Книга: Ко Святой Горе. Записки о паломничестве 1991 г.
Назад: IX. Францисканский костёл
Дальше: XI. Из Честертона

X. Щербинка в полу

 

Из-за этой щербинки не могла писать дальше, начала читать о Максимилиане Кольбе. Он был францисканским монахом, и я стала читать о святом Франциске Ассизском. Сегодня пишу, потому что осознала, что произошло со мной. Наверно, не могла этого понять тогда, потому что сердце моё не знало, не помнило о святом Франциске, о святом отце Кольбе. Я вообще почему-то помню только то, что находит себе место в моём внутреннем устроении, что как бы пользует мою жизнь. От этого (увы!) так часто бываю не готова помнить.
Так вот. То важное, что случилось, произошло с моей душою. Это было переживание связи святых. Родилось ли оно там, у иконы святого Максимилиана, в той бессловесной молитве, которая казалось что не получается? Не знаю… Но зачем тогда сохранилась в подсознании эта щербинка в плите под моим коленом? Щербинка…
В свой первый приезд в Польшу я была в Освенциме и видела бункер для смертников, в котором 14 суток молился отец Кольбе. С ним вместе молились обречённые на голодную смерть люди. Он укрепил их духовно и проводил своими молитвами из этой жизни в ту. Он остался в живых последним и был убит фашистами уколом в сердце накануне Успения Богоматери. Он так любил этот Праздник. Он ушёл к избранным Господом, на Небо, унеся с собой порядковый номер, который дали ему на земле люди: 16670.
Я привезла в Москву путеводитель по Музею Освенцима. В нём нет ни слова об отце Кольбе, но много о зверствах Хёсса, коменданта концлагеря. У входа в Освенцим на помост, где был казнён Хёсс, кто-то при мне положил красные цветы!
Господи Иисусе Христе, Ты принёс нам меч, который рассекает и мир мёртвых. В глубине низкой камеры, в том месте, откуда Ты взял к Себе святого отца Максимилиана, тоже были цветы: бледные весенние цветы в белой фарфоровой банке. Это Алтарь. Круглосуточные Богослужения отца Кольбе превратили камеру пыток в храм, как за 7 веков до этого святой Франциск из Ассизи, поселившись в лепрозории, превратил его в первый францисканский монастырь. Тихие молитвы смертников Освенцима были слышны сквозь стены. Лагерь вслушивался и вторил им. Этими молитвами обезумевшие от пыток смертники, измученные голодом и жаждой, униженные, нагие, — были преображены в людей, отдающих себя Богу в очистительной жертве за грехи своего века.
Папа Иоанн Павел II при канонизации отца Кольбе назвал его первым «рыцарем милосердия». Святой Максимилиан пошёл на смерть по собственной воле — за другого человека. И было чудо в том, что эсэсовцы согласились на замену. Могли убить обоих. И обречённого, и его заступника. Сама возможность этой милосердной жертвы была Божьим чудом.
Божье чудо не раз просияло в жизни святого Максимилиана. Разве не чудо, что в центре Европы, покрытой проказой фашизма, стоял Город Непорочной — Непокаланов? Это был не просто город, где жило Воинство Непорочной. Это был неиссякаемый источник благих сил, завоёвывающих для Неё одну душу за другой, одно за другим все проявления человеческой жизни: культуру, политику, науку, быт. Источник живой воды, возвращающей к жизни людей и всё то, что было умерщвлено европейским и советским фашизмом, атеизмом и язычеством XX века.
Разве не чудо, что на другом краю света, в Японии до союзничества её с фашистской Германией, отец Кольбе основал второй, подобный первому, город — Сад Не порочной. Братья Воинства Непорочной служили в миру и отдавали себя и свой труд ему. Они в XX веке пламенели той же любовью, что и св. Франциск, который будил этой любовью Средневековье. Он исцелял его от духовной немощи Благой Вестью, преображал мир животворным проникновением в него монашеского братства, несущего обеты бедности, аскезы и послушания. И разве не чудо, что к началу Второй мировой войны Воинство Непорочной насчитывало 800 тысяч человек?
На одной из картин великого Джотто, современника святого Франциска, изображена легенда: Папа Иннокентий III видит во сне накренившееся, грозящее рухнуть, гигантское здание старой Церкви. Его удерживают худые руки оборванного бродяги в тёмном плаще пастуха. Это — святой Франциск из Ассизи. И кто знает, может быть, Воинство отца Кольбе было той духовной закваской, которая впоследствии дала возможность Европе изжить покаянием грех фашизма и выровнять готовую рухнуть Европейскую цивилизацию?
..............................................................
Если согласиться, что радость Благой Вести, которой святой Франциск озарил Средневековье, была воспринята потому, что в темноте средних веков совершалось очищение мира от язычества и рабства, то можно смириться с тем, что и у нас впереди будут тёмные годы, в которые мы должны будем очистить себя покаянием. Должны будем отказаться от язычества ХХ века и осознать себя в христианской цивилизации. Сердцу надо принять то, что Блёз Паскаль назвал «риском веры», её «безумие», дарующее разум.
..............................................................
Господи, ведь Ты перестанешь попускать наши чудовищные заблуждения и невзгоды, когда мы, стиснутые бедами, поднимем наконец голову к Небу и устремим свою жизнь вверх, по направлению к Тебе?

 

Назад: IX. Францисканский костёл
Дальше: XI. Из Честертона