения, как будто само понятие пищи было для него чуждым и отвратительным.

– К тому же в этой сосиске есть чеснок, – добавила Диана.

– Точно, в этом их особенность.

Детектив-инспектор Пол Хитченс открыл дверь и чуть было не заговорил с Фрай с порога, но потом закрыл рот, вошел в комнату и осмотрелся.

– Томатный соус? Сосиска с чесноком? – поинтересовался он, принюхиваясь.

– Ну-у-у, – протянул Марфин, вытирая рот листком бумаги, который он вырывал из стопки для записей. – Это завтрак, сэр.

– Я просто хотел сказать: будь осторожен и не накапай на эти папки. Последний раз, когда это произошло, в Королевской службе уголовного преследования решили, что мы прислали им настоящие пятна крови, чтобы подчеркнуть, сколько мы ее пролили, расследуя дело.

Фрай посмотрела на Марфина. Констебль улыбался во весь рот. Он был абсолютно счастлив. Сержант давно заметила, что иногда еда действительно делает людей счастливыми. А вот инспектор Хитченс в эти дни выглядел не так щеголевато, как раньше, да и окружность живота у него несколько увеличилась. Четыре или пять месяцев назад Пол сошелся со своей подругой, медицинской сестрой. Горько было видеть, как расслабляется мужчина под воздействием семейной жизни.

– Я зашел сказать, что звонил Бен Купер, – пояснил инспектор.

– Только не это! – воскликнула Диана. – Он что, тоже заболел? – Тут она бросила взгляд на пустующие столы в отделе. Со всеми отпусками, отгулами, курсами повышения квалификации и больничными листами помещение отдела начинало напоминать домашнюю трибуну на стадионе футбольного клуба Идендейла. – И что же с ним такое? Ящур или бубонная чума?

– Совсем нет. Честно говоря, я не могу припомнить, чтобы Бен Купер хоть раз пропустил работу из-за болезни.

– Значит, он не может добраться сюда из-за снега, – предположила девушка. – Тогда это его собственная проблема – нечего было селиться у черта на куличках.

– Именно поэтому он и купил тот внедорожник с четырьмя ведущими колесами, – заметил Хитченс. – Говорит, что может проехать там, где другие застрянут намертво.

– Тогда в чем же дело? – нетерпеливо спросила Фрай.

– Да ни в чем. Просто по дороге на работу он кое-кого арестовал.

– Что?

– Надел браслеты на одного из подозреваемых по делу о сегодняшнем двойном нападении. Он, видимо, рано появился в городе и позвонил, чтобы узнать новости. Собирался зайти позавтракать – и в кафе «Старлайт» столкнулся с Кемпом, которого и арестовал. Отлично сработано, нет? Вот как надо начинать рабочий день!

– В этом весь Бен, – заметил Марфин. – Этот парень всегда начеку. Даже во время завтрака не может забыть про работу. У меня, например, от таких мыслей начинается несварение желудка.

– Поверь, Гэвин, несварение у тебя вовсе не от мыслей, – заметила Диана.

– Осторожнее, а то расстроишь Оливера.

Оливером звали резинового лобстера с кнопкой, который сидел на столе Марфина. При нажатии на кнопку он начинал распевать отрывки из песен, как-то связанных с морем: «Под парусом», «Сад осьминога», «Сидя на берегу залива»… Фрай была уверена, что когда-нибудь сделает из него пасту и намажет ее на бутерброд Гэвина.

– Вы только посмотрите на эту погоду! – сменил тему Хитченс. – Хуже не придумаешь.

Диана вновь выглянула в окно. Ветер сдувал снежинки с крыш соседних домов, и они ударялись в оконные стекла, оставляя на них влажные пятна, которые стекали вниз по стеклу, размывая слой сажи, покрывавший стекла снаружи. Девушка не помнила, чтобы в Бирмингеме когда-нибудь шел снег. По крайней мере, он никогда не оставался лежать на земле там, где приземлялся, и не превращался в сугробы высотой по колено. Может быть, это было связано с теплом, которое исходило от широких дорог с несколькими полосами движения, и высотных зданий – этих непременных расслабляющих атрибутов цивилизации. Воспоминания о предыдущей работе в Уэст-Мидлендс становились для Дианы с каждым днем все дороже, особенно когда она видела за окном примитивную и жесткую арктическую пустыню, с которой теперь была связана ее жизнь. Она уехала из Бирмингема, так и не сказав окончательное «прощайте» своим коллегам, – с таким же успехом она могла сказать: «Я сейчас отъеду, и меня какое-то время не будет».

– Хотя у нее есть свои преимущества, – закончил инспектор. – Такой снегопад наверняка повлияет на уровень преступности.

Зазвонил телефон Фрай, который прятался где-то под залежами бумаг.

В доме Грейс Лукаш, расположенном на окраине Идендейла, отопление было включено на полную мощность. После того как с нею случилось несчастье, Грейс совершенно не могла переносить холод, и теперь даже летом она настаивала на том, чтобы окна и двери в доме были закрыты – на случай сквозняков. Ее неподвижность приводила к тому, что она острее многих чувствовала холод, а дискомфорт Лукаш просто не терпела. Не видела в этом терпении никакого смысла.

В это утро, как и всегда, Грейс проснулась рано. Она немедленно отправилась в коридор, чтобы выставить термостат на стене, и с удовлетворением какое-то время наблюдала за улицей, где ее соседи по Вудленд-кресент белели от холода, пытаясь отчистить от льда свои машины, или, спотыкаясь и оскальзываясь, брели по покрытым льдом тротуарам. Одна женщина, жившая через дорогу напротив, свалилась на спину прямо на подходе к своему дому, и ее сумочка и пакеты с покупками разлетелись в разные стороны. Лукаш даже немного посмеялась.

Но душная жара в доме заставила ее мужа нахмуриться и сразу порозоветь, как только он вернулся домой после дежурства в больнице, и это испортило Грейс настроение. Питер потопал ногами, стряхивая снег, и сбросил пальто на вешалку. Супруга хотела кое-что спросить у него как можно скорее, прямо у входной двери, но он отвел глаза и прошел мимо ее кресла к двери в гостиную. Резкими движениями рук женщина развернула кресло в холле, и его левое колесо оставило еще одну царапину на плинтусе. По привычке Питер оставил дверь открытой для жены, и она проехала вслед за ним, пристально глядя ему в спину и злясь на то, что он пытается убежать от нее. После всех этих лет он должен был бы знать, как это выводит ее из себя.

– Ты звонил в полицию? – заговорила она с ним более резко, чем собиралась вначале.

– Нет, не звонил.

Грейс взглянула на мужа, но, с трудом сдержавшись, промолчала. Она достаточно хорошо знала этого человека, чтобы понять, что давить на него не имеет смысла. Муж только ответит, что она его уже достала, и отвернется от нее, просто чтобы продемонстрировать ей, что он самостоятельный человек и не позволит жене наезжать на себя. Питер походил на пожилую собаку, которую сначала необходимо успокоить мозговой костью.

– Ну и хорошо. Не думаю, чтобы это сыграло какую-нибудь роль, – сказала женщина.

– Конечно, нет.

Миссис Лукаш посмотрела, как супруг направляется к софе, на ходу снимая галстук. Через несколько минут у него в руках появится телевизионный пульт, и он с головой уйдет в созерцание какой-нибудь идиотской телевикторины. Питер всегда говорил, что ему необходимо отвлечься после того, как он возвращается с ночного дежурства в больнице, потому что его мозг полностью истощен стрессом, связанным с этой работой. Вот только никто не думал, что ей тоже необходимо отвлечься от мыслей, которые крутились у нее в голове в течение всего дня. Чем бы Грейс ни занималась, времени на размышления у нее было более чем достаточно. Раньше она всегда ждала возвращения мужа с работы, как возможности отвлечься от своих собственных мыслей, но сейчас эта тактика не срабатывала.

Вместе с Питером в доме появился запах мороза и влаги. Так пахло его пальто и волосы, а на ботинках, которые он оставил на коврике в прихожей, еще виднелся снег. Сама же Грейс в последние несколько дней ощущала только убийственный запах грязи, скопившейся за батареей и собравшейся в том месте, где она не могла ее достать. За несколько минут до прихода мужа она обрызгала дом освежителем воздуха, но, тем не менее, все равно ощутила этот неприятный запах мороза, вместе с которым в дом вошел внешний мир.

– Ты сама знаешь, что от этого ничего не изменится, – повторил Лукаш. – Ты слишком многого ждешь, Грейс. Ты опять теряешь ощущение реальности.

– Ну конечно.

Женщина выехала на середину комнаты и наклонила голову, чтобы потереть свои неподвижные ноги. Краем глаза она следила за признаками того, что супруг дает слабину. Хотя он и был весьма упрям, но, как любой мужчина, не мог устоять перед правильно выбранной тактикой.

Питер бросился на софу и извлек из-под подушек телевизионный пульт. Телевизор включился со статическим потрескиванием. На экране шли новости, посвященные в основном влиянию плохой погоды на жизнь страны. Сюжеты о детях, катающихся на санках и лепящих снеговиков, перемежались видами попавших в снежный плен автомобилей, залов аэропортов, набитых расстроенными людьми, у которых пропал отдых, и снегоуборочных машин, наваливающих вдоль дорог в Шотландии сугробы высотой в двенадцать футов.

– А где отец? – спросил Питер.

– Опять занимается своими фотографиями.

– Сегодня было тяжелое дежурство, Грейс. Нам привезли двух молодых людей, которых чудовищно избили бейсбольными битами.

– Мне очень жаль.

Несколько мгновений супруги сидели молча. По наклону головы мужа миссис Лукаш видела, что новости на экране интересуют его не больше, чем ее. Грейс молчала, зная, каким мощным оружием является тишина, и приводила в порядок свое дыхание. Наконец в комнате сделалось так тихо, что стал слышен шум воды в радиаторе парового отопления и звук двигателя машины, проезжающей через перекресток. В дальнем конце комнаты раздалось чуть слышное шуршание перьев – это их сине-зеленый попугай зашевелился в клетке, почувствовав, по-видимому, изменение атмосферы в комнате. Он посмотрел на сидящих одним своим черным глазом, а затем неожиданно сильно щелкнул по прутьям клетки клювом.

– Если хочешь знать, – заметил Питер, – я думаю, что он вернулся.

– Вернулся куда? – спросила Грейс, напрягая плечи, хотя и прекрасно знала, что имеет в виду ее муж.

– А сама ты как думаешь? В Лондон.

– К этой женщине?

– Да, к своей жене. У нее даже имя есть.

– Но Эндрю говорил, что она уехала в Америку, на похороны кузины. – Женщина ударила себя по коленке, как будто разозлилась на нее за неподвижность. – Я опять пыталась дозвониться до него, Питер. Он не отвечает.

– Нам остается только ждать, пока он не соизволит с нами связаться, Грейс. Что еще мы можем сделать?

Миссис Лукаш двинулась вдоль одного из кресел и почувствовала, как колеса попали в накатанную в ковре колею. Питер не пошевелился, чтобы помочь ей, и даже не взглянул, как она выходит из положения, но Грейс была этому только рада. Однажды она вышла из себя от его неловкости и довольно грубо оттолкнула его. Муж тогда ничего не сказал, но она знала, что он был обижен и шокирован ее грубостью. И пусть ноги у нее были неподвижными – руки, напротив, были очень сильными.

– Во всем этом нет никакого смысла, – произнесла женщина. – Для чего он появился как гром среди ясного неба, а потом вдруг вновь исчез, не сказав ни слова?

– Эндрю не считает нужным рассказывать нам о множестве вещей, которые происходят в его жизни.

– Но как он мог сделать это за один день? У него не было времени. За один день не расскажешь о пяти прошедших годах.

– Грейс, у него уже давно своя собственная жизнь. Ты не можешь вечно жить прошлым.

Слишком часто она это слышала. Эти слова превратились в мантру для ее мужа, как будто он считал, что если достаточно часто их повторять, то они станут правдой. А миссис Лукаш знала, что это неправда. Если у тебя нет ни настоящего, ни будущего, то чем же еще жить, как не прошлым?

– Но он наш сын, – сказала она. – Мой ребенок.

– Знаю, знаю.

Грейс поняла, что смогла задеть его за живое.

– Мой дорогой Пьётр… – произнесла она почти шепотом.

Но в ответ женщина услышала только вздох и увидела, как муж нажал на кнопку переключения каналов. По другому каналу передавали прогноз погоды. Привлекательная молодая женщина стояла перед картой, покрытой пушистыми белыми облаками, из которых на всю северную Англию сыпались белые кляксы. Через минуту Грейс придется отправиться на кухню и приготовить супругу чай, иначе его ежедневная рутина будет нарушена и он будет дуться до конца дня.

– Снегопады еще не закончились, – заметил Питер.

Подходящий момент миновал. Хозяйка дома поднесла руки к лицу и вдохнула слабый запах машинного масла на пальцах. Масло и темные пятна на руках говорили о том, что ей постоянно приходится полагаться на помощь механизмов и что она не похожа на остальное человечество. Она всегда верила, что любые недостатки могут быть превращены в достоинства. Но иногда этого бывает очень трудно добиться.

– Прекрасно, – ответила женщина. – Вот этого-то нам как раз и не хватало. Еще немного снега. Еще одна причина, по которой мы не сможем его разыскать. Все будут говорить нам, что заняты другими проблемами. А потом скажут, что уже слишком поздно и нам надо смириться с тем, что он исчез.

Грейс посмотрела на изображение Мадонны, которое висело над телевизором. Сегодня вечером она опять будет молиться об их сыне. И мужа тоже заставит.

– Этот снег, он доставляет массу проблем, – заметил Питер. – Гораздо больше, чем может показаться людям.

Однако девушка на экране продолжала жизнерадостно улыбаться зрителям, как будто для нее снегопады были лучшим событием в жизни.

Снегоуборочная машина, принадлежавшая коммунальной службе графства Дербишир, была абсолютно новой. Произведенная компанией «Седдон Аткинсон», она была оснащена сверкающим отвалом и автоматическими ковшами, которые забрасывали проходящий транспорт полурастаявшей грязной жижей со скоростью пулемета. В это утро ее команда работала над расчисткой основной дороги через Змеиный перевал в сторону Глоссопа и дальше, к границам Большого Манчестера. Им приходилось пробиваться через все более глубокие заносы по мере того, как они двигались от водохранилища Ледибауэр – оставляя реку Эшоп внизу, а старую древнеримскую дорогу выше по склону, – медленно спускаясь к подножию Бликлоу и Айронтонг-хилл.

Сегодня утром Тревор Брэдли выступал в качестве помощника машиниста. Работа эта ему не нравилась, а еще больше ему не нравилось то, что для ее выполнения приходилось вставать чуть ли не в полночь. Все это омрачалось еще и тем, что их направили на Змеиный перевал, самое, наверное, пустынное место на земле, в то время когда все остальные жители города мирно спали в своих постелях. Последние жилища уже давно остались далеко позади, и теперь на этой пустынной дороге не было видно ничего, кроме света их собственных фар, освещавших бесконечные снежные поля впереди и по обочинам дороги. Брэдли обрадовался, когда машинист остановился возле одинокой гостиницы на перевале, где хозяева наполнили их термосы кофе и дали им с собой горячих пирогов со свининой, которые разогрели в микроволновке. Люди, работавшие на снегоочистительной технике, пользовались на перевале большим уважением, потому что в такие дни, как сегодня, только от них зависело, доберется ли кто-нибудь до гостиницы или она так и останется в полной изоляции.

Через несколько минут после того, как их команда двинулась дальше, они добрались до отрезка дороги, который шел через пустошь Леди Клоу и Снейк Плантэйшнз. Здесь склон холма становился круче, и фары освещали еще более глубокие заносы в тех местах, куда ветер сметал снег с пустошей и собирал на опушках лесов, превращая его в странные, ни на что не похожие фигуры.

Когда они проезжали мимо последней парковки, перед началом лесополосы, Брэдли показалось, что они наткнулись на какой-то твердый предмет и протащили его несколько ярдов под отвалом. Оглянувшись назад, он увидел какую-то темную фигуру, которая на мгновение показалась среди фонтанов снега, как раз в тот момент, когда ковш приподнял ее и отбросил на обочину. Какую-то минуту перед окном машины маячила человеческая физиономия, которая потом опять исчезла в снегу. Лицо было очень белым и совершенно нереальным и могло быть только иллюзией, результатом снегопада и плохого освещения.

– Мы что-то задели, Джек, – сказал Тревор, слизывая остатки мясного сока с кончиков пальцев.

– Шутишь? – Его напарник заглушил двигатель, и они оба спустились на землю.

Казалось, что водителя больше всего на свете интересует сохранность оборудования. Он рассказывал своему помощнику, что люди сбрасывают на обочины массу строительного мусора, а смерзшиеся куски кирпича или шлакобетонные блоки вполне могут повредить поверхность отвала. Машина была самым последним приобретением дорожного департамента, и Джек чувствовал себя обязанным сохранять ее в идеальном состоянии.

Тем временем Брэдли вернулся назад вдоль обочины, покопался в снегу одетыми в перчатки руками и наконец вытащил из снега синюю дорожную сумку. Она была пуста. Тревор понял это по ее весу.

– Какое легкомыслие! – произнес он.

Покопавшись еще, мужчина пришел к выводу, что вещи из сумки, скорее всего, были разбросаны по обочине дороги, потому что совсем рядом с собой он увидел мужской ботинок. Этот ботинок был из прекрасной кожи с выдавленным на ней узором. Такую обувь никто не будет использовать для прогулок в столь жуткую погоду, так что он должен был выпасть из сумки. Вполне возможно, что чуть раньше Тревор увидел в свете фар другие вещи из этой же сумки – например, белую рубашку, отброшенную в сторону ударом отвала и измятую так, что она стала похожа на человеческое лицо.

Брэдли наклонился и попытался поднять ботинок, но что-то ему мешало, как будто тот оказался тяжелее, чем должен был быть на самом деле. Наверное, примерз к земле. Тревор отбросил в сторону еще немного снега и увидел носок. Это был носок с характерным сине-зеленым клетчатым узором в стиле аргайл. Раньше Брэдли видел, что такие носки носят большие боссы в офисах муниципалитета. Мужчина дотронулся до него, очищая от снега. Это действительно был носок, подходящий для офисного работника, но не для того, чтобы надевать его с рабочей обувью. Если надеть такие носки в снегопад, то ноги отмерзнут в шесть секунд.

Тревор задумался. Прошло несколько минут, пока он мысленно не согласился смириться с тем, о чем говорили ему его пальцы. Носок и ботинок были надеты на человеческую ногу. А под отвалом снега лежал человек.

Брэдли выпрямился и посмотрел на машиниста, который все еще исследовал отвальный плуг. Тот был блестящим, острым, отполированным и весил полтонны. Прошлой зимой таким же отвалом они снесли переднее крыло у «фольксвагеновского» «Жука» и даже не заметили этого, пока не увидели крыло валяющимся на обочине. Тревор помнил, как отвал аккуратно отрезал это крыло – совсем как разделочный нож, разрезающий хорошо приготовленного цыпленка. Правда, «Жук», выкрашенный в модный ярко-желтый цвет, мало походил на цыпленка из супермаркета. Тогда напарники несколько минут тупо смотрели на кусок металла перед отвальным плугом, не понимая, что это такое, пока его не подхватил ветер и не понес вдоль дороги. Провода тянулись за ним, как оборванные сухожилия…

А сейчас Тревор вспомнил свои ощущения, когда несколько минут назад что-то ударило в отвал и они проволокли это «что-то» несколько ярдов, прежде чем остановились. Он вспомнил, как оно на мгновение появилось среди кружащихся снежинок. Тогда его мозг просто не зафиксировал этот объект, и только теперь мужчина понял, что это была человеческая рука. А потом показалось лицо. Он видел только руку и лицо, которые перевалились через отвал и исчезли в темноте. Брэдли судорожно сглотнул и решил, что ему вовсе не хочется представлять себе, как должно выглядеть тело, попавшее под снежный плуг.

– Джек! – позвал он водителя.

Его голос на таком морозе прозвучал совсем тихо и был полностью заглушен звуком двигателей лайнера, который на низкой высоте совершал маневр захода на посадку в аэропорту Манчестера. От этого звука завибрировали стекла в их машине – так же, как и конечности самого Тревора. Его желудок решил избавиться от съеденного, коль скоро рот Брэдли и так был открыт. Постепенно звук стих, и лайнер медленно скрылся за Айронтонг-хилл. Это был «Боинг-767», самолет компании «Эйр Канада», который завершал свой семичасовой перелет из Торонто.