6. Что у нас на обед?

Конкуренция за пищевые ресурсы – это одна из базовых и самых мощных сил в экосистеме. Чарльз Элтон, создатель инвазивной биологии, считал, что в основе организации экосистем лежит трофическая, или пищевая, пирамида.

На самой нижней или базовой ступени наземные экосистемы получают энергию в виде солнечного излучения, которое является основной «пищей» для первичных производителей (продуцентов) – растений. Растения являются продуцентами, которых, как правило, в экосистеме много. Главными лимитирующими факторами для растений являются солнечный свет, вода и пространство.

Следующая ступень трофической пирамиды представлена первичными потребителями (консументами первого порядка). К ним относятся травоядные, которых иногда подразделяют на пасущихся (поедающих траву) животных, животных, объедающих побеги и листья деревьев, и плодоядных животных, питающихся фруктами. Все эти виды употребляют в пищу растения, то есть первичных производителей. Чтобы пища не иссякла и растительный покров мог восстанавливаться, консументов должно быть намного меньше, чем продуцентов. Фактически примерно 90 % энергии, поступающей в экосистему вместе с солнечным излучением, уходит на «питание» растений, и только 10 % энергии солнца доступно первичным консументам.

На вершине большинства экосистем, на третьей ступени трофической пирамиды находится более малочисленная группа организмов – вторичные консументы (консументы второго порядка). К ним относятся насекомоядные и плотоядные животные – млекопитающие, львы, гиены, ягуары, волки и другие плотоядные, поскольку они поедают первичных консументов. И снова вторичным консументам доступно только 10 % энергии с предыдущего трофического уровня, на котором находятся первичные консументы. Иногда вторичных консументов подразделяют на крупных плотоядных, к которым относятся особи массой более 15 кг, и средних – к ним относятся мелкие виды, рацион которых может состоять на 60 % из не мясной пищи, например из насекомых, грибов, растений или фруктов. Ярким примером среднего плотоядного животного является койот.

Чтобы доказать существование конкуренции между двумя видами, биологи обычно смотрят на их положение в трофической цепи. Добыча пищи – это не только пожизненное бремя, но еще и фактор, который определяет очень многие характеристики вида. В 1904 г. натуралист Джозеф Гриннел, первый директор Музея зоологии позвоночных в Калифорнийском университете в Беркли, заметил: «Численность любого вида животного имеет тенденцию увеличиваться в геометрической прогрессии, и ее рост сдерживается только конечным запасом пищевых ресурсов. Существование в одном местообитании более одного вида возможно только при адаптации к разным типам пищи или способам ее добывания. Два вида с примерно одинаковыми пищевыми потребностями вряд ли смогут долго сосуществовать и сохранить равновесные численности популяций в одной местности. Один вид обязательно вытеснит другой». Ученые говорят, что два вида конкурируют тогда, когда они относятся к одной и той же гильдии. Это понятие, часто используемое экологами, возникло по аналогии со средневековыми торговыми группами, например каменщиков или ткачей. Ткач не конкурирует с каменщиком, но он будет конкурировать с другими членами своей гильдии. Возвращаясь к ископаемым животным, можно сказать, что крупные хищники относились к одной гильдии, а если говорить об их жертвах, то пасущиеся животные и животные, поедающие листья, относились к своим, отдельным гильдиям.

Для многих млекопитающих членство в той или иной гильдии или пищевой группе обычно может быть выведено из анатомических особенностей. У хищников крепкие зубы и челюсти, часто заполненные острыми режущими зубами. Они могут быть быстрыми хищниками-преследователями, такими как волки; или проворными охотниками, атакующими свою добычу с помощью когтей, как львы или саблезубые тигры. Детальное анатомическое сходство обычно неопровержимо показывает, что исчезнувший вид относился (или не относился) к кошачьим, псовым, гиеновым, как пятнистые гиены, медвежьим, как медведь гризли, или куньим, как росомаха. Все это классические зоологические семейства отряда хищные, неформально называемого хищники. Дальнейшее уточнение особенностей питания хищников может быть сделано на основе таких признаков, как размер и пропорции зубов и приспособленность конечностей.

Хотя современные люди относятся к отряду приматов, а не хищных и не имеют таких же хорошо развитых зубов, крепких челюстей, сильных конечностей и тех сенсорных способностей, которые свойственны большинству хищных млекопитающих, по своим поведенческим особенностям Homo sapiens, бесспорно, выполняет роль хищника. Наша способность выполнять роль хищника тесно связана с нашим умением изготавливать и использовать орудия и приспособления, чтобы делать то, что хищники делают с помощью своих челюстей, органов чувств, ног, зубов и когтей. Использование орудий – это основная отличительная черта нашего рода, который начался еще задолго до появления Homo sapiens. Множество находок доказывают, что наш род и многие из наших ближайших родственников начали выполнять роль хищников с момента появления первого различимого каменного орудия.

Археологические артефакты, свидетельствующие об изготовлении и использовании орудий труда неандертальцами и людьми современного типа, довольно многочисленны. Благодаря сотням тысяч каменных орудий, которые были целенаправленно изготовлены и использованы, и благодаря сотням тысяч иссеченных, преднамеренно сломанных, а иногда и обгоревших останков животных, ставших добычей, мы знаем, что и неандертальцы, и современные люди имели большой опыт в изготовлении орудий труда, а также были искусными охотниками на крупного зверя.

Изучение сохранившейся в разных местах древней фауны показывает, что гоминины употребляли в пищу во многом одних и тех же животных, прежде всего диких лошадей, благородных оленей и лосей, северных оленей и дикий крупный рогатый скот, например первобытных быков и бизонов. Все эти животные изображены на изящных наскальных рисунках, созданных людьми современного типа (намного позже исчезновения неандертальцев) в таких местах, как пещеры Ласко и Шове во Франции или пещера Альтамира в Испании. В нескольких местах сравнение ископаемых останков животных, убитых неандертальцами, и животных, убитых современными людьми на той же территории, не показало статистически значимых различий. Другими словами, каждый из двух видов гоминин питался той дичью, которая обитала в тех местах и была в избытке. Если эти виды делили друг с другом одну территорию, то им приходилось делить животных тех видов, на которых они охотились, и конкурировать за эти пищевые ресурсы.

А что с растительной пищей? Ископаемые останки растений встречаются гораздо реже, чем останки животных; листья, фрукты и даже семена хорошо сохраняются только в особых условиях. К счастью, относительный вклад растительных и животных ресурсов в рацион биологического вида может быть измерен с помощью анализа изотопного состава костей представителей гоминин, поскольку атомы, содержащиеся в еде, входят в состав костей и зубов консумента. Так как во всех организмах присутствуют атомы азота и углерода, для анализа оказываются полезны разные изотопы этих элементов. Соотношение между содержанием 12С и 13С, а также между 14N и 15N может быть установлено из анализа костей, а затем использовано для того, чтобы отличить травоядных животных от животных, поедающих листья растений, а также первичных консументов от вторичных. В водных экосистемах диатомовые водоросли и другие группы планктона играют роль продуцентов подобно растениям в наземных экосистемах.

Определение изотопного состава нужно проводить на каждой местности отдельно, поскольку химический состав почвы, количество осадков и другие локальные факторы влияют на результаты анализа костей гоминин и других животных. Обычно, чтобы провести калибровку изотопного состава костей, для каждой отдельной экосистемы, почвы и географической местности используют результаты анализа биологических видов, рацион которых известен, например лосей в качестве растительноядных животных и волков в качестве плотоядных, живущих в тех же местах, где обитали гоминины.

Майкл Ричардс из Института эволюционной антропологии общества Макса Планка и специалист по неандертальцам Эрик Тринкаус из Вашингтонского университета в Сент-Луисе обобщили результаты 13 изотопных исследований неандертальцев и 14 почти аналогичных исследований древних людей современного типа и получили удивительно похожие результаты. Несколько независимых групп ученых изучали взрослых неандертальцев, живших от 120 000 до 37 000 некалиброванных лет назад, и результаты, полученные этими группами, говорили об одном и том же: неандертальцы получали белок преимущественно из мяса крупных наземных млекопитающих, таких как дикие лошади, благородные олени, северные олени и первобытные быки (туры), останки которых в преобладающем количестве найдены в местах археологических раскопок. Содержание изотопов углерода и азота в найденных костях неандертальцев было очень близко к содержанию этих изотопов в костях высших плотоядных (пещерных львов, волков и гиен), обитавших в тех же районах. Изотопный анализ не показал, что неандертальцы в большом количестве питались морской пищей. За долгое время их существования, включая и период снижения численности популяций, рацион питания и трофическая (пищевая) адаптация неандертальцев не менялись.

На сегодняшний день есть еще 14 исследований изотопного состава останков людей современного типа, найденных в Европе, хотя только в десяти из них был проведен как углеродный, так и азотный анализ. Сравнивать результаты этих работ с исследованиями останков неандертальцев не совсем корректно. Только в одном случае (Пештера-ку-Оасе в Румынии) датировка останков человека современного типа относится к периоду около 43 000 некалиброванных лет назад, который пересекается со временем существования неандертальцев. Остальные останки людей относятся ко времени, когда неандертальцы уже были вытеснены из этих мест или полностью вымерли.

Большая часть изотопных исследований костей человека современного типа говорит о том, что его питание также зависело от крупной наземной дичи, однако, по некоторым признакам, рацион человека был более разнообразен. Человек из Пештера-ку-Оасе, судя по всему, был высшим хищником, конкурирующим, как показывает изотопный анализ, с волками и гиенами, основной добычей которых был благородный олень. Изотопный анализ костей с трех стоянок, а именно Пештера-ку-Оасе, Арене Кандиде IP в Италии и Ла Рошет I во Франции, говорит о том, что обитавшие там люди также использовали и морские ресурсы, например рыбу. Изучение фауны позволяет сделать вывод, что рацион людей современного типа был более разнообразен, чем рацион неандертальцев, и включал в себя мелких животных и моллюсков. Более богатый рацион современного человека мог быть следствием более развитого интеллекта, растущей численности популяции или просто технологических различий, тем не менее и неандертальцы, и люди современного типа относились к высшим хищникам, пища которых была богата белками.

В 2006 г. Эрве Бошрен и Дороти Дракер из Тюбингенского университета проанализировали доступные к тому времени результаты изотопных исследований рациона неандертальцев и людей современного типа. Ученые пришли к выводу, что питание неандертальцев и современных людей было очень схожим и «состояло преимущественно из белков, получаемых с мясом травоядных животных. На тех территориях, где обитали оба вида гоминин, они должны были напрямую конкурировать за пищу». Исследователи обнаружили, что рацион неандертальцев фактически не менялся: «Доступные данные изотопного анализа в отношении неандертальцев позволяют предположить, что значимых изменений в их рационе при смене мест обитания с открытой местности на более лесистую не произошло: модель питания, основу которой составляли травоядные животные, обитавшие на открытых территориях, использовалась неандертальцами и в условиях лесистой местности». Рацион как неандертальцев, так и людей современного типа отличался от рациона существовавших в одно время с ними пещерного и бурого медведей, которые были более всеядными. Однако поздняя работа Бошрена раскрывает новые нюансы изменения рациона неандертальцев во времени и пространстве.

Бошрен обобщил данные изотопных исследований, относящиеся к группе стоянок в западной части Франции и двум стоянкам в Бельгии. В течение КИС 3 в обоих регионах животный мир адаптировался к холодному климату. Ее отличительной особенностью была группа млекопитающих, которую иногда называют мамонтовой фауной. В эту группу входили мамонты, шерстистые носороги, благородные олени, лошади, а также северные олени, огромные туры (первобытный неодомашненный скот) и бизоны – всех их называют полорогими жвачными животными. Мамонты и жвачные животные, очевидно, питались на открытых пространствах, где добывали пищу с высоким содержанием изотопа 15N и низким содержанием 13С. Лошади поедали растения на открытых пространствах и на закрытых лесных территориях. Северный олень, типичный представитель видов, приспособленных к жизни в условиях холодного климата и на открытых пространствах, употреблял в пищу другие виды растений, отличавшиеся от тех, которые ели лошади, бизоны и олени. Северные олени в большом количестве поедали лишайник, содержавший больше изотопа 13С и меньше изотопа 15N.

Сравнение соотношения изотопов в костях неандертальцев и гиен, найденных на одних и тех же стоянках, указывает на то, что неандертальцы употребляли в пищу мясо мамонтов и носорогов в большем количестве, чем гиены, питание которых состояло в основном из мяса северных оленей. Бошрен утверждает, что неандертальцы добывали мясо мамонтов и носорогов на охоте, ведь если бы они собирали мясо умерших естественной смертью животных, то в этом случае у гиен было бы столько же или даже больше шансов, чем у людей, воспользоваться этими останками. Кроме того, Бошрен предполагает, что плотоядные хищники выдержали конкуренцию с неандертальцами благодаря тому, что перешли на более мелкую травоядную добычу, оставив неандертальцам охоту на самых крупных животных вроде мамонтов и носорогов.

В еще более позднем исследовании результатов изотопного анализа четверо французских коллег – Виржини Фабре и Сильвана Кондеми из Национального центра научных исследований Средиземноморского университета и Анна Диджиоанни и Эстель Херршер из Средиземноморской лаборатории первобытных обществ Европы и Африки – пришли к тем же выводам, что и Бошрен. Ученые, как и их предшественники, обнаружили, что мясо устойчиво занимало огромную долю в рационе неандертальцев в течение длительного времени, независимо от изменения климатических или других экологических условий, что, вполне вероятно, говорит о специализации вида, потенциально угрожающей его выживанию (что и называется «очень устойчивой пищевой адаптацией»).

В 2012 г. Салазар-Гарсиа, в то время выпускник Университета Валенсии, провел изотопный анализ останков четырех представителей гоминин, найденных на нескольких стоянках неандертальцев в Испании. Он сосредоточил внимание на стоянках, относящихся к периоду КИС 3, которые были расположены в районах с гораздо более мягким климатом, чем районы Центральной и Западной Европы. Он предположил, что вследствие доступности в условиях мягкого климата Иберийского полуострова пригодных в пищу семян, желудей, диких ягод и оливок в южной части полуострова рацион мог в большей степени базироваться на растительной и морской пище, чем в более холодных районах. Подобное открытие дало бы дополнительное подтверждение гипотезе о том, что неандертальцы отступили на юг в поисках умеренных климатических условий. Вместе с тем, основываясь на результатах изотопного анализа, Салазар-Гарсиа восстановил рацион этих неандертальцев, и он оказался очень близок к рациону неандертальцев из других районов. Его отличительной особенностью была огромная зависимость от мяса крупных и средних наземных животных. Результаты анализа не дали никаких свидетельств об интенсивном использовании растительной пищи и мелкой дичи. Аналогичные особенности питания были обнаружены и в северных районах Испании. И хотя микроскопическое исследование зубного камня с зуба неандертальца и острых кромок каменных орудий, найденных на стоянках, позволило найти некоторые свидетельства переработки и употребления растительной пищи, изотопный анализ таких свидетельств не дал, что говорит о несущественной доле подобной пищи в рационе неандертальцев.

Результаты работы Салазара-Гарсиа противоречили результатам исследования фауны и тафономического анализа пещер Горама и Вангард в Гибралтаре, которые были выполнены группой ученых под руководством Криса Стрингера и Клайва Финлейсона. Эти противоречия заставили меня вернуться к оригинальным публикациям, которые, как я считала, мне хорошо известны, поскольку я писала отзыв на одну из них. Здесь я приведу только некоторые из основных выводов, опубликованных в той статье, в том числе те ее фрагменты, которым я не уделила в свое время должного внимания.

В пещере Вангард останки бутылконоса и обыкновенного дельфина, рыбы и тюленя-монаха (на двух костях тюленя присутствовали засечки) были выкопаны вместе с останками 149 моллюсков, остатками кострищ и орудиями, относящимися к мустьерской культуре. Костей неандертальцев, однако, не было. Возможно, из-за того, что обнаружение следов использования морских ресурсов на неандертальской стоянке было несколько неожиданным, девять костей морских млекопитающих и останки 149 моллюсков показались более важными, чем останки наземных млекопитающих. И хотя кости морских млекопитающих действительно присутствовали, их количество составляло только 4 % от общего числа костных фрагментов, остальные же принадлежали наземным животным, из которых 86 % – травоядным и 10 % – плотоядным. Большая часть костей (121 фрагмент) наземных животных принадлежала альпийским горным козлам (козерогам), которые были традиционной добычей неандертальцев и чьи кости преимущественно доминируют в комплексах находок.

Останки 149 моллюсков были расположены в единственном слое размером 12 м², вместе с остатками кострищ, каменным мусором и мустьерскими орудиями. Большую часть моллюсков составляли мидии Mytilus galloprovincialis, которые, вероятно, обитали в окрестности дельты реки. Для раскопок такого масштаба количество мидий было относительно мало по сравнению с более поздними стоянками, где моллюски встречались часто. Другими словами, находки из пещеры Вангард говорили о слабой зависимости от морских ресурсов, а вовсе не об активном и регулярном их использовании – вывод, к которому я пришла намного позже после того, как написала свой отзыв на работу.

Результаты исследования пещеры Горама были опубликованы вместе с данными, полученными в пещере Вангард, которая находится буквально в двух шагах. И в этой работе я снова недооценила важность анализа. Пещера Горама, как и Вангард, не содержала останков гоминин, а только орудия и останки животных. Из 226 фрагментов млекопитающих, которые были найдены и идентифицированы в мустьерском слое пещеры Горама, только одна кость (то есть менее 0,1 % от общего числа) принадлежала тюленю, остальные же кости относились к наземным млекопитающим. Большая часть фрагментов принадлежала животным семейства зайцевых: кости кроликов насчитывали 140 фрагментов, или 62 % от общего числа. В ориньякском слое (культурном слое человека современного вида) пещеры Горама удалось идентифицировать 1026 фрагментов. Из них 723 фрагмента (70 %) принадлежали кроликам, 139 (14 %) – козлам и один фрагмент – тюленю. Как отмечают авторы работы, нет никаких заметных отличий между разнообразием животных в неандертальском слое и слое человека современного типа, и оба слоя, как мне следовало бы заметить, демонстрируют сильную зависимость от наземных животных. Авторство работы принадлежало впечатляющей группе палеоантропологов, которые утверждали, что указанные стоянки свидетельствуют о систематической практике использования неандертальцами морских ресурсов. Теперь я не согласна с тем, что этот вывод достаточно обоснован. По сравнению с наземными доля морских ресурсов крайне мала.

Еще одна особенность исследования гибралтарских пещер, которую я, к своему стыду, пропустила, хотя она напрямую относится к области моих научных интересов, состоит в том, что на найденных костях невероятно часто обнаруживались засечки и другие следы деятельности гоминин. К примеру, почти на половине от общего числа костей из пещеры Вангард можно увидеть засечки и другие признаки человеческой деятельности. По моей оценке, это соотношение намного превышает (почти в десять раз) те значения, которые характерны для исследованных мной комплексов останков. Высокая частота засечек позволяет предположить, что останки подверглись крайне интенсивной обработке с целью извлечь все до последнего съедобные куски. Конечно, довольно сложно оценить, сколько обычно было засечек и повреждений костей, поскольку это зависит от того, какое именно животное стало добычей, насколько опытен охотник, какие орудия использовались, а также от того, с какой целью разделывалась туша – чтобы получить максимальное количество мяса, снять шкуру или собрать сухожилия и кости для какого-то их последующего применения.

Все же эти находки со следами интенсивной обработки не выходят из головы и наводят на мысль о том, что оставившая их популяция неандертальцев выживала в условиях сокращающихся ресурсов. Однако использование морских ресурсов неандертальцами из этой пещеры не подтверждается находками, сделанными в других местах, а также результатами изотопного анализа останков из южной части Иберии, где потенциально доступные ресурсы были идентичными.

Действительно, охота на крупного зверя – опасная и непрогнозируемая стратегия добычи пищи, хотя и неандертальцы, и ранние люди современного типа очень сильно полагались на охоту. Мэри Стинер и Стивен Кун из Аризонского университета сравнили калорийность и количество питательных веществ различной пищи с затратами на ее добычу и обработку. Вот их любопытный комментарий: «Добыча крупного зверя может с лихвой окупить потраченные усилия, однако в качестве основного источника пропитания этот ресурс слишком непредсказуем… Значительное колебание ежедневного потребления белков и жиров детьми, беременными и кормящими женщинами серьезно ограничивает репродуктивный потенциал человеческой популяции. Хотя длительное сохранение одинакового образа жизни в среднем палеолите на территории Старого Света говорит о том, что для взрослых женщин в этих сообществах был характерен приемлемый уровень репродуктивного успеха, тем не менее женская фертильность должна была быть очень низкой вследствие нестабильного рациона питания и необходимости постоянной готовности женщин к участию в охоте. Популяции в среднем палеолите редко достигали большой численности и зачастую вымирали». По предположению исследователей, самое большое отличие между неандертальцами и людьми современного типа в рамках Евразийской экосистемы заключалось в том, что неандертальцы, очевидно, располагали меньшим числом способов и возможностей для сглаживания колебаний объема продовольственных ресурсов по сравнению с современными людьми. Кроме того, неандертальцам был доступен гораздо более ограниченный набор резервных пищевых ресурсов, чем людям современного вида.

До недавнего времени, несмотря на, возможно, избыточно высокое внимание к останкам морских животных, находки из пещеры Горама были лучшим доказательством позднего существования неандертальцев в средиземноморском климате (примерно до 28 000 лет назад), при условии что сами находки были правильно датированы. Однако команда Хигхэма в своем новом исследовании обнаружила, что уровень коллагена в костях из пещеры Горама слишком низок для надежной датировки. Дополнительные образцы из пещер Горама и Вангард или, возможно, новые находки из других мест смогут прояснить, была ли эта территория последним убежищем для неандертальцев. На текущий момент датировка не может ни подтвердить, ни опровергнуть изложенную версию, поскольку даже с помощью самых лучших современных технологий определить точный возраст найденных костей невозможно. И снова датировка – ключевая проблема. Пока она не решена, сложно понять, действительно ли эти находки свидетельствуют о необычной широте рациона неандертальцев и о позднем их существовании на юге. Важность разнообразия рациона обусловлена тем, что использование низкокачественной, но легкой добычи – это эффективный способ компенсации недостатка высококачественного продовольствия, такого как мясо крупных животных.

Можно ли утверждать, что изотопные исследования раскрыли все детали рациона неандертальцев и современных людей? Нет. Некоторые составляющие их рациона, вероятно, не обнаружены, как, к примеру, растительная пища. В целом результаты изотопных исследований согласуются с открытиями, сделанными на основе анализа сохранившихся в различных местах костей животных разных видов. Однако в отличие от данных, полученных на основе анализа фауны, результаты изотопных исследований говорят о большей доле мяса очень крупных травоядных животных в рационе неандертальцев. Это может быть связанно с так называемым шлепп-эффектом (слово «шлепп» в переводе с идиш означает перетаскивание чего-то тяжелого и громоздкого). Серьезные трудности, возникающие при транспортировке частей очень больших животных, могли заставить охотников разделывать добытые туши в полевых условиях вместо того, чтобы нести огромные, покрытые мясом кости или тащить громадные туши к своему месту проживания или в свой лагерь неразделанными. Кроме того, длительное нахождение в том месте, где было убито животное, представляло непосредственную опасность, поскольку могли объявиться конкуренты – плотоядные животные, претендующие на добычу. Любой сообразительный неандерталец отделил бы мясо от костей на месте, а затем вернулся в лагерь только с этим мясом, вследствие чего и возникает разница между результатами изотопного анализа и исследования животных останков.

И все же по крайней мере на одной археологической стоянке были найдены обоснованные доказательства способности неандертальцев охотиться на мегатравоядных, то есть животных огромных размеров, таких как мамонты или шерстистые носороги. В бельгийской пещере Спи (возраст которой недавно был уточнен и составляет около 36 000 некалиброванных или 40 000 калиброванных лет) были найдены останки одного молодого и двух взрослых неандертальцев, а также множество фрагментов черепов и зубов мамонтов, множество останков лошадей, гиен (второй по численности найденных фрагментов вид) и некоторое меньшее количество останков шерстистых носорогов, крупных полорогих животных и северных оленей. Кроме того, были обнаружены редкие кости пещерного медведя, пещерного льва и волка. Скелетные останки мамонтов сильно отличаются от того, что можно было обнаружить, если бы животные были убиты непосредственно на месте находки; у скелетов отсутствовали кости конечностей, позвоночник и ребра. Поскольку мамонты были мамонтами в полном смысле этого слова, на месте их убийства должны были бы находиться все фрагменты скелета. Тем не менее в пещере Спи все останки мамонтов были представлены только фрагментами голов. Бельгийский палеонтолог Матьё Жермонпре с коллегами предположили, что охотники, вероятно, приносили домой только голову для последующего извлечения мозга, богатого жирами, которые так необходимы гомининам, преимущественно питающихся мясом, для пищеварения.

Кроме прочего, возрастной состав убитых мамонтов не соответствовал правдоподобной выборке из стада. Подробного описания возрастного состава мамонтов из пещеры Спи нет, однако совершенно ясно, что примерно 74 % из 56 коренных зубов, для которых можно провести датировку, принадлежали особям младше 12 лет. Действительно, по крайней мере 55 % из этих зубов принадлежали особям младше двух лет – возраст, в котором современные африканские слоны перестают питаться молоком. Это указывает на целенаправленный выбор очень молодых мамонтов, который повторялся долгие годы, что само по себе впечатляет. Как отмечает изучающий дикую природу эколог Чарльз Кей из Университета штата Юта, «чем сложнее хищнику схватить добычу определенного вида, тем больше хищник будет отдавать предпочтение ослабленным и молодым… Поэтому, если двое или больше хищников охотятся на животных одного вида, наименее эффективный из хищников будет стремиться убивать меньше животных, находящихся в расцвете сил».

В пещере Спи часть комплекса находок формируют кости волков, пещерных медведей и пещерных львов, что говорит о возможной конкуренции между хищниками и неандертальцами за пищу. Действительно, убийство подобных хищников, которое можно предположить, но не доказать на основании найденных костей, – это верный признак конкуренции внутри гильдии. До сих пор не найдено ни одной сопоставимой неандертальской стоянки со столь большим числом костей очень молодых мамонтов.

Мамонты не были исключительной добычей неандертальцев, которые должны были конкурировать с людьми современного типа за хоботных животных. Не были они и наиболее распространенной добычей. Своим появлением около 45 000 лет назад современные люди нарушили существовавшую долгое время экосистему, но около 32 000 лет назад произошло еще одно необычное изменение. Вплоть до 15 000 лет назад современные люди убивали и использовали мамонтов в огромных количествах, что не наблюдается ни на одной неандертальской стоянке. В относящийся к этому времени граветтский период появляется множество мест, в которых убивали мамонтов, причем в каждом из них число убитых животных исчисляется от десятков до нескольких сотен особей. К тому времени популяции неандертальцев в лучшем случае существенно сократили свою численность, а в худшем – совсем исчезли.

Упомянутым местам большой охоты на мамонтов не помешала бы передатировка, как и многим другим стоянкам, относящимся к периоду возможного сосуществования неандертальцев и современных людей, однако граветтские стоянки ассоциируются исключительно с последними, а на многих из этих стоянок обнаружены захоронения людей современного типа. На этих стоянках найдено огромное количество костей мамонтов, а на некоторых даже обнаружены специальные места, предназначенные для разделки мамонтовых туш. Кроме того, некоторые стоянки содержат необычно большое количество останков волков, что свидетельствует о конкуренции между этими высшими млекопитающими хищниками и охотниками из числа людей современного типа, которые захватывали Евразию. Одним из первых дел для инвазивного хищника является уничтожение или вытеснение ближайших конкурентов, которые обитали на территории до начала инвазии. В отличие от пещеры Спи в Бельгии – единственной гигантской свалки мамонтовых костей, устроенной неандертальцами, – граветтские находки показывают, что в этот период охотники на мамонтов не были сильно ориентированы на добычу очень молодых особей.

Наконец, на значительной части стоянок имеются шалаши или укрытия, сделанные из старательно уложенных мамонтовых костей, накрытые мамонтовыми же шкурами и опирающиеся на деревянные черенки (рис. 6.1). Были ли некоторые из этих костей отделены от умерших мамонтов для использования в качестве строительного материала в степной зоне, практически лишенной деревьев? Вполне возможно. Укрытие, сделанное из костей и шкуры недавно умершего мамонта, источало бы крайне неприятный запах, который был бы невыносим для людей, живущих в наше время, однако мы не можем быть уверены, что предки были столь же чувствительны. Относительно небольшое количество костей в мамонтовых хижинах имеют следы нападения хищников и засечки, оставленные зубами. Это говорит о том, что либо кости не привлекали хищников из-за низкой температуры, либо, что более вероятно, в качестве строительных материалов чаще использовались старые, очищенные естественным образом кости. Экстремально низкая температура также способствовала замедлению или временной приостановке разложения. Люди не только собирали останки мамонтов для использования в качестве строительного материала. Существует очевидное доказательство того, что люди современного типа уничтожили огромное количество мамонтов ради мяса, шкуры и жира.

Существует несколько точных методов для оценки степени совпадения пищевых ресурсов, которые использовались неандертальцами и людьми современного типа. Количество и видовая принадлежность найденных останков в местах проживания обоих видов гоминин, а также изотопные исследования состава костей гоминин говорят о том, что весьма значительную часть рациона и тех и других составляло мясо животных. Хотя имеются признаки того, что оба вида гоминин также употребляли в пищу растительные продукты или морские ресурсы (или и то и другое), конкуренция внутри гильдии между неандертальцами, людьми современного типа и местными плотоядными животными в этот период была неизбежна.

Имея на руках эти доказательства, мы можем спросить: как показать, что вторжение людей современного типа обострило конкуренцию с неандертальцами?