Глава 10

После пресс-конференции Гурди приказал увести пленников в подвал, подошел к журналистам и осведомился:

– Джулия, Майкл, вам действительно понравилась организация мероприятия?

– Да, Мохаммад, все прошло на уровне, – с улыбкой ответила девушка. – Нам было приятно работать с таким влиятельным и умным человеком, как вы.

– Приятно слышать. Скажите, когда выйдет в эфир готовый сюжет?

– Вечером мы через спутник передадим материал в свои новостные агентства. Ночью они над ним поработают, смонтируют. Полагаю, завтра вечером он уже выйдет в выпуске новостей. Послезавтра отрывки из него будут прокручивать другие агентства. Так что новость о ваших пленниках скоро разлетится на весь мир.

– Что ж, и мне приятно это слышать. Если будут такие же важные новости, вам сообщить о них?

– Непременно! – хором воскликнули журналисты.

Он лично помог им загрузить во внедорожники аппаратуру. Затем обнял по очереди каждого и подал даме руку, чтобы она без труда забралась в чрево большого автомобиля.

Охрана распахнула зеленые створки ворот. Внедорожники друг за другом выехали в проулок и исчезли из поля зрения.

– Неплохо, – выдохнул Мохаммад. – Очень даже. А некоторые моменты получились выше всяких похвал. Реджеп Дари будет доволен.

Прогуливаясь по двору и потирая руки, он размышлял над следующим действом.

Захват русских граждан в Турции был первым пунктом его грандиозного плана, полностью одобренного Реджепом Дари. Переправка пленников в Сирию – вторым. Пресс-конференция – третьим. Четвертым пунктом значился еще один видеосюжет, но исключительно с русскими мужчинами. Сделать его должен был сирийский оператор, без участия иностранных журналистов.

Гурди подозвал помощника и распорядился:

– Декорации оставляем прежними. Русских мужчин переодеваем в красное и ставим на помост. Далее как обычно.

– Понял тебя. А женщины?

– Они больше не нужны.

– Прикажешь организовать казнь?

– Не торопись. Я подумаю, как от них избавиться. Поторопись с мужчинами. После обеда все должно быть готово!

– Будет сделано, – заверил тот босса и поспешил выполнять приказание.

«Что же делать с женщинами? – раздумывал Мохаммад, обедая в отдельной комнате на втором этаже усадьбы. – На сегодняшний момент они являются использованным материалом. Какую еще выгоду можно извлечь из их пребывания в наших руках?»

Перерезать им глотки, расстрелять или скормить собакам можно было в любую минуту. Но не для этого он посылал в Турцию своего заместителя Алима Кадира и одну из лучших боевых групп под командованием Андира Исмаила. Его люди рисковали собой, перетаскивая пленников через границу.

Правда, имелась еще одна причина, сдерживающая его желание отдать приказ о казни двух молодых женщин. Та, что была повыше и постройнее, ему определенно приглянулась. Что, впрочем, неудивительно. Такая красотка не могла оставить равнодушным ни одного нормального мужчину.

Когда ее допрашивали, она назвала свое настоящее имя. Звучало оно для арабского мира странно и необычно – Лариса. Такие имена использовались в славянских странах, да еще, пожалуй, в Греции.

Размышления не оставляли Гурди и после обеда, когда он был занят подготовкой второго видеосюжета – с пленными русскими мужчинами.

– Мохаммад, мы готовы для съемки, – вернул его в реальность помощник.

Он вздохнул, обернулся и заявил:

– Да, надо поторопиться, иначе солнце опустится к горизонту и придется использовать искусственный свет.

На центральной части помоста на коленях стояли три русских пленника. На телах – красные балахоны, на глазах – широкие повязки, руки заведены назад и связаны, головы смиренно опущены. Позади каждого пленника вооруженный воин. Стандартная картина перед казнью.

У камеры в полной готовности застыл оператор, рядом его ассистент. Звукорежиссер у записывающей аппаратуры, помощник держит на длинном шесте микрофон. Еще двое заняты светом.

Для съемки действительно все готово. Осталось лишь войти в кадр и дать команду о начале.

Гурди приблизился к помосту и еще разок придирчиво осмотрел каждую деталь. Он шагнул к одному из русских парней и поправил балахон, завернутый ветром.

Потом Мохаммад взял микрофон и сказал оператору:

– Начали.

– Внимание! – Тот поднял руку. – Начинаем!

Над съемочной площадкой повисла тишина.

– С вами разговаривает Мохаммад Гурди. Я обращаюсь к высшему руководству России. Эти трое – ваши соотечественники, захваченные нами в плен. Они приговорены к смерти, но мы хорошо с ними обращаемся, оказываем медицинскую помощь, даем воду и пищу. Несмотря на жесткий приговор, мы готовы даровать им жизнь и отпустить. Но это произойдет при одном условии. Российская авиация должна прекратить атаки всех провинций, граничащих с Турцией. На выполнение наших требований мы даем вам ровно трое суток. Если спустя означенного срока воздушные атаки не прекратятся, то все трое будут незамедлительно казнены. Да поможет нам Аллах!..

После ужина Гурди решил спуститься в подвал и проверить несение службы караульными. Заодно навестить пленных, глянуть на обворожительную Ларису.

Двое охранников, как им и полагалось, находились у бокового входа в подвал. Начальника караула на месте не оказалось. По словам его подчиненных, он понес на кухню грязную посуду с остатками ужина.

– Как ведут себя пленные? – спросил Мохаммад.

– В основном тихо, – ответил пожилой охранник. – Иногда мы слышим, как они переговариваются между собой.

– У женщин больше не случается истерик?

– Нет.

– С вами заговорить не пытаются?

– Такого не было. Да мы и не поймем их слова. Они же русские.

Ответы пожилого воина Гурди понравились. На вид ему было лет шестьдесят. Лысеющая голова, седая бородка, морщины по лицу и рукам, довольно объемный живот.

– Как тебя зовут, брат? – поинтересовался он.

– Салман я.

– Давно служишь в наших рядах?

– Третий год.

– Похвально. Открой-ка мне дверь. Хочу проверить вашего товарища, заодно побеседовать с русскими.

Салман снял ключ, висевший на шее, отпер замок и шагнул назад, уступая дорогу. Мохаммад спустился по короткой лестнице.

Третий охранник прохаживался по коридору под единственной тусклой лампой.

«О, дисциплинированный мальчишка – бодрствует и исправно несет службу! Даже не сидит, привалившись спиной к прохладной стене, – с удовлетворением отметил про себя Гурди. – Неплохой урок в виде показательной порки преподал им Умабор».

Парень действительно выглядел очень молодо. На лице его не было даже намека на бороду. Только родимое пятно на левой щеке в форме небольшой оливки да нахальный взгляд подвижных карих глаз.

– Сколько тебе лет? – спросил Мохаммад, остановившись напротив охранника.

– Скоро исполнится семнадцать, – гордо ответил тот.

– Сдается мне, что ты меня обманываешь.

– Нет. Точнее, почти не обманываю. Месяц назад мне исполнилось шестнадцать.

Гурди рассмеялся и похлопал героя по костлявому плечу.

– Ты уже полноценный воин! Во сколько тебя сменят?

– Минут через десять.

– Женщины в этом помещении? – спросил Мохаммад и указал на дверь, хотя прекрасно знал ответ.

– Да, здесь.

– Как же тебя зовут, мой юный брат?

– Вахид, сын Якуба.

– Дай мне фонарь, Вахид, и открой дверь.

Войдя в кладовку, он прищурился, заставляя глаза быстрее привыкнуть к полумраку. Затем вспомнил, что держит в руке фонарь, и включил его.

Желтый луч выхватил из темноты двух молодых женщин, сидевших рядом на расстеленных тряпках. На обеих была гражданская одежда, отбирать которую у них после съемки не стали. Сбоку от обустроенного местечка стоял кувшин с водой, в дальнем углу – ведро для вполне понятных целей.

Лариса сидела ближе к двери.

Мохаммад подошел к ней, наклонился.

Русского языка он не знал, поэтому спросил на английском:

– Тебя покормили ужином?

Девушка говорить не пожелала.

Зато другая, владевшая английским, резко заявила:

– То, что нам принесли, нельзя назвать ужином.

– Разве я с тобой разговариваю?! – вскипел Мохаммад.

Та надула пухлые губки и замолчала.

Мужчина прикоснулся к плечу Ларисы, погладил ее волосы. Она не шелохнулась и не произнесла ни слова.

– Спроси, есть ли у нее просьбы или пожелания, – не отрывая взгляда от русской красавицы, сказал Гурди. – Я могу исполнить все – например, накормить вкусным ужином, обеспечить душ, хорошую одежду и ночлег в чистой удобной кровати.

Темноволосая девушка перевела его фразы.

Но Лариса лишь качнула головой. На ее лице не было ни эмоций, ни живых красок.

Он провел ладонью по согнутой коленке женщины, едва прикрытой подолом темной юбки, коснулся пышной груди и нащупал сосок через тонкую ткань накидки.

Лариса съежилась в комок, прижалась к стене, вдруг выбросила вперед маленький кулачок и попала мужчине в пах.

Мохаммад взвыл, сложился пополам и упал на колени. Фонарь покатился по полу, выписал дугу и замер, освещая посрамленного главаря боевиков.

Удар вышел несильным, но невероятно точным и болезненным. Встать он смог только через минуту.

Его правая рука нервно нащупала рукоятку пистолета. Гурди вытащил оружие из кобуры, передернул затвор и приставил ствол к голове Ларисы. Указательный палец напрягся.

Внезапно Гурди подумал: «Если я сейчас выстрелю, то все мучения для нее закончатся. Быстро и безболезненно. Нет, она заслужила страдание и получит его сполна!»

Он мягко спустил взведенный курок, перехватил пистолет поудобнее и занес его над головой.

Удар рукояткой пришелся в висок Ларисы. Потом главарь бандитов несколько раз пнул ее ногой. Досталось и брюнетке, сидящей рядом с подругой. Та охнула и сразу завалилась набок.

Лариса прижала ладонь к кровоточащему виску, что-то громко сказала боевику и склонилась над двоюродной сестрой.

В соседней камере послышались шум, возня, хлипкая дверь начала ходить ходуном. Русские мужчины услышали, что в камере женщин происходит какая-то беда, и что-то возмущенно кричали.

Мохаммад вышел в коридор под единственную лампу, поднял пистолет и дважды выстрелил в дверь мужской камеры. Шум и крики сразу прекратились.

Гурди поморщился, потер ушибленное место в паху и приказал Вахиду, стоявшему рядом:

– Позови сюда остальных!

Тот побежал по коридору к выходу, и вскоре перед Гурди предстала вся смена: начальник караула Анвар, пожилой Салман, Вахид и еще один молодой боевик.

– Вы ведь скоро сменяетесь? – злорадно посмеиваясь, спросил Гурди.

– Да, смена должна подойти минут через пять, – ответил за подчиненных начальник караула.

– Салман, у тебя давно не было женщины?

– Да, уже третий месяц пошел, – ничуть не смутившись, ответил пожилой мужчина.

Мохаммад направил фонарь внутрь женской камеры и нащупал лучом брюнетку, стонавшую от боли.

– Посмотри на нее. Устроит?

– Славная женщина. Немного напоминает мою покойную жену. Но она ведь не мусульманка.

– Во время войны с неверными некоторые каноны не грех и нарушить. Так что ничего страшного, Салман. Эти женщины нам больше не нужны. Темноволосая в твоем распоряжении. Если заупрямится, перережь ей глотку! Или вообще отсеки голову. Я разрешаю.

То же самое он громко повторил по-английски, чтобы услышала и поняла брюнетка.

Салман растерянно кивнул, поправил на плече ремень автомата и спросил:

– А что делать со второй?

– Вторую я дарю твоим друзьям, охранникам, свободным от несения караульной службы.

Молодые воины удивленно переглянулись с начальником караула.

– Вы не ослышались, – подтвердил сказанное Гурди. – Сейчас придет ваша смена и займется охраной мужчин. А вы заберете эту светловолосую шлюху и отведете к себе. Вас ведь разместили в помещении над гаражом, верно?

Анвар кивнул.

– Вот и отлично. Можете от души попользоваться ее телом до утра. А мой человек снимет все это на камеру.

Охранники заулыбались, а молодой Вахид с горевшим взглядом выпалил:

– Мохаммад, разреши мне ее отконвоировать?

Тот подошел к нему вплотную, насмешливо посмотрел сверху вниз.

– Она тебе тоже понравилась?

– Не поверите! Я таких встречал только в центре Багдада, когда однажды туда приезжал с отцом.

– Что ж, отконвоируй. Только доставь ее до гаража живой. Твоим товарищам она тоже понравится.

– Что это? – спросила по-английски Светлана.

Пожилой охранник ответил ей на непонятном языке. Она поняла только одно слово – «арак». Так назывался алкогольный напиток, самый известный в арабском мире.

Пить она отказалась. Тогда боевик несколько раз ударил ее наотмашь по лицу и опять сунул под нос пиалу.

Света с отвращением сделала два глотка. Арак источал запах винограда и аниса, а по крепости находился между водкой и выдержанным вином.

Голова женщины раскалывалась после побоев, в конечностях ощущалась слабость. Лариску несколько минут назад увели боевики. Потом в камеру по-хозяйски вошел этот старый тип, поставил в угол керосиновую лампу, прикрыл дверь и грубо заставил Светлану сесть. Он устроился рядом с ней, достал из кармана бутылку с араком, маленькую пиалу, налил в нее спиртного, выпил. Теперь этот мерзавец заставлял пить Светлану.

После нескольких минут общения с грязным стариком, как мысленно назвала она лысеющего охранника, ей стала ясна цель его визита. Сидя рядом, он поглаживал ее коленку и что-то приговаривал противным ласково-приторным голоском. Потом темными крючковатыми пальцами стал расстегивать пуговицы старенькой темной кофточки.

От старика дурно пахло давно немытым телом. К седым волосам реденькой бороды прилипли кусочки пищи.

Света с отвращением оттолкнула его руку, дернула ногой. Содержимое пиалы расплескалось.

Боевик снова сменил маску, и из доброго дедушки превратился в агрессивного и злобного старца. Выкрикивая на своем языке ругательства, он вскочил, выдернул из голенища высокого ботинка нож. Схватил женщину за волосы, откинул назад ее голову и приставил лезвие к горлу.

Сил кричать или сопротивляться у Светы не было. По ее телу пробежала волна липкого страха, но остроты и леденящего ужаса в нем уже не было. Давала о себе знать нечеловеческая усталость, раздавившая психику. К тому же Светлана уже не верила в спасение. Мужчины, которые могли бы за них заступиться и защитить, содержались в соседней камере и сами нуждались в помощи.

Она опустила руки, обмякла.

Грязный старик довольно ухмыльнулся, спрятал нож и снова взялся за пуговицы кофточки.

Спустя некоторое время она осталась в одних трусиках.

– Налейте мне вашей дряни, – прошептала женщина пересохшими губами и подняла с пола пустую пиалу.

Охранник щедро плеснул в посудину из бутылки.

Света медленно проглотила порцию арака, прислонилась спиной к холодной стене и закрыла глаза.

Старик тотчас воспользовался моментом. Кряхтя и царапая нежную кожу жесткими пальцами, он стянул с нее тонкие трусики.

Восточный алкоголь оказался коварным. На вкус он не был приятным, но пился легко. В голове Светланы ударил колокол, резкость в глазах сменилась густым туманом. Из сознания уходила ясность, оставляя вместо себя безразличие к происходящему. Мышцы становились ватными и непослушными.

Обнаженная женщина встала, покачиваясь, сделала пару неверных шагов, подхватила кувшин с водой и подошла к туалетному ведру.

Пока она нависала над ведром, охранник выпил еще арака, достал из кармана длинную трубку, набил ее и закурил. По камере пополз специфический кисловатый запах иранского табака.

Светлана вернулась в угол, села на ворох тряпок. Она подтянула коленки, закрыла ладонями лицо и ощутила, как притупляются последние чувства.

Женщина изо всех сил пыталась представить рядом с собой Андрея – молодого, красивого и любящего ее мужчину. На несколько минут это помогло, а потом…

Светлана забылась и перестала воспринимать реальность. Она не видела грязного старика с лицом, перекошенным оскалом довольной улыбки. Не замечала, как он встал и торопливо скидывал с себя одежду, как подошел к ней вплотную, почти не ощущала прикосновений к себе.

А старик не терялся. Он оторвал от лица ладони женщины и грубо толкнул, заставил упасть на тряпье. Потом раздвинул ее ноги и елозил жилистыми шершавыми руками по нежному телу.

Светлана не представляла, сколько прошло времени с момента прихода в камеру этого омерзительного типа. Лежа на спине с закрытыми глазами, она лишь отсчитывала ритмичные толчки внизу живота.

Охранникам, прибывшим в Хавар, Гурди для отдыха выделил помещение над гаражом. Это была небольшая комнатка под плоской крышей с окном и широким топчаном. Если постараться, то на нем можно было улечься вшестером. Так и получалось. Трое заступали на смену, а шестеро отдыхали.

В эту комнатушку Вахид и намеревался отвести русскую длинноногую красотку.

Когда он приказал Ларисе покинуть камеру, двоюродная сестра с дрожью в голосе шепнула ей:

– Этот гад сказал, что мы им больше не нужны. Если будем сопротивляться, то нам перережут глотки. Поэтому делай все, что прикажут.

Эти слова лишь подтвердили худшие опасения Ларисы. Их похитили в Турции и переправили с Сирию ради костюмированного представления, снятого на видео в присутствии холеных западных журналистов. Все то, что было проговорено ими перед камерами, – форменная чушь и чудовищная ложь. Их заставили это сказать. А теперь, следуя преступной логике, от пленников надо было избавиться. Свидетелей грандиозных афер и обманов в живых никогда не оставляют.

Такие вот нехитрые выводы настолько ошеломили и подавили волю Ларисы, что даже воспоминания о дочери не помогали ей вернуть силы. Находясь в душной темной камере, она часто думала о своей девочке и о родителях, живущих в Подмосковье. Женщина все отчетливее понимала, что больше она их никогда не увидит.

Лариса едва держалась на ногах, когда молоденький охранник заставил ее выйти из камеры. По коридорам цокольного этажа она шла, покачиваясь и опираясь руками о стены. Взобраться по ступеням к выходу и вовсе не смогла.

Мальчишка подталкивал ее сзади. При этом он больше исследовал ее зад, чем помогал подняться. Но воля пленницы была сломлена, и сопротивления не последовало.

На ней была тонкая накидка со странными завязками спереди вместо пуговиц и темная длинная юбка на размер больше, чем нужно. На ногах – сандалии без каблуков. Подобные наряды на Востоке носит большинство представительниц слабого пола.

Юноша провел женщину через двор, мимо двухэтажного дома. Вечером здесь почти никого не было, хотя несколько часов назад сновал народ и бурлила работа. В предзакатный час два охранника скучали вдалеке возле ворот. Под камуфляжной сетью водитель возился с наполовину разобранным мотором автомобиля. На плоской крыше у пулемета дежурили еще двое. Пара патрульных обходила по периметру территорию усадьбы.

Мальчишка тащил Ларису, держа за запястье, словно боясь, что она убежит.

Поравнявшись с крыльцом дома, он ткнул в свою грудь пальцем и со значением произнес:

– Вахид.

Потом он вопросительно заглянул в ее серые глаза. Но пленница промолчала, даже не поглядела в его сторону.

Миновав часть двора, скрывавшуюся под натянутой камуфляжной сеткой, юноша уверенно свернул за угол дома и потянул женщину к боковому входу в гараж.

Внутри приличного по размерам помещения стояли на приколе три автомобиля: легковой «Форд», основательно покрытый пылью, внедорожник со снятыми колесами и относительно свежий пикап с крупнокалиберным пулеметом в кузове. Вдоль одной стены высились стеллажи с инструментом и запасными частями. Вдоль другой была устроена крутая лестница, ведущая на второй этаж. Неподалеку от ее нижних ступеней лежало большое колесо от грузовой машины.

Женщина ударилась ногой о протектор, но не вскрикнула и не остановилась. Она послушно повернула к лестнице и с трудом поднялась на несколько ступеней.

Тут мальчик, которому было лет четырнадцать-пятнадцать, заставил ее остановиться.

Ларисе было безразлично, кто и куда ее ведет, что с ней произойдет через минуту или на следующий день, если тот вообще наступит.

Стоя на три ступеньки ниже, юнец разорвал завязки на ее накидке и ощупал грудь, что-то страстно приговаривая. Его пальцы от волнения тряслись, на лбу выступили капельки пота, а щеки покрылись таким густым румянцем, что родимое пятно в форме оливы почти потерялось.

Потом он приподнял длинный подол юбки и замер. От вида женского нижнего белья у бедолаги перехватило дыхание.

Дрожащей ладошкой он робко прикоснулся к коленке со ссадиной, провел пальцами по бедру, потрогал кружевные полупрозрачные трусики. Мальчишка, путаясь в плотном материале юбки, принялся неумело тянуть их вниз.

На эту выходку тоже не последовало никакой реакции. Лариса по-прежнему стояла как изваяние. Только странные тягучие мысли появлялись в голове сами собой, лениво проплывали и исчезали без следа.

«Должно быть, я первая женщина в его жизни, – думала она. – Кажется, на Востоке дети созревают рано. Судя по волнению и огромному интересу к тому, что скрывает мое нижнее белье, этот мальчик уже созрел».

А мальчик продолжал сопеть и пыжиться. Он так старательно пытался завладеть ее трусиками, словно это был ценнейший трофей, добытый в неравном кровопролитном бою.

Лариса устала от этой возни у себя под юбкой. Она сама освободилась от модных трусиков-слип, которые надела несколько дней назад перед свиданием с Анатолием.

Мальчишка выхватил их из ее рук и сунул в карман. Потом он принялся энергично ощупывать ее ноги. При этом волновался и прерывисто дышал, словно школьник, списывающий на важном экзамене со шпаргалки.

Тут во дворе послышались голоса. Вахид напугался, что-то промычал и потянул женщину вверх по лестнице. Поднявшись на крохотную площадку, он толкнул деревянную дверь и жестом приказал Ларисе войти.

Комната над гаражом встретила пленницу духотой и ядовитой смесью отвратительных ароматов. Тут пахло застарелым потом и кишечными газами, кислым табаком и алкоголем.

У дальней стены всю ширину комнаты занимал топчан, застеленный старыми выцветшими одеялами. Ни стола, ни стульев, ни какой-то другой мебели. Только окно, смотревшее в проулок, и раскаленный потолок из проржавевшего кровельного железа.

В комнате находились несколько мужчин разного возраста. Самый молодой сидел под окном и набивал трубку, остальные спали на топчане. Из-за ужасной духоты все они были едва одеты. Форма, оружие и боеприпасы громоздились у стены.

Вахид затолкнул Ларису в комнату, вошел следом и что-то громко сказал. Мужчины проснулись, подняли головы и недовольно воззрились на них.

Вахид произнес что-то еще, вытащил из кармана полупрозрачные трусики и потряс ими в воздухе. Потом он приподнял юбку пленницы, демонстрируя ее наготу.

Это возымело эффект. Мужчины, давно не видевшие женских тел, оживились, загалдели и полезли с топчана как голодные тараканы.

– Нам подарил ее сам Мохаммад Гурди! – радостно объявил Вахид, подсаживаясь к своему троюродному брату Джафару, такому же неопытному малолетке.

– Что значит «подарил»? – спросил Галиб, самый пожилой охранник в команде, и подозрительно покосился на пленницу.

– Он сказал: «Забирайте эту светловолосую шлюху. Можете пользоваться ею до утра». А нашему Салману он отдал вторую женщину, черноволосую.

– Все верно, – подтвердил третий охранник из смены Вахида. – Я стоял рядом в подвале, когда Мохаммад говорил об этом.

Джафар с Вахидом набивали трубки иранским табаком, добавив к нему по небольшому шарику афганского гашиша.

Шестидесятилетний Галиб первым подошел к светловолосой русской женщине. Он придирчиво осмотрел ее лицо, распахнул полы накидки с растерзанными завязками, деловито взвесил на ладони каждую грудь, ощупал плечи, живот.

– Грудь хороша, но сама худощава, – проговорил боевик, подталкивая пленницу к нарам.

Та покорно присела на край.

Мужчины устроились на корточках вдоль стен и тоже принялись набивать трубки.

Неспешное курение перед близким общением с женщиной было для здешних мест своеобразным ритуалом. Никто не торопился, не выказывал страсти и нетерпения. Все степенно затягивались смесью кислого иранского табака с афганским гашишем. Лишь самые молодые глазели при этом на соблазнительную красавицу, отрешенно глядевшую в пол и не делавшую никаких попыток прикрыть свою наготу.

Даже с учетом немалой разницы в понятиях и стандартах красоты между Востоком и Европой она выглядела потрясающе. Высокая, стройная, с идеальной фигурой, правильными чертами лица, роскошными волосами и глянцевой кожей.

Юный Вахид ощущал себя героем. Ведь именно ему Мохаммад доверил привести сюда эту красотку. Он светился от гордости, распиравшей его, и не знал, чем еще удивить старших товарищей.

Мальчонка перебрался к топчану и устроился у женщины в ногах.

– Затянись, – приказал он, протягивая трубку.

Она не шелохнулась.

Тогда Вахид вставил меж ее губ мундштук и энергично показал, как надо тянуть.

Русская подчинилась, вдохнула дым раз, другой, третий.

Паренек оглянулся на соплеменников и беззвучно засмеялся. Те в ответ понятливо заулыбались. Очень скоро комнатку над гаражом сотрясал их смех.

Было с чего посмеяться. Человек, ранее не пробовавший смеси иранского табака с афганским гашишем, после нескольких затяжек надолго улетал в нирвану. Он полностью терял над собой контроль, отключался либо становился глуповато-веселым и не в меру похотливым. Боевики, искушенные в последствиях курения этой смеси, ожидали перемену в поведении русской женщины. Эти хищники упивались агонией своей будущей жертвы.

Дружное веселье нарушило появление незнакомого человека. Он держал в руках видеокамеру и осветительные приборы.

– Приветствую вас, братья, – сказал этот тип, когда смех затих. – Меня прислал Мохаммад.

– Зачем? – удивился Галиб. – Это помещение отвели для нас!

– Мне не нужно ваше помещение. Я должен снять сюжет с русской.

– Какой сюжет?!

– О том, как воины Аллаха наказывают грязных шлюх.

– Да, Гурди предупредил, что пришлет своего человека, – припомнил Вахид.

– Ты что же, и нас снимать будешь?! – не унимался старый боевик.

Оператор поставил камеру на край топчана и с интересом поглядел на пленницу.

– Нет, ваши лица Мохаммад снимать категорически запретил, – ответил он. – И вообще, прошу поменьше обращать на меня внимания. Развлекайтесь с ней так, словно никого здесь нет.

Хорошие сигареты с фильтром Лариса иногда покуривала. В тяжелые и нервные моменты она могла приговорить и полпачки, а вот действие наркотика испытала впервые. В обыденной жизни у нее не возникало ни желания, ни соблазнов травить себя этой гадостью.

Когда юноша, которому не было и шестнадцати, вставил в ее губы мундштук длинной тонкой трубки, она подчинилась и несколько раз втянула в легкие дым. Голова женщины затуманилась, тонкая вуаль приятной слабости прочно сковала мышцы. Зрение перестало различать лица мужчин, находившихся в трех шагах. Узнаваемым оставался только мальчишка, притащивший ее сюда из подвала и сидевший подле ног.

Кажется, его звали Вахид. Он периодически подносил к губам Ларисы трубку и заставлял ее затягиваться. Другой рукой юнец сдирал с пленницы остатки одежды.

Ее модные трусики валялись в дальнем углу комнаты. Туда же полетели сандалии и накидка. Лифчика на ней не было.

К Вахиду присоединился такой же молодой и неопытный недоросль по имени Джафар. Они тискали ее грудь, оглядывались на товарищей и отпускали сальные шуточки. Те в ответ посмеивались, пожирали глазами постепенно открывавшуюся наготу.

Вскоре в трубке, которую Вахид подносил Ларисе, сгорела вся смесь. Веселье достигло пика. Юнцы уложили пленницу на топчан и сообща стащили с нее юбку, которая тоже отправилась в угол.

Внезапно под потолком вспыхнули три точки. Настолько яркие, что ослепили Ларису.

Пленница прищурилась и с трудом разглядела мужчину, стоявшего над ней с большой видеокамерой. Вначале он снимал ее лицо, потом медленно навел объектив на обнаженную грудь.

В этот момент сознание женщины слегка прояснилось. Она поняла весь ужас происходящего. Возможно, этому способствовал мощный свет электрических фонарей или сам факт фиксации оператором ее наготы.

«Окно! – спонтанно родилась идея. – Оно довольно большое. Стекло в нем тонкое, с длинной трещиной! Я обязательно порежусь, а падение с высоты меня окончательно убьет».

Собрав последние силы, Лариса отпихнула нахальных мальчишек, встала и шагнула к окну, чтобы раз и навсегда покончить с кошмаром. Но ее голова вдруг закружилась. Все вокруг поплыло, перевернулось.

Она упала на пол и сильно ударилась. Ее левую коленку прострелила боль.

Пленницу подхватили крепкие мужские руки, бросили на нары.

С потолка опять ударил яркий свет, который частично заслоняли мужчины, облепившие Ларису со всех сторон. Они настойчиво мяли ее грудь, ползали ладонями по животу и ногам. Она плохо соображала и почти ничего не чувствовала. Сознание медленно покидало ее.

Напоследок Ларису охватил панический страх. Издалека доносились чьи-то голоса и шаги, неприятный смех, какая-то возня.

Очнулась она от нестерпимой боли в паху. По глазам опять резанули пучки света.

С трудом приподняв голову, женщина обнаружила себя лежащей на краю жесткого топчана в неудобной позе. На ней не было ни клочка одежды. Двое мужчин крепко держали ее ноги, задранные к потолку. Между широко разведенных бедер завис оператор, снимая самые сокровенные местечки ее тела. Остальные мужчины, включая двух юнцов, выглядывали из-за плеч оператора и завороженно следили за процессом съемки.

Если бы с Ларисой случилось подобное в иных обстоятельствах, то она определенно лишилась бы рассудка. Сейчас увиденное не взволновало ее, не удивило и не вызвало протеста. Скорее позабавило.

Постепенно разделись и охранники. В комнате над гаражом даже поздним вечером было нестерпимо жарко. Да и возиться с голой девицей, не снимая одежды, было неудобно.

Даже оператор скинул с себя футболку и обувь, остался в одних брюках. Он закрепил под потолком осветительные приборы, перемещался с камерой по топчану и снимал светловолосую русскую бестию со всех ракурсов. Этот тип не мешал боевикам, но, исходя из задачи, поставленной Гурди, подсказывал, кому и что делать.

Сценки, придуманные им, получались отменными.

Вот нога сирийского повстанца давит на горло женщины, агента ФСБ. Да так сильно, что симпатичное лицо наливается кровью.

Вот та же женщина лежит на животе, а в ее ягодицы упирается автоматный ствол.

Теперь боевики переворачивают ее на спину. Двое мужчин широко разводят точеные женские ножки. Камера берет крупный план.

Вот бледное лицо пленницы, отрешенный взгляд серых глаз. На лбу черная повязка с какой-то надписью.

Вот мужская рука подносит к ее груди нож. Два пальца оттягивают сосок. Лезвие плавно скользит и вот-вот рассечет нежную кожу.

Теперь та же женщина стоит на четвереньках. Камера движется вдоль ее тела, поочередно показывая зрителю распущенные волосы, скрывающие плечи, грудь, глянцевый бок, правое бедро. Объектив демонстрирует женщину сзади, постепенно укрупняя план.

В кадре появляется вихрастый затылок юноши. Он старательно выводит черным маркером поперек ягодиц слова презрения и проклятий. За кадром слышится дружный громкий смех.

Первым не выдержал шестидесятилетний Галиб.

– Ну-ка расступитесь, – пробасил он, оттолкнув оператора и мальчишек. – Дайте-ка заняться настоящим мужским делом!

Боевик навалился на пленницу сверху, и объемная женская грудь заколыхалась в такт сильным толчкам.

Скоро Галиб испустил протяжный стон, обмяк и уступил место следующему.

Последними женщиной овладели юнцы. Затем яркий свет погас, и взрослые мужчины улеглись спать.

– Вам надлежит переместить ее к помосту, – сказал Вахиду и Джафару оператор, выключая аппаратуру. – Это приказ Гурди.

Мальчишки кое-как подняли русскую пленницу, заставили ее спуститься по лестнице в гараж. Оттуда они повели женщину через двор к деревянному помосту.

Небо уже было светлым, на востоке занималась заря.

У помоста лениво прохаживался Гурди, потягивая из бутылочки минеральную воду. Невзирая на ранний час, он выглядел отдохнувшим и свежим.

Завидев молодых боевиков, сопровождавших обнаженную Ларису, главарь остановился, криво усмехнулся и заявил:

– Вас можно поздравить. Вы сегодня стали мужчинами!

– Да, Мохаммад, – с гордостью подтвердил Вахид.

– А воинами стать хотите?

– Еще бы!

Гурди кивнул на помост.

– Тогда бросьте ее сюда и подойдите ко мне.

Вахид с силой толкнул женщину. Та потеряла равновесие, упала на жесткую деревянную конструкцию и снова потеряла сознание.

Гурди обнял юнцов, отвел в сторонку и что-то долго им рассказывал. Судя по выражению мальчишеских лиц, предложение босса их очень заинтересовало.

– Все поняли? – спросил он.

– Да.

– Хорошо. Тогда передайте начальнику караула, чтоб к восьми тридцати прислал сюда всех людей, свободных от службы.

К указанному времени во дворе собралась приличная толпа. Личная охрана Гурди, люди хозяина усадьбы, водители и боевики из местного гарнизона, несколько семей, живущих по соседству, воины, прибывшие в Хавар для охраны русских пленников.

На фоне выцветшего брезента яркими пятнами выделялись две женщины. Обе стояли на коленях с заведенными за спину руками. Их головы были опущены, глаза закрывали широкие повязки. На обеих смертницах красное одеяние, обычное для подобных мероприятий.

Позади каждой женщины стоял боевик в маске с ножом в руке. Это были не взрослые мужчины, а подростки не старше пятнадцати лет.

Процесс казни, разумеется, снимал на камеру все тот же вездесущий оператор. Он успел расставить слева и справа от помоста осветительные приборы и парочку микрофонов.

Мохаммад Гурди по традиции надел большие темные очки и произнес перед камерой торжественную речь. Он пообещал всем союзникам скорую победу, а врагам Исламского государства пригрозил мучительной смертью.

– Взгляните на них! – Главарь боевиков с театральным торжеством показал на несчастных женщин. – Они незаконно проникли на территорию нашей страны, собирались убить меня и еще нескольких руководителей оппозиции. Помимо этого женщины-агенты собирали сведения о дислокации наших войск, намеревались узнать координаты центрального госпиталя, чтобы российская авиация нанесла по нему удар и уничтожила. Как, я вас спрашиваю, мы должны поступить с ними?! Разве не будет справедливым казнить их прямо здесь и сейчас?!

Народ, собравшийся поглазеть на экзекуцию, шумел и поддерживал оратора. Некоторые выкрикивали проклятия в адрес этих женщин и требовали скорейшего начала казни.

Она началась.

– Пожалуйста, пощадите нас, – жалобно просила Светлана, когда мальчишеская рука схватила ее за волосы и оттянула голову назад. – Пожалуйста, пощадите! Вы же знаете, что все это неправда! Мы не военные и не проникали в вашу страну…

– Не надо, Света, перед ними унижаться, – спокойным голосом произнесла Лариса. – Эти нелюди недостойны даже того, чтобы с ними разговаривать.

Когда оба женских тела безжизненно упали на помост, Гурди подошел к оператору и распорядился:

– Обработай видео и вместе с предыдущим сохрани на моем ноутбуке в папке «Резерв».

– Где найти твой ноутбук, Мохаммад?

– В моей комнате на столе. Эти захватывающие фильмы еще пригодятся в нашей нелегкой работе.