- Важно не только лично передать хану мое послание, но и разузнать какими товарами там торгуют, каково ханское войско, возможно ли перебросить через пустыню войска без потерь и каковые маршруты для сего потребны. Вдобавок, ежели удастся, разузнайте о судьбе русских пленных. Но это по обстоятельствам Генерал шагал взад и вперед перед штабс-капитаном Муравьевым, волнуясь за предстоящую операцию, - Впрочем, именно поэтому я выбрал вас, ибо в первую очередь ваше умение нравиться и находить общий язык с местными племенами должны стать серьезным преимуществом.

- Господин генерал, - ответил капитан, - цели миссии мне ясны. Каковые средства будут предоставлены для похода? Ведь для того чтобы пересечь пустыню, надобно заплатить местным туркменам, да и на подарки хану и его приближенным требуются средства немалые.

- Вам будут выделены все нужные средства для осуществления вашей миссии. Я уже отдал приказ штабному казначею. В Баку вас ждет корабль, который доставит вас Ленкорань, где вы сможете договориться с местными племенами и присоединиться к одному из караванов в Хиву. Капитан будет ждать вас полгода, после чего вы будете считаться погибшим. Как вы понимаете, ваша миссия не официальная и ежели вас постигнет неудача, и вас посадят в тюрьму или казнят, спасти вас будет невозможно. Государь не может потерять лицо от наших не официальных действий, - генерал умолк, и лишь его небольшие, яркие глаза, сощурившись, смотрели на капитана, пытаясь уловить его реакцию.

- Я осознаю эту опасность, ваше превосходительство, - ответил Муравьев, - но, также как и вы, считаю, что нам необходимо опередить англичан, и обезопасить южные рубежи империи. Во что бы то ни стало, - подчеркнул он.

- И еще, - добавил Ермолов, - когда вы будете говорить с ханом или его приближенными, не бойтесь льстить. Не рассматривайте лесть и подхалимство с европейской точки зрения. У азиатов она в порядке вещей, так что никогда не бойтесь с ней переборщить.

- Я приложу все усилия, дабы наладить отношения с Хивинским ханством, - ответил Муравьев.

- Знаю, - ответил Ермолов, - Ну, храни вас господь, - он перекрестил капитана и похлопал его по плечам, - До скорой встречи, сказал он на прощанье и улыбнулся.

- Буду рад вновь видеть ваше превосходительство, - капитан улыбнулся в ответ, но тут же, по-военному четко прибавил: - разрешите исполнять? - и козырнул.

- Исполняйте, штабс-капитан, - ответил генерал и козырнул в ответ.

Муравьев развернулся, и четким строевым шагом покинул кабинет наместника. А генерал еще долго ходил взад-вперед по кабинету, о чем-то размышляя.

Капитан, выйдя из губернаторского дома, направился к штабному казначею, для получения необходимых средств, так как через два дня он должен был отбыть в Баку, присоединившись к казачьей сотне, которая тоже направлялась в те края.

В утро отъезда вы могли застать молодого человека в недавно отстроенном православном храме, в центре Тифлиса. В церкви стоял полумрак, и все еще пахло известкой и краской. Капитан стоял в углу и молился за успех экспедиции, так как шансы вернуться у него были очень сомнительными.

Впрочем, для молодого офицера эта была не первая секретная экспедиция. В свои двадцать четыре года он имел за плечами огромный боевой и дипломатический опыт. Николай Николаевич Муравьев родился в семье генерал-майора - создателя Московского училища колонновожатых, готовившего штабных офицеров. Будучи юношей, он увлекался масонством и даже успел стать членом тайного общества. Правда, после увиденного за войну, его идеализм постепенно улетучился. Военную службу он начал в семнадцать лет - колонновожатым при штабе императора. Воевал под начальством генералов Толя и Милорадовича в Отечественной войне и участвовал в Заграничном походе русской армии. Отличился во всех значимых сражениях этой войны, в том числе под Бородино и под Дрезденом. В 1816 году его командировали на Кавказ, к генералу Ермолову. Так как он являлся квалифицированным военным топографом и знал татарский язык, он совершил ряд секретных экспедиций в Персию, под видом мусульманского паломника, дабы разведать пограничные территории на случай войны. После чего отправился в Персию уже в составе чрезвычайного посольства, для ведения переговоров. Поэтому выбор генерала Ермолова был не случайным, ибо, если кто и мог попасть в Хиву, закрытую для иностранцев, и вернуться оттуда живым, так это капитан Муравьев.

Капитану предстояло, переодевшись кочевником, проделать восемьсот километров через пустыню, чтобы передать послание губернатора Хивинскому хану. И это несмотря на недавнее предупреждение от южного владыки, что любой русский, который окажется во владения Хивинского ханства будет немедленно казнен. Неверных в Хиве не любили, ну разве что в качестве рабов. Но империя нуждалась в налаживании торговли с далеким ханством, также как и в прекращении набегов кочевников на свои южные границы, и ради этого стоило рисковать.

Месяц капитан провел в туркменских кочевьях, пока ему не удалось договориться с одним из племен, что он присоединиться к их каравану, идущему в Хиву. Было решено, что он будет путешествовать под видом туркмена Мараг Бега. И, хотя люди в караване знали, что он русский, за сорок золотых монет они согласились закрыть на это глаза. И все же опасность разоблачения была очень велика, и поэтому молодой офицер не расставался с парой пистолетов спрятанных под одеждой. Наконец, в конце сентября, когда жара начала немного спадать, а ночи стали прохладными, караван тронулся в путь. С собой Муравьев взял двоих: переводчика и проводника туркмена, по имени Сеид.

Поход через пустыню проходил без особых происшествий, не считая паразитов которые прямо таки кишели в одежде. Днем, одежду клали на раскаленный песок, но это мало помогало. Вдобавок, вся одежда пропиталась запахом пота и дымом костров, но Муравьеву, привыкшему к воинским тяготам, это не доставляло особых неудобств. Он был полон впечатлений от увиденного, и по вечерам, тайком, вел дневник, куда записывал все увиденное за день.

Но, когда до Хивы осталось всего пять переходов, счастье изменило капитану. В этот день они ушли с дороги, пропуская большой, в тысячу верблюдов караван, и один из купцов, видавший его мельком в Баку, узнал его, указав на него пальцем. О чем он говорил, Муравьев не слышал, но страх мерзким холодком разлился по его жилам. Другие торговцы и погонщики подошли к туркменам из его каравана и напрямую спросили кто он такой. Но глава каравана, как ни в чем не бывало заявил: что дескать да, он пленный русский и они везут его на продажу в Хиву. Торговцы заулыбались и закивали головами, в знак одобрения. Один из них сообщил, что сам недавно продал двух русских за хорошую цену. На этом инцидент был исчерпан и через пять дней на горизонте, наконец, показались белые стены и голубые минареты Хивы.

Остановившись в ближайшем к Хиве караван-сарае, капитан послал двух человек впереди себя, дабы известить хана и местное начальство о своем прибытии в качестве российского посла. Между тем он, наконец-то, тщательно умылся и переоделся в свой парадный мундир, чтобы предстать перед хивинцами как официальное лицо. Через несколько часов к караван-сараю подъехали двое всадников в богато расшитых халатах. Один из них - низкий, с обезьяньей мордочкой под большой белой чалмой, а второй - высокий и дородный, с рыжеватой бородой. Главным оказался высокий, который представился офицером ханской армии. Он и сообщил русскому послу, что хан примет его завтра, а пока попросил его подождать в небольшой крепости неподалеку, где, как он заверил, капитану будет оказан соответствующий восточному гостеприимству прием.

На следующий день молодой офицер обнаружил, что его обманули и никакой аудиенции ему не назначено. Ему запретили выходить из крепости, для чего у ворот выставили усиленную стражу. Капитан понял, что он попросту арестован, и может быть казнен, буде на то ханская воля.

А в ханском дворце, между тем, кипели нешуточные страсти. Сам владыка хивинский сидел на ковре, облокотившись на подушки, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.

- Проклятые туркмены, привели сюда этого русского? - в ярости кричал хан, - а вы, как вы позволили этому случиться, - кричал он на своих сановников, которые с побелевшими лицами молчали, опустив глаза.

- Еще не поздно казнить его, владыка, - предложил один из советников, сидевших перед ханом.

- Если он русский разведчик, тогда вернувшись, он приведет с собой армию. Нельзя его отпускать, - заявил Солтан Бей, один из приближенных хану советников.

- Ерунду говорит Солтан Бей, - ответил другой сановник, сверкнув глазами в сторону соперника за ханскую милость, - наверняка Белый Царь извещен о после, и убив его, мы накликаем на себя месть неверных.

- Этого нечестивого надо вывести в поле и закопать живьем, - предложил кази. Он погладил свою седую бороду и умолк.

- Кази,- сказал хан,- я предполагал у тебя больше ума, чем у себя самого, но теперь вижу, что у тебя его совсем нет. Если я его убью, то на будущий же год Белый Царь придет и полонит всех жен моего гарема. Лучше будет принять посла и отправить его обратно, а пока, пускай он подождет; нужно разведать, за каким делом он приехал сюда. А ты уйди вон!

На этом обсуждение закончилось, ибо решение владыки никто не осмелился оспорить.

Пока хан метал молнии в своих подчиненных, молодой офицер мерил шагами свою небольшую комнату, с решетками на окнах, и размышлял о том, что же ему делать дальше. Комната выглядела убогой и грязной. Из обстановки там были лишь: кровать, стул и невысокий столик с кувшином для питья. Но более всего Муравьева удручала неизвестность. Тут в дверь постучали.

- Войдите, - сказал капитан. На пороге возник Сеид, который только вернулся из города.

- Есть новости? - спросил Муравьев.

- Нет, эфенди, - ответил проводник, - В городе ходят слухи о вашем визите, но никто не знает, что решил хан. Я попытался поговорить с Эзиз Беем, ханским слугой, но он обругал меня и пригрозил закопать живьем, если я еще раз к нему приближусь. Посол нахмурился и спросил:

- Ты присмотрел коней?

- Я договорился о цене с одним торговцем. Если эфенди захочет, то уже завтра их можно будет купить.

- Что ж, мы подождем еще одну неделю. Если хан меня не примет, тогда нам придется бежать. Найди веревки, а еще лучше веревочную лестницу и запаси провизию на неделю, только потихоньку, чтобы не вызвать подозрений.

- Я как раз купил вам еды, как вы просили, - ответил слуга, - Теперь буду покупать больше, и часть откладывать.

- Вот и хорошо. Спасибо тебе Сеид, и будь осторожен. Если охрана что-то заподозрит, то тебе несдобровать. Когда проводник ушел, прикрыв за собой дверь, Муравьев принялся за нехитрый обед, состоящий из лепешки и козьего молока.

Время на востоке течет медленно, и капитан провел под арестом полтора месяца. Только когда он уже намеревался бежать, переодевшись кочевником, ему, наконец, сообщили, что владыка хивинский готов его принять, правда, не уточнили когда...

Но все-таки, через два дня, ворота крепости со скрипом открылись и капитан, щурясь от яркого солнца, последовал в середине почетного конвоя в Хиву. После пыльной и грязной комнаты, где он провел последние семь недель, город поразил его своим великолепием. Множество садов, среди которых белели дворцы вельмож и голубые изразцы мечети, сверкающие на утреннем солнце бирюзовыми бликами, выглядели как драгоценная шкатулка посреди монотонной желтизны пустыни. Приезд русского посланника произвел фурор среди местных жителей. Многие окружили конвой, чтобы посмотреть на чужестранца в русской офицерской форме. Детвора бежала позади и, когда капитана ввели в его новые апартаменты, неподалеку от ханского дворца, они даже попытались войти вовнутрь, но были безжалостно отогнаны охраной. Среди глазеющей толпы Муравьев различил русские лица. Несчастные рабы снимали перед ним шапки и шепотом умоляли сделать что-то для их освобождения.

Передав во дворец послание и подарки от генерала Ермолова, капитан стал дожидаться аудиенции. Правда, теперь, когда хан официально признал его гостем, ожидание не казалось столь тягостным. Через два дня, наконец, прибыл ханский посланник в богато расшитом халате и сообщил, что он явился сопровождать достопочтимого посла к великому владыке. Как и два дня назад, по пути в ханский дворец, толпа густо усеяла крыши, наблюдая за диковинным послом.

Внутри дворец оказался менее великолепным, чем снаружи. За стенами находился лабиринт из переходов, двориков и крытых галерей. Пройдя три грязноватых двора, Муравьев очутился в еще более грязном дворе, поросшем травой. Посреди него стояла ханская кибитка, которая и служила резиденцией местного владыки. Хивинский хан оказался громилой, хотя и с приятной наружностью. Одет он был в красный халат, сшитого из привезенного послом русского сукна. Этим хан подчеркивал, что подарок пришелся ему по душе, и он дружески расположен к его дарителю, что являлось обнадеживающим началом. Муравьев поклонился, не снимая шапки, и молча стоял, ожидая когда хан заговорит первым. Тот осматривал его цепким взглядом несколько минут, после чего произнес:

- Добро пожаловать посланник. Зачем ты приехал, и какую имеешь просьбу до меня? За время своего заточения капитан имел много времени, чтобы продумать свою речь, и поэтому, по-восточному цветасто, ответил:

- Счастливой Российской Империи, Главнокомандующий над землями, лежащими между Черным и Каспийским морями, имеющий в управлении своем Тифлис, Ганжу, Грузию и другие земли, послал меня к Вашему Высокостепенству, для изъявления почтения своего, и вручения вам письма в благополучное время писанного.

- Я читал письмо его, - коротко ответил хан.

- Я имею также приказание доложить вам о некоторых предметах изустно, я буду ожидать приказания вашего для докладу об них. Когда угодно будет вам выслушать меня, теперь или в другое время?

- Говори сейчас, - ответил Хивинский владыка.

- Император всероссийский желал бы развития взаимовыгодной торговли между нашими государствами, - объяснил Муравьев, - для чего на восточном берегу Каспийского моря строиться гавань для купеческих кораблей. Путь от гавани до Хивы вдвое короче нынешнего, но требуется добро Вашего Высокостепенства на проход караванов по этому пути. В гавани ваших купцов всегда будут ожидать любые товары, которые вы пожелаете.

- Хотя справедливо, что нынешняя дорога гораздо долее предложенной вами, но прибрежные туркмены враждебны мне, и караваны мои будут подвергаться опасности быть разграбленными, а потому я не могу согласится на сию перемену, - ответил хан. Но молодой офицер был готов к такому повороту событий и поэтому ответил:

- Вступивши в союз с нами, ваши враги станут нашими врагами. Его высокопревосходительство, Кавказский главнокомандующий, приказал просить у вас доверенного человека, с которым он мог бы обсудить все выгоду от союза нашего. На минуту, в зале воцарилась пауза, а потом хивинский владыка произнес:

- Я пошлю с тобой хороших людей, и дам им письмо к Главнокомандующему. Я сам желаю, чтобы между нами утвердилась настоящая и неразрывная дружба. На этом аудиенция окончилась.

Неделя ушла у капитана на приготовления к отъезду. Он бы уехал и раньше, но пришлось дожидаться хивинских послов, которые должны были его сопровождать. Отправляясь назад, среди огромной толпы провожавших, Муравьев заметил кучку русских рабов с печальными лицами. С появлением капитана у этих несчастных появилась надежда на освобождение из неволи. Русские пленники смогли передать Муравьеву записку в стволе ружья, отданного им в починку. Из записки он узнал, что всего, в Хиве находиться около трех тысяч русских невольников, которые подвергаются жестокому обращению и унижениям со стороны своих хозяев. Они надеялись, что капитан донесет эти сведения до государя, который, сможет их вызволить. Эти лица еще долго снились капитану, и он поклялся себе, сделать все возможное для их освобождения.

После мерзлых ночей в пустыне, в середине декабря, Муравьев, наконец, увидел вожделенный залив Каспийского моря и стоявший на якоре русский корвет. Когда от корабля отделилась шлюпка, чтобы забрать его, сердце капитана громко стучало - он вернулся.