Горит страна. Полыхают леса. Испепеляются города и селения. Дороги забиты беженцами и погорельцами. Вой и стенания. Все новые очаги возгорания, будто движется по стране невидимый поджигатель и кидает свой факел в раскаленные от жары леса. Гигантские комья огня вырываются из пламенеющей чащи, летят в небеса, переносятся, как чудовищные птицы, через огромные пространства, там падают на головы людей, на крыши домов и кроны деревьев, и начинают реветь и плескаться пожарища.

Не так ли загорается общество? Не так ли множатся в нем источники злого пламени? Там брошена одинокая спичка социального раздражения, здесь запалили небольшой костер народного недовольства… И вот уже страшная огненная буря несется от Владивостока до Смоленска. Грохочут тачанки, белым офицерам вколачивают гвозди в погоны, пленных красноармейцев в нижнем белье выводят на донские откосы.

Триумфальная площадь в Москве, которую уже несколько месяцев штурмуют протестанты, является таким очагом возгорания. «Стратегия 31» по своей гениальной простоте есть удивительное изобретение поистине огненной мысли. Крохотные группы «несогласных» бьют в бастионы власти под телекамерами мировых агентств, отступают под ударами милицейских дубинок, кричат, когда их за волосы волокут в автозаки. Но с каждой новой атакой число протестантов множится, голоса в мире становятся все истошнее, и власть начинает дрожать. Публичное насилие, тупая жестокость милиции и явная или мнимая жертвенность атакующих притягивают к этому месту внимание мира, множат число нападающих протестантов.

В эту воронку со все убыстряющимся вращением со временем могут затянуться гигантские массы людей — не меньшие, чем те, что наводнили Москву в 1993 году.

Второй очаг возгорания — на окраинах Москвы: Химкинский лес, который хрустит под топорами и бульдозерами. Платная олигархическая, предназначенная для богачей дорога, истребление оставшейся вокруг Москвы робкой беззащитной красоты рождает в населении не просто протест к строителям — хозяевам будущей дороги, но ненависть к власти как таковой. Ее ассоциируют со всем губительным и смертоносным в стране.

Робкие выступления экологов завершились молниеносной атакой загадочных мстителей, разгромивших с помощью камней и «коктейлей Молотова» государственное учреждение. Это ли не восстание? Это ли не намеки на «Красные бригады», группу «Бадер-Майнхоф»?

Химкинский лес горит, но поджигателями являются не анархисты, не группа агрессивных левых или экзальтированных антифа, а тот «мерседес» вице-президента ЛУКОЙЛа, который смял на глазах у всей Москвы двух беззащитных женщин; та роскошная яхта, принадлежащая большому чиновнику, что распилила пополам девушку на подмосковном водохранилище. И уже находятся те, кто, глядя на пожар на Триумфальной и на пожар Химкинского леса, повторяют злорадно: «Гори, гори ясно, чтобы не погасло!»

Еще один пожар, совсем неожиданный, как если бы запылал Александровский сад около стен Кремля. Это казус на островах Селигера, когда верные власти молодежные организации посадили на кол тех, кого считают врагами российской государственности. Неудивительно, что среди них увидели Саакашвили или правозащитницу Алексееву. Удивительно то, что среди них оказался близкий Кремлю сервильный, пишущий книжки о президенте Медведеве Николай Сванидзе. Молодежная организация «Сталь», зашифровав в своем названии имя «Сталин», рассматривает Сванидзе с его патологическим антисоветизмом и антисталинизмом как главного врага нынешнего Российского государства.

И вот Элла Памфилова, эта весталка, хранящая под своей туникой жертвенный огонь справедливости, утерявшая свое девичье целомудрие в период ельцинской борьбы с привилегиями, подает в отставку, ибо бессильна содействовать созданию в России гражданского общества.

Вместо этого в обществе множатся, выстраиваются в иерархию большие и малые банды, которые складываются в сложную всеобъемлющую матрицу коррумпированного чиновничества, криминального бизнеса, силовых структур, превращающих Россию в пиратское королевство.

На юге России случилась поножовщина между чеченцами, армянами и русскими. Она закончилась пролитием крови, и это еще один очаг возгорания, который переместился с Кавказа на территорию коренной России. Сам Кавказ — это огнедышащий котел, из которого пламя восстает до небес, плавя сверкающие кавказские ледники. Кавказский пожар, не защищенный противопожарными рвами, переносится по небу на гигантские расстояния, и языки этого липкого пламени уже видны в пределах Садового кольца.

Еще два огненных очага — это два идущих параллельно судебных процесса: над Квачковым с его товарищами и над Ходорковским. Два враждующих между собой лагеря — либеральный и патриотический — начинают смыкаться вокруг этих двух пока еще небольших пожаров. Не для того, чтобы их тушить из брандспойтов, а для того, чтобы раскаленные угли разлетались все шире и шире.

Православная церковь, которая еще недавно казалась примиряющей, успокаивающей, соединяющей растерзанное общество воедино, сегодня сама сотрясается тайным глубинным трясением. Назревающая исподволь реформа церкви, активность пришедших в нее обновленцев рождает в православной среде тайный раскол, подобный тому, что разорвал церковь в середине XVII века. Это угрюмое, безмолвное, исполненное мнительности и апокалиптических предчувствий состояние разрывает лазурь русского неба.

На фоне этого загорающегося общества ведет свой одинокий бесстрашный бой на Пятом телевизионном канале Сергей Кургинян. Как красный витязь, бьет наотмашь апологетов буржуазной революции, валит навзничь Млечина, выигрывает одну интеллектуальную схватку за другой, показывая, что сегодняшнее российское общество не принимает этой буржуазной реальности, грезит о Советском Союзе, готово взять реванш за разгром 1991 года.

А что же власть? Каковы ее действия в период начавшихся стихийных пожаров? Она действует киркой и лопатой, посылая милицию и ОМОН на разгон «несогласных». Она пользуется дырявыми шлангами и лишенными воды пожарными машинами, во время национального бедствия запускает по всем телевизионным каналам свои отвратительные пресные сериалы, омерзительных смехачей, израсходованных шоуменов. Власть что-то невнятно лепечет устами своего президента, наполняет общественное сознание мелкими блефами и социальными пустяками. У нее нет стратегии, нет образов, нет художников. Образ власти становится бутафорским и карикатурным, все больше напоминает фанерный щит с грубо намалеванными кремлевскими башнями, щит, который загорится в пожаре, как береста.

Мы помним Путина, который шел через Красную площадь, озаренный багровым пожарищем Манежа. Сегодня мы видим Путина на фоне полыхающей страны.

С пожарами такого типа и такого размера можно бороться только методом встречного пала. Власть могла бы запустить встречный пожар, встречный благодатный огонь, встречный, дующий на пламя ветер — ветер развития. Того развития, которое сначала в устах власти получило скомканное упрощенное название «модернизация», а теперь кануло, погребенное под бессмыслицей бесконечных пустопорожних разговоров. Два года президента Медведева — это потерянное социальное время. Это не застой, не остановка, это стремительное падение вниз сквозь тонкий хрупкий слой торфяника, под которым зияет раскаленная бездна, бездна, где гибнут люди, плавится техника и исчезает страна.

Помню, как в деревне мужики, собравшись за хмельным бражным столом, сдвинув плечи, расстегнув на горле рубахи, пели грозную надрывную крестьянскую песню: «Горит село, горит родное, горит вся родина моя…»