Книга: Медальон сюрреалиста
Назад: Спустя сутки. Встреча в парке
Дальше: Лодейное Поле

Особняк светлейшего князя

В таких домах, как этот — притаившийся за высоким забором рядом с Юнтоловским лесопарком трехэтажный особняк, — Антону Барсикову доводилось бывать всего два раза в жизни, и оба по работе. Сам он ютился в обычной пятиэтажке с видом на сталепрокатный завод, его друзья, преимущественно простые полицейские, жили в домах примерно такого же уровня, как и его дом, немногочисленные родственники — кто в хрущевке, кто в корабле. Так что в особняках Антон чувствовал себя неуютно. Вроде бы окружающие красота и комфорт — клумбы с цветами, ковры, зеркала, кожаные диваны, двери не ободранные, как в квартирах многих его подопечных, а лакированные с позолотой — должны радовать глаз и располагать к приятному настроению, но Антона роскошная обстановка напрягала. Все тут не так, чужая богатая жизнь, не привычная и не понятная. Например, сразу не скажешь, сколько в доме народа. А во дворе сколько? И кто кому кем приходится? Кем работает? Двое преградили Антону путь на входе: одетые на манер швейцаров в темные костюмы-тройки с пафосными бабочками и белыми перчатками крепкие парни. Таких во что ни одень, останутся бандитами. Одного из них Барсиков видел в картотеке. Костя-Фаянс, бывший автомобильный вымогатель, мастер дорожных инсценировок. В одной из подстав ему выбили передние зубы. На их место Костя вставил искусственные, ослепительно белого цвета, за что и получил кличку Фаянс. Костя зыркнул круглыми, как у рыбы-телескопа, глазами в служебное удостоверение Барсикова, поморщил загорелый лоб, коротко поговорил по мобильному и сообщил, что хозяина нет, а без него никого в дом впускать не велено.
«Начинается!» — раздраженно подумал Антон. Этак ни одного преступления не раскроешь, если ждать их величайшего дозволения.
Доходчиво объяснив охранникам, что он сюда пришел не милостыню просить, а расследовать убийство и лучше его впустить, Барсиков оказался в просторном дворе Меньшикова.
— По аллее направо, — пояснил ему Костя, как добраться до дома. — Вас проводят. — Он снова стал нажимать кнопки мобильного, без которого, казалось, не мог решить ни одного вопроса.
Через две минуты из-за зарослей сирени явился провожатый — крепкий пожилой мужчина с бакенбардами и большими садовыми ножницами.
— Вы, вероятно, садовник? — спросил Антон по дороге, представившись. Капитан решил не терять времени зря, познакомиться с прислугой не помешает. — Давно здесь работаете?
— Я не садовник, а дворецкий! — ответил мужчина. — И не работаю, а служу. На мне, если хотите знать, весь двор держится. Я тут за порядком слежу. Главный, так сказать, по территории. Позвольте представиться, Павел Николаевич Петрищев. Потомственный дворецкий, он же дворник! — произнес он с достоинством.
— Если вы главный, то, вероятно, знаете, кто находился на территории особняка двенадцатого мая, кто уходил-приходил в тот день и на сколько.
— Ну так, это как дважды два. У нас все зафиксировано. Тута оно все, — с гордостью показал старик рукой на куполообразную видеокамеру на столбе.
Антон и сам заметил видеокамеры. Он подумал, что если Меньшиков причастен к убийству Земсковой, то искать в видеоархиве информацию бесполезно.
— Мы с вами еще поговорим, — пообещал Барсиков на крыльце дома с большими витражными дверями.
На входе его уже ждала белокурая полноватая девушка в коричневом платье и накрахмаленном белом переднике; униформа делала ее похожей на выпускницу школы.
— Добрый день! Анна Борисовна сейчас плавает в бассейне. Пройдемте в гостиную, там вы сможете ее подождать.
Все это она сказала с приветливой улыбкой. На миловидном личике горничной не было и тени печали, словно ее коллега Земскова не погибла вовсе, а ушла в отпуск. А может, ей об этом неизвестно? — засомневался Антон. Да нет, подобные вести в рабочем коллективе распространяются быстро.
Гостиная, куда его привела девушка в переднике, поразила изобилием роскоши и безвкусицей. Казалось, хозяева преследовали цель выставить напоказ свою состоятельность: тут были и картины в тяжелых золоченых рамах, и громадная люстра с хрустальными подвесками, и помпезный камин, и парчовые шторы с вычурными кистями, и деревянный стол с фигурными ножками и небрежно оставленной на нем какой-то старой книгой. Усевшись на дорогой диван и вытянув ноги на лохматом ковре с кабаньей мордой, Антон подумал, что, пожалуй, тут неплохо. Вот бы еще чай предложили.
Словно прочитав его мысли, тихо, как тень, из недр дома явилась одетая в такой же белый передник, но на клетчатое платье дама на вид слегка за шестьдесят с убранными в высокую прическу волосами благородного коньячного оттенка. На ее усыпанном возрастными морщинами лице угадывались следы былой красоты. Взглядом из-под аккуратно подкрашенных ресниц она отпустила девушку, затем с надменной улыбкой поинтересовалась у Антона, что тот изволит выпить. Горничная держалась госпожой, и, если бы не униформа, Барсиков принял бы ее за хозяйку дома.
— Мне бы чайку, — пробормотал оперативник, тушуясь. Дама исчезла. Барсиков разозлился сам на себя за внезапно набежавшую робость. В детстве он боялся администраторш в регистратуре поликлиники, автобусных контролеров, продавщиц, школьных техничек, уборщиц — женщин, во власти которых преградить путь или прикрикнуть. Эта дама смотрела на него, как в его детстве на него смотрели продавщицы бытовой техники, когда он туда заходил поглазеть на японские телевизоры: сверху вниз и с подозрением, что он что-нибудь сломает.
Чай женщина принесла отменный. Ароматный, с лимоном, в расписном чайнике из костяного фарфора, к чаю предложила свежайшие булочки с творожной начинкой.
— Я из полиции. Капитан Барсиков. У меня есть к вам несколько вопросов.
На это сообщение дама отреагировала спокойно, словно полицейские ежедневно наведывались в особняк.
— Светлана Ивановна, — представилась горничная. — Вероятно, вы пришли по поводу Леночки.
— Да, по поводу Елены Земсковой. Вы ее хорошо знали?
— Как и всех, с кем работаю. Жаль бедняжку. Хорошая была девушка, старательная, но бесперспективная.
— Это как?
— А так, что ничего ей в жизни не светило. Девушка из провинции, из простой семьи. Ни к чему не стремилась, все интересы — дешевые курорты раз в год и покупка шмоток в торговом центре. Была бы хоть красавицей, а то внешность средненькая, с такой внешностью достойного мужа не найти. Вышла бы через пару лет за какого-нибудь слесаря и жила бы с ним на окраине. Что здесь полы мыла целыми днями, что на свою семью потом бы горбатилась. Молодая девка, а ходила в служанках. Что это за работа, подай-принеси?
— Вы ведь тоже не на генеральской должности, — заметил Антон.
— Вы правы, не на генеральской. Но я — совсем другое дело! Я жила ярко, насыщенно, интересно! В моей жизни было все: роскошь, светские приемы, путешествия, страсть! В свой юный март я сводила с ума кавалеров, в июне весь мир лежал у моих ног, еще в августе я была королевой. В сентябре потянуло холодом, потом я оказалась здесь. Сейчас уже ноябрь, — Светлана Ивановна величественно поправила прическу, — мой ноябрь. Не стоит судить по ноябрю обо всей жизни, молодой человек.
«А ведь тебе и поговорить не с кем, — подумал капитан, — живешь в окружении «недостойных», которые и в подметки тебе не годятся, не то что в собеседники, вот и вываливаешь первому встречному все, что накипело».
Закончив водные процедуры, явилась хозяйка дома. Раньше, чем она вошла в комнату, раздался ее нервный голос:
— Ну померла девка, ну земля ей пухом! А мы-то тут при чем? Зачем вы пришли в мой дом и отрываете меня от дел?
Лицо, вытянутое и прямое, гладкие волосы лежат на плечах тяжелой темной шалью. Ямочка на подбородке, приоткрытые, как у порнозвезды, чувственные губы. Нос крупный, глаза маленькие, чуть раскосые, но яркие, как угли. Женщина определенно была восточных кровей. Она смотрела с вызовом, словно собиралась прожечь в непрошеном госте отверстие.
— Светланиванна! Сходи, принеси и мне чаю, штоль, — велела она.
Личико заурядное, не интересное, и сама простенькая, как дворняга, но самоуверенная. На том и стоит, заключил Барсиков. Он хорошо знал этот тип женщин: амбициозные, хваткие, с огромным самомнением и, как следствие, хамоватые. Благодаря невероятно пробивному характеру они способны удивительным образом просочиться из глубинки в центр столицы. По головам пойдут, но своего добьются. Экспрессивные, с задатками артистизма, и часто кажется, что в них есть изюминка. Глядя на Хасю, можно подумать, что она яркая личность и чего-то стоит, раз так себя ценит и преподносит. Многие покупаются на эффектную подачу и даже долго пребывают под впечатлением, не в силах увидеть истинное положение вещей или не хотят, потому что очень трудно признаться самому себе, что не сразу распознал пустышку. Пустышка рано или поздно обнаруживается, ведь подавать себя в выигрышном свете мало, надо еще что-то из себя представлять.
Вон как Хася с горничной обращается. А лексикон, а говор! Достаточно одного ее «штоль», чтобы понять, где она росла. Барыней нарядилась, а манеры остались прежними — базарными. Светлана Ивановна, одетая в униформу прислуги, в качестве хозяйки дома смотрится куда органичнее.
Анна Меньшикова, она же Ханна — Ханума Иванская, она же Хася-Наливай. Все-таки Хася-Наливай тебе больше всего подходит. И кто тебе такое прозвище дал? Прямо в яблочко.
— Земскова не померла, как вы изволили выразиться, а погибла. Погибла в лесопарке, недалеко от своего места работы, то есть вашего особняка. В связи с чем у меня есть все основания подозревать всех, кто вхож в ваш дом и каким-либо образом с ней общался. В том числе и вас, уважаемая Анна Борисовна. Поэтому у меня к вам убедительная просьба — предоставить мне список лиц, находившихся в особняке двенадцатого мая.
— Ты че, капитан? Сам понял, че сказал? — Меньшиковой стало тесно в рамках вежливости, и она по-простецки перешла на «ты». — Ты предлагаешь, чтобы я строчила доносы на свое окружение? Нет, ну вы видели эту наглость?! А если я мужу пожалуюсь? Он же на вас адвокатов натравит, так что прикроют вашу лавочку и пойдешь ты, капитан, мести улицу, если возьмут!
Анна говорила с жаром, как торговка беляшами с Сенной площади, старающаяся втюхать покупателям свой сомнительный товар. С уверенностью в громком басовитом голосе она несла ахинею; Хася надрывала глотку, словно пыталась децибелами компенсировать отсутствие логики и подавить оппонента. Глаза женщины горели бесовским огнем, щеки покрылись румянцем, казалось, что она сама верит в то, что говорит.
— Закроют мою лавочку?! — гоготнул Барсиков. — То есть закроют МВД?! Очнись, Хася! Что ты городишь?! А вот твоего супруга, мелкого каталу Шурика Меньшова, ставшего вдруг бизнесменом Меньшиковым, если захотим, мы закрыть сможем. И ты это отлично знаешь. Так что заканчивай спектакль и будем говорить серьезно.
Хася в момент притихла. Она была хоть и хабалкой, но не дурой. Во всяком случае, ей всегда хватало ума, чтобы вовремя прикусить язык и не выступать, иначе бы она сейчас не находилась в этом особняке в качестве супруги хозяина.
— Итак, мне нужно знать все, что происходило здесь двенадцатого мая, досье на всех служащих, и особенно на Земскову. Отдайте распоряжение охране, дворнику — кому хотите, но чтобы нужная мне информация у меня была. Сегодня же!
Хася с кислой миной взяла телефон.
— Виталик! Тут пришел мен… в общем, из органов. Нет! — рявкнула Хася и тут же, глядя на Барсикова, смягчилась. — Дай все, что ему надо.
Виталиком оказался субтильный белобрысый мужчина лет двадцати семи. Образ он имел неяркий, сливающийся с цветом стен. Вроде заходил человек, а какой он и во что был одет — сразу и не вспомнишь. Виталик без лишних слов распечатал для Антона список всех сотрудников, краткие досье на каждого и скинул сохраненные записи с видеокамер за десятое, одиннадцатое и двенадцатое мая.
Виталик не совершал лишних движений, отвечал на вопросы лаконично и быстро, ничем — ни своим поведением, ни видом, ни даже запахом — не мог вызвать ни малейшего раздражения, он создавал впечатление идеальной обслуги. Было удивительно, что Хася на него нарычала.
— Вы сами где были в день, когда погибла Земскова? — поинтересовался Барсиков.
— С одиннадцатого по шестнадцатое мая я был в краткосрочном отпуске за границей. Вот мой загранпаспорт, — Виталий вытащил из кармана документ и предъявил его раскрытым на нужной странице.
— Наготове, — не удержался от ехидства Антон. Он придирчиво рассмотрел отметки паспортного контроля международного пункта пропуска Брусничное: одиннадцатого мая выезд и шестнадцатого въезд.
— Я знал, что спросите.
— Знал… — усмехнулся Барсиков. Он еще раз изучающе взглянул на собеседника. Чем-то он ему не нравился. Слишком гладкий, зацепиться не за что, — думал Антон. И, похоже, из смежников — в ФСБ любят набирать таких обтекаемых. Только чего он тут торчит, этот Виталий Савельев? Решил уйти на вольные хлеба за длинным рублем? Или со службы поперли?
— Ладно. Отскочил пока, — вернул паспорт Барсиков и подумал, что нужно будет навести справки об этом типе.
Из досье и разговоров с людьми, работающими в особняке, Антон Барсиков выяснил, что Елена Земскова проработала в доме Меньшиковых без малого три года и попала к ним благодаря рекомендательному письму, полученному со своего последнего места работы — ресторанного дворика, где трудилась одновременно продавцом, официанткой и посудомойкой. Трудилась девушка прилежно, за что администратор заведения — бывший военный — написал ей отличную, но витиеватую характеристику, какие было принято писать в годы его молодости. Названия должности в документе не было, лишь прилагательные, дающие понять, какой Елена отличный работник. Так что, при умелой подаче, характеристика сошла за рекомендательное письмо, а печать с фамилией владельца сети ресторанов Корытина внушала уважение. Меньшикова не была лично знакома с Корытиным, поэтому звонить ему с целью проверки не стала. Она взяла на работу Земскову, полагаясь на свое чутье. Скромная, аккуратная, некурящая, в меру симпатичная. Неброская внешность Земсковой была ее плюсом — красавиц ревнивая Хася не терпела.
Позже уловка с рекомендательным письмом раскрылась. Про фальшивое рекомендательное письмо девушка проболталась своим товаркам. Глупо было бы полагать, что стены особняка сохранят тайну — слухи очень быстро дошли до Хаси. Елена была старательной, незаметной, добросовестно выполняла обязанности, лишних вопросов не задавала, и хозяйка ей простила обман. Но в силу мелочного характера лишила премии.
Земскова работала три дня через три, часто ночевала в особняке из-за бесплатного стола. На выходных иногда уезжала на съемную квартиру, чтобы, как она говорила, «почувствовать себя человеком без униформы», потому что никем, кроме горничной, Елена на территории дома Меньшиковых себя не чувствовала. Здесь ей предоставили комнату, небольшую с двумя кроватями — для нее и для коллеги Татьяны, той пухлой девушки, которая встретила Барсикова у входа.
По словам Тани, Земскова была вполне милой и невредной, но скучной и поговорить с ней было не о чем, а поговорить Татьяна любила. Так что говорила в основном Татьяна, а ее соседка слушала.
«Очень некстати, лучше бы болтушкой оказалась Земскова», — подумал Барсиков.
— Ничего странного вы не заметили в ее поведении в последнее время? — спросил капитан.
— Да нет. С виду у нее все было нормально, хотя… В последнее время Ленка ожила, что ли. Сколько ее знаю, она вечно угрюмая ходила, будто бы кошелек потеряла. А тут недавно кисляк с ее лица исчез. Она даже улыбаться стала не только гостям и хозяевам, как у нас требуется, а просто так.
— Когда это произошло?
— Примерно месяц назад. Может, я не сразу заметила, мы ведь с Ленкой в разные смены работали и пересекались только при сдаче смены или в нашей комнате, когда она или я здесь оставались в свой выходной. Да! И еще… — вспомнила девушка. — Может, это чушь и к делу не относится…
— К делу относится все, — сказал Антон.
— У Ленки появился медальон. Не золотой, а даже не знаю… железный, что ли. Невзрачный, в виде веера с какими-то цветными камнями. Она его на простом шнурке под одеждой носила и никому не показывала. Я случайно увидела, когда Ленка переодевалась. Она показывать не хотела, стеснялась. Откуда взяла, спрашиваю. Она молчит. Понятное дело, раз в медальоне никакой красоты нет, а она его носит, то вещь для нее что-то значит. Мне интересно стало, думаю, жених у Ленки появился, подарил. Наверное, еще внутри его фотка была — ну, так полагается. Я стала выпытывать: и так спрошу, и этак. Ленка отмалчивалась, а потом не выдержала и сказала: обещай сохранить это в тайне. Зуб даю, говорю. А она: это не простой медальон, а цыганский. Он границы между людьми стирает. Буду я его носить, и меня в любом обществе за свою принимать станут, будто бы я всем ровня — хоть олигарху, хоть английской королеве. Угу, говорю, нашла дурочку, сказки мне вздумала рассказывать. Так я тебе и поверила! А она мне: думаешь, я вру?! Да сама скоро увидишь, как я закручу роман с кем-нибудь из гостей Меньшикова и выйду за него замуж! Я только посмеялась — к Меньшикову ходят такие люди, которые на нас, на горничных, даже не смотрят, какие тут романы? А Ленка обиделась, говорит, вот Ариадна… Про Ариадну Лена не договорила — замолкла. Поняла, что глупость хотела брякнуть. Ариадна — это невеста Аркадия Меньшикова. Девушка не богатая — это по ней видно, — одевается красиво, но не в бренды. Она явно не круга Меньшиковых, но видная. У Ариадны такая осанка — ух! И фигура у нее классная. С такой фигурой и осанкой никаких брендов не надо, посмотришь на нее и сразу увидишь, что принцесса. Была бы у меня такая фигура, мне бы никаких богатств было не надо!
— У вас и так с фигурой порядок, — польстил Антон.
— Да бросьте, тоже скажете! — смущенно отмахнулась Татьяна.
— Двенадцатого числа вы Елену видели?
— Да, я как раз заступила в ночь, а у нее в девять вечера смена закончилась. Мы перекинулись парой слов. Ну как перекинулись? Я в тот день купила новую сумку от «Живанши», с большой скидкой взяла. Хотела ей показать, рассказать подробно, где и почем. Она раньше спрашивала между прочим, где можно недорого купить хорошую сумку. А тут и слушать не стала, торопилась куда-то.
Куда торопилась Земскова, предстояло выяснить. В найденном среди ее вещей простеньком нетбуке на первый взгляд ничего интересного не обнаружилось: фотографии, картинки, игрушки…
Барсиков поблагодарил словоохотливую девушку и отправился с добытым материалом в управу. По дороге он обдумывал, кто и зачем мог убить горничную. Даже в спешке просмотренные записи с камер видеонаблюдения, установленных во дворе особняка, давали пищу для размышления. На видеозаписи хорошо было видно, как двенадцатого мая в двадцать два ноль пять Елена Земскова покинула особняк через запасные ворота. Спустя десять минут через те же ворота вышла Ариадна Металиди, в руках у девушки была спортивная сумка. Металиди вернулась в особняк через два с половиной часа с той же сумкой, Земскова в это время была уже мертва.
Логика подсказывала, что удобнее всех расправиться с Земсковой было Металиди. Незадолго до гибели Земсковой обе девушки почти одновременно покинули особняк, путь обеих лежал через лесопарк — другого пути от запасных ворот нет. В лесопарке одна из них погибла. Как свидетельствует заключение эксперта, незадолго до смерти лицо Земсковой было расцарапано кошкой. Известно, что Елена покидала особняк без царапин на лице, очевидно, что ее лицо пострадало в лесопарке. Вопрос: откуда в лесопарке взялась кошка? Во дворе дома Меньшикова живут несколько кошек, Антон их сам видел — две серые и одна рыжая. Могла ли Металиди, отправляясь вслед за Земсковой, прихватить с собой кошку? Судя по размерам сумки, кошка туда вполне поместилась бы. Вот только зачем? Для того чтобы убить Земскову столь экстравагантным способом? И для чего ее убивать?
Ариадну Металиди на допрос не вызвать, она покинула страну утром тринадцатого мая — спустя несколько часов после смерти Елены. Случайно ли она так быстро уехала? Что их связывало, таких разных: горничную и невесту сына хозяина особняка; девушку с девятью классами образования и выпускницу университета технологии и дизайна; наконец, простушку с посредственной внешностью и эффектную барышню с точеной фигурой? И связывало ли их что-либо вообще? Определенно с Металиди поговорить следовало. Она если не причастна к убийству, то, вполне возможно, может оказаться его свидетелем.
Назад: Спустя сутки. Встреча в парке
Дальше: Лодейное Поле