Самое наглядное свидетельство того, что российские выборы превратились в аферу, состоит в том, что наше избирательное законодательство переписывается к каждым выборам. Поскольку выборы – это соревнование, то в сравнимых понятиях это выглядит так, как если бы каждый чемпионат страны, ну, скажем, по футболу, проводился по новым правилам.

Надо сказать, что многие страны, как демократические, так и не очень, гордятся тем, что их избирательное законодательство не меняется в течение десятилетий. Этим подчеркивается, что выборная система неконъюнктурна, стабильна, зависит только от воли избирателей, и каждый раз президенты или парламенты избираются по одному и тому же правилу. Иначе говоря, никто не пишет к каждым выборам правила и законы, как меня, всенародно любимого, вернее избрать, а точнее – переизбрать. Как правило, все изменения в избирательных законодательствах большинства наших образцов демократии – западных стран – происходят в плане уточнения границ избирательных округов от выборов к выборам, поскольку каждый раз депутаты избираются от определенного количества населения. Естественно, что за период от выборов до выборов численность населения меняется, поэтому возникает такая необходимость. Но это происходит абсолютно во всех избирательных системах, ничего здесь особенного нет. Сам закон как таковой, принцип голосования при этом не меняется.

В России же абсолютно к каждым выборам, начиная с 1993 года, принимается новый закон. Точнее говоря, в 1993 году, когда народу явили ельцинскую конституцию, вместе с ней было опубликовано положение о выборах, введенное указом президента.

В то время для видных демократов – сторонников президента одной из любимых тем обсуждения было то, как на осколках советской системы пишутся нетленные российские демократические ценности, включая самые демократичные нормы выборов. Это вам, мол, не советская лоскутная конституция, в которую внесли более 300 поправок. Здесь все незыблемо: пишется на века.

Действительно, с 1993 года ельцинская конституция никаких изменений не претерпела. Есть, правда, другой нюанс: ее просто не исполняют. Самый простой, хотя и формальный, пример – те самые объединения регионов, которые прошли в результате так называемых референдумов, например, объединение Красноярского края.

Дело в том, что количество субъектов Федерации, то есть этих самых округов, областей и краев, расписано в самой российской конституции. Конституция является высшим законом государственной жизни. Выше ее закона в государстве нет. А это значит, что если в этой конституции прописаны определенные субъекты Федерации – автономные округа, то никакие их слияния или упразднения без изменения конституции невозможны и недействительны. А они, тем не менее, происходят. И все ветви власти, включая так называемую четвертую – крупные СМИ, делают вид, будто ничего особенного не случилось.

Впрочем, что там слияние краев да округов, высокая политика! Попробуйте-ка обратиться в любой российский суд (кроме разве что Конституционного) и оспорить что-либо на основании российской конституции. Той самой, которая прямого действия и выше любого российского закона. Вы увидите, куда вас тот суд пошлет. Скорее всего, туда же, куда всем наблюдателям на выборах, начиная с 1993 года, советуют засунуть их протоколы голосования. Так что неизменность конституции отнюдь не гарантия исполнения того, что в ней написано.

В любом случае положению о выборах 1993 года повезло меньше, чем конституции. Еще не доходя до голосования, его успели уже дважды поправить. Сначала добавили в Думу 50 депутатских мест, а потом, еще подумав, объявили весьма демократичную норму, по которой голосование против всех, собиравшее наибольшее число голосов, обязывало провести новые выборы – недействующей. Правда временно, и только на выборах в Госдуму 1993 года. Но зато очень вовремя: как оказалось, в 32 округах кандидат «против всех» собрал больше голосов, чем любой из кандидатов. Кстати, эта норма перекочевала в положение о выборах 1993 года из советского избирательного закона. Но до своего применения, как видите, не дожила: планка советской демократии оказалась слишком высокой для демократических выборов. Само собой разумеется, на следующих выборах о ней уже никто не вспоминал.

Итак, в 1995 году, вместо положения о выборах Государственной Думой был принят избирательный закон. При этом уже тогда в процессе его принятия начал принимать активное участие Центризбирком, хотя при его создании всего два года назад специально оговаривалось, что ему до законотворческого процесса нет никакого дела. Ему полагалось не продвигать законы, а их исполнять. В частности Центризбирком настаивал, чтобы партии сдавали в свою поддержку вдвое больше подписей – 200 000, и добился своего. О результатах сдачи этих подписей я уже писал выше.

В 1999 году, накануне новых выборов, вдруг оказалось, что необходим новый избирательный закон. И он снова был принят, причем фактически его полностью разрабатывал Центризбирком.

К 2003 году, когда снова подошли выборы, само собой, потребовался очередной избирательный закон. Причем когда он появился, а сама череда этих законов стала объектом политических анекдотов, было объявлено, что к следующим выборам будет готовиться уже избирательный кодекс. Мол, это будет уже не просто закон, а некий свод законов, который по самому своему названию – кодекс – подразумевает полноту и неизменность.

Я, конечно, понимаю, что всех законописателей завораживает кодекс Наполеона, который, будучи принят еще в 1804 году, с некоторыми поправками действует во Франции до сих пор и, кстати, приносит ему посмертную славу. Российские кодексы столько не живут. Да и те, что есть: гражданский, налоговый и другие, как только принимались, тут же начинали правиться, корректироваться, доводиться, переписываться так, что теперь они напоминают лоскутное одеяло.

На самом деле, существенным во всей этой истории было лишь то, что уже принимая к выборам 2003 года новый избирательный закон, в Кремле не сомневались, что к следующим выборам его снова потребуется переиначить.

И лишь прикидывали, что лучше: лоскутный кодекс или очередной закон-анекдот.

Выбор был сделан в сторону анекдота. Поэтому думские выборы сейчас проходят по новому избирательному закону, последние правки в который внесены 24 июля 2007 года – за 4 месяца до выборов. Не надо забывать, что выборы президента происходят по своему собственному закону. Который тоже больше одних выборов не служит. А под обоими лежит как опора базовый акт: федеральный закон об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации. Тоже одноразового пользования. А если какой из них и доживет до следующих выборов, то число заплат на нем будет равносильно новому закону .

По этой причине всерьез анализировать эти законыпамперсы вряд ли имеет смысл. Сам законодатель низвел их на уровень туалетной бумаги. Хочу лишь обозначить тенденцию – ради чего они меняются.

Первое – это проблема явки избирателей. Порог явки, при котором выборы считаются состоявшимися, за все годы «демократизации» России шел «вверх по лестнице, ведущей вниз», и, наконец, дошел до нуля. Можно обоснованно предположить, что в дальнейшем он уже опускаться не будет – некуда.

Реально отсутствие этого порога явки означает, что избирателю хотят запретить «проголосовать ногами». То есть своей неявкой сделать выборы недействительными. Поскольку, по мнению большинства избирателей, которое они и выражают этой неявкой, эти выборы просто фальшивка. И это прекрасно известно властям, поэтому они и снизили порог явки до нуля. Ибо отказаться от фальсификаций и тем привлечь избирателей они не хотят, так как уверены, что проиграют выборы. А убедить, что они честные, уже не могут.

Второй момент – это упразднение голосования против всех. Как я уже говорил выше, возможность протестным голосованием высказать свою гражданскую позицию и провалить нечестные выборы не пережила избирательной кампании 1993 года. На выборах в Федеральное Собрание ее ликвидировали еще до голосования, а там, где не ликвидировали, все равно не исполнили, наплевав на закон. Я имею в виду описанную выше ситуацию с Московской Думой 1993 года избрания, в которой у 31 депутата из 35 голосов «против всех» оказалось больше, чем поданных за них.

Однако сама графа «против всех» как память о демократии советского образца до недавнего времени еще стояла в избирательных бюллетенях. Хотя уже никаких юридических последствий не имела. На нынешних выборах не будет и ее.

Таким образом, если уж избиратель пришел на выборы, то выразить свой протест против избирательного лохотрона ему все равно теперь нечем. Остается только проголосовать. И лучше сразу за кого надо. Иначе его, заблудшего, избиркомовцы потом все равно поправят. Благо возможностей правильно посчитать голоса у них более чем достаточно.

Кстати, возможности проголосовать за кого не надо у избирателя тоже в действительности нет. Ибо главные, основные усилия Центризбиркома по переделке избирательного законодательства сводились к тому, чтобы не допустить до выборов оппозицию, не контролируемую из Кремля. Собственно, это главное условие превращения выборов в избирательное шоу с заранее известным исходом. На этом стоит остановиться поподробнее.