37. Джесс

Норман вернулся домой. Мистер Адамсон назвал случай «захватывающим» и сделал скидку. Джесс подумала, что он имеет в виду травмы Нормана, но оказалось, что одна из медсестер прочитала блог Никки, когда Танзи о нем упомянула, и ветеринар счел захватывающим то, что Норман, вопреки общим ожиданиям и флегматичному нраву, поднялся на защиту Танзи.

– Наш долг – помочь герою, правда, старина? – Он похлопал Нормана по боку.

Норман немедленно плюхнулся на пол и подставил живот. Похоже, они беседуют не впервые. Когда ветеринар уселся на пол, Джесс на мгновение разглядела за бесстрастным профессиональным обликом живого человека. Широкая улыбка, морщинки в уголках глаз, когда он смотрел на собаку… И в голове Джесс снова прозвучали слова Никки: доброта незнакомцев.

– Я рад, что вы приняли именно такое решение, миссис Томас, – сказал ветеринар, вставая. Они дипломатично сделали вид, что не услышали, как хрустнули его колени. Норман продолжал валяться на спине, вывалив язык и не теряя надежды. А может, слишком растолстел, чтобы встать. – Он заслужил этот шанс. Если бы я знал, как он получил свои травмы, то не стал бы так старательно вас отговаривать.

Джесс заплатила предоплаченной кредитной картой. И положила двадцать фунтов в ящик для сбора пожертвований. Конечно, деньгам можно было найти более полезное применение, но Джесс показалось, что так будет правильно.

По дороге домой Танзи не отходила от огромной черной туши Нормана и цеплялась за поводок, как за соломинку. Впервые за три недели она шла по улице, не держась за руку Джесс.

Джесс надеялась, что возвращение собаки поднимет настроение дочери. Но Танзи оставалась маленькой тенью, молчаливо ходила за Джесс хвостиком по дому, опасливо заглядывала за угол, в конце дня тревожно ждала мать рядом с классным руководителем у школьных ворот. Дома она читала у себя в комнате или молча смотрела мультики на диване, обхватив рукой лежащую рядом собаку. Мистер Цвангараи временно отсутствовал по семейным обстоятельствам, и Джесс невольно загрустила, представив, как он обнаружит, что Танзи решила изгнать математику из своей жизни, что прежней удивительной, необычной девочки больше нет. Иногда ей казалось, будто она обменяла одного несчастного молчаливого ребенка на другого.

Позвонили из Сент-Эннз, чтобы назначить день знакомства со школой, и Джесс пришлось сказать, что Танзи не придет. Слова царапали горло.

– Мы все же советуем сходить, миссис Томас. По нашим данным, дети намного лучше осваиваются в школьной среде, если она им немного знакома. К тому же Танзи встретит своих будущих одноклассников. Вы боитесь, ее не отпустят из нынешней школы?

– Нет. Я имела в виду, что она… она не придет.

– Вообще?

– Вообще.

Короткая пауза.

– Вот как. – Джесс услышала, как секретарь листает бумаги. – Мы говорим о девочке с девяностопроцентной стипендией? Костанзе?

– Да, – ответила Джесс и покраснела.

– Она пойдет в Питерсфилдскую академию? Они тоже предложили стипендию?

– Нет. Дело не в этом, – с закрытыми глазами произнесла Джесс. – Послушайте, вы не могли бы… Нет ли у вас возможности… еще немного увеличить стипендию?

– Еще? – Секретарь явно была захвачена врасплох. – Миссис Томас, это и так самая щедрая стипендия, какую мы когда-либо предлагали. Простите, но это не обсуждается.

Джесс продолжала давить, радуясь, что никто не видит ее позора.

– Если я найду деньги через год, вы придержите место для Танзи?

– Сомневаюсь, что это возможно. Или справедливо по отношению к другим кандидатам. – Секретарь помедлила, возможно внезапно заметив молчание Джесс. – Но, разумеется, мы отнесемся благосклонно, если Танзи когда-нибудь захочет подать новое заявление.

Джесс смотрела на пятно на ковре. Как-то раз Марти затащил в гостиную мотоцикл, и из него протекло масло. В ее горле встал ком.

– Что ж, спасибо, что поставили в известность.

– Послушайте, миссис Томас. – Тон женщины внезапно стал примирительным. – У вас еще неделя до того, как нам придется закрыть место. Мы придержим его до последней минуты.

– Спасибо. Вы очень добры. Но, по правде говоря, это лишнее.

Джесс это знала, и секретарь это знала. Рассчитывать не на что. Иные пропасти не перепрыгнешь.

Секретарь попросила передать Танзи ее наилучшие пожелания относительно новой школы. Прежде чем она положила трубку, Джесс услышала, как она ищет в списках следующего подходящего кандидата.

Танзи она не сказала. Она подозревала, что дочь уже знает. Два вечера назад Джесс обнаружила, что Танзи убрала все учебники по математике из своего шкафа и сложила вместе с оставшимися книгами Джесс на лестничной площадке верхнего этажа, аккуратно засунув между триллерами и историческими любовными романами, чтобы мать не заметила. Джесс осторожно извлекла их и спрятала в шкафу для одежды. Она не знала, чьи чувства щадит – свои или Танзи.

Марти получил письмо от солиситора и позвонил, возмущаясь и бурно объясняя, почему не может заплатить. Джесс сказала, что дело уже вышло из-под ее контроля. Сказала, что надеется цивилизованно все уладить. Сказала, что его детям нужна обувь. О приезде в гости Марти не говорил.

Джесс снова взяли на работу в паб. Девица из «Парижа» перебралась в «Техасские ребрышки», отработав всего три смены. В «Ребрышках» давали больше чаевых и Стюарт Прингл не хватал за задницу.

– Да и черт бы с ней! Она не умела затыкаться во время гитарного соло в песне «Лейла», – заметил Дес. – Все нормальные барменши знают, что во время гитарного соло надо помалкивать.

Четыре дня в неделю Джесс убиралась с Натали и избегала дома номер два в «Бичфранте». Она предпочитала драить духовки и тому подобную работу там, где мало шансов случайно выглянуть в окно и заметить дом с бойкой бело-синей табличкой «Продается». Если Натали и считала, что Джесс ведет себя немного странно, то ничего не говорила.

Джесс разместила объявление в местном газетном киоске, предлагая услуги мастерицы на все руки. «Любая работа, даже самая мелкая». Первый заказ поступил меньше чем через двадцать четыре часа: повесить шкафчик в ванной пенсионерке на Аден-Кресент. Пожилой женщине так понравился результат, что она дала Джесс пять фунтов чаевых, сказав, что не любит пускать мужчин в дом и что за сорок два года ни разу не предстала перед мужем без своего доброго шерстяного жилета. Она порекомендовала Джесс подруге из общежития для пожилых людей, которой надо было заменить стиральную машину и натянуть ковровое покрытие. Затем последовали еще два заказа, тоже от пенсионеров. Джесс отправила второй взнос наличными в дом номер два в «Бичфранте». Натали положила его в почту. Табличка «Продается» оставалась на месте.

Никки выглядел единственным по-настоящему жизнерадостным членом семьи. Казалось, блог помог ему обрести смысл жизни. Он писал в нем почти каждый вечер, рассказывал, как здоровье Нормана, болтал со своими новыми друзьями. Он сказал, что встретился с одним из них в реале, и расшифровал для Джесс – «в реальной жизни». Сказал, что «он ничего». Не в этом смысле. Никки собирался на дни открытых дверей в двух разных колледжах. Он спросил у своего бывшего учителя, как подать заявку на стипендию для малообеспеченных. И все выяснил. Теперь Никки улыбался часто, причем без уговоров. Он упал на колени от радости, когда увидел, как Норман виляет хвостом на кухне. Без малейшей неловкости Никки махал рукой Лоле из сорок седьмого дома, которая, как заметила Джесс, выкрасила волосы в тот же цвет, что и Никки, и играл соло на воображаемой гитаре в гостиной. Никки часто выходил в город. Его тощие ноги словно стали шагать размашистее, плечи не то что бы расправились, но и не были уныло опущены, как несколько недель назад. Однажды он надел желтую футболку.

– А куда подевался ноутбук? – спросила Джесс, зайдя в его комнату как-то днем и обнаружив, что Никки работает на старом компьютере.

– Я отнес его обратно, – пожал он плечами. – Натали меня впустила.

– Ты его видел? – не удержалась она.

Никки отвел взгляд:

– Увы. Его вещи в доме, но сложены в коробки. Сомневаюсь, что он еще там живет.

Этого следовало ожидать. И все же, спускаясь по лестнице, Джесс держалась за живот обеими руками, как будто ей врезали под дых.