22. Джесс
Впоследний раз Джесс видела Марию Костанзу, когда доставила к ней Марти в фургоне брата Лайама. Последние сто миль до Глазго Марти проспал под одеялом, и когда Джесс стояла в чистенькой гостиной Марии и пыталась объяснить, что у ее сына упадок сил, та смотрела на нее с таким видом, будто Джесс пыталась удавить его собственными руками.
Мария Костанза всегда ее недолюбливала. Она полагала, что ее сын заслуживает большего, нежели шестнадцатилетняя школьница с самостоятельно выкрашенными волосами и блестками на ногтях. И что бы Джесс ни делала с тех пор, мнение свекрови о ней осталось невысоким. Она считала попытки Джесс украсить дом эксцентричными. Она полагала на редкость эксцентричным тот факт, что Джесс сама шила детям одежду. Ей ни разу не пришло в голову спросить, почему она шьет детям одежду или почему они не могут себе позволить пригласить дизайнера. Или почему, когда слив засорился, именно Джесс сражалась с двойным коленом под раковиной.
Джесс старалась. Очень старалась. Была вежливой, не сквернословила, не грызла ногти на людях. Хранила верность Марти. Родила самую чудесную малышку на свете, которая всегда была чистой, сытой и веселой. У Джесс ушло почти пять лет, чтобы понять, что дело не в ней. Просто Мария Костанза во всем предпочитает видеть плохое. Она даже ни разу не расплылась в улыбке за время их знакомства. Разве что сообщая плохие новости о друзьях или соседях, например, что кому-то порезали шины или кто-то неизлечимо заболел.
Джесс дважды попыталась позвонить Марии с телефона мистера Николса, но безуспешно.
– Наверное, бабушка еще на работе, – сказала она Танзи, нажав отбой. – Или, может, они отправились проведать новорожденного.
– Вы не передумали ехать? – Мистер Николс взглянул на нее.
– Нет, пожалуйста, отвезите нас. Уверена, они уже вернутся домой, когда мы приедем. По вечерам Мария всегда дома.
Никки поймал в зеркале ее взгляд и отвел глаза. Джесс понимала, почему он так решительно настроен против. И если на появление Танзи Мария Костанза отреагировала довольно равнодушно, то открытие, что у нее есть внук, о котором она даже не знала, было встречено с таким возмущением, словно ей сообщили о семейной вспышке чесотки. Джесс не знала, то ли ее оскорбило, что Никки так долго существовал без ее ведома, то ли невозможность объяснить его появление без упоминания о том, что он незаконнорожденный, и о романе ее сына с наркоманкой, а потому проще всего притвориться, будто внука вовсе не существует. В том числе и поэтому, когда Марти через полгода после ухода объявил, что ему немного лучше, и предложил приехать погостить, Джесс предпочла отказаться, якобы из-за нехватки денег.
– Тебе не терпится увидеть папу, Танзи? – Джесс повернулась на сиденье.
Танзи сидела, прислонившись к Норману, лицо ее было мрачным и усталым. Она встретилась взглядом с Джесс и едва заметно кивнула.
– Так здорово будет с ним повидаться! И с бабушкой, – жизнерадостно заявила Джесс. – Не понимаю, почему это не пришло нам в голову раньше.
Лишь начав звонить бывшему мужу, она сообразила, что у него с незапамятных пор включен автоответчик. Они разговаривали только по «Скайпу» или по мобильному телефону Марти, который почти постоянно был выключен. Это предстоит изменить, подумала Джесс. Очень многое предстоит изменить.
Они ехали в тишине. Танзи задремала, прижавшись к собаке. Никки молча смотрел на темнеющее небо. Включать музыку Джесс не хотелось. Дети не должны заметить, как она переживает из-за того, что случилось в Абердине. Она не вправе даже думать об этом. «Сначала одно, потом другое, – сказала она себе. – Сейчас главное подбодрить Танзи. А потом я придумаю, что делать дальше».
– С вами все в порядке?
– Все хорошо. – Она видела, что мистер Николс ей не верит. – Танзи станет легче, когда она повидается с отцом. Я это знаю.
– Она может участвовать в олимпиаде еще раз, на следующий год. Теперь она знает, чего ожидать.
Джесс попыталась улыбнуться:
– Мистер Николс! Это подозрительно похоже на оптимизм.
Он повернулся к ней, и его глаза были полны сочувствия.
Джесс испытала облегчение, вернувшись в его машину. Странно, но здесь она начинала чувствовать себя в безопасности, словно, пока они внутри, ничего по-настоящему плохого не могло случиться. Джесс попыталась представить, какой прием окажет мать Марти, особенно когда обнаружит, что они собираются переночевать у нее всей толпой. Джесс вообразила, как стоит в гостиной домика Костанзы и пытается изложить цепочку событий, которые привели их сюда. Она представила лицо Марти, когда она расскажет ему о «роллс-ройсе». Мысленно увидела, как они все вместе стоят завтра на автобусной остановке – первом этапе долгого пути домой. На мгновение она задумалась, не попросить ли мистера Николса позаботиться о Нормане, пока они не вернутся. При этой мысли она вспомнила, как дорого обошлась вся эта эскапада, но задвинула тревогу на задворки сознания. Сначала одно, потом другое.
Вероятно, она задремала, потому что кто-то держал ее за руку.
– Джесс?
– Ммм?
– Джесс? По-моему, мы приехали. Навигатор говорит, что это ее дом. Как по-вашему, похож?
Она рывком села и вытянула затекшую шею. Окна аккуратного белого дома рядовой застройки не мигая смотрели на нее. У Джесс рефлекторно засосало под ложечкой.
– Сколько времени?
– Почти семь. – Мистер Николс подождал, пока она протрет глаза. – По крайней мере, свет горит. Наверное, они дома.
Он повернулся на сиденье, пока Джесс пыталась сесть прямо.
– Эй, дети, мы приехали. Пора повидать вашего папу.
Рука Танзи слегка сжимала руку Джесс, когда они шли по дорожке. Никки отказался выходить из машины и заявил, что подождет с мистером Николсом. Джесс решила, что сначала отведет Танзи, а после вернется и попытается уговорить Никки.
– Ты рада?
Танзи кивнула, ее личико внезапно озарилось надеждой, и на мгновение Джесс показалось, что она поступила правильно. Поездка не пройдет впустую, даже если ей придется нелегко. Свои проблемы они с Марти решат позже. Джесс с Танзи остановились полюбоваться кустом чайных роз, выступавшим на середину дорожки. Джесс всегда подозревала, что его специально так посадили, чтобы колоть неосторожных. У переднего крыльца стояли две новые кадки с незнакомыми фиолетовыми цветами. Джесс поправила куртку, убрала волосы с лица Танзи, наклонилась вытереть уголок ее рта и наконец позвонила в дверь.
Сначала Мария Костанза увидела Танзи. Она уставилась сперва на нее, затем на Джесс, и на ее лице быстро сменилось несколько не вполне понятных выражений. Джесс в ответ улыбнулась как можно жизнерадостнее:
– Здравствуйте, Мария. Мы… э-э-э… были неподалеку, и я подумала, что грех не заглянуть проведать Марти. И вас. – (Мария Костанза молча смотрела на нее.) – Мы пытались позвонить, – нараспев продолжила Джесс, не узнавая собственного голоса. – Несколько раз. Я хотела оставить сообщение, но…
– Привет, бабуля. – Танзи бросилась вперед и обхватила бабушку за талию.
Мария Костанза вяло опустила руку на спину Танзи. Джесс отстраненно заметила, что свекровь выкрасила волосы в слишком темный цвет. Мгновение Мария стояла неподвижно, затем взглянула на машину, через заднее окно которой равнодушно смотрел Никки.
«Господи, неужели так сложно хоть раз в жизни проявить радость?» – подумала Джесс.
– Никки сейчас выйдет. – Джесс продолжала старательно улыбаться. – Он только что проснулся. Ему… нужно собраться с мыслями.
Они стояли лицом к лицу и ждали.
– Итак… – Не дождавшись ответа, Джесс заглянула в дом.
– Его… его здесь нет, – сказала Мария Костанза.
– Он на работе? – Джесс проявила неподдельный энтузиазм. – В смысле, просто замечательно, если ему… настолько лучше, что он может работать.
– Джессика, его здесь нет.
– Он болен?
О господи, подумала она. Что-то случилось. И тут она увидела. Впервые в жизни увидела смущение на лице Марии Костанзы.
Джесс наблюдала, как свекровь пытается его скрыть – отворачивается, скрещивает руки на груди.
– И где он?
– Вы… Полагаю, вам нужно с ним поговорить. – Мария Костанза поднесла ладонь ко рту, как будто опасалась проговориться, и осторожно отлепила от себя внучку. – Подождите. Я дам вам его адрес.
– Его адрес?
Она оставила Танзи и Джесс на крыльце и исчезла в маленьком коридоре, наполовину закрыв за собой дверь. Танзи вопросительно посмотрела на мать. Джесс ободряюще улыбнулась. Это оказалось не так просто, как раньше.
Дверь снова отворилась. Свекровь протянула листок бумаги:
– Это в часе езды, быть может, в полутора, зависит от пробок.
Джесс обратила внимание, как застыло ее лицо, и посмотрела мимо нее на маленькую прихожую, где ничего не изменилось за пятнадцать лет их знакомства. Совсем ничего. В голове Джесс зазвенел тревожный колокольчик.
– Хорошо, – сказала она, больше не улыбаясь.
Мария не могла смотреть ей в глаза. Она сгорбилась и положила ладонь на щеку Танзи.
– Ты ведь скоро вернешься и погостишь у бабушки? – Она посмотрела на Джесс. – Вы ее привезете? Прошло столько времени.
Ее безмолвная мольба, признание собственной двуличности действовали на нервы сильнее, чем все, что Мария сделала за годы их отношений.
Джесс повела Танзи к машине.
Мистер Николс поднял взгляд и ничего не сказал.
– Вот, – протянула ему листок Джесс. – Нам сюда.
Он молча начал вводить адрес в навигатор. Ее сердце бешено колотилось.
Она посмотрела в зеркало заднего вида.
– Ты знал, – сказала она, когда Танзи наконец надела наушники.
Никки потянул себя за челку, глядя на бабушкин дом.
– Понял, когда мы говорили по «Скайпу». Бабушка никогда бы не поклеила такие обои.
Джесс не спросила его, где Марти. Даже тогда она думала, что примерно представляет.
Около часа они ехали в тишине. Джесс хотелось всех успокоить, но она не могла говорить. У нее в голове промелькнул миллион вариантов. Время от времени она смотрела в зеркало, наблюдая за Никки. Его лицо было замкнутым, он старательно глядел на обочину. Постепенно она начала видеть в новом свете его нежелание приезжать сюда и даже разговаривать с отцом в последние несколько месяцев.
Они проехали через тусклую сельскую местность и оказались на окраине нового города. Дома с иголочки были расставлены аккуратными широкими рядами. Новенькие машины сверкали на дорожках, словно заявления о намерениях. Мистер Николс затормозил на Касл-Корт. Четыре вишни охраняли узкую мостовую, по которой никто никогда не ходил. Дом был только что построен; окна в стиле эпохи Регентства сверкали, шиферная крыша блестела под мелким дождем.
Джесс смотрела на дом через окно.
– Все в порядке? – Единственная фраза, которую мистер Николс произнес за поездку.
– Подождите минутку, дети. – Джесс вылезла из машины.
Она подошла к двери, перепроверила адрес на листке бумаги и постучала в латунный дверной молоток. Из дома доносился гул телевизора, неясная тень двигалась в ярком свете.
Она постучала еще раз, почти не замечая дождя.
Шаги в прихожей. Дверь открылась, и перед Джесс предстала светловолосая женщина. На ней было темно-красное шерстяное платье и туфли-лодочки. Судя по стрижке, незнакомка работала в банке или магазине, но в душе оставалась рок-звездой.
– Марти дома? – спросила Джесс.
Женщина собиралась что-то сказать, но осмотрела Джесс с головы до ног, оценила ее шлепанцы, помятые белые брюки, и на ее лицо появилось напряженное выражение. Джесс поняла, что она знает. Она знает о ней.
– Подождите здесь, – сказала блондинка.
Дверь наполовину закрылась, и Джесс услышала, как хозяйка крикнула в узкий коридор:
– Март? Март?
Март.
Джесс услышала его приглушенный голос. Он засмеялся и что-то сказал про телевизор, а блондинка заговорила тише. Джесс видела их тени за матовыми стеклянными панелями. А затем дверь отворилась, и на пороге возник Марти.
Он отрастил волосы. У него была длинная, болтающаяся челка, аккуратно зачесанная набок, как у подростка. На нем были незнакомые джинсы темно-синего цвета, и он похудел. Он казался незнакомцем. И еще он побледнел, смертельно побледнел.
– Джесс.
Джесс онемела.
Они смотрели друг на друга. Марти сглотнул:
– Я собирался тебе рассказать.
До сего момента Джесс по-настоящему в это не верила. До сего момента считала, что это какая-то ужасная ошибка, что Марти гостит у друга или снова заболел, а Мария Костанза, с ее неуместной гордостью, не в силах этого признать. Но ошибки быть не могло – Джесс видела его своими глазами.
Дар речи вернулся к ней не сразу.
– Здесь? Это здесь… ты живешь?
Она попятилась, спотыкаясь, и наконец разглядела безупречный палисадник, новенький комплект из дивана и двух кресел, смутно виднеющийся за окном. Она ударилась бедром о машину на дорожке и оперлась о нее рукой, чтобы не упасть, но тут же отдернула руку, словно обжегшись, когда поняла, что это такое.
– Все это время? Мы скребем по сусекам последние два года, чтобы не умереть от голода и холода, а ты живешь здесь, в роскошном доме и с… новенькой «тойотой»?
Марти неловко оглянулся:
– Нам надо поговорить, Джесс.
И тогда она увидела обои в его столовой. В широкую полоску. И все встало на свои места. Его настоятельное требование разговаривать только в отведенное время. Отсутствие номера стационарного телефона. Заверения Марии Костанзы, будто он спит, всякий раз, когда Джесс звонила в неурочное время. Старания свекрови поскорее положить трубку.
– Нам надо поговорить? – Джесс почти рассмеялась. – Да, давай поговорим, Марти. Мне есть что сказать. Два года я ничего у тебя не просила – ни денег, ни времени, ни заботы о детях, ни какой-либо помощи. Потому что думала, что ты болен. Думала, у тебя депрессия. Я думала, ты живешь со своей МАТЕРЬЮ.
– Я действительно жил с мамой.
– Как долго? – (Он поджал губы.) – Как долго, Марти? – пронзительно спросила она.
– Пятнадцать месяцев.
– Ты жил со своей мамой пятнадцать месяцев? – (Он посмотрел себе под ноги.) – Ты живешь здесь уже пятнадцать месяцев? Живешь здесь больше года?
– Я хотел тебе рассказать. Но я знал, что ты…
– Что я распсихуюсь? Из-за того, что ты живешь в роскоши, пока твоя жена и дети барахтаются в дерьме, которое ты оставил дома?
– Джесс…
Она на мгновение замолчала, когда дверь резко открылась. За спиной Марти возникла маленькая девочка с гладкими светлыми волосами; на ней была толстовка «Холлистер» и кеды «Конверс». Она потянула его за рукав.
– Твоя программа, Марти, – начала она, но увидела Джесс и замолчала.
– Иди к своей маме, детка, – тихо произнес он, покосившись в сторону. Он ласково положил руку девочке на плечо. – Я скоро вернусь.
Она настороженно посмотрела на Джесс, вероятно, уловив странное напряжение в воздухе. Они с Танзи были ровесницами.
– Иди. – Марти закрыл дверь.
И в этот миг сердце Джесс окончательно разбилось.
– У нее… у нее есть дети?
Он сглотнул:
– Двое.
Джесс закрыла руками лицо, провела ими по волосам. Развернулась и пошла обратно по дорожке, ничего не видя. Она толком не понимала, куда идет.
– О боже! О боже!
– Джесс… я вовсе не собирался…
Она развернулась и набросилась на него. Ей хотелось его избить. Хотелось попортить его дурацкое лицо и дорогую стрижку. Хотелось, чтобы он на своей шкуре испытал, какую боль причинил своим детям. Хотелось, чтобы он за все заплатил. Марти спрятался за машиной, и Джесс начала пинать ее, не сознавая, что делает, – огромные колеса, блестящие дверцы, дурацкую яркую белую блестящую дурацкую безупречную дурацкую машину.
– Ты врал! Ты нам врал! А я-то пыталась тебя защитить! Поверить не могу… Не могу… – Она пинала машину и чувствовала слабое удовлетворение оттого, что металл поддавался, и неважно, что стопу пронзила боль. Джесс пинала машину снова и снова, молотила кулаками по окну.
– Джесс! Машина! Совсем рехнулась?
Она осыпала чертову машину ударами, потому что не могла осыпать ударами Марти. Била руками и ногами, ни на что не обращая внимания, всхлипывая от ярости; натужное дыхание громко отдавалось в ушах. А когда Марти оттащил ее от машины и крепко схватил за руки, Джесс на мгновение испугалась, что мир сошел с ума, что ее жизнь окончательно вышла из-под контроля, и заглянула в глаза Марти, глаза труса, и в ее голове раздался оглушительный гул. Ей хотелось размазать…
– Джесс! – Мистер Николс обхватил ее за талию и потащил прочь.
– Уберите руки!
– Дети смотрят. Идемте. – Он положил руку ей на плечо.
Она не могла дышать. Из груди рвался стон. Она позволила оттащить себя на несколько шагов. Марти что-то кричал, но она не слышала из-за шума в голове.
– Идемте… Идемте.
Дети. Она посмотрела на машину и увидела лицо Танзи с широко распахнутыми от потрясения глазами и неподвижный черный силуэт Никки за ее спиной. Она посмотрела в другую сторону, на роскошный дом, из окна гостиной которого выглядывали два маленьких бледных личика, за которыми стояла их мать. Увидев, что Джесс смотрит, она опустила штору.
– Ты рехнулась! – вопил Марти, глядя на помятые бока машины. – Совсем рехнулась, твою мать!
Джесс начала дрожать. Мистер Николс обнял ее и повлек к машине.
– Забирайтесь. – Он закрыл дверцу, как только Джесс села на пассажирское место. Марти медленно шел к ним по дорожке, его прежняя развязность внезапно стала заметна, когда Джесс оказалась не права. Она думала, что Марти собирается устроить драку, но в пятнадцати футах он всмотрелся в машину, слегка наклонился, словно чтобы проверить, и Джесс услышала, как за спиной открывается дверца, Танзи выскакивает и бежит к отцу.
– Папа! – завопила она, и он подхватил ее на руки, и Джесс окончательно перестала понимать свои чувства.
Она не знала, как долго сидела и смотрела себе под ноги. Она не могла думать. Не могла чувствовать. Она слышала гул голосов на дорожке, и в какой-то момент Никки коснулся ее плеча.
– Мне очень жаль. – Его голос надломился.
Джесс потянулась назад и крепко сжала его руку.
– Это. Не. Твоя. Вина, – прошептала она.
Дверца наконец открылась, и мистер Николс сунул голову в машину. Его лицо было мокрым, с воротника стекали капли дождя.
– Все в порядке. Танзи останется здесь на пару часов.
Джесс уставилась на него, внезапно встревожившись.
– Ну нет, – начала она. – Он ее не получит. Только не после того, что он…
– Джесс, это не ваше с ним личное дело.
Джесс повернулась к дому. Передняя дверь была приоткрыта. Танзи уже была внутри.
– Но она не может остаться здесь. Только не с ними…
Мистер Николс забрался на водительское сиденье, наклонился и взял Джесс за руку. Его ладонь была ледяной и мокрой.
– Танзи нужно повидаться со своим папой. – Он говорил с ней, как с трудным ребенком. – У нее был тяжелый день, и она попросила разрешения немного побыть с ним. Джесс, если это и правда его новая жизнь, Танзи обязательно должна быть ее частью.
– Но это…
– Нечестно. Я знаю.
Они сидели втроем и смотрели на ярко освещенный домик. Ее дочь сейчас там. С новой семьей Марти. Казалось, сердце Джесс вырвали из груди.
Она не сводила глаз с окна.
– А если она передумает? Она останется совсем одна. И мы их не знаем. Я не знаю эту женщину. Она может оказаться…
– Танзи со своим папой. У нее все будет хорошо.
Джесс смотрела на мистера Николса. Его лицо было сочувственным. Но голос – странно твердым.
– Почему вы на его стороне? – прошептала она.
– Я не на его стороне. – Он сжал ее пальцы. – Давайте поищем, где перекусить. Мы вернемся через пару часов. Далеко уезжать не будем и сможем вернуться в любой момент, если потребуется.
– Нет. Я остаюсь, – раздался голос сзади. – Я остаюсь с ней. Чтобы она не была совсем одна.
Джесс обернулась. Никки смотрел в окно.
– Ты уверен?
– Со мной все будет в порядке. – Его лицо ничего не выражало. – Неважно. Мне даже интересно выслушать его объяснения.
Мистер Николс проводил Никки до передней двери. Джесс смотрела на пасынка, на его длинные тощие ноги в обтягивающих черных джинсах, на то, как недоверчиво и неловко он стоял, когда дверь отворилась, чтобы впустить его. Блондинка попыталась ему улыбнуться и украдкой посмотрела на машину. Боится, наверное, рассеянно предположила Джесс. Дверь за ними захлопнулась. Джесс закрыла глаза, не желая видеть детей в чужом доме. Не желая представлять, что происходит за дверью.
А затем мистер Николс сел в машину в облаке холодного воздуха.
– Поехали, – сказал он. – Все в порядке. Не успеете оглянуться, как мы вернемся.
Они сидели в придорожном кафе. Есть Джесс не могла. Она пила кофе, больше не опасаясь, что не сможет уснуть. Мистер Николс купил бутерброд и просто сидел напротив. Она сомневалась, знает ли он, что сказать. Два часа, твердила она себе. Два часа, и я получу их обратно. Ей просто хотелось вернуться домой. Хотелось сидеть в машине с детьми и ехать прочь. Прочь от Марти и его вранья, от его новой подружки и фальшивой семьи. Все остальное ее не беспокоило. Она следила, как стрелки часов ходят по кругу. Кофе стыл. Каждая минута казалась вечностью.
За десять минут до отъезда зазвонил телефон. Джесс схватила трубку. Незнакомый номер. Голос Марти.
– Ты не могла бы оставить сегодня детей у меня?
У нее перехватило дыхание.
– Ну нет, – отрезала она, когда снова обрела дар речи. – Ты не отберешь их у меня, не так просто.
– Я всего лишь… пытаюсь им все объяснить.
– Что ж, желаю удачи. Потому что я вот никак не пойму. – Она повысила голос. Люди за соседними столиками маленького кафе поворачивали головы.
– Я не мог тебе сказать, Джесс, ясно? Потому что знал, что ты отреагируешь именно так.
– А, так это моя вина. Ну конечно!
– Мы разошлись. Ты знала это не хуже меня.
Джесс стояла. Она не заметила, как вскочила на ноги. Мистер Николс почему-то тоже встал.
– Плевать я хотела на нас с тобой, ясно? Но мы жили впроголодь с тех пор, как ты ушел, и тут вдруг оказывается, что ты живешь с другой женщиной со своим новеньким диваном и блестящей машиной и кормишь ее детей. Хотя говорил, что не можешь и пальцем пошевелить ради своих. Да, Марти, вполне вероятно, что мне это пришлось бы не по душе.
– Я живу не на свои деньги. Это деньги Линзи. Я не могу кормить твоих детей на ее деньги.
– Моих детей? Моих детей? – Она вышла из-за стола и направилась к двери, ничего не видя перед собой. Она смутно сознавала, что мистер Николс подзывает официантку.
– Послушай, – сказал Марти, – Танзи очень хочется остаться. Она явно расстроена из-за истории с математикой. Она попросила меня попросить тебя. Пожалуйста.
Джесс не могла говорить. Она стояла на холодной автомобильной парковке, закрыв глаза и сжимая телефон пальцами с побелевшими костяшками.
– К тому же я хочу уладить разногласия с Никки.
– Ты… невозможен.
– Просто… просто дай мне уладить разногласия с детьми, пожалуйста. Мы с тобой можем поговорить позже. Но сегодня, пока они здесь… Я скучал по ним, Джесс. Я знаю, знаю, все это моя вина. Я ужасно себя вел. Но я действительно рад, что правда вышла на свет. Я рад, что ты в курсе, что происходит. И я просто… хочу жить дальше.
Джесс смотрела прямо перед собой на парковку. Вдалеке мигали голубые огни полицейской машины. Заболела нога. Джесс прижала ладонь к лицу и наконец сказала:
– Дай трубку Танзи.
Короткая пауза, стук двери. Джесс глубоко вдохнула.
– Мама?
– Танзи? Милая? У тебя все в порядке?
– Все хорошо, мама. У них есть черепахи. Одна из них хромает. Ее зовут Майк. Можно мы заведем черепаху?
– Мы об этом поговорим. – (В трубке бренчали кастрюли, бежала из крана вода.) – Ты правда хочешь остаться на ночь? Это вовсе не обязательно. Просто… делай, что сама хочешь.
– Я бы с удовольствием осталась. Сюзи милая. Она обещала одолжить мне свою пижаму с героями «Классного мюзикла».
– Сюзи?
– Дочка Линзи. Это будет вроде вечеринки с ночевкой. А еще у нее есть специальные бусины, которые можно составить в узор и закрепить утюгом.
– Хорошо.
Короткая пауза. Приглушенное бормотание в трубке.
– Когда ты заберешь меня завтра?
Джесс сглотнула и постаралась говорить спокойно:
– После завтрака. В девять утра. И если ты передумаешь, просто позвони, хорошо? В любое время. И я сразу тебя заберу. Хоть среди ночи. Неважно.
– Знаю.
– Я приеду в любое время. Я люблю тебя, милая. Звони в любое время.
– Хорошо.
– Ты… ты не могла бы передать трубку Никки?
– Я люблю тебя.
– До свидания.
– Я сказал ему, что останусь, – бесстрастно сообщил Никки. – Но только, чтобы присмотреть за Танзи.
– Хорошо. Мы остановимся где-нибудь поблизости. Она… Эта женщина… Она вменяемая? В смысле, вам обоим ничего не грозит?
– Линзи? Она ничего.
– А ты… У тебя все нормально? Он не…
– Все в порядке. – Долгое молчание. – Джесс?
– Да?
– У тебя все нормально?
Ее лицо сморщилось. Она молча вдохнула, подняла руку и вытерла слезы, которые беззвучно струились по щекам. Она и не знала, что в ней столько слез. Она не отвечала Никки, пока не смогла говорить ровным голосом.
– У меня все хорошо, милый. Развлекайтесь и не волнуйтесь обо мне. Увидимся утром.
Мистер Николс стоял у нее за спиной. Он молча взял у Джесс телефон, не сводя глаз с ее лица:
– Я нашел гостиницу, где пускают собак.
– А бар там есть? – Джесс вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Что?
– Мне нужно напиться, Эд. В хлам. – Он протянул ей руку, и она взяла ее. – К тому же, кажется, я сломала палец на ноге.